16

16

Рано утром мы уже тряслись в местном автобусе, пересчитывая на дороге каждую кочку. Шаман, сидевший рядом со мной, кивал своей панамой в такт каждой выбоине, но относился ко всему происходящему стоически. Боб, получивший место сзади нас, был, напротив, раздражен: ему досталась в соседки старая карга с черным поросенком на руках и выводком цыплят в мешке под ногами. Поросенок все время пытался от скуки навязаться к Бобу в приятели, поэтому его пегий нос-пятачок – единственное светлое место на всем теле – то и дело оказывался в непосредственной близости от лица Роберто. Попытки Боба договориться с соседкой, чтобы она как-нибудь иначе пересадила свое поросячье сокровище, не имели ни малейшего успеха. Старуха с интересом выслушивала все, что говорил Боб, но потом равнодушно от него отворачивалась.

Так продолжалось до тех пор, пока наконец не вмешался шаман.

– Потерпи, – бросил он через плечо Бобу, – неужели ты до сих пор не понял, что тетка глуха как пень?

Боб тяжко вздохнул и отвернулся к окну. Это было единственное, что ему оставалось, – так, по крайней мере, поросячье рыло утыкалось ему не в лицо, а в шею.

Автобус напоминал Ноев Ковчег, поскольку на каждого человека приходилось штук десять разнообразных животных. У кого-то, как у соседки Боба, поросята и цыплята, у кого-то несколько клеток с морскими свинками, откуда-то сзади блеяла коза, а рядом с водителем устроилась довольно крупная лама, которую долго заталкивали в автобус в последний момент перед отбытием. Как ее пропихнули в дверь, не представляю. Кресло водителя не было отгорожено, поэтому голова ламы периодически, особенно на поворотах, занимала его место, так что с моего седьмого ряда иногда казалось, что этот странный дилижанс ведет не человек, а как раз она. Буквально все пространство автобуса было забито разными баулами, пакетами, мешками и клетками, откуда раздавались то плач детей, то крик попугая, то блеянье, то кудахтанье.

Все остальные пассажиры воспринимали происходящее как должное. Для местного рейсового автобуса это, похоже, было делом самым обычным. Более того, можно сказать, что нам еще повезло, потому что часть неучтенных пассажиров – они заплатили прямо водителю, а не в кассу – расположилась на крыше дилижанса. Там обычно возят корзины с овощами и фруктами.

Через наше полуоткрытое окно прямо над головой Пабло пыталась постепенно влезть в автобус огромная связка бананов. Когда она, медленно, но неуклонно сползая вниз, достигала его панамы, шаман чуть приподнимался со своего места и бил кулаком в крышу автобуса. Там сразу же вежливо подтягивали связку бананов наверх. И так раз десять за дорогу. Поскольку мы со стариком еще толком знакомы не были, он все больше молчал, но иногда, видимо считая необходимым показать иностранцу наиболее ценные достопримечательности, протягивал палец в окно и однозначно обозначал: «осел», «колодец», «церковь», «собака» или что-нибудь еще в этом роде. Я, естественно, благодарно кивал.

Кстати, о собаках. Самым счастливым пассажиром этого странного автобуса был, конечно, Джерри. Он сидел молча у меня в ногах, но его глаза, уши и нос работали на полную катушку – развлечение редкостное: надо же было понять, кто кудахчет, плачет или мычит в каждом из окружавших его мешков и клеток. Особенно интересовали терьера клетки с куями – он, видимо, никак не мог решить, крысы это или не крысы.

Периодически автобус тормозил в какой-нибудь деревеньке, и тогда начиналась самая занимательная часть поездки под названием «высадка-посадка». Гвалт, который при этом поднимало в дилижансе все живое, описать невозможно. Наверное, примерно так орал бы испуганный зоопарк, если бы туда влез Кинг-Конг.

Еще бы! Сначала нужно было выпихнуть на время из автобуса ламу, а она, к несчастью, ехала до конечной. Затем какой-нибудь крестьянке с ребенком, висящим, по местному обычаю, у нее за спиной, надо было протащить с заднего сиденья через весь салон все свои мешки, корзинки и клетки к единственным дверям в передней части автобуса. При этом всё за всё, разумеется, цеплялось, а неизменная для этих мест шляпа с головы женщины то и дело слетала, и в этом хаосе все дружно бросались ее искать. Между тем спереди уже напирала точно такая же энергичная крестьянка в точно такой же шляпе и опять же с младенцем за спиной и со своим крикливым зоопарком: надо же было успеть первой занять освободившееся место.

Где-то в середине салона автобуса два встречных потока, понятное дело, сталкивались, и начинался водоворот. Гвалт в этот момент достигал своего апогея, а кто-то из животных, на радость всем, именно в этот самый удачный момент на нервной почве начинал справлять посреди общественного транспорта малую, а то и большую нужду.

Неразбериха обычно продолжалась минут пятнадцать. Наконец каким-то чудом все расцеплялось, расходилось, ламу снова впихивали на место водителя, и автобус двигался дальше. А скопившаяся в салоне вонь, пусть и не полностью, но постепенно выветривалась.

Хорошо еще, что остановок было не так уж и много и никого по дороге водитель уже не подсаживал. Шофер автобуса был бы, конечно, не прочь заработать дополнительные деньги, но в Ноевом Ковчеге просто не оставалось уже ни единого свободного сантиметра пространства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.