В овечьей шкуре

В овечьей шкуре

Вред или польза действия обусловливается совокупностью обстоятельств.

(К. П. № 2)

В конце третьего курса ко мне обратился Миша Шовкопляс с «маленькой» просьбой: сдать физику на вступительном экзамене в Киевскую сельхозакадемию. Его односельчанин, друг и даже родственник, поступал туда на заочное отделение. Когда-то давно он окончил техникум пчеловодства, неплохо разбирался в сей, очень непростой, науке. Труба позвала его на повышение и потребовала высшего образования, во всяком случае – справки о пребывании в звании студента-заочника. По всем предметам он готовился, их более-менее знал, а вот по физике ожидал полного краха.

– Ну а сам-то, что? – спросил я.

Миша отшутился на тему: «Папа может, но бык – лучше». Миша воевал, все школьные науки у него выветрились давно, хотя благодаря трудолюбию и упорству в институте учился неплохо. «Врага уничтожить – большая заслуга, но друга спасти – это высшая честь». Конечно, я согласился: друг моего друга – мой друг. Начали договариваться о деталях. Фотографию Ивана Лавриненко на зачетной книжке, изготовленную сельским умельцем, без особой натяжки можно было признать моей, хотя Иван был на несколько лет старше. Вдохновенный труд сельского фотографа значительно упростил нашу задачу: мы не совершали уголовно наказуемого подлога важного документа.

С большим трудом я добыл учебник Фалеева и Перышкина (помню!) для средней школы, чтобы не вякнуть нечто, чего по молодости лет я еще не должен был знать. Кое-что прочел с интересом: почему-то этого я раньше не знал. Свое образование я завершил к назначенному сроку и, первым сдав свой экзамен, проехал весь Киев от Святошино до Голосеево, где встретился в условленном месте с Иваном. Он был расстроен: экзамен по физике перенесли на другой день, а сегодня его группа сдает химию.

– Может быть, ты сможешь сдать химию? – с робкой надеждой спросил Иван.

Химию мы уже закончили в предыдущем семестре, к химии я не готовился… Но я вспомнил о длинной обратной дороге с унылым чувством «не солоно хлебавшего» и решил рискнуть экзаменом Ивана:

– Может быть, – прорвемся! – успокоил я не столько Ивана, сколько себя. Иван наложил еще одно, очень тяжелое ограничение. Оказывается, среди преподавателей Академии был один, который лично знал всех Лавриненков, в том числе – Ивана, как облупленных.

– Какой он из себя? Как выглядит? – спросил я Ивана.

Из сбивчивых и противоречивых описаний я уловил только, что наш враг – «солидный». При его обнаружении, я должен был немедленно ретироваться, даже во время сдачи экзамена. Новая вводная не добавила мне оптимизма, но отступать было уже поздно, и, с благословения моего клиента, я отправился то ли в ад, то ли в чистилище.

Ад выглядел как большая аудитория с расположенными амфитеатром деревянными партами. Несколько человек были разбросаны по всему помещению и сосредоточенно грызли карандаши и морщили лбы, готовясь к ответу. За столом внизу у доски сидела усталая женщина, принимая экзамен. Я предъявил книжку, вытащил билет и направился готовиться.

Выбрал себе третий ряд вблизи от входных дверей, чтобы сразу улизнуть после появления врага. Рядом сидел и напряженно соображал кругленький человек средних лет в полувоенном френче, который как форму тогда носили «ответственные работники», хромовых сапогах и галифе, с побритой до синевы головой, которого я мысленно обозначил как директора совхоза. У него были какие-то шпаргалки, очевидно – чужие, так как он безуспешно их листал, пытаясь найти ответ на билетный вопрос.

Пробежал свой билет, вопросы показались несложными, кроме одного; реакция – обычная: окислительно-восстановительная. Написал краткие тезисы ответа и уравнение-реакцию. По «темному вопросу» я знал тоже все, кроме формулы суперфосфата. Решил за помощью обратиться к «директору совхоза»: уж он-то должен знать от чего произрастают булки.

– Формулу суперфосфата знаете?

– Сейчас найду, – откликнулся «директор» и озабоченно начал шебаршить шпаргалками. Вскоре я понял, что он ничего не найдет.

– Ну, черт с формулой, – прошептал я. – Все остальное я знаю.

Последние слова явно заинтересовали моего соседа, и, свернув свои шпаргалки, он приник к неожиданному источнику информации.

– Что такое «амфотерность» знаешь?

Я знал. Объяснил, привел примеры, которые он радостно записывал. Разобрали потихоньку и другие вопросы. Исправил ему уравнение реакции: у него из обычных реактивов получалось соединение, тянувшее своей новизной на Нобелевскую премию. Сосед приободрился, моя помощь была весьма своевременной.

Сдача экзамена за столом у доски проходила очень медленно. Солидные ученики пороли такую чушь, что преподавательница, очень усталая и добросовестная женщина, просто задыхалась. Она пыталась навести их как-нибудь дополнительными вопросами, фактически – подсказками, на верный ответ. Однако семена ее подсказок попадали на слишком каменистую почву и не давали никаких всходов, что ее просто убивало.

Между тем дверь аудитории открылась. В образовавшуюся щель вплыл объемистый живот, за ним последовал «солидный мужчина». Я напрягся: не мой ли вражина? Но тут же, по мелким шагам к столу и заискивающей улыбке, определяю его как очередного «директора», сдающего химию и временно успокаиваюсь. Следующих входящих я уже определяю не по объему туловища, а по его наклону и размеру шагов, что быстрее и точнее.

Подходит очередь моего соседа. Он просит меня пойти первым, чтобы еще подумать. Отправляюсь к усталой преподавательнице: долго сидеть мне опасно. Коротко отвечаю на первый вопрос. Следует дополнительный. Отвечаю так же коротко. Доходит до фосфора, в том числе и суперфосфатов. Отвечаю так же скупо.

– Какие кислоты образует фосфор?

Называю и пишу формулы. Экзаменаторша просто оживляется, усталые глаза загораются радостью. Дополнительные вопросы она теперь задает не из желания что-то подсказать: ей просто приятно общаться с человеком, который понимает ее химию.

– Для чего нужны фосфаты? Из чего производят суперфосфат? Где в СССР есть месторождения апатитов?

Добираемся до реакции. Она просматривает уравнение: оно верно.

– А если вместо этого взять вот такое соединение?

– Реакция не пойдет: у нас два окислителя.

Еще несколько вопросов и ответов. Совершенно счастливая женщина выводит на моем экзаменационном листе жирное «отлично». Я тоже счастлив, забираю лист, прощаюсь и бодро выхожу из аудитории. В коридоре из-за угла на меня бросается заждавшийся Иван.

– Ну, как? – с робкой надеждой спрашивает он.

– Отлично, – с гордостью заявляю я.

– Нет, какая оценка?

– Я же говорю – отлично, – передаю Ивану экзаменационный лист. Иван вглядывается в оценку на бумаге со своей фотографией; его лицо вытягивается и бледнеет.

– Ты что наделал? – трагическим голосом спрашивает он. Я смотрю на него с немым вопросом, не понимая.

– Здесь из сотни сдававших только две четверки, десятка полтора троек, остальные – двойки!!! Теперь вот – одна пятерка…Мной же заинтересуются!!!

До меня начинает доходить весь ужас содеянного и невозможность пересдачи на другую оценку. Оправдываюсь: откуда мне было знать, что директора и главные агрономы так плохо знают химию? В конце начинаю утешать Ивана: ну, приналяжешь и выучишь, в конце концов, эту химию, – не так уж много должны знать школьники. Иван уныло качает головой: ему теперь химию придется изучать самостоятельно и очень хорошо изучать…

После двух экзаменов и броска через весь Киев я проголодался, и Иван кормит меня комплексным обедом в студенческой столовой. Продолжаем разговор. Основного дела то я не сделал: физики не сдал. Договариваемся о следующей сдаче. Иван с опаской глядит на меня:

– И не вздумай получить больше четверки!

Я виновато, но твердо обещаю исправиться.

В назначенный день Иван ведет меня к физическому кабинету, где поступающие сдают физику. Там уже огромная очередь. Скромно стаю в нее последним. Ко мне подкатывается мой единственный знакомый «директор», с которым мы вместе сдавали химию.

– Физику знаешь?

Я молча показываю большой палец. Директор берет меня за руку и бесцеремонно раздвигает животом очередь.

– Лавриненко идет со мной, – небрежно объясняет он недовольным.

Вскоре мы оказываемся в кабинете и берем билеты. Экзамен принимают двое: суровый мужик и симпатичная молодая женщина. Перед женщиной сидит сельский атлет с выпирающими буграми мышц и красным от непривычных умственных усилий лицом. Вслушиваюсь в их разговор, длящийся уже довольно долго.

– Вот вы взяли стол и передвинули его на другое место. Какое действие вы совершили?

– Ну, я приложил… напряжение!!! – выдавливает из себя Геркулес, краснея еще больше. Женщина представляет себе это «напряжение» и снисходительно поправляет:

– Вы приложили не напряжение, а силу… Ну, вот вы этой силой передвинули стол на какое-то расстояние. Какое действие вы совершили?

– Я совершил… напряжение! – силач явно зациклился на научном слове «напряжение», другие слова он начисто забыл.

Женщина какое-то время отдыхает, но, уразумев, что из «напряженной» колеи ее ведомый самостоятельно не выберется, устало говорит:

– Передвинув стол, вы совершили ра-бо-ту!

– Ну!!! Конечно!!! – Геркулес восторженно вскакивает с явным намерением немедленно совершить это действо со всеми столами аудитории, чтобы показать, насколько ему стало понятным определение «работы».

Экзамен продолжается. Смотрю на своего подшефного директора. Кажется он в нокдауне.

– Что такое земной магнетизм? – сдавленным шепотом вопрошает он меня. Объясняю таким же шепотом. Вижу – не понимает. Говорю ему:

– Записывай, там – просто прочтешь!

Диктую ему в формате Детской энциклопедии «Хочу все знать» ответы на все вопросы его билета. Директор, к счастью, пишет быстро. Имея все ответы по билету, он смог оценить окружающую обстановку и даже характер экзаменаторов:

– Пойдешь к мужику! – он бесцеремонно навязывает мне свою волю.

Я согласно киваю и выхожу к месту казни, – «к мужику». Запинаясь и спотыкаясь, но довольно внятно отвечаю на первый вопрос билета. С такой речью пятерки мне не видать как своих ушей. Перехожу ко второму вопросу и начинаю ощущать зияющий пробел в своей подготовке: я не знаю, должны ли знать школьники понятие «вектор». Если нет, а я его произнесу, то Иваном Лавриненко действительно заинтересуются. Начинаю петлять, безбожно эксплуатируя золотые слова «ну», «вот» и другие, а также паузы.

– Ну… сила – это… она имеет… это… направление. (На этом месте вообще глохну).

– Что еще имеет сила, кроме направления? – неприязненно смотрит на меня «мужик».

– Ну… это… Кроме направления? Ну, что еще?… А… ну, это… величину, вот…

– И как все вместе это называется?

– Сила… имеет… это… величину и … как его… направление – тоже.

«Мужик» начинает звереть:

– Ну, сила! Ну, имеет! Ну – величину! Ну – направление! Ну – и как это все вместе называется???

Экзаменатор уже заразился моей лексикой и сейчас мне воткнет тройку или вообще «погонит». Выпаливаю:

– Сила является вектором: она имеет величину и направление.

Экзаменатор удовлетворенно кивает и продолжает кивать дальше. «Опять иду на пятерку», – думаю я про себя и начинаю снова блеять и спотыкаться на ровном месте. Впервые в жизни я играю с экзаменатором как кот с мышкой, которая думает, что именно она является котом. В результате – получаю искомую «четверку».

Иван встречает меня. Теперь он очень доволен, и мы отправляемся в студенческую столовую кормиться за его счет. Стаем в хвост длинной очереди. Обнаружилось, что после сдачи двух экзаменов я успел стать популярным. Ко мне подходят «директора» и «главные агрономы»:

– Ну, ты молодец, Лавриненко, поздравляем!

Я принимаю поздравления, Иван смущенно согнул шею в очереди впереди меня. Вдруг меня пронзает током: на несколько человек перед нами в очереди скромно стоит директор Деребчинского сахарного завода Кравченко, который знает меня, «как облупленного». У него красавица дочка Галя; вокруг нее на каникулах вьется вся деребчинская студенческая тусовка. Папа охотно принимает и знает всех студентов: кто, где и как учится. Стоит ему повернуться, и он очень удивится моей новой фамилии и амплуа. Я хватаю руку Ивана и насильно вытягиваю его из очереди. Мы быстро уходим, не оборачиваясь, под удивленными взглядами моих новых друзей-товарищей. Только на улице Иван начинает понимать, какой опасности мы избежали. Уезжаю, не солоно хлебавши: другие пищеварительные учреждения в Голосеево нам не ведомы. Дальше Иван должен сдавать сам. Он обещает после поступления прийти к нам в общежитие, чтобы отпраздновать это событие. Но я вскоре уехал на практику и Ивана больше не видел. Ау, Лавриненко! За тобой комплексный обед: первое, второе и – это обязательно – компот!!!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.