ВАВИЛОВ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (род. в 1887 г. — ум. в 1943 г.)

ВАВИЛОВ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ

(род. в 1887 г. — ум. в 1943 г.)

Выдающийся биолог, растениевод, агроном, систематик, биогеограф, путешественник и педагог. Основоположник советской школы генетики. Действительный академик АН СССР, академик и первый президент ВАСХНИЛ, член многих зарубежных академий и биологических обществ, основатель саратовской школы генетики, организатор Всесоюзного института растениеводства. Лауреат премии им. Ленина (1926 г.).

Автор около 300 научных работ.

История знает немного примеров, когда творческий путь ученого был бы так целенаправлен, как путь Н. И. Вавилова. И еще меньше примеров такой многосторонности исканий, особенно у ученых XX в., с их все более усиливающейся узкой специализацией. Николай Иванович любил повторять, что жизнь коротка и нужно спешить. Можно с уверенностью сказать, что он не потерял напрасно ни одного дня, а сделанного им хватило бы на несколько жизней.

Просто удивительно, откуда у городского мальчишки, родившегося 26 ноября 1887 г. в Москве, могла появиться такая тяга к растительному миру. Его отец, Иван Ильич Вавилов, сирота-самоучка из певчих, выбился в люди и работал одним из директоров «Трехгорной мануфактуры». Он мечтал, что его сыновья пойдут по коммерческой линии. Правда, он замечал, что и старший Николай, и младший Сергей вечно возятся в сарае. Там мальчишки соорудили настоящую лабораторию, засушивали разные цветочки-лепесточки, накалывали на иголки букашек. Им вечно были нужны гривенники, но не для баловства, а для покупки различных аптечных препаратов. Однако Иван Ильич был так уверен, что Николай станет коммерсантом, что даже отдал его не в гимназию или реальное училище, а в коммерческое. Того, впрочем, это вполне устраивало: здесь больше внимания уделяли преподаванию естественных наук, чем закону Божьему и латыни. Мать же, Александра Михайловна, в жизнь детей особо не вмешивалась, не стояла над душой с нравоучениями. Она видела, что Николай всегда сумеет постоять за себя и младших, и этого ей было достаточно.

Но, когда стал вопрос, куда идти учиться после училища, Николай, отказавшись от денежного и почетного поприща коммерсанта, которое ему уготовил отец, решительно отстоял свое право быть биологом. Не порадовали родителей своим жизненным выбором и остальные дети. Александра стала врачом и ученым. Лидия избрала профессию микробиолога (она умерла молодой во время ликвидации эпидемии оспы). Сергей тоже ушел в науку и основал советскую школу физической оптики.

Но самым известным в семье Вавиловых стал Николай. Поступить на медицинский факультет университета без знания латыни оказалось невозможным, и, чтобы не терять год на самостоятельное изучение языка, юноша продолжил образование в Московском сельскохозяйственном институте. Своей специализацией Николай избрал физиологию растений. У него на курсе читали лекции такие известные профессора, как Н. Худяков, С. Ростовцев и Д. Прянишников. Под их руководством он изучил самый трудный и надежный язык в науке — язык точного опыта.

Тогда же, в студенческие годы, началась и научная жизнь Вавилова. Он возглавил студенческий кружок любителей естествознания, готовил и читал доклады («Дарвинизм и экспериментальная морфология»), вел самостоятельные научные исследования и при этом никогда не отставал от учебного плана. В 1908 г. Вавилов совершил свое первое путешествие. Вместе с кружковцами он прошел караванным путем по Северному Кавказу и Закавказью, собрав во время экспедиции обширную коллекцию растений. Однако его научные интересы еще не устоялись. Николай с жадностью хватался за все. Так, на XII съезде русских естествоиспытателей и врачей (1909 г.) Вавилов участвовал в работе сразу нескольких секций — химии, ботаники, агрономии, географии, этнографии и энтомологии. Его коллекция паразитирующих грибов была представлена на Пятой выставке садоводов (1910 г.), где удостоилась серебряной награды. На старших курсах Николай работал над проблемой невосприимчивости растений к разным заболеваниям. Несколько позже он обосновал свое учение об иммунитете растений в отдельной статье.

Наблюдавшие за его деятельностью профессора в один голос заявляли: «Впервые видим, чтобы науку делали с пеной у рта». Внешне мягкий и сговорчивый, рассеянный и вечно поглощенный очередными научными проблемами, Вавилов охотно признавал свои ошибки, если его в этом убеждали, но становился абсолютно непреклонным, когда оппонент не приводил серьезных доказательств. «Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся», — заявил он, выступая на одной из дискуссий. Этими словами Вавилов словно предопределил свою судьбу.

В 1911 г. Николай окончил институт. Его лабораторная работа «Голые слизни (улитки), повреждающие поля и огороды Московской губернии» была засчитана как дипломная и после публикации удостоена премии Московского политехнического музея. Желаний и целей у Вавилова было так много, что он просто стоял на распутье. Талантливому выпускнику предложили остаться в институте на кафедре частного земледелия для подготовки к профессорскому званию (он получил его в 1914 г. в 27 лет) и прикомандировали к селекционной станции, где он сразу окунулся в опыты по исследованию иммунитета растений. В том же году Николай устроился на работу в Бюро прикладной ботаники в Санкт-Петербурге и начал преподавать на Высших Голицинских сельскохозяйственных курсах. А по ночам работал в лаборатории Бюро микологии и фитопатологии, стремясь объять необъятное и совместить несовместимое.

Общительный, веселый, красивый, вездесущий Николай был совершенной противоположностью своей молодой жене. По нему тайно вздыхала половина институток, а он выбрал некрасивую, замкнутую, однако очень решительную Екатерину Николаевну Сахарову. Она была прекрасно образована, но не по-женски расчетлива и холодна. Однако в ней было то, чего так не хватало Вавилову на первых порах, — умение сделать выбор и идти к единственной цели, а посему Катя стала ему надежной опорой. Его занятия в это время были расписаны по «получасам», запредельные нагрузки Николай переносил с азартной неистовостью, работая по 18 часов в сутки. И это не осталось незамеченным. Талантливому ученому было поручено выступить с актовой речью на Голицынских курсах (1912 г.). Он поразил высокую аудиторию не только редкостной по тем временам темой «Генетика и ее отношение к агрохимии», но и глубиной охвата материала. Несколько позже эта речь была издана отдельной брошюрой.

Вавилов был увлечен проблемой влияния условий среды на восприимчивость растений к заболеваниям. Для более глубокого изучения этой темы в 1913 г. его командировали в Англию к «первому апостолу нового учения», одному из основателей генетики Уильяму Бэтсону. Для молодого ученого это стало «Меккой и Мединой», хотя он и не принял слепо теорию «развертывающегося клубка». В течение года Вавилов завершил работу над статьей об иммунитете растений к грибковым заболеваниям и опубликовал ее в журнале, основанном Бэтсоном. На следующий год Николай Иванович познакомился с работами крупнейшей семеноводческой фирмы Вильморенов во Франции, затем отправился в Германию к известному биологу-эволюционисту Эрнсту Геккелю. Здесь его и застала Первая мировая война, и он с трудом добрался в Россию, где продолжил изучение проблем иммунитета. При этом Вавилов стремился охватить все разнообразие растений: от злаков он перешел к бобовым, плодовым и огородным культурам, наблюдал за виноградом, льном и розами.

Рутинная исследовательская работа никогда не казалась ему скучным и изнурительным делом. Он успел изучить «только» 350 сортов овса и 650 — пшеницы, а также пережил «роман с персидской пшеницей», когда в 1916 г. военное ведомство отправило его в Иран для выяснения причин массового отравления русских солдат хлебом. Вопрос этот Вавилов разрешил моментально, установив, что пшеница сильно засорена ядовитым плевелом. На этом официальная миссия ученого завершилась, и оставшееся время он использовал для исследования Ирана, Памира и Персии, пытаясь найти родину персидской пшеницы. Одновременно ученый искал формы и сорта с полезными для человека свойствами — рожь с крупными колосьями и зерном, пшеницу, которую не поражают болезни. Из поездки Вавилов привез множество растений, пополнивших его и без того уже большую коллекцию, и абсолютное убеждение в «поразительной концентрации богатств разновидностей пшеницы по мере приближения к древним очагам земледельческой культуры». Это стало первым шагом к исследованиям растительных ресурсов планеты. Здесь Вавилов был первооткрывателем, потому что до него никто целенаправленно этим вопросом не занимался. Ему хотелось продолжить свои исследования в Афганистане, Африке, Абиссинии, Судане, но война, а вслед за ней революция надолго отодвинули задуманные экспедиции.

В 1917 г. профессор Вавилов переехал в Саратов на должность рядового преподавателя сельскохозяйственных курсов (спустя год преобразованных в институт). На его лекции ломились не только студенты, но и научные работники смежных кафедр, агрономы, сотрудники селекционной станции. Именно здесь на кафедре частного земледелия и генетики зародилась школа, повернувшая в новое русло растениеводческую науку. И когда Вавилову предложили место помощника заведующего Отделом прикладной ботаники в Петрограде, он далеко не сразу решился оторваться от научных исследований. «У меня тьма своих дел: иммунитет, гибриды и некоторые ботанико-географические работы… Боюсь, я слишком свободолюбив в распределении своего времени». О его режиме работы ходили легенды, и вавиловская фраза, произносимая чаще всего после полуночи: «Жизнь коротка… Завтра в четыре утра.» — никогда не вызывала у подчиненных недовольства. Ведь профессор на опытном поле пахал, сеял, жал и вязал снопы наравне с лаборантами.

Но такой стиль жизни совершенно не устраивал его супругу. Брак не спасло даже рождение сына Олега. У Николая Ивановича появилась новая семья. Тихая, хрупкая, очень женственная студентка Леночка Барулина, которую профессор всегда именовал Еленой Ивановной, превратилась в преданного делу ученого и до конца дней стала для него верной женой, помощницей и подругой. У них подрастал сын Юра, но о своем первенце Вавилов никогда не забывал.

Годы, проведенные в Саратове, были невероятно плодотворными. Изучая иммунитет растений, ученый пришел к выводу, что в эволюционном развитии организмов нет хаоса и, несмотря на многообразие форм живого, изменчивость укладывается в определенные закономерности. Так появилась мысль о единстве многообразия — главная в вавиловском труде «Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости». Это открытие по своему значению в биологии равно периодической системе Менделеева в химии. Ведь недаром доклад Николая Ивановича на эту тему на III Всероссийском селекционном съезде в Саратове 4 июля 1920 г. был признан крупнейшим событием в мировой биологической науке, а профессор В. Зелинский кричал, перекрывая шум аплодисментов: «Биологи приветствуют своего Менделеева!»

В США на Мировом конгрессе по сельскому хозяйству (1921 г.) даже на фоне обостренных дипломатических отношений авторитет Вавилова и приоритет советской науки был принят безоговорочно, а к середине 1930-х гг. закон Вавилова стал азбучной истиной для всякого грамотного биолога. К своему удивлению, Николай Иванович понял, что большинство американских ученых вели разрозненные исследования вслепую. Единственным, кто целенаправленно шел вперед, был Т. Морган. Во время пребывания в США Вавилов не только закупал маленькими порциями семена, собранные в дальних экспедициях «охотниками за растениями», но и приобретал огромные партии сортовых семян для голодающего Поволжья.

Еще перед поездкой в США Вавилов с группой саратовских сотрудников, которых именовали попросту «Вавилоном», все-таки переехал в Петроград, где возглавил Отдел прикладной ботаники. С этого момента началась его работа по организации сельскохозяйственной науки в стране. В 1922 г. Николай Иванович (к этому времени уже член-корреспондент Академии наук, а с 1929 г. — академик) стал во главе только что образованного Государственного института опытной агрономии, два года спустя занял пост директора Всесоюзного института растениеводства (ВИР). Он был и первым президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина (ВАСХНИЛ). Под его руководством в стране возникли сотни селекционных станций и десятки крупных институтов зернового и картофельного хозяйства, овощеводства, кормов, хлопководства и др. За свой научный подвиг Вавилов в 1926 г. был в числе первых советских ученых удостоен премии им. В. И. Ленина. Со всех сторон к нему стекались лучшие специалисты — ботаники, физиологи, биохимики. Они сумели уловить закономерности в поведении одних и тех же сортов, попадающих в разные географические условия. За эти исследования Николай Иванович получил золотую медаль на Международном съезде в Италии, который постановил провести под его руководством географические опыты в мировом масштабе.

Еще заполняя пустующие клетки гомологических рядов, Вавилов пришел к мысли о существовании центров происхождения культурных растений. На основе своей все пополняющейся коллекции он определил, что на Земле существует пять таких центров: горные районы Юго-Западной и Юго-Восточной Азии, Средиземноморье, Горная Абиссиния (Эфиопия), Южная и Центральная Америка. В 1926 г. Вавилов изложил результаты исследований о происхождении культурных растений в различные эпохи древнейшего и древнего мира в своей второй важнейшей работе «Центры происхождения культурных растений». Впоследствии границы этих очагов расползания растений уточнялись, добавились три новых очага. Эти свои искания Николай Иванович называл «философией» и уверенно (и, как оказалось, абсолютно верно) заявлял, что «ботаник может поправить историка и археолога». Входившие в кабинет директора сотрудники часто заставали своего начальника лежащим на полу на большой географической карте. Но путешествовал он не только мысленно. Вавилов снаряжал экспедиции во все доступные уголки (представителей СССР не везде пускали), да и сам стал знаменитым путешественником.

В 1924 г. Николай Иванович вновь посетил основные земледельческие районы Афганистана, откуда привез рукопись объемом в пятьсот страниц с приложением большого числа фотографий и рисунков, более семи тысяч образцов семян и колосьев культурных растений, около тысячи листов гербария. За это поистине героическое путешествие Вавилов получил золотую медаль им. Пржевальского «За географический подвиг», а в 1931 г. Всесоюзное географическое общество избрало его своим президентом. В путешествиях ему очень помогало знание около 20 иностранных языков, а также умение легко находить общий язык с разными людьми.

Так, когда в 1927 г. Вавилов приступил к изучению Средиземноморского очага и запланировал поездки в Алжир, Тунис, Марокко, Ливан, Сирию, Грецию, Палестину, Италию с островами, южную часть Франции, Португалию, Испанию, Эфиопию и Эритрею, то оказалось, что официальным путем получить визы невозможно. Однако маркиза де Вильморен лично посетила Пуанкаре и Бриана, а в своем прошении им написала: «Я ручаюсь за Вавилова, как за себя. Он сделал многое для Вильморенов. Исследования его имеют мировое значение. И Франция от них получит не менее других». Все намеченные районы Николай Иванович исследовал за полтора года и отовсюду отправлял в институт сотни посылок с семенным материалом. После прочитанной в Тель-Авиве лекции он писал жене: «Здесь теперь мне не стало житья после лекции. И надо удирать. Всем надо знать мнение проф. Вавилова. Из скромного туриста, никому не известного, тут меня сделали известным. 3 номера газет посвящены изложению наших работ… Единственный плюс известности: я начал получать очень хорошие презенты, нам нужные. Много изданий. Вот принесли 14 сортов миндаля, 40 сортов клещевины. Словом, и я эксплуатирую, кто кого больше — в этом вопрос».

В 1929 г. Вавилов обошел северо-западную часть Китая, Корею, Японию и Тайвань. Через год он поехал исследовать флору Северной и Центральной Америки. В 1932 г. Николай Иванович посетил Швецию и Данию, ряд провинций Канады, земледельческие районы Мексики, Перу, Боливии, Бразилии, Кубы… Всего он побывал более чем в 50 странах и, конечно, объездил весь Советский Союз.

Вавилов собрал почти все, что было создано человечеством за многовековую историю земледелия, обнаружил диких предков многих культурных растений. Коллекция Всесоюзного института растениеводства к 1940 г. насчитывала 250 тысяч. На полях Всесоюзного института растениеводства под Ленинградом, на многих опытных станциях в разных областях страны эти семена высевали на делянках. Выросшие из них растения изучали, отбирали лучшие с ценными свойствами, например засухоустойчивую неполегающую пшеницу, сладкие крупные дыни, крахмалистый картофель, высокобелковую фасоль, хлопчатник с длинным и тонким волокном. На их основе создавались высокоурожайные сорта, которые постепенно внедрялись на колхозные и совхозные поля.

Но гомологические ряды и центры происхождения культурных растений — не единственные открытия Вавилова. Ученый разработал основы селекции растений — науки о выведении новых сортов. Он опубликовал около 300 научных работ по селекции, земледелию, географии, организации сельского хозяйства. Николай Иванович вырастил новое поколение селекционеров. Он постоянно продуцировал новые идеи. Благодаря ему появилась агроэкологическая классификация культурных растений, которая базировалась не на внешних признаках — остях и пленках, а на важнейших биологических и хозяйственных. Вавилов разработал систему циклических скрещиваний, которая позволяла вскрыть весь наследственный потенциал вида. Вместе с сотрудниками ВИРа подготовил фундаментальный труд «Теоретические основы селекции» (1935–1937 гг.), признанный крупнейшим и современнейшим в мире руководством. В 1930-е гг. Вавилов все больше внимания уделял развитию генетики — науки о законах наследственности и изменчивости организмов. В 1930 г. Николай Иванович возглавил первое в стране академическое учреждение, занимавшееся вопросами генетики, — лабораторию, через три года ставшую Институтом генетики АН СССР. Он избирался также иностранным членом Чехословацкой, Шотландской, Индийской, Германской академий наук, Линнеевского общества в Лондоне, Американского ботанического общества. Да и на родине обязанностей у Вавилова было предостаточно. Так, он писал своему сотруднику Н. Тулайкову: «Только что кончил ревизию 25 опытных учреждений Ср. Азии и Кавказа и еженедельно получаю задания от правительства и разных наркоматов…» Он был членом созданной В. Вернадским Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС), членом комитета по химизации и многих других комиссий, комитетов и научных обществ.

И только когда заканчивалась государственная и общественная деятельность, Вавилов приступал к настоящей — научной — работе. Величие ученого было очевидно, именно поэтому он стал объектом жестокой травли и недостойной критики со стороны Т. Д. Лысенко, И. И. Презента и их единомышленников. Полемизируя с Лысенко, Вавилов подчеркивал свое расположение к молодому, энергичному и увлеченному своими идеями новатору. Он надеялся, что малообразованный, но в общем-то талантливый Трофим Денисович с годами освободится от своих заблуждений и начнет отличать зерна от плевел. Николай Иванович пытался спасти подающего надежды ученого, но Лысенко, считавший себя мессией биологических наук, твердил, что его яровизацию «зажимают», а ведь он обещал завалить страну хлебом буквально за несколько лет. Единственно, что у него хорошо получилось, так это то, что он внес разлад в спаянный вавиловский коллектив. Вавилов убеждал и аргументировал, Лысенко и иже с ним голословно разоблачали, клеветали, требовали наказать несогласных с их «светлыми идеями».

Отвечать на личные выпады у Вавилова просто не было времени. Бесконечно терпимый к инакомыслию, он не обратил внимания на характеристику, данную Лысенко В. Федоровичем: «Если судить о человеке по первому впечатлению, то от этого Лысенко остается ощущение зубной боли, — дай Бог ему здоровья, унылого он вида человек. И на слово скупой и лицом незначительный, — только и помнится угрюмый глаз его, ползающий по земле с таким видом, будто по крайней мере собирался он кого-нибудь укокать». Да, этот человек оказался страшнее зубной боли, и «укокал» он не только Вавилова и его сторонников, но и всю советскую генетику.

Критики заявляли, что ВИР оторван от жизни, что теоретические работы Вавилова и его сподвижников бесплодны, противоречат дарвинизму и даже реакционны. К Лысенко примкнули ученые-неудачники, и травля приняла всесоюзный масштаб, выплеснувшись на страницы печати. И пока Николай Иванович решал вопросы о необходимости скорейшего развития частной генетики, т. е. генетики отдельных культурных растений и животных, лысенковцы обивали начальственные пороги в «поисках справедливости».

Всю серьезность своего положения Вавилов почувствовал только в 1935 г., когда было признано нежелательным празднование 25-летия его творческой деятельности и 10-летия ВИРа. Пришлось даже отменять приглашения, отосланные зарубежным коллегам. Но в 1937 г. ученому все же удалось провести в СССР Международный конгресс генетиков, организованный на базе созданного им Института генетики. А вот поездки Николая Ивановича за границу прекратились по воле Сталина, который негласно поддерживал Лысенко. На встрече с группой научных работников Иосиф Виссарионович сказал, что русским ученым следует думать не о заграничных поездках, а об урожае.

Летом 1939 г. в Эдинбурге проходил VII Международный генетический конгресс. Президентом его был избран Вавилов, что еще раз подтвердило высокий авторитет ученого среди генетиков мира, однако в выездной визе ему было отказано. Поэтому президентом конгресса стал английский генетик Ф. Крю, который, принимая мантию, печально сказал: «Вы пригласили меня играть роль, которую так украсил бы Вавилов. Вы надеваете его мантию на мои не желающие этого плечи. И если я буду выглядеть неуклюже, то вы не должны забывать: эта мантия сшита для более крупного человека».

Работать Вавилову становилось все труднее и труднее: с 1939 г. начался планомерный разгром генетики, которая в СССР была названа лженаукой. Но Николай Иванович не сдавался. Он издал под своей редакцией труды Дарвина, Менделя, Моргана, продолжал работать над книгой «Этюды по истории генетики», писал статьи, которые, правда, так и не увидели свет при его жизни. А ведь было достаточно всего лишь сказать «за» и незаметно вести исследования, как это сделали сотни селекционеров, официально признавшие правоту Лысенко. Но Вавилов отличался «мягкой непреклонностью», он знал, за что «пойдет на костер и будет гореть». Он спешил. Работа, выполненная им за 1940–1941 гг., поражает своим объемом и насыщенностью. Десятки статей, в том числе несколько на английском языке, руководство институтами и селекционными станциями…

Все это оборвалось в один миг. По настоянию Лысенко Вавилов был снят со всех постов (однако АН отказалась исключить его из своих рядов), а 6 августа 1940 г. ученого арестовали во время его научной экспедиции по Западной Украине. Ему предъявили обвинение во вредительстве и шпионаже. Разбирая походный рюкзак своего руководителя, Ф. Бахтеев обнаружил наряду с другими находками образцы реликтовой пшеницы полбы, о существовании которой не подозревали местные ученые, но которую предполагал найти здесь Вавилов.

9 июля 1941 г. состоялся суд. На закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР Николай Иванович был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Об абсурдности предъявленных ему обвинений можно судить по одному из них: «Портил посадочные площадки Ленинградского военного округа, производя засев аэродрома семенами, зараженными карантинным сорняком». Однако в Бутырской тюрьме приговор в исполнение приведен не был. 29 октября, когда немецкие войска подошли к Москве, Вавилова вместе с другими заключенными перевели в Саратовскую тюрьму.

В 1942 г. ему «смягчили» приговор — теперь ученому грозило 20 лет каторги в исправительно-трудовом лагере НКВД ввиду того, что он мог быть использован на работах оборонного значения. В тюрьме Николай Иванович написал давно задуманную им книгу об истории мирового земледелия, рукопись которой, к сожалению, не сохранилась. Весной 1942 г. Вавилов заболел цингой, потом подхватил дизентерию. А тем временем в мае его избрали членом Лондонского королевского общества — Английской академии наук, но об этом ученый уже не узнал. В лагерь Николай Иванович так и не попал: опять заболел дизентерией. 26 января 1943 г. Вавилов, благодаря работам которого страна получила невиданные ранее урожаи зерна, скончался в тюрьме от голода и истощения. Похоронили великого ученого в братской могиле для заключенных на Воскресенском кладбище Саратова.

В течение многих лет его судьба была неизвестна ни родственникам, ни коллегам по работе. Честное имя Вавилова было восстановлено только в 1955 г., а спустя 15 лет на месте его предполагаемого захоронения появился скромный памятник. Руководимый им институт генетики АН СССР получил его имя, была учреждена золотая медаль имени Вавилова за выдающиеся успехи в сельском хозяйстве. Живая коллекция Вавилова и его последователей, к счастью, сохранилась и все время пополняется. Селекционеры используют ее как исходный материал при выведении новых сортов. Двести лет изучали пшеницу до Вавилова, и всего чуть больше двадцати он. Но за эти годы число известных науке видов пшеницы удвоилось, а число ее разновидностей возросло вчетверо. Николая Ивановича с одинаковым основанием считают гениальным генетиком, растениеводом, селекционером, географом и ставят в один ряд с энциклопедистами М. Ломоносовым и Леонардо да Винчи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.