Томас Чаттертон: оправдание самоубийства как цель культурологического исследования
Томас Чаттертон: оправдание самоубийства как цель культурологического исследования
Как трудно начинать писать о талантливом человеке! О талантливом поэте, безвременно покинувшем этот мир, оставившем небольшой, но яркий след в мировой литературе, точнее, английской, ибо в душе далеко не каждого отечественного знатока поэзии имя это отзовется… Томас Чаттертон…
Томас Чаттертон
Томас Чаттертон (англ. Thomas Chatterton, 20 ноября 1752 года – 24 августа 1770 года, Лондон) – английский поэт.
Отец поэта умер за 4 месяца до его рождения, мать воспитывала сына одна. С 12 лет писал поэмы, выдавая их за средневековые записи (некоего Томаса Роули), найденные в древней церкви. Не получив признания (его поэмы отказывались публиковать), он принял мышьяк и скончался. Чаттертон покончил жизнь самоубийством, когда ему еще не исполнилось 18 лет.
Практически все его произведения опубликованы после его смерти.
Его стихи – одна из первых мистификаций под литературу Средневековья, популярных в конце XVIII – начале XIX века.
Чаттертон служил для романтиков культовой фигурой «непризнанного гения».
«И это все о нем», как сказала умница Шехерезада… Несколько строк в энциклопедии. А дальше? Вечность?
Юного Томаса Чаттертона называли величайшим гением, каких не рождала Англия со времен Шекспира, и, судя по немногим дошедшим до нас стихам, оценка эта вполне справедлива. И, вместе с тем, он был самым одаренным и самым несчастным из литературных мистификаторов! Вероятно, подделками рукописей XV века он хотел всего лишь привлечь к себе внимание публики… Хотя, разве не может быть еще десяток причин для этого?
Итак, достоверно: Томас Чаттертон родился 20 ноября 1752 года в Бристоле, в бедной семье. Отец его, учитель, умер за несколько месяцев до того, как Томас появился на свет. Мать содержала семью, зарабатывая шитьем и вышиванием.
В семь лет Томас нашел старую Библию, выучился грамоте, и с тех пор читал запоем, так, что матери приходилось даже отбирать у него книги. Томас много времени проводил в близлежащей церкви – Св. Марии Рэдклиффской, где его дядюшка был помощником священника. Они часами беседовали на самые разные темы.
В 1760 году Томаса отправили в Колстонский приют. Он стремился к одиночеству, много читал и, наконец, начал писать стихи. Его первое, и это было сатирическое, стихотворение появилось в местной газете 7 января 1764 года. Юному поэту было всего одиннадцать лет. Затем – поэмы!
Томас Чаттертон решил подписывать свои мистификации именем приходского священника Томаса Раули (Роули), жившего в XV веке в Бристоле. Чаттертон показал несколько рукописных пергаменов, якобы принадлежащих перу Раули, помощнику учителя Томасу Филлипсу. Внимание Филлипса привлекла поэма «Элиноур и Джуга», написанная необычным, старинным почерком, разобрать который было очень трудно. Это была история двух молодых дам, скорбящих о гибели возлюбленных на войне Алой и Белой роз.
Поэма будет опубликована в мае 1769 года в «Таун энд кантри мэгэзин», и ее назовут «историей на редкость прекрасной и трогательной».
Филлипс был потрясен находкой.
Своим соученикам Чаттертон демонстрировал, как можно состарить пергамен, натерев его землей и подержав над горящей свечою.
В последние школьные месяцы Чаттертон подружился с врачом Уильямом Барреттом, знатоком истории Бристоля. Томас нередко радовал своего старшего друга «найденными» старинными пергаменами, планами и документами по бристольской истории.
Много общался Чаттертон и с эрудитом Джорджем Кэткотом, самодовольным и эгоистичным человеком. В расчете на него Чаттертон создал несколько произведений, в том числе балладу «Бристольская трагедия, сиречь смерть Чарлза Бодена». В основе ее сюжета – смерть Чарлза Бодена, сторонника Ланкастерской династии, который замыслил убить графа Уорика, но был схвачен, заключен в тюрьму и затем повешен в Бристольском замке.
Школа в Бристоле, где учился Т. Чаттертон
Чаттертон сочинил и «Эпитафию Кэнингу» – историю Уильяма Кэнинга, главы городского магистрата Бристоля в XV веке. Томас наткнулся на его имя в церкви Св. Марии Рэдклиффской и, сознавая значительность этой фигуры, решил сделать его «покровителем Раули». Через Кэткота юный мистификатор познакомился с Генри Бергемом, человеком тщеславным, но не лишенным воображения – тот хотел с помощью Чаттертона проследить свое генеалогическое дерево, у которого, по глубокому убеждению Бергема, были благородные корни. Томас отыскал родословную семейства Де Бергем, восходящую к временам норманнского завоевания. Более того, Чаттертон «обнаружил» принадлежащую перу Раули рыцарскую поэму «Турнир, интерлюдия», в которой среди участников турнира упоминался рыцарь по имени Джоан де Бергамм. К генеалогическому древу Бергемов Томас добавил ветвь и своей семьи, породнившейся якобы с семьей Бергем много лет назад. Чаттертон, безусловно, понимал, что одно дело изготовить фальшивые документы, а другое – объяснить их происхождение.
Изучая церковь Св. Марии Рэдклиффской, он обнаружил ларец, взломанный еще в 1735 году, хранилище приходских документов. В ларце осталось множество бумаг, книжиц, рукописей XV века, времен царствования Эдуарда IV, когда главой магистрата был Уильям Кэнинг. Чаттертон станет утверждать, что именно в этом ларце он и обнаружил стихи и прочие труды Раули. Для своих подделок юноша, как правило, использовал пергамены из найденного ларца, предварительно выведя с них старые тексты.
В июле 1767 года Чаттертон окончил школу, и его отдали учеником в контору Джона Ламберта, бристольского адвоката. Ламберт оказался суровым хозяином: он велел Томасу даже в свободное время читать книги по юриспруденции. Но юноша продолжал сочинять…
В конторе Ламберта, когда ему никто не мешал, Чаттертон переписывал целые кипы каких-то рукописей. Он продолжал снабжать Барретта материалами для задуманной им книги по истории Бристоля.
В 1769 году Чаттертон послал несколько работ в разные журналы, в том числе, снова в «Таун энд кантри мэгэзин», и тот их и опубликовал. Томас отправил издателю Додели «копии нескольких старинных стихотворений и интерлюдию (возможно, древнейшую из дошедших до нас), написанные неким Раули, священником из Бристоля, жившим во времена Генриха VI и Эдуарда IV». Додели не ответил ни на это письмо, ни на следующее, в которое Чаттертон вложил отрывок из «Аэллы», поэмы об Аэлле Саксонском, страже Бристольского замка.
Хорас Уолпол
Наконец, Чаттертон вспомнил о Хорасе Уолполе, родоначальнике готического романа, который написал и опубликовал в 1764 году «Замок Отранто», утверждая, что это перевод найденной им старинной рукописи. Томас отправил Уолполу несколько сочинений «Раули», в том числе, «Возрастание живописных ремесел в Англии, писанное Т. Раули в лето 1469 для Мастера Кэнинга». Чаттертон уверял, что перевел поэмы Раули со списка, принадлежащего одному джентльмену, совершенно уверенному в их подлинности. Хорас Уолпол благосклонно отозвался о творениях Раули, особенно об их гармоничности и настроении. Он обратил внимание на одну из древних картин маслом, упомянутую в работе Чаттертона. По словам писателя, это укрепило его убеждение, что технику масляной живописи открыл не Ян ван Эйк[18], что она существовала задолго до него. Уолпол спрашивал Чаттертона, нет ли у него и других материалов. Обрадованный Томас отослал и другие свои работы, но совершил промах, упомянув о стесненных обстоятельствах и намекая Уолполу, что хотел бы приискать для себя более подходящее место. Писатель тут же заподозрил неладное и решил посоветоваться со своими друзьями, поэтами Грэем и Мейсоном. Оба в один голос заявили, что рукописи поддельные и написаны недавно.
Чаттертон потерял последнюю надежду, что Уолпол поможет опубликовать его творения. Впрочем, через восемь лет после смерти юного поэта Уолпол раскаялся, что не помог Чаттертону, и признал его гением. Он считал почти чудом, что в таком возрасте Чаттертон мог писать великие стихи, совладав с немалыми трудностями языка и стиля. Выбор сюжета, ритмическая гармония и точность метафор просто великолепны.
Но это было потом…
А пока Чаттертон пережил еще один удар: гибель друга – Томаса Филлипса. Он сочинил «Элегию на смерть Томаса Филлипса», стремясь выразить в ней скорбь и нежность к тому, кого так любил.
В конце апреля 1770 года Чаттертон покинул Бристоль и отправился в Лондон – деньгами его великодушно снабдили друзья. Статьи, посланные в журналы за последние полтора года, принесли ему приличный доход, а переписка с издателями, казалось, многое обещала.
Томас Чаттертон за работой…
Чаттертон довольно легко приспособился к новому, столичному образу жизни. Томаса везде привечали. Молодость и разящее сатирическое перо открывали перед ним двери. Он подружился с Джоном Уилксом, и тот дал ему работу в журнале «Фрихолдер мэгэзин». Издатели охотно принимали и публиковали работы Чаттертона, но, к сожалению, не спешили с выплатой гонораров…
Он решил еще раз попытать счастья с помощью какого-нибудь поддельного произведения Раули. Он сочинил романтическую «Сиятельную балладу о милосердии, каковую сложил добрый священник Томас Раули в лето 1464». Сюжет этой великолепной поэмы взят из притчи о добром самаритянине. Томас послал балладу редактору «Таун энд кантри мэгэзин», но, вопреки ожиданиям, ее тут же вернули с отказом – ни Раули, ни его мнимые сочинения редактора не интересовали.
К августу 1770 года Чаттертон понял, что дела его в ужасном состоянии. Он написал в Бристоль Барретту и просил помочь в занятиях медициной. Барретт, однако, уже не испытывал прежних дружеских чувств к Томасу: ведь вскоре после приезда в Лондон Чаттертон написал сатирическое стихотворение «Зрелище», где нападал на бристольское духовенство и врачей, а среди них были и весьма уважаемые люди.
Лондонские приятели предлагали юноше помощь, но Чаттертон был горд и не хотел признаваться, что умирает с голоду. Но унижения не вынес.
24 августа 1770 года семнадцатилетний Томас поднялся к себе в мансарду в доме № 39 по Брук-стрит недалеко от Лондонского района Холборн. Чаттертон лег на кровать, налил себе вина, всыпал изрядную дозу мышьяка и залпом выпил. Перед смертью он уничтожил все остававшиеся у него бумаги, в том числе, и стихотворения Раули.
Чаттертона знали совсем немногие, поскольку большая часть его сочинений в журналах того времени печаталась под псевдонимами, и смерть молодого поэта некоторое время оставалась незамеченной. Те же, кто знал о якобы «найденных» им сочинениях Раули, считали юного Чаттертона скорее исследователем и переводчиком, нежели поэтом.
Похоронили его на кладбище для бедных при работном доме близ Шоу-лейн. Сегодня предполагают, что позднее прах его был перенесен в церковь Св. Марии. Там до сих пор сохранился памятник со строчками из «Завещания»:
В память о Томасе Чаттертоне.
Читатель! Не суди его,
Коль ты христианин,
Поверь, его осудит Высший суд,
Лишь этой силе
Ныне он подвластен.
Большинство рукописей Чаттертона были сохранены Барреттом и затем использованы им в книге «История Бристоля». В 1800 году наследник Барретта передал рукописи в Британский музей, и еще несколько произведений Чаттертона хранятся в Бристольской публичной библиотеке.
Многие убеждены, что рукописи подлинные: ведь Чаттертон завоевал бы куда большее признание, будь это его собственные стихи, рассуждают они – к чему было столь исключительные творения выдавать за чужие?
К сожалению, Чаттертон совершил целый ряд оплошностей. Например, из-под его пера вышел труд «Битва при Гастингсе, писана монахом Турготом, саксонцем, в десятом столетии и переведена Томасом Раули, священником церкви Св. Иоанна в городе Бристоле в лето 1465». Но каким образом можно в X веке писать о событии, происшедшем в веке XI?!
Сочиняя стихи «за Раули», Чаттертон пользовался англо-саксонским словарем, составленным неким Керзи. В словаре было немало ошибок, которые Томас невольно перенес в свои произведения.
Вообще Чаттертон не делал серьезных попыток извлечь выгоду из поэм Раули. Все ранние произведения достались его бристольским друзьям – Барретту, Кэткотту и Бергему. А то, что он отправлял под псевдонимом в журналы, было написано в сатирической манере того времени. Из стихов Раули Томас ничего не предлагал для печати, кроме «Элиноур и Джуги» и «Баллады о милосердии».
«Чаттертон – идеальный герой романтической литературы, – считает британский историк Джон Уайтхед, – гениальные способности, нужда, страдания, ранняя смерть, театральность поведения, наконец, сама маска, которую он по доброй воле надел на свое лицо, тайна, окружавшая его».
У. Блейк
Многие романтики были заворожены этой яркой, трагической и загадочной личностью. У. Блейк написал балладу «Король Гвин», сюжет которой позаимствовал у самого Чаттертона.
Внемлите песне, короли!
Когда норвежец Гвин
Народов северной земли
Был грозный властелин,
В его владеньях нищету
Обкрадывала знать.
Овцу последнюю – и ту
Старалась отобрать.
«Не кормит нищая земля
Больных детей и жен.
Долой тирана-короля.
Пускай покинет трон!»
Проснулся Гордред между скал,
Тирана лютый враг,
И над землей затрепетал
Его мятежный стяг.
За ним идут сыны войны
Лавиною сплошной,
Как львы, сильны и голодны,
На промысел ночной.
Через холмы их путь лежит,
Их клич несется ввысь.
Оружья лязг и дробь копыт
В единый гул слились.
Идет толпа детей и жен
Из сел и деревень,
И яростью звучит их стон
В железный зимний день.
Звучит их стон, как волчий вой.
В ответ гудит земля.
Народ идет за головой
Тирана-короля…
(У. Блейк. Король Гвин. Перевод С. Я. Маршака)
Альфред де Виньи создает знаменитую драму «Чаттертон». Трогательные строки посвятили мистификатору Кольридж, Вордсворт, Китс. В 1819 году Китс отметил: «Чаттертон – самый совершенный поэт, писавший по-английски…». Природа действительно наделила Чаттертона обостренной восприимчивостью. Судьбе его нельзя не посочувствовать.
Вообще интерес английских писателей к национальной истории и культуре, к средневековью, в частности, во второй половине XVIII столетия достиг своего апогея. Отечественные и зарубежные литературоведы неоднократно обращались в своих работах к этому феномену.
Творчество и воззрения Томаса Чаттертона дают обширный материал для выводов о том, как складывался облик отдельного писателя-предромантика и большой группы литераторов, образовавших предромантизм – и литературное течение переходного типа, и – шире – целую «теневую эпоху» в культуре Европы XVIII века.
Можно проследить, как, какими путями, в каких интерпретациях входили и образ и творческое наследие Чаттертона в духовную жизнь европейцев, какое место они заняли в тезаурусе последующих поколений.
Необычная жизнь Томаса Чаттертона, преждевременная трагическая смерть, уникальное поэтическое дарование – все это сразу после его смерти привлекло внимание поэтов, писателей, критиков и историков литературы. Центральным объектом самых различных по жанру произведений, посвященных поэту, стали его личность и человеческая судьба, которые трактовались как весьма произвольно, так и субъективно, часто носили противоречивый характер.
Альфред де Виньи
Объект исследования часто становится менее важным, чем его субъективный образ, картина, которую образуют лучи, пройдя через призму. Поэтому Чаттертон оказался представленным как бы множеством Чаттертонов, нередко мало похожих друг на друга. Он становится лишь поводом для развития идей, которые, вроде и не должны иметь к нему отношения. Так, отдельные литературоведческие работы ХХ века отмечены заметным влиянием фрейдистской философии в трактовке его личности и психологии творчества, что довольно неожиданно и, в общем-то, не подсказывается исследуемым материалом. «Основой для правильной оценки Чаттертона, – писал швейцарский ученый Р. Штауберт, – является анализ его юношеской психики… исследование генетической обусловленности психических форм поведения…». Последующие размышления автора работы уводят в область, далекую от собственно филологического исследования, да и от самого Чаттертона, который становится похожим на любого другого человека с незначительными вариациями.
З. Фрейд, конечно, внес выдающийся вклад в современную культурологию, но сам австрийский ученый видел известную ограниченность характеристики личности в соответствии с его концепцией: основу психического аппарата, по Фрейду, составляет Бессознательное, а содержание Бессознательного у всех людей, в сущности, одинаково, так как включает ограниченное число комплексов (Эдипов комплекс, каннибализм, боязнь кастрации и т. д.).
Но так как фрейдизм входит в центральную область исследований Р. Штауберта, он может постичь, освоить (сделать своим) Чаттертона, только восприняв его через эту призму, и поэтому уверенно заявляет, что его Чаттертон – «правильный», следовательно, другие «неправильные».
Проводя функциональный анализ творчества Чаттертона в русле сопоставительного литературоведения (компаративистики), стоит смотреть, прежде всего, на процесс трансформации образа поэта и восприятия его творчества. Из обширной области вхождения Чаттертона в культурный мир Европы можно выделить одно: восприятие поэта и его достижений английскими и французскими романтиками.
Обращение к данному вопросу приобретает особое значение при исследовании такого малоизученного литературного феномена, как поэзия предромантизма. Сложность этого явления, его своеобразие заключается в том, что оно оказалось на стыке двух исторических и не только исторических, но и литературных эпох, и явилось в известном смысле переходным этапом в развитии литературы: предромантизм – это уже не Просвещение, но еще и не романтизм.
Подобный подход к творчеству Чаттертона имеет весьма существенный аспект. Рассматривая восприятие романтиками его поэтического наследия и самой личности поэта, обязательно поднимается такая важнейшая проблема, как генезис романтизма, ибо творчество Чаттертона стоит у самых истоков этого литературного направления. А вопрос о рождении нового направления – всегда один из самых сложных и важных в науке и литературе. Речь идет не просто о некой формальной периодизации, об установлении точной даты его появления. Успешное решение задачи состоит в том, чтобы вскрыть целый комплекс причин и мотивов (социально-исторических, философско-эстетических, собственно литературно-художественных), исходя из общих закономерностей развития литературы как неотъемлемой части духовной жизни общества.
При пристальном и широком изучении того или иного литературного направления, особенно его литературно-художественных истоков, как правило, выявляются два основных аспекта в плане освоения предшествующей традиции: негативный и позитивный. Иными словами, исследователи определяет, что представители данного направления принимали и что отвергали.
«Негативная программа» английских романтиков более определенна, чем «позитивная» (в плане исследованности вопроса). Критика канонов классицистической поэтики, отрицание культа разума и просветительского оптимизма и т. д. – достаточно освещены в работах отечественных и зарубежных авторов. В самой общей форме это звучит, как разговор о том, что поэтика романтиков складывалась в борьбе против строгого стиля классицистов. Романтики выступили против резкого разделения трагического и комического в искусстве, против строгих правил в отборе лексики, против классицистических единств. Для романтического произведения характерна особая эмоциональная атмосфера высоких чувств и страстей, искренность и непосредственность эмоций, поэтика неожиданных сопоставлений, впечатление новизны и чуда, сближение трагического и комического, параллельное сочетание разнородных деталей, скрепленных единым лирическим чувством, свободная композиция. Что же касается приверженностей и симпатий английских романтиков, то этот вопрос пока менее изучен, и решение этой проблемы позволяет выявить генезис романтизма.
Чаще всего исследователи концентрируют внимание на интересе романтиков к творчеству писателей и мыслителей прошлых великих эпох: Шекспиру, Мильтону, а также к народному творчеству. И это вполне справедливо и чрезвычайно важно.
Однако подчас титаны-елизаветинцы заслоняют от исследователей менее великие, но очень важные для романтиков имена поэтов второй половины XVIII века, их прямых предшественников: Дж. Макферсона[19], Т. Перси[20], Т. Чаттертона, У. Каупера[21] и др. Между тем, они объявили войну только поэтам-классицистам второй половины XVIII века, то есть эпигонам Александра Попа. Своих более ранних предшественников – Шекспира и Мильтона, Чаттертона, безвестных авторов старинных баллад они называли учителями и стремились возродить их традиции. То, что имя Томаса Чаттертона оказалось в одном ряду с поэтами Возрождения, неслучайно и имеет глубокий смысл. Английские поэты-романтики не только стремились возродить поэтические традиции XVIII века, но и продолжили дело, начатое их предшественниками – поэтами предромантизма.
При жизни имя Томаса Чаттертона, как мы знаем, было почти неизвестно в Англии. Правда, поэт недолгое время состоял в переписке с Х. Уолполом, которому он послал несколько своих произведений, выдавая их за сочинения средневекового автора Раули. С аналогичными письмами, кстати, Чаттертон обращался и к издателю Додсли, выпустившему «Памятники» Перси (декабрь 1768, февраль 1769 г.).
Уолпол в письме от 28 марта 1769 г. высоко оценил присланные «образцы», но когда выяснилось, что они не имеют исторической ценности, то его интерес к Чаттертону пропал. С одной стороны, автор «Замка Отранто» боялся оказаться в смешном положении, поверив в реальность Раули (еще не утихли в Англии споры вокруг «Оссиана» Макферсона), а с другой – слишком велика была разница между аристократом, членом парламента, и шестнадцатилетним клерком из Бристоля. В одном из писем Чаттертон сообщил Уолполу, что «он сын бедной вдовы, которая с большим трудом содержит его». И, кроме того, поэт осмелился просить помочь «найти ему место, чтобы он мог применить свои природные склонности» то есть заниматься литературой. На что Уолпол дал юноше «отеческий совет»: «…Я написал ему, что когда он сможет составить себе состояние, он сможет на досуге предаться занятиям, созвучным его склонностям», – будет вспоминать писатель позднее. Вскоре Уолпол уехал в Париж и даже забыл вернуть Чаттертону его рукописи, несмотря на настойчивые просьбы последнего.
Не стоит подробно останавливаться на переписке и отношениях Чаттертона и Уолпола, тем более оценивать их в плане этическом. Об этом достаточно написано биографами поэта. Вопрос может быть поставлен несколько иначе: почему писатель-предромантик не поддержал поэта, чье творчество также развивалось в русле предромантизма? Именно разобщенность писателей второй половины XVIII века, отсутствие единой программы служит для некоторых зарубежных и отечественных ученых основным аргументом при отрицании предромантизма как течения в литературе.
Когда мы относим художника к тому или иному направлению или литературной школе, мы исходим не из его личных отношений с другими представителями данного направления или школы, а из общих и наиболее явных тенденций развития его творчества, опираемся на его литературное, эстетическое наследие, что, собственно, и позволит выявить внутреннее единство на идейно-эстетическом, философском, стилевом и других уровнях. Что же касается отношений Уолпола и Чаттертона, то уместно привести высказывания известного английского критика и историка литературы Т. Маколея, который писал об Уолполе: «Его суждения о литературе, особенно о литературе современной, всецело искажались его аристократическими чувствами». Вывод: Уолпол-аристократ победил Уолпола-художника.
Томас Бабингтон Маколей
Мы уже сказали выше, что эта история сильно ранила гордого юношу. Выходец из третьего сословия, Чаттертон еще раз убедился, что одного таланта недостаточно, чтобы преуспеть на литературном поприще в обществе, где больше всего ценится знатность и власть золота. Чаттертон понял, что допустил большую ошибку, написав Уолполу о своем подлинном положении: «Я считаю себя оскорбленным, сэр, – писал поэт Уолполу, – если бы вы не знали моих обстоятельств. Вы бы не посмели обращаться со мной подобным образом».
Итак, доведенный до отчаяния нищетой, голодом, унижениями, поэт принял яд. Кстати, до сей поры так и не выяснено, было ли это самоубийством или несчастным случаем… Его тело было захоронено на кладбище работного дома в Лондоне. В регистрационной книге имя Чаттертона перепутали и записали Уильям вместо Томас. Позднее кто-то подписал против его фамилии слово «поэт». Английские газеты ничего не сообщили о смерти Чаттертона. И неизвестно, как долго его имя находилось бы в забвении, если бы в Бристоль не приехал доктор Томас Фрай, ректор колледжа Св. Иоанна из Оксфорда. Узнав о том, что в городе есть «памятники» старинной английской поэзии, «собранные» неким Чаттертоном, Фрай захотел встретиться и даже оказать помощь молодому любителю старинной поэзии, но узнал, что тот покончил с собой в Лондоне несколько дней тому назад. Ученый отыскал некоторые «произведения Раули», написанные Чаттертоном, и увез их в Оксфорд. И с этого момента начинается так называемая «дискуссия», разделившая английских писателей, критиков, историков литературы на два лагеря: «раулианцев» и «антираулианцев»!
Первые отстаивали авторство Раули, относя произведения к XV веку, вторые утверждали, что это современные сочинения. Окончательное научное решение этого вопроса было сделано У. Скитом в его «Эссе». Дискуссия об авторстве «сочинений Раули» – одна из интереснейших страниц в истории английской литературы. Мы не будем останавливаться подробно на том, как после долгих споров и исследований было установлено, что все «сочинения Раули написаны Чаттертоном». Отметим лишь некоторые моменты…
Томас Перси
В 1773 г. в письме от 6 сентября Т. Перси писал лорду Дакру о необходимости издания сочинений, приписываемых Раули: «…Они в высшей степени заслуживают публикации не только в виду их поэтических достоинств, но и как иллюстрация того, на что способно человеческое воображение. Я уверен, что если все бесспорные сочинения Чаттертона были бы собраны в одном томе, они бы доказали, что он не только способен написать эти произведения, приписываемые Раули, но и, учитывая его крайнюю молодость и недостаточное образование, был одним из величайших гениев, которые когда-либо существовали в мире».
Как видно из письма, Перси не был уверен, что Раули и Чаттертон – одно лицо. Важно то, что крупнейший знаток литературы, чьи «Памятники старинной английской поэзии» послужили образцом для поэтов и читателей и вдохновляли целую плеяду английских романтиков, дал высокую оценку так называемым «аутентичным» произведениям Чаттертона и на этом основании допустил возможность, что поэт мог быть автором «Сочинений Раули». А ведь одним из основных аргументов «раулианцев» было отрицание того, что столь юный, никому не известный поэт мог создать такие удивительные произведения. Одно из любопытно аргументированных мнений гласило, что если молодой человек, не совсем честный или бесчестный, нашел бы сокровища старинной поэзии и выдал их за свои творения, это бы никого не удивило. Но чтобы такой человек написал все сам, а затем отдал славу другому, это просто невероятно!
Первое издание «Поэм Т. Раули»
«Поэмы Раули» впервые увидели свет 1777 г. Их собрал, подготовил к печати и издал известный английский филолог XVIII века Томас Тервитт, большой знаток старинной английской поэзии, издатель Чосера. «…Едва ли можно узнать теперь с какой-либо достоверностью всю историю этого столь необычного дела. Какова была его роль во всем этом; был ли он автором или только переписчиком (как он постоянно утверждал) всех этих произведений. Являются ли поэмы действительно старинными или современными, сочинениями Раули или подделкой Чаттертона, в любом случае они должны рассматриваться как самый необычный литературный факт». Однако в 1778 г. в третьем издании «Поэм Раули» (второе издание вышло, как и первое, в 1777 г.) Тервитт доказывает в приложении, что все сочинения Раули написаны Чаттертоном. Его аргументация основана, прежде всего, на лингвистическом анализе. Но Дискуссия на этом не закончилась! Довольно долго на страницах английских газет и журналов еще мелькали имена Раули и Чаттертона.
Одним из наиболее «стойких» раулианцев оказался доктор Джереми Миллс, председатель «Общества Антиквариев», упорно не принимавший аргументов Тервитта и его сторонников.
Таким образом, в 1770-1780-е годы еще не было и не могло быть серьезного изучения творческого наследия Чаттертона, поскольку главным являлся вопрос об авторстве «Поэм Раули». Этим и была занята предромантическая критика. Интерес к творчеству Чаттертона и его личности носил скорее сенсационный характер, ибо, действительно, речь шла о блестящей литературной подделке. Однако нельзя отрицать, что наиболее проницательные исследователи уже тогда понимали высокую художественную ценность произведений Чаттертона, их оригинальность – мы имеем в виду, конечно, прежде всего, Т. Перси.
Это были первые шаги по освоению творчества Чаттертона, вхождению его в европейский культурный, литературный круг. Можно без преувеличения сказать, что решающую роль в этом процессе сыграли представители уже следующего поколения – английские и французские романтики, создав образ романтического юноши Чаттертона.
В 1871 году исследователь Уолтер Скейт во вступительном эссе к второму изданию «Поэтических произведений Томаса Чаттертона» писал неопровержимых доказательствах того, что стиль, лексика и имя предполагаемого автора (Т. Раули) не могут быть подлинным. Скейт попытался объяснить и саму методику Чаттертона: стихи «Раули» написаны на современном английском языке, а затем уже переведены на старый английский, и подлог держится на подборе устаревших слов из самых разных источников, смеси сленга и фраз из английского и шотландского фольклора. Часть слов просто изобретена Чаттертоном. И, по окончательному вердикту Скейта, лишь 17 % слов действительно принадлежат английскому языку XVII века… А под своим именем Чаттертон выпустил в свет лишь «Элегию памяти Бекфорда» (Elegy on Beckford, 1770).
И все же: поэзия Чаттертона на современном ему английском языке и на том самом, псевдосреднеанглийском (от имени вымышленного им Томаса Раули, настоятеля) отмечена высоким мастерством стихосложения и могучим воображением; ею восторгались многие, они сравнивали «чудо-отрока» с Р. Бёрнсом. Заметим, что поэзия Чаттертона оказала влияние и на Э. По.
Споры вокруг «стихов Раули» и личности поэта, его короткой жизни и трагической смерти породили в свое время, действительно, обширную литературу… и, к несчастью, пустоту…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.