Начало исхода

Начало исхода

Во всех частях земного шара имеются свои, даже иногда очень любопытные, другие части

(К. П. № 109).

Лаборатория разрослась неимоверно. Мы уже захватили почти весь подвал, половину двора, комнату на втором этаже. Одних радиографов у меня до 6 человек. Когда они возвращаются с объектов, их некуда сажать для оформления заключений. А еще нужна фотокомната для проявления и сушки рентгеновских пленок. Многие вещи надо проектировать, для чего требуется кульман; ставить его некуда. Лаборатория изготовляет оснастку, инструменты, плазмотроны, передвижные машины для сварки на объектах. Наши станки непрерывно работают: они обеспечивают не только наши непосредственные работы, но и многие заказы части. Станкам тоже тесно, негде хранить металл и инструменты. Еще мы готовим и аттестуем сварщиков для части, а некоторых – для УМР и даже пограничников. Несмотря на вентиляцию, в подвале – не продохнуть. Наша малогабаритная разрывная машина по новому ГОСТу не годится, новая – высокая, в подвал не влезет, да и некуда ее ставить. И главное: нам не хватает электроэнергии.

Лаборатория решает очень многие вопросы, причем, теперь не только для части, но и для всего УМР. Это мы на заводе сделали установку плазменной резки, которая режет нержавеющие фланцы для всего УМР. Это мы выпускаем труборезы, за которыми охотятся все части. Нашим сварочным машинам, которые могут варить всё в полевых условиях, завидуют ракетчики. Теперь в лабораторию приходят с уникальными заказами или для консультаций из серьезных учреждений. В задымленном тесном подвале с ожившими потихоньку тараканами важных посетителей стыдно принимать…

Короче: лаборатория не может уже жить в существующих границах, а часть, и даже УМР, уже не могут жить без лаборатории. Для нас начинают искать новое место.

Завод 122 изгоняется из города окончательно в труднодоступные и ветхие помещения бывшего кирпичного завода за Металлостроем. Может и нам туда? Но там тоже бардак и теснота. Резко также возражает наш главный инженер Борис Лысенко: он по несколько раз на дню бывает в лаборатории, а на кирпичный завод – не набегаешься. Да и лаборатория потеряет половину специалистов. Едва не захватываем закрывающуюся котельную недалеко от части. Случайно узнаем, что на этом месте скоро будут строить дом…

В конце концов наши алчущие взоры замыкаются на особняке домоуправления, – одноэтажном здании с покатой, совмещенной с потолком, крышей. Здание находится совсем рядом. Домоуправ Савва – очкастый мужик с необъятным пивным животом, по совместительству – также большой любитель зеленого змия. В домоуправление непрерывно шастают разномастные ханурики, оттуда выходят уже с повышенным настроением и замедленной походкой. Проводим глубокую разведку. Оказывается, что это здание общественной прачечной, которая не работала ни одного дня. Дома вокруг – военные, прачечная и домоуправление в ней – тоже принадлежат КЭЧ (или КЭУ?) округа. Иду туда на разведку и встречаю там полковника Баранова, с которым мы так трогательно расстались в 1960 году! Встречаемся мы теперь как старые друзья. Объясняю Николаю Андреевичу без недомолвок цель своего визита, он меня радостно поддерживает. Оказывается, он проживает в одном из ближних домов, и буйная распивочная в подведомственном домоуправлении его уже «достала».

При таком содействии самого начальника бумажная круговерть быстро кончилась. Управдом переселен в полуподвал в другом доме, где от горя начал предаваться… трезвости и даже похудел. Наши войска с развернутыми знаменами вступили на завоеванную территорию.

Территория – так себе. Площадь – всего около 150 м2, но потолки, хотя и косые, – высокие, особенно в центральной оси дома. Если действовать с умом, то здесь можно разместить почти всё наше хозяйство. Не прекращая работу в подвале, готовим здание для переселения.

Впереди паровоза приходится выполнить одну работу. На старую явку к нам непрерывно прибывают небритые и хмельные «товарищи», забредают прямо на места прошлых «нерестилищ», очумело ищут «хозяина». Выпровождение каждого кадра отнимает много времени. Из подручных средств собираем электрический кодовый замок, который успешно молотил три десятилетия… На окна по всему периметру приходится изготовлять защитные сетки.

Для начала вычищаем несколько кубометров (!) пустых бутылок, настилаем полы и линолеум в главной комнате. Из большого зала выносим и продаем большие стиральные машины и разнокалиберные бадьи: здесь будут станки, верстаки, сварка. Все ревущие и громоздкие сварочные преобразователи, выпрямители, а заодно и вентиляторы приходится разместить в три этажа в маленькой комнате. Управление этим оборудованием теперь может быть только дистанционным, для чего проектируем и изготовляем огромный щит с приборами, переключателями, кнопками и индикаторами. К щитам, естественно, подходит большое количество кабелей, проводов и проводочков, которые надо разделывать, прокладывать, укладывать, закреплять…

Все рабочие столы, верстаки, книжные шкафы, электрические щиты – проектируем специально и изготовляем на месте из гнутых профилей, заказываемых на 122 Заводе. Цели: максимальное удобство, универсальность и экономия пространства. Например, рабочий стол вдоль стенки имеет вместительные выдвижные ящики, внизу – еще один ярус хранилищ, утопленный так, чтобы не мешать ногам. Выше над столом – несколько ярусов открытых полок, узких внизу и расширяющихся кверху. Неглубокие книжные шкафы распластаны на всю высоту и ширину стены и почти не занимают места. В бесполезных углах – встроены треугольные столы с такими же полками, или вытяжной химический шкаф с приточно-вытяжным вентилятором…

Разногласия вызывает место для кабинета командира сварочной группы и начальника лаборатории (к тому времени я оказался один на этих двух должностях). Командир и главный инженер считают, что под кабинет надо оборудовать небольшую комнату справа от входа. Я – против: здесь должно быть чистое место для ремонта кислородных редукторов и, возможно, – для электрика. Мое же место – в общей большой комнате, так сказать, – «вместе с моим народом». Вопрос имеет предысторию. Шапиро и Чернопятов, затем Чернопятов и Лысенко сидели в одной комнате. Такое размещение командира и главного – удобно для производства в авральном режиме и подчеркивает монолитное единство руководства.

Новый командир предпочитает отдельный, просторный и хорошо обставленный кабинет: так нужно для политесов, приемов и совещаний в узком кругу – стиль и темп жизни стали другими. Теперь командира и главного объединяет общая прихожая с секретарем: эра партизанской жизни кончилась, офис должен быть солидным. Меня же вопросы «узких совещаний» не волнуют, а работать мне так удобней. Командир и главный уступают моим доводам.

Надо несколько заглянуть в будущее, чтобы потом уже не отвлекаться. Начали мы обустройство лаборатории (очень подходящее слово возродил Солженицын) в начале 1966года. Обычная текущая работа ведь продолжалась. По новой лаборатории работы тоже очень много, приходится на ходу придумывать, искать материалы и оборудование. Нетерпеливо меня торопит главный инженер Боря Лысенко. Я тоже тороплюсь. Но я теперь уже точно знаю, что мне надо построить, причем, – на высоком уровне: многое сделанное быстро и плохо потом нельзя будет исправить. На очередной нетерпеливый вопрос Бориса Николаевича: «Ну, когда ты кончишь?», я бухаю немыслимый срок: «К пятидесятилетию Революции!», т. е. – к 7 ноября 1967 года. Бедный Боря чуть не выпрыгнул из штанов от моей дерзости. А в действительности – все так и получилось. На даты у меня полное беспамятство, а вот эта запомнилась…

После обустройства всей лаборатории мой стол стоит в углу большой общей комнаты. Слева располагается длинный рабочий стол со щитом наладки, ящиками и приборами, сзади – книжный шкаф, справа – стол Веры Николаевны, моей правой руки, совести и души нашей лаборатории. На моем столе стоит два телефона, кнопка открывания двери и микрофон, включение которого автоматически отключает радиотрансляцию во всех помещениях. Я вижу и слышу всех работающих в комнате, они – видят и слышат меня. Мы – единая команда, нам нечего скрывать друг от друга.

У Верочки очень много работы с графикой моей книги. Каждую картинку в книгу надо вычертить тушью на кальке в масштабе 1:1, что является уменьшенной копией подлинника. А вот цифирь и буквы уменьшать нельзя, иначе они станут «нечитабельными». Это адская и кропотливая работа сверх обычных обязанностей. То, что книга издана – огромная заслуга Веры Николаевны. А ведь в ее попечении и работе находятся еще металлографический микроскоп и стилоскоп для быстрого спектрального анализа металлов, не считая полок с документацией и химического шкафа для коррозионных испытаний образцов.

На столе слева стоят готовый к работе ультразвуковой дефектоскоп. В комнате работают ребята на двух больших кульманах. Электронщики на высоком и длинном столе справа налаживают схемы на осциллографах. Есть столы для работы 2–3 радиографов и свободный стол. Посетители из других организаций попадают в атмосферу работающей лаборатории. Принимать их не стыдно: у нас чисто и светло. Панели стен окрашены в светло-салатовый цвет, на полу красивый линолеум, все столы и шкафы отделаны лакированным дубом и буком. Верочка на окнах повесила легкие занавески, расставила красивые цветики. Вдвоем с Жорой Бельским они разработали элегантные кронштейны и разместили на них цветы в горшках везде на стенах, где оставалось еще свободное место. Как водится, – подобные кронштейны нам пришлось делать потом для всей части. То же происходит с вертикальным металлическим шкафом с закрывающимися и опечатываемыми полками. Шкаф получился такой удобный и красивый, что для всей части нам пришлось изготовлять его в нескольких десятках (!) экземпляров…

Большой зал частично разделен верстаками нашей конструкции на две неравные части. В меньшей стоят станки: по два токарных и сверлильных, фрезерный, шлифовальный, заточной, гидравлический 20-тонный пресс для испытаний сварки, который мы также используем для многих работ, в том числе, для штамповки.

Большая часть зала отдана сварке. Длинный стальной стол для сварки больших конструкций может разделяться на 4 поста, на каждом могут быть различные виды сварки, в том числе, в среде аргона. Над столом – входной отсек вентиляции, в котором размещены все греющиеся элементы: балластные реостаты и дроссели. На стене красуется огромный щит с приборами, рубильниками, кнопками, сигнальными лампами. Со щита можно включать все источники сварочного тока на любой пост. Для плазменной резки источники могут соединяться последовательно. В сварочной части зала есть сборочный стенд, труборез, небольшая гильотина, гибочный станок и еще много нужных вещей.

Теперь у нас отдельная, хорошо оснащенная фотолаборатория, точнее – комната для обработки рентгеновских пленок.

Работа лаборатории немыслима без запасов металла и оборудования. Его хранят два склада: один в подвале прежнего здания, другой – рядом с гаражом Лившица, который мы для этого и построили. В старом подвале у нас остается хранилище радиоактивных изотопов с колодцами, перезарядным столом и множеством рабочих и транспортных свинцовых контейнеров.

Перед лабораторией разбиваем цветник (самосвал растительного грунта нам дарит СУ, в котором теперь работает Эмма), сажаем тополя, делаем низкую ограду. За мзду из моих собственных денег нелегально асфальтируется площадка перед лабораторией, которую мы тоже считаем своей площадью: здесь стоят большие пресс-ножницы, а также на время монтажа – фургоны сварочных мастерских, которые мы выпускаем для объектов. Здесь же работает воздушно-плазменная резка: тучу бурого дыма от нее не в состоянии забрать наша вентиляция. Единственное спасение: плазма работает очень быстро, и туча дыма уплывает в небо раньше, чем ее засекут недовольные…

Следует еще рассказать о некоторых правилах, которые я с самого начала установил в лаборатории «за периметром». Мне всегда было неудобно за фирму, когда с объектов приезжали люди – прапорщики и вольнонаемные, и неприкаянно, как чужие, тынялись по коридорам в ожидании получки, собрания или приема для решения отдельных вопросов. В таком положении я бывал сам, когда приезжал с объектов, хотя офицеру легче приткнуться в чужом кабинете, да и вопросов для решения набирается побольше. Поэтому я сразу установил, что лаборатория должна быть родным домом для всех прибывающих с объектов сварщиков. У нас приезжий товарищ всегда мог переодеться, умыться, оставить вещи. Я при этом получал полную информацию с объектов о работе наших воспитанников и разных проблемах.

За сварщиками потянулись и другие офицеры и мичманы. И если после получки они распивали «по быстрому» бутылочку в «малом» помещении, то я закрывал глаза: не в подворотню же идти нашим трудящимся. В обеденное время выделялись два стола для «козлистов», постепенно весь доминошный бомонд со штаба части перебрался в лабораторию. Поскольку народа набиралось много, то играли «на высадку» укороченным и ускоренным «морским» козлом. Смею уверить – это вовсе не игра задумчивых пенсионеров, как считают интеллектуальные снобы, – морской козел требует быстроты реакции, чувства локтя и хорошей памяти. Взрывы смеха и шуток при «высадке» проигравшей пары превращали лабораторию в шумный развеселый кабак ровно на один час. Строго за 5 минут до конца обеда (большие морские часы висели над дверью) «игорные столы» превращались в рабочие, оживленные посетители уходили, а в лаборатории продолжалась обычная работа.

Ребята в лаборатории подобрались ответственные, работящие и дружные: Андреев Вася, Булаткин Володя, Гена Степанов, Жора Бельский, Толя Кащеев, Витя Чирков, Володя Минченков. Все они уже ушли в мир иной, один я из мужиков остался… Слава Богу, жива-здорова наша Верочка…

Размещение лаборатории вне периметра части – без охраны, контрольно-пропускных пунктов и дежурных, значительно облегчает нашу жизнь: можно запросто принимать и общаться с широкими слоями трудящихся и начальства из других организаций. Теперь принимать их было не стыдно, да и показать мы могли уже многое…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.