Михаил Дмитриевич Бутин (1835–1907)

Михаил Дмитриевич Бутин

(1835–1907)

Одна из центральных улиц Читы, столицы Забайкалья, названа именем, которое здесь до сих пор произносят с уважением. Промышленник Михаил Бутин оставил в Восточной Сибири добрую память. Его жизненный путь во многом был похож на путь Дмитрия Бенардаки. Так же, как Бенардаки, Бутин занимался винокурением и продажей спиртного. Так же, как он, был владельцем металлургических заводов и строил пароходы. Так же занимался добычей золота, причём его прииски открывались на Амуре в одно время с приисками Бенардаки. Так же прослыл коллекционером и покровителем искусств.

Но если Дмитрий Бенардаки был космополитом, гражданином двух государств, то Михаил Бутин – патриотом Забайкалья, посвятившим свою жизнь процветанию малой родины, населённой свободолюбивыми казаками, староверами, ссыльными…

Существует множество публикаций обо всех сторонах его жизни, да и сам Михаил Бутин позаботился о том, чтобы легче было его биографам, написав и издав несколько книг, в которых почти вся его жизнь.

О том, как в Забайкалье появился род Бутиных, известно из исследования самого Михаила Дмитриевича «Сибирь, её дореформенные суды и условия ведения торговых и промышленных дел» [27].

«В 1696 г. по распоряжению Императора Петра I была послана в Нерчинский край первая рудоискательская партия… В 1704 году построен первый в этом крае сереброплавильный завод, отстоящий в 250 верстах от г. Нерчинска. Среди русского поселения значились и Бутины. Так, в хранящейся в Московском архиве Министерства Юстиции «книге Великого Государя, Царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея великия, малыя и белыя России Самодержавца, 1711 г., Нерчинским посадским людям», значится Тимофей Бутин, с окладом в семь гривен… Из указа Иркутской Казённой Палаты, от 16 апреля 1789 г. за № 1509, видно, что сын Тимофея Бутина, Киприан, с сыном Леонтием и внуками Петром и Михаилом… зачислены в Нерчинские купцы. Затем метрическая книга Торгинской Знаменской Церкви за 1793 г. свидетельствует, что у Михаила Леонтьевича Бутина и жены его Натальи родился сын Дмитрий»…[27].

А затем по прошествии ещё некоторого времени, а именно 6 ноября 1835 года, у нерчинского купца третьей гильдии Дмитрия Михайловича Бутина и его второй жены Асинефы Егоровны родился сын Михаил Дмитриевич.

Нерчинск, где прошло детство Михаила Бутина, был купеческим городом. И не случайно, видимо, с пятнадцати лет начал осваивать науку торговать и Михаил, устроившийся вслед за старшим братом Николаем приказчиком на службу к известному нерчинскому купцу Хрисанфу Кандинскому.

Однако Кандинский, который не брезговал и разбоем и на которого жаловались снабжавшие купца пушниной охотники, уличая его в стяжательстве и нечестности, был разорён. По распоряжению генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва-Амурского все кабальные сделки Кандинского и шести его сыновей были объявлены незаконными, в результате чего после миллионных оборотов через два года еле набралось 62 тысячи рублей. Имущество Кандинских, их магазины пошли с торгов, а братья Бутины открыли своё дело.

Для начала они купили по дешёвке магазин Кандинского в Нерчинске. И уже к концу 1850-х годов молодые купцы Николай и Михаил Бутины значительно потеснили своих многочисленных конкурентов и выдвинулись на передовые позиции в нерчинской торговле. 23 апреля 1866 г. они совместно с зятем Михаилом Капараки основали золотопромышленное товарищество «Братья Бутины и Капараки», а вскоре, 22 сентября того же года, – «Торговый дом братьев Бутиных» [27]. Распорядителем обеих фирм пайщики избрали молодого Михаила Дмитриевича Бутина.

М. Д. Бутин в молодости

По-видимому, именно Михаил стал инициатором основания товарищества и торгового дома. После того как в 1863 году был разрешён частный золотой промысел на «кабинетных»[4] землях, Михаил Дмитриевич лично занялся поиском золота, в результате чего на имя будущих участников товарищества в 1864 и в 1865 годах было отведено тринадцать площадей на забайкальских реках Дарасун, Жерча и Нарака.

Летом 1866 года добавилось ещё три прииска в Узур-Малахае, которые открыл для товарищества доверенный Бутиных Иннокентий Котельников, шурин Николая Дмитриевича. В самом начале своей деятельности товарищество постоянно нуждалось в кредитных средствах на открытие приисков и постановку работ на них. Деньги требовались на снаряжение поисковых отрядов, на строительство дорог и приисковых станов, оснащение приисков, наём приисковых рабочих. Золото первого сезона добычи почти целиком ушло на развитие предприятия. И Михаил Капараки, разуверившись в успехе дела, решил продать свои прииски и выйти из товарищества. Его прииски были выкуплены братьями. А вскоре они почувствовали отдачу: за первые четыре года добыча золота на Дарасунских приисках возросла с 5 до 30 пудов.

В то время как товарищество только начинало свою деятельность, в 1865 году вышло разрешение на частную золотодобычу в недавно присоединённой Амурской и Приморской областях. Ставшие золотопромышленниками братья Бутины не могли не понять, что недра новых, ещё никем не занятых территорий сулят ещё большие перспективы, чем давно уже эксплуатируемые забайкальские. Тем более, что чисто географически Нерчинск был ближе к Приамурью, чем даже Кяхта или Чита. И на Амур были отправлены поисковые отряды товарищества братьев Бутиных, которые возглавили В. С. Труфанов, С. С. Шадрин, И. А. Котельников…

Не известно, каким образом получали сведения о перспективности тех или иных районов бутинские поисковики, но только их первые заявки были поданы на участки как раз в тех районах Верхнего Амура, которые лишь недавно успел обследовать Н. П. Аносов, руководитель поисковых отрядов совладельца Верхнеамурской компании Дмитрия Бенардаки. Один за другим были открыты прииски Вознаграждающий (в 1868 г.) и Тимофеевский (1869) в долине р. Монголи, Остаточный (1869) на р. Джалинда, Капитолининский, Прибрежно-Амурский и Александроневский (все в 1870 г.) на р. Бургали…

Впрочем, братья Бутины не ограничились только Верхним Амуром. Снаряжаемые ими поисковые отряды подавали заявки в пользу товарищества братьев Бутиных на золотосодержащие площади в системе Нимана, одного из притоков Верхней Буреи (Средний Амур). Здесь товарищество получило 12 отводов, поделив таким образом влияние с Ниманской золотопромышленной компанией в открытом Аносовым приисковом районе. А на Нижнем Амуре, в тогдашней Приморской области, братья и вовсе стали пионерами золотодобычи. Здесь, на реке Керби, притоке р. Амгунь, один за другим появились их прииски Находка, Трёхсвятительский, Узкополосный, Уступный, Утёсный, Медвежий, Гольцовый.

К тому времени в нижнем течении Амгуни на ее притоке р. Херпучи с начала 1870-х уже велась добыча золота, свои прииски здесь открыл благовещенский купец Х. П. Тетюков [66]. Труднодоступные верховья реки оставались практически неисследованными. Первые заявки на разработку золота в долинах рек Сивак и Верхний Сулак поисковая партия, руководимая А. И. Нерпиным, оформив их на имя соучредителя Верхнеамурской компании А. В. Кашина в июле 1876 г. Но, получив приисковые отводы, Верхнеамурская компания не смогла организовать там добычу золота: кроме того, что она вела добычу золота в Джалиндинском приисковом районе, ей требовались материальные и людские ресурсы для освоения Дамбукинского приискового района, в котором уже начали открывать свои прииски конкуренты – В. Н. Сабашников и супруги Шанявские.

В верховья Амгуни отправили своих разведчиков и братья Бутины. И в начале мая 1878 г. на компаньонов бутинского товарищества было подано десять заявок для разработки золота в долинах Верхнего и Нижнего Сулаков и в системе р. Нилан. Получив отводы, Бутины завезли сюда бочечные машины и вскоре на открытых приисках приступили к добыче золота…

Михаила Бутина не устраивали примитивные методы, которыми большей частью велась добыча на енисейских, да и на забайкальских приисках. Для дальнейшего наращивания производства в условиях невысокого содержания золота в песках и при использовании ручного труда требовались значительные людские ресурсы, в результате возрастали и затраты, а себестоимость добытого металла повышалась. Для механизации добычи он переманил из Верхнеамурской компании на свои дарасунские прииски механика-самоучку М. П. Коузова, который смастерил высокопроизводительную золотопромывательную машину.

Бутин вообще старался подбирать к работе на своих предприятиях людей знающих и ответственных, таких, кому он мог доверять, и всячески подчёркивал своё уважительное отношение к таким служащим. Так, в 1865 г. он взял на службу в качестве приискового управляющего отставного инженер-полковника О. А. Дейхмана, судимого военным судом и уволенного с должности начальника Нерчинских заводов за послабление больному ссыльнокаторжному М. И. Михайлову. При этом Бутин назначил Дейхману жалованье большее, чем тот получал, находясь на казённой службе. Другим его управляющим стал пострадавший по тому же делу о послаблениях инженер-поручик П. И. Михайлов. А нерчинской сельскохозяйственной фермой Бутина успешно управлял нечаевец А. К. Кузнецов, который впоследствии стал виднейшим забайкальским краеведом и основателем краеведческих музеев в Забайкалье.

В 1872 году Бутин отправился за опытом в страну передовых технологий – Америку.

В Америке Бутину было интересно всё: природа, торговля, транспорт, промышленность, общественная жизнь. Он посетил несколько штатов, побывал на золотых, серебряных и железных рудниках в штатах Невада, Колорадо, Утаха, Калифорния… Свои впечатления Михаил Дмитриевич описал очень подробно, издав по возвращении книгу «Письма из Америки». И одно из главных мест в путевых заметках золотопромышленника Бутина заняла, естественно, золотодобыча.

«…Попасть к американцам на рудники вообще весьма трудно, – писал Бутин, – принято никого не впускать из опасения, чтобы посторонний глаз не подметил способа ведения работ или истинного содержания руды… С чувством особенной признательности вспоминаю я при этом г. Фера, обладателя громадного состояния и главного владельца рудника Hall et Noroross, и никогда не забуду, как он, переодевшись в рабочее платье простого рудокопа, запачканное глиною, с факелом в руках пошёл нам показывать производящиеся работы. Затем с замиранием сердца летел я в проволочной зыбке на ужасную глубину 1400 фут<ов>, и тут, в страшных подземельях, видел я ту же кипучую деятельность американца, которая поражала и на поверхности земли. В местах особенно суженных, там, где ещё только пробиваются жилы, нам приходилось двигаться ползком или взбираться по лестницам, ежеминутно подвергаясь опасности оборваться или быть задавленным.

Но не одних людей встречали мы в этих туннелях: местами, где температура не особенно возвышенна, мы видели лошадей и ослов, спущенных на работу в это далёкое царство мрака и ужаса для непосвящённого. Зато в самом низу, т. е. на глубине 1600 фут<ов>, не смотря на усиленную вентиляцию, температура так высока, что работают только люди в костюмах прародителей, да бегают вагоны, движимые силой сжатого воздуха» [24].

Вернувшись в Нерчинск, Михаил Бутин активно занялся внедрением технических новшеств. Но, в отличие от скрытных американцев, он не делает тайны из своих технологических открытий. Напротив, стремится широко распространить свой опыт: в 1882 г. в Москве выходит бутинское «Описание привилегированного (т. е. запатентованного) устройства передвижения по рельсам и <с> цепным подъемом торфов и золотосодержащих песков». Подробное описание снабжено рисунками и фотографиями этого устройства, применённого на дарасунских приисках товарищества братьев Бутиных.

Описывая устройство, Бутин старается убедить восприемников, приводя экономические доводы.

«Вместимость груза в вагон… равняется вместимости четырёх таратаек… Таким образом, при подаче песков обыкновенным способом в таратайках потребовалось бы для поднятия 120 пудов 4 лошади и 2–4 проводника, тогда как вагон с таким же количеством груза движется на машину без лошади и человека.

По расчёту при промывке 100 кубических сажен получается сбережение: при добыче и подаче песков на машину и отвозки гальки и эфеля в отвалы, смотря по расстоянию, не менее 50 человек рабочих и столько же лошадей.

Для привлечения в действие 2-х золотопромывательных бочек, подачу песков на машину и отвозку гальки и эфеля в отвалы, где нет воды, достаточно 20 паровых сил. Таким образом при промывке 15000 кубических сажен песков сберегается 7500 подёнщин людей и столько же подёнщин лошадей. Что стоит каждая подёнщина на приисках, каждому золотопромышленнику хорошо известно» [25].

Впрочем, вряд ли можно утверждать, что предприимчивый золотопромышленник, стремившийся внедрить механизацию на приисках конкурентов, был альтруистом. Ведь золотые промыслы были не единственным, чем занимались братья Бутины. В 1874 г. торговый дом «Братья Бутины» купил у иркутского купца Лаврентьева Николаевский металлургический (или, как его тогда называли, железоделательный) завод. Потребность в таком заводе была очевидной: на техническое оснащение приисков были нужны прокат, литьё, механизмы, и собственное металлургическое производство существенно снижало затраты.

После существенной модернизации ранее убыточный завод стал приносить Бутиным прибыль. Выплавка чугуна с 60 тыс. пудов в год была доведена до 200 тыс. пудов. Кроме выплавки чугуна, стали и производства стального проката завод производил горные буры, паровые котлы и даже локомобили. А в 1878 году за изделия завода М. Бутин получил Большую серебряную медаль Парижской выставки.

Объёмы производства Николаевского завода превышали собственные потребности торгового дома и товарищества братьев Бутиных, естественно, что нужны были рынки сбыта. И, вероятно, публичные выступления М. Бутина о необходимости технического прогресса на приисках и его активное продвижение технических устройств были связаны именно с поиском рынков сбыта для продукции своих (позднее Бутины приобрели ещё один, Лучихинский, завод) металлургических заводов.

Но заводская деятельность не была самоцелью процветающей фирмы. Кроме машин и инструментов, на прииски требовались и одежда, и обувь, и продовольствие. Но если на близлежащие дарасунские прииски всё это доставлялось без особых проблем, то регулярная доставка грузов на амурские прииски уже представляла собой достаточно сложную задачу.

«Амурские прииски нашего товарищества и вообще развитие торговли по Амуру и его притокам вызывали необходимость иметь своё пароходство, которое было построено на Николаевском заводе и состояло из четырёх пароходов и семи барж, – писал позднее М. Бутин. – Самый большой пароход, «Нерчуган», в 120 сил с четырьмя баржами предназначался для плавания по Амуру, три меньших строились для хождения по притокам Амура – Зее, Бурее, Амгуни и должны были доставлять на прииски необходимые припасы и материалы» [27].

Пароходство братьев Бутиных начало оперировать на Амуре в 1881 г. «Нерчуган» был собран в селе Бянкино, а суда поменьше, «Соболь» и «Тарбаган», спустили на воду Нерчи в родном Нерчинске, где находилась контора фирмы.

Среди разнообразных товаров, которые торговый дом братьев Бутиных доставлял преимущественно из Москвы, были и товары собственного производства, в частности, продукция винокуренных заводов.

«Приобретённый в 1879 г. торговым домом братьев Бутиных Ново-Александровский винокуренный завод… построен в 1865 году… В 1879 г. наша фирма приобрела в Нерчинском округе Борщевский винокуренный завод… Владея указанными двумя винокуренными заводами и доведя их операционную производительность до 330 т<ысяч> вёдер, наш торговый дом занял первое место среди винокуренных заводчиков не только по количеству, но и по качеству своего вина», – с гордостью писал потом Бутин [27].

Предметом гордости его был, наверное, и солеваренный завод, построить который тоже заставила нужда. Цена на соль плохого качества, продаваемую в регионе монополистами из Усолья-Сибирского, была чрезмерно высока, и М. Д. Бутин построил и механизировал в Иркутской губернии свой завод, выпускающий качественную поваренную соль. Хотя сам Бутин, говоря о солеваренном заводе, называет его «весьма скромным, по сравнению с винокуренным, делом».

Михаил Бутин, которому частенько приходилось наведываться по торговым делам в Петербург и Москву, хорошо представлял значение транспорта для развития территории и был активным сторонником строительства Транссибирской железной дороги. В «Письмах из Америки», например, он писал:

«Только продолжение рельсового пути по всей длине нашего сибирского края может создать солидную колонизацию из наших внутренних губерний и преимущественно тех уездов, где бедность населения является ближайшим последствием недостатка земель для обработки и сельскохозяйственных занятий. Только при этом условии можно пробудить к жизни обширную и богатую, но вместе с тем почти безлюдную территорию… Устройство железной дороги в Сибири тем более нужно, что Китай с его переполненным населением… по-видимому близок к тому, чтобы начать жить иною жизнью, и скоро такое соседство, не отделяемое никакими непроходимыми преградами, может сделаться для нас далеко не безопасным» [24].

Может быть, мнение крупного сибирского предпринимателя сыграло свою роль, когда принималось решение о строительстве Транссиба?

Вообще интересы Бутина, казалось, касались всего, что его окружало. Он, например, «натерпевшись… от неисправностей и задержек местных казённых типографий, работавших крайне неудовлетворительно и по высоким ценам», открыл в Нерчинске собственную типографию. Затем, видя «необходимость обеспечить медикаментами многочисленных служащих фирмы», открыл здесь аптекарский склад и аптеку. Бутинской аптекой, кстати, в конце 1880-х руководил известный ботаникам коллектор Фердинанд Каро, собравший несколько гербарных коллекций забайкальских и приамурских растений. А ещё на деньги купцов Бутиных в Нерчинске было открыто училище для девочек, ставшее позже Софийской женской гимназией, названной так по имени рано умершей жены Софьи, урождённой Зензиновой. А ещё – общественная библиотека, музыкальная школа, купальня…

Но важнейшим из всех дел была для Бутиных торговля. Ею они занимались до конца своих дней, гордясь принадлежностью к купеческому сословию. Начав с розничных продаж в родном Нерчинске, братья расширили своё влияние на всю Восточную Сибирь, Южную Якутию и Приамурье, тем более когда занялись торговлей с соседним Китаем.

Вообще торговля с Китаем была наиболее доходным предприятием забайкальских купцов, которые находились в более выгодном положении по сравнению с московскими. Едва ли не единственный в то время торговый путь в Китай пролегал через пограничную с Монголией Кяхту, что делало этот городок весьма значимым центром приграничной торговли.

Но до Кяхты из Нерчинска тоже нужно сначала добраться, а граница с Маньчжурией, за которой Китай, совсем близко. И в 1870 году Бутин снаряжает «торгово-учёную» экспедицию в неизведанные ещё края. Экспедиция из Нерчинска прошла через Керулен, Долон, Нор, Пекин до Тянь-Дзина.

Бутин не стал держать в тайне от конкурентов открытый им маршрут, понимая, что увеличение грузопотока сулит оживление торговли в первую очередь в Нерчинске. И, вернувшись с китайскими товарами, он передаёт дневник и описание пути, снабжённое подробной (пять вёрст в дюйме) картой, Императорскому Русскому географическому обществу. А в 1871 году в одной из иркутских типографий печатается бутинский «Исторический очерк сношений русских с Китаем и описание пути с границы Нерчинского округа в Тяньцзинь»[69].

Публикация, как и сама экспедиция, не осталась незамеченной: Русское географическое общество, избрав купца-географа в свои члены, за поиск и описание новых торговых путей наградило его в 1872 году серебряной медалью. В том же году Михаил Бутин за успешную торговлю с Китаем получил ещё одну награду – орден святого Станислава 3-й степени.

Эти награды были первыми, которыми был удостоен Михаил Бутин. В 1877 г. он награждён орденом Анны 3-й степени. В 1878 г. – серебряной медалью Парижской выставки, на которой были выставлены образцы изделий Николаевского железоделательного завода. В 1882 г. получил награду от короля Португалии, орден Иисуса Христа. 1883 г. – снова награда, орден св. Станислава 2-й степени… Большая золотая медаль Московской выставки за усовершенствование золотопромывательной машины…

Может, когда-нибудь коллекционер-нумизмат Михаил Бутин смог бы показывать самую большую в мире коллекцию орденов и медалей, полученных предпринимателем Михаилом Бутиным, но неожиданно для многочисленных партнёров по бизнесу фирма «Торговый дом братьев Бутиных» оказалась несостоятельной. Сам М. Д. Бутин описывает это так:

«Это… случилось в то время, когда во второй половине 1882 года мы особенно нуждались в оборотных средствах для того, чтобы приступить к разработке приисков на Амуре, в которых в то время находился затраченный капитал в 1.200.000 рублей, независимо от 400.000 рублей, представлявших собою стоимость нашего, предназначенного для этих приисков, пароходства на Амуре…

Несколько неурожайных лет в Забайкальской области, доведшие цену на пуд ржаной муки до 2 и даже 3 рублей, и иркутский пожар 1879 года повлекли за собой общий на всём пространстве деятельности нашей фирмы торговый и финансовый кризис, задержавший поступление своевременно платежей и по необходимости сокративший обороты местных коммерсантов и промышленников. Во время голодовок 1880–1881 г. на наших Дарасунских приисках собиралось до 5000 рабочих с семьями, чтобы пропитаться. При таком наплыве народа приходилось ставить сверхсметные работы… На оплату этих вынужденных преждевременных работ, поглощавших оборотные средства и предпринятых исключительно в виду невозможности распустить рабочую команду в 2.000 человек, требовались крупные денежные суммы, снабжение коими данного дела неизбежно сокращало обороты остальных предприятий фирмы…» [27].

Михаил Дмитриевич до последнего надеялся, что ему удастся рассчитаться по долговым обязательствам: в расчёте на успешную золотодобычу он большую часть потребных в развитие своих производств средств получил в виде кредитов. Между тем золота в кризисном 1882 году бутинские прииски дали мало: засушливое лето ограничило и возможности промывки золотосодержащих песков. И Бутин вынужден обратиться к кредиторам с просьбой об отсрочке платежей на год-два.

Чтобы у кредиторов не возникло сомнений относительно его честности и платёжеспособности, он показывает им баланс фирмы, в котором актив превышает пассив, и предлагает назначить администрацию, которая следила бы за финансовыми потоками фирмы и его собственной деятельностью в качестве распорядителя.

На этот раз Бутин, рассчитывая на понимание и поддержку собратьев по цеху, ошибся в своих расчётах. Среди его партнёров оказались не только друзья, но и такие, кто завидовал успешному предпринимателю, кто был бы рад его падению и надеялся поживиться на разорении известной фирмы.

Администрация была учреждена, но взявшийся за её организацию самый крупный из иркутских кредиторов тайный советник И. С. Хаминов сделал всё по-своему. В состав администрации вошли иркутские кредиторы фирмы Бутиных: «управляющий… отделением Сибирского банка Милиневский, торговый дом Мыльникова и Зазубрина и отставной чиновник Стрекаловский» [27]. Распорядитель торгового дома братьев Бутиных, сам Михаил Дмитриевич Бутин, остался не у дел.

Хаминов нажил свои миллионы, начав с доставки грузов и казённых подрядов, а затем, перейдя к ростовщичеству, получал свои проценты с долговых обязательств кредитовавшихся у него купцов. Хаминова не привлекала возможность вкладывать деньги под больший процент, но на длительное время, и он воспользовался реальным шансом нажиться за более короткий срок. Возглавив администрацию, вместо того чтобы вести дела Торгового дома братьев Бутиных и сохранить фирму, стал заниматься возвращением долгов себе самому и другим вошедшим в администрацию кредиторам, даже если срок погашения кредитов им ещё не подошёл.

В счёт оплаты кредита шло всё, что только возможно: денежные средства, полученные новым кредитом, взятым администрацией якобы на срочные расходы, изделия металлургических и винокуренных заводов, товарные остатки на складах… Экономическое положение фирмы стало быстро ухудшаться. Бутин обратился в суд с ходатайством об упразднении администрации Хаминова, доказывая её неправомочность. Но к тому времени, как суд согласился с доказательствами Бутина и признал администрацию незаконной, Хаминов уже получил своё.

К тому времени заволновались другие кредиторы фирмы – московские, томские. Да и не все иркутские заимодавцы были удовлетворены администрацией Хаминова. Была учреждена вторая администрация, за второй – третья…

Десять лет с переменным успехом тянулась судебная тяжба Михаила Бутина с администрациями. Управление делами торгового дома братьев Бутиных стало весьма доходной статьёй московских юристов, и капиталы некогда процветающей фирмы неумолимо таяли. Администраторам-юристам, положившим себе за «управление» весьма высокое жалованье, было выгодно подольше оставаться у руля, но при этом собственно управление их не интересовало. С болью Бутин цитирует в своей работе «Сибирь, её дореформенные суды и условия ведения торговых и промышленных дел до сооружения Сибирской железной дороги» доклад одного из доверенных администрации о деятельности его предшественников в Амурской области:

«На доверенных администрации смотрели (в Благовещенске) подозрительно после того, как Орельский вёл себя нехорошо здесь, разгульно и продал Ниманской компании за дешёвую цену припасы и проч. О Гуляеве прямо все говорят, что он человек совершенно неспособный к управлению столь большим делом и указывают, что Орельский выдвинул его для своих целей, что прииск далеко не выработался, что ещё год смело можно было продолжать и что будто у Орельского есть желание самому приобрести его. Про Короваева говорят ещё хуже, что на приисках Находке, Узкополосном и Трёхсвятительском была показана какая-то масса торфов вскрытыми, а в действительности они не были вскрыты»[27].

Да и сам доверенный Болотов, написавший этот доклад, тоже, как оказалось недалеко ушёл от своих предшественников. Он, например, решил перевезти приисковое имущество, «доставка которого на прииска потребовала значительных затрат… обратно в Благовещенск», потратив деньги фирмы и на эту перевозку.

«По представлению Болотова, амурские прииски были сданы арендаторам, обязавшимся хранить оставшуюся на приисках и вторично значительно уценённую часть приискового имущества. В числе прочих были сданы и Буреинские прииски за 250 полуимпериалов с пуда золота. Они оказались с богатым содержанием золота, и взявшие их в аренду Ельцов и Левашов, начав дело с очень малыми средствами, быстро разбогатели, ширили своё предприятие и теперь имеют миллионы… Благодаря такому ведению дела, капитал, заключающийся в наших амурских приисках, совершенно растаял. Из отчётов видно, что исчезновение этого капитала шло в следующей постепенности.

С этим рублём администрация передала амурские прииски заменившему её конкурсному управлению, а последнее по упразднении его в 1892 г. этот капитал в один рубль передало мне» [27].

Ещё раньше, чем приисков, Бутины лишились пароходства: администраторы сочли это предприятие убыточным и спешно продали пароходы вместе с баржами.

Когда весной 1892 г. по постановлению Сената братьям Бутиным было возвращено право управления их собственной фирмой, её капитал уменьшился на четыре миллиона рублей. А в сентябре того же года умер старший брат, и Михаил Дмитриевич объявил о закрытии торгового дома. Он сделал попытку взыскать с администраторов по суду сумму, на которую уменьшился капитал фирмы, но в связи с восшествием на престол Николая II расхитители чужой собственности получили амнистию.

Бутин поселяется в Иркутске, где строит себе новый дом. Он, уставший бороться, уже не стремится к развитию своего дела, решив ограничиться тем, что имеет. Бутин выгодно продаёт Николаевский завод, продлевает аренду с Ельцовым и Левашовым, оставив им заботу о производстве, а себе – сравнительно небольшой, но стабильный доход с золотодобычи. Стабильное поступление денег обеспечивают и винокуренные заводы.

Остаются еще участки в Хабаровске, купленные непонятно с какими целями администрацией. Для Бутина они не представляют никакой ценности, но почему-то слишком много предложений приобрести эти участки, и Бутин не спешит. Если бы он мог увидеть воочию эти участки, но в его возрасте решиться на дальние поездки становится всё трудней, а довериться некому, слишком многие нажились на его беде.

В 1904 году у Бутина возникают серьёзные проблемы со здоровьем и, оправившись от тяжёлой болезни, он пишет завещание.

Прямых наследников у Михаила Дмитриевича не было: двое детей от первого брака умерли во младенчестве, умерли и двое других, родившиеся от второй его жены. И самую большую сумму – 100 тысяч рублей – он завещает жене, Марии Александровне. Ей же завещает и пожизненное владение иркутским домом. Двадцать тысяч и пожизненное пользование домом в Нерчинске, где она жила, должна будет получить по завещанию его сестра Татьяна Дмитриевна Мауриц. По три-пять тысяч он завещает ещё нескольким близким людям. А всё, что останется от его миллионов, «приобщить к свободному капиталу и превратить в процентные государственные бумаги, на которые содержать в Нерчинске на половину суммы – исхлопотавши у Правительства учреждение ремесленного или реального училища (если таковые не будут открыты ранее). Четвертую часть суммы употребить на устройство и содержание приюта в Нерчинске для бедных девочек, а остальную четвертую часть на устройство десяти школ в Нерчинском округе, в пунктах по усмотрению душеприказчиков, например Торге, Хиле, Илиме, Зюльзе, Олове, Бянкино, Урульге и пр.» [28].

Михаил Дмитриевич Бутин в 1904 г.

Михаил Бутин оставил о себе добрую память. В восьмидесятые годы XIX века торговый дом братьев Бутиных тратил на благотворительность ежегодно до двадцати с лишним тысяч рублей, и Михаила Дмитриевича нередко сравнивают с другим известным меценатом, московским купцом Саввой Морозовым, с которым Бутин имел партнёрские отношения.

Как Морозов, и, впрочем, как многие и многие русские купцы, Михаил Бутин был покровителем искусств: стены его нерчинского дома, известного здесь как «дворец Бутина», были украшены картинами русских художников, а галерею занимали фамильные портреты работы Маковского. Для проведения концертов и ведения уроков в музыкальной школе Бутин пригласил венгерского музыканта М. Л. Маурица. Пожив некоторое время у Бутиных, Мауриц женился на вдовой сестре хозяина, Татьяне Дмитриевне.

Своего рода произведением архитектурного искусства был и сам бутинский «дворец», строительство которого было начато в начале 1860-х. Впрочем, это было даже не одно здание, выстроенное, как пишут, в «мавритано-готическом» стиле, а целый комплекс зданий, включающий каретные ряды, водонапорную башню, оранжерею с прилегающим садом, выращенным стараниями Татьяны Дмитриевны Мауриц. В главном из зданий, длинном, выходившем трёхэтажным фасадом на центральную улицу, жил и работал сам М. Д. Бутин. Здесь же размещались контора торгового дома и магазин, здесь находилась библиотека, здесь были выставлены для показа собранная Бутиным минералогическая и нумизматическая коллекции. Но главным во «дворце» был, пожалуй, музыкальный зал, средоточие культурной жизни Нерчинска.

Музыку любили все в многочисленном семействе Бутиных, в том числе и сам Дмитрий Михайлович, игравший на нескольких музыкальных инструментах и даже занимавшийся композицией. Бутин покровительствовал и местному отделению Музыкального общества, и в музыкальном зале его «дворца» не раз выступали с концертами приглашённые им известные музыканты и певцы. Соответственно назначению зал был и оформлен: на фронтальной стене, под балконом для оркестра – позолоченное барельефное изображение Эвтерпы в окружении ангелов, на других стенах – барельефные надписи имён известных композиторов. Но особую гордость Дмитрия Бутина представляло, думается, огромное, самое большое в мире, зеркало из венецианского стекла площадью 16 м2, купленное им в 1878 году на Парижской выставке и привезённое в Нерчинск сначала морским путём, а потом по Амуру, Шилке, Нерче… Зеркало пережило все революции, войны и пожары, оно и сейчас наряду с тогда же привезёнными зеркалами поменьше – гордость и украшение Нерчинского краеведческого музея, лишь недавно переселившегося в восстановленную часть бутинского «дворца»…

«Дворец» с прилегающим участком и построенными на нём деревянными домами и садом Бутин пожертвовал городу под учреждение ремесленного или реального училища. «В то же училище, – указал он в завещании, – жертвую библиотеку и коллекции по минералогии, нумизматике и пр.».

Вскоре после составления завещания М. Д. Бутин переехал в Нерчинск и поселился в своём каменном доме. Здесь и умер 7 (20 по новому стилю) апреля 1907 года от болезни почек.

На старом кладбище, где похоронен Михаил Дмитриевич Бутин, нет его могильного памятника. Говорят, что он сам так захотел, говоря, что оставил достаточно памятников себе на забайкальский земле.

Один из таких памятников, его каменный дом, по завещанию был отдан организованному в Нерчинске реальному училищу. Ремесленное училище было одно время здесь и после Великой отечественной войны, затем в здании расположились городская библиотека, горсовет, горгаз, магазины. В 1982 и в 1993 годах здание было повреждено пожарами, а в 1997 году брошено властями на произвол судьбы. От немедленного разрушения «дворец» спасла общественность, Центр по сохранению историко-культурного наследия Нерчинского района, возглавляемый историком, энтузиастом С. Ю. Литвинцевым. В настоящее время часть здания реставрирована, и восстановленные помещения занял районный краеведческий музей, которым руководит другой Нерчинский энтузиаст и историк, А. Ю. Литвинцев.

В планах братьев Литвинцевых – восстановить весь комплекс бутинской усадьбы и вернуть былую славу не только «дворцу», но и Нерчинску, маленькому районному центру забайкальской глубинки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.