Домик окнами в сад

Домик окнами в сад

Збудуй хату з лободи,

До чужої не веди…

Но все это были семечки по сравнению со следующим проектом: постройка дачи. Конечно, это никакая не дача в классическом понимании, которой в кино владели обычно большие академики с многочисленной родней и друзьями. Там академики предавались умным разговорам, ловили рыбу на ближней речке и слегка музицировали от нечего делать.

«Дача» же в нашем современном садоводстве – это участок болота размером 6 соток (600 м2), на котором счастливый владелец обязательно должен выращивать что-нибудь общественно-полезное: картошку, брюкву, огурцы или бананы. Для души – можешь выращивать также цветы, но не для рынка, а только для личного обнюхивания. Как и на «удаленном огороде», нарезанном от профсоюза на ближайших Соловках. Правда, «садоводство» от «огородничества» еще отличается тем, что на участке разрешалось сажать деревья и построить: а) домик типа «не выше, не шире, не более», б) туалет; в) душ с подогревом воды от звезды Солнце – вершину буржуйского комфорта. Огородники же имели право только на воздвижение будки для хранения лопат.

Тем не менее, и на огороды, тем более – на садоводства, во всех «дающих органах» стояли огромные безнадежные очереди: городской народ жаждал надрывать собственные пупки, чтобы превратить комариные рассадники в участки с цветущим картофелем. «Оформленные» счастливчики с небывалым энтузиазмом добирались в выделенные болотистые Тьмутаракани на паровозах, автомобилях, левых колхозных тракторах. Последние километры обычно преодолевались по узким тропинкам в пешем строю с рюкзаками, загруженными инструментами и провиантом. Именно так осваивалось далекое Радофиниково, участки которого распределяли среди заслуживших профком 122 завода и политотдел УМР.

Раньше эти заботы меня совершенно не трогали: хватало других. Кроме того, я считал, что у нас, автомобилистов, – любой куст за городом является прекрасной дачей, не требующей никаких усилий и оформлений. Повернула наши мозги Леля Мартыненко родительским домиком в Шапках. Мы приехали туда веселой компанией, погоняли чаи-кофеи, затем двинулись в ближний лес за грибами. К нашему возвращению уже был готов сытный обед, откушав который мы предались загоранию и всяким развлечениям на пленэре. Добрейшие родители Лели и Наташи ходили за нами, как за маленькими. А мы нежились, наслаждались и отдыхали: чем же еще можно заниматься на даче??? Спустя годик на собственной «даче» я краснел от одних воспоминаний об этом отдыхе: пожилым людям так нужна была наша реальная помощь в их повседневном тяжелом труде…

Мы, наверное, уже несколько состарились, судя по эволюции взглядов. Постепенно созревала мысль, что неплохо бы иметь собственное поместье, где хорошо было бы отдыхать самим и принимать друзей: не все требуемое для отдыха помещалось в машину, да и возвращаться надо было к вечеру в город. А в своем вигваме – отдыхай-не хочу…

У наших друзей Мещеряковых, которые были в то время на Кубе, возникла необходимость купить домик поближе к Питеру для матери, которая после смерти отца осталась одна в Тамбове.

Мы с Эммой объездили всю Ленинградскую область по все возрастающему радиусу: ничего походящего не нашли, но набрались впечатлений по сельским домикам. Тут Олег Власов, мой непосредственный начальник, предложил вступить в садоводство «ЛОТОС» – «Ленинградское окружное товарищество садоводов». Садоводство ласкало слух своим египетским именем, а главное – оно было всего за 40 км от нашего нового жилища. И самое главное: председателем там был Иван Абрамович Кривошеев, бывший замполит УМР, «Ошечка». (Так он, заядлый охотник, произносил слово «осечка», и все знали его по этой партийной кличке. Иван Абрамович знал об этом, и сам подсмеивался над своей дикцией).

Кривошеев когда-то помог нам (не помешал, хотя и мог!) получить вторую комнату на Краснопутиловской. Наше вступление в ряды садоводов было почти гарантировано: Кривошеев сам нуждался в нашей помощи. В садоводстве надо было прокладывать и сваривать трубопроводы, сооружать ворота и разную железную и электрическую лабуду, что могли сделать только мы, монтажники. В наши ряды естественно включился Лева Мещеряков, который скоро должен был расстаться с Фиделем и Раулем Кастро. Заодно почти решалась его задача с домиком для матери…

Осенью 1976 года мы с Олегом облюбовали свободный участок на троих. Там, правда, были глубокие залежи торфа, далеко от дороги и совсем близко к болоту, но там «было на троих». И еще: рядом стояли два новеньких оранжевых домика, ласкавшие взгляд…

Кривошеев разрушил наши мечты: этот участок где-то еще «оформлялся», и его получение могло состояться не раньше, чем через год. А принятие в «садоводы» Мещерякова вообще могло сорваться по каким-то формальным причинам. Но мы уже начали разбег и «стремлялись» как стрела, пущенная из лука. Тогда «Ошечка» предложил нам такие варианты, на которые мы скрепя сердце согласились. Олегу Кривошеев отдал участок офицера Ермолаева, который служил где-то в Чехословакии. Участок был оформлен несколько лет назад, но «не освоен», т. е. до сих пор на нем колосились не злаки, а молодые сосны, а вместо домика в болоте торчала будка с замком. По правилам садоводства такой участок подлежал изъятию и передаче новому садоводу для «освоения». Мне был предложен рядом участок «зеленой зоны»: «кривое место» у дороги, на котором росли сосны и располагались помойки и сараи окружающих плантаторов. Наши с Олегом участки объединял в одно целое большой болотистый ров. Леве Мещерякову предложено было купить готовый дом на возделанном участке, что его очень устроило.

Садоводство ЛОТОС-1 (были еще 2 и 3) с первого взгляда казалось весьма живописным, то есть – беспорядочным и безалаберным, с косыми и кривыми улочками и участками среди таких же канав, болот и водоемов, носящих гордое наименование «противопожарных». Большинство домиков и разномастных сараев при них были такими же кривыми и невзрачными. Казалось, что все творцы этого ландшафта органически не терпели прямых линий. Только история давала ключ к пониманию этого геометрического явления.

Раньше рощицы, поляны и болота этого места с редкими избушками егерей являлись обширными охотничьими угодьями ЛенВО. Изредка сюда приезжали банды высокопоставленных охотников, которые после обильных возлияний кого-то стреляли. Однако вокруг начали возникать гражданские садоводства: «Политехник», несколько «Дружных» и другие. В военной среде число потенциальных «садоводов» значительно превысило число «охотников». Под давлением первых вторые отступили. В «верхах» было принято решение: угодья реорганизовать в садоводство для всего округа.

За дело взялись основательно. Проект садоводства поручили делать Проектному институту. Сначала составили и согласовали предварительную смету. Затем несколько лет делали геодезическую съемку, проект мелиорации, дорог, нарезку участков. Вся эта масса бумаг требовала многочисленных согласований, утрясок и переделок, на что ушло еще несколько лет.

Тем временем нетерпеливые владельцы грядущих участков начали их осваивать полулегально, захватывая ломти получше и посуше, ведя дороги к ним тоже по местам посуше. Бурно строились по такому же принципу егеря, жившие на угодьях раньше.

Когда проект садоводства с красиво расчерченными дорогами и прямоугольниками участков был наконец готов, то возможность его выполнения стала не просто нулевой, – она стала величиной виртуальной, как квадратный корень с минус единицы.

Проект так и остался голубой мечтой на бумаге; участки стали раздавать «по факту» и статусу просителей. Хлынувшие очередники второй очереди тоже действовали по принципу: кто раньше встал – того и тапки. Мы уже были совсем внеплановыми – выбирали то, что осталось случайно. Следует учесть, что каждый садовод лепил свои строения из имеющихся подручных элементов: списанных фургонов, автобусов, утильных домиков и различного хлама. Большой популярностью пользовались полусгнившие, пропитанные ядовитым креозотом, железнодорожные шпалы. В ход шли даже подвешиваемые к самолетам топливные баки. Болота на подъездных путях изобретательно заполнялись автопокрышками самого разного калибра и дверями со свалок. В ожидании лучших времен на каждом участке «по-быстрому» сооружалась времянка: надо же было где-то жить и хранить лопаты до воздвижения мечты – домика типа «не выше, не шире, не более». Давно известно, что нет более постоянных строений, чем временные, поэтому времянки, похожие на метастазы собачьих будок, оставались навсегда, даже если рядом вырастал домик. Картина будет неполной, если не упомянуть о перекошенных столбах ЛЭП, стоящих с обвисшими проводами в самых неожиданных местах (но и это счастье: в Радофиникове были только керосиновые лампы). И последний штрих – целиком «фантазийные» ограды участков: уж на них-то вообще не полагалось расходовать драгоценные материалы…

Так и создалась «в натуре» неописуемая живописность нашего садоводства.

Исторический экскурс. Кажется, в журнале «Наука и жизнь», весьма популярном в те годы, я прочел о садоводствах вокруг Таллина и Риги (компьютер требует, чтобы я написал «Таллинн», но я принципиально не хочу мычать по-эстонски на русском языке). Так вот, обстоятельные прибалты выдавали желающим участки вокруг городов гораздо больше 6 соток по тщательно разработанному генплану с заранее созданной инфраструктурой: дорогами, энергоснабжением, водопроводом и канализацией. Садовод на участке должен был построить дом согласно общему плану. Дом мог быть любой, но не меньше и не хуже, чем по некоему, довольно высокому, стандарту. В результате спустя несколько лет вокруг столиц был создан красивый зеленый пояс, пригодный для постоянного проживания…

Сейчас мы, шагнув одной ногой в капитализм, проскочили заодно разумную организацию пространства. Нувориши стали лепить подобие средневековых замков на берегах рек и озер, загрязняя их отходами своей жизнедеятельности, перекрывая доступы к местам бывшего массового отдыха. А уж ограды вокруг замков по высоте и стоимости стали приближаться к уровню Кремлевской стены…

Тем временем дороги и леса Карельского перешейка стали напоминать гигантскую свалку. Невзирая на грозные щиты: «Выбрасывать мусор возле дороги категорически запрещается!» После чтения этих предупреждений у меня на языке вертится два вопроса: «А в лес, уже загаженный до предела, – можно?» И еще один: «Когда появятся щиты с надписями: «Пункт сбора и приема мусора – через … метров»? Нет ответа, не тот у нас менталитет. Мы продолжаем бороться за чистоту. Пора бы начать и просто подметать.

Ну, это к слову: наболело. У Олега проблемы. Почуяв, что запахло жареным, теща Ермолаева бросается грудью на амбразуру. За одну ночь она вырубает чудесную сосновую рощу на участке, что должно демонстрировать его бурное освоение. Увидев пустырь, я ахнул: очень эмоциональная Лера Власова может получить инфаркт. Однако она прореагировала удивительно спокойно:

– Вот и хорошо, не надо будет нам корячиться!

(На своем участке я решил сохранить все до единой сосны: очень люблю это дерево. Как показали последующие годы, – сосны благодарно осушили наш участок и даже балуют нас белыми грибами).

В ответ на происки чужой тещи Олег наносит разящий удар – вывозит ее будку на границу садоводства. Попытка удалась только со второго раза с применением гусеничного трактора: будка, оказывается, была наполнена кирпичами.

После оформления участков перед нами во весь рост стали вопросы: как построить дом? из чего? какими силами?

Был уже протоптанный и малозатратный путь, по которому прошли Булкин и Пономаренко. В Горелове ликвидировался военный городок авиаторов. Деревянный щитовой домик по выбору можно было за бесценок выкупить у округа. Затем его надо было разобрать и перевезти. Отрезать сгнившую нижнюю часть и собрать домик вновь на новом фундаменте. Все очень просто. Любезный Анатолий Иванович Пономаренко, друг нашей семьи, бывший подполковник-связист, работавший в УМР, составил для нас подробную технологию всей операции, в которой даже указал количество и тип требующихся гвоздодеров и ломиков. Я зашел к командиру, чтобы узнать тонкости покупки домика в Горелове. Ефим Ефимович поморщился:

– Зачем вам это нужно, Николай Трофимович? Дышать чужими запахами, латать ветхие стены и столярку? И кормить чужих клопов? Я бы посоветовал вам собраться с силами и построить что-нибудь новое, чтобы потом не жалеть, как мы…

Я «проникся» и всю оставшуюся жизнь благодарен командиру за этот совет. Ему самому домик перевезли и собрали, конечно, силами «вверенного личного состава». Но он этот дом не любил и никогда в нем не жил, возможно, – из-за «чужих запахов».

…Через месяц мы с Олегом предварительно заключаем с Леноблремстроем на 6-й Советской договоры на постройку двух типовых сборно-щитовых домиков в садоводстве ЛОТОС-1. Мы облюбовали типовой проект с продольной верандой и наносим его размеры на разрешительный план участка. Кривошеев не без удовольствия перечеркивает их крест-накрест: площадь веранды составляет около 12 м2, что на целых два (!) квадратных метра превышает разрешенную площадь! Нам ничего не остается, как выбрать единственный оставшийся проект, в котором все было не выше нормы: две комнатушки и кухня в сумме имели площадь 25 метров и веранда – 10 метров. Этот проект С-330 «Рыжий Иван» (вторая партийная кличка И. А. Кривошеева) и утверждает к воздвижению на обоих участках.

Боже милостивый, какой это был проект, что это было за сооружение! Даже собачью будку можно было сделать уютнее и совершеннее, не говоря уже о красоте. Подслеповатые окошки обеих комнат выходили на фронтон. Поскольку к одной комнате еще примыкала кухонька, то эта половина дома (и его крыша тоже) была длиннее на ширину двери. Зато к ущербной половинке сиротливо притулилась веранда с отдельной двускатной (!) крышей, которая почему-то была ниже остальной крыши. Попасть на наши чердаки можно было разве только голубям через микроскопические окошки на фронтонах «виллы» (слово «фазенда» появилось позже, после «Рабыни Изауры»).

Мы уже давно приняли решение ставить домики на высокий фундамент, чтобы в цоколе (высотой не более 1,8 м, иначе это считалось этажом!) иметь еще какие-то полезные пространства. Я мечтал о гараже и мастерской, да и различные материалы где-то надо было хранить. Мы ездили по садоводствам, изучали редкие тогда «высокие» домики. Обычно это был просто приподнятый дом, что нам не подходило. Но цоколь зависел от того, что будет наверху, а с ним мы никак не могли определиться. Индивидуальные изменения проекта (в пределах плана) разрешались за отдельную плату, но передвинуть что-либо было трудно: стены набирались из готовых модулей шириной 800 или 600 мм.

Каждый вечер мы заседали с Власовыми у нас на кухне, пытаясь как-то улучшить наши уродливые будки, перебирая десятки вариантов изменений – в пределах «дозволенного». Один проект вызывает бешеный восторг, и Лера Власова восторженно пишет поперек эскиза: «Согласны УСЕ!!!». По задумке половина крыши над верандой и крыльцом делается плоской: это будет наш летний солярий и площадка для входа на чердак-мансарду. На следующий вечер, по зрелому размышлению, все отвергается: а куда будет уходить дождевая вода? кто будет чистить здесь снег зимой? как обеспечить плотность и прочность соединений?

Постепенно вырисовывается проект, с которым действительно «согласны усе»: надо надеть общую двухскатную крышу на весь домик, включая ущербную веранду и виртуальное крыльцо рядом с верандой. Веранду и крыльцо остеклить по всему периметру так, чтобы можно было убрать окна из крыльца на случай тревоги по поводу лишней площади. Убирается перегородка между комнатой и кухней, образуется бОльшая комната с плитой-печкой. В каждую комнату еще добавляется по одному окну. Вверху на фронтонах вместо голубиной дырки ставить по два больших окна, чтобы мансарда была светлой (окна в крыше мансард обычно протекают).

Мы получаем простую прямоугольную форму дома. И очень нужные мансарду и подвал, которые юридически и площадями-то не считаются.

Стройфирма наши изменения принимает и пересчитывает ведомость материалов и смету. Вот фундамент они могут делать только ленточный, но будут строить на нашем «самодельном». Бьем по рукам, выплачиваем аванс. Фирма завозит зимой на участок все материалы, чтобы ранней весной, когда будут закрыты дороги, начать стройку без раскачки. Все настолько хорошо, что даже не верится…

Мы с Олегом готовимся к строительству фундаментов. Решаем делать свайный фундамент с ж/б ростверком. Для свай нам нужны стальные трубы 219 мм. У нас их навалом с демонтированных трубопроводов, всякая некондиция и т. п. Наученный горьким опытом с правдоискателем Базловым, я придерживаю Олега, который просто хочет вывезти из свалки все нужное. Идем вдвоем к Булкину:

– Ефим Ефимович, нам нужен разный металл и трубы из металлолома. Продайте нам несколько тонн, чтобы не чирикаться по мелочам…

– Нет, дорогие друзья, я не сделаю этого. Стоит нам оформить один-единственный ордер на продажу, как нас замучают проверки и расследования. Вы знаете сами, как подчищают даже годный металл замполиты, когда надо выполнять план по металлолому. Упредите их, возьмите ненужное. Только не просите оформления: это чревато большими неприятностями…

Да, трудно быть честным в нашем мире. Олег организует вывоз труб и металла, оформив липовые накладные. Из свалки он привозит выброшенную бетономешалку, которую я лично превращаю в действующую в течение недели. Из списанных машин восстанавливаю сварочный преобразователь: сети слабые, и только он позволит работать с пиковыми нагрузками от сварки. Кривошеев скрепя сердце дает разрешение на подключение сварки в обмен на объявление, что на Лесной 30 А производится бесплатно сварка для всех садоводов Лотоса.

Все украденные сваи мы прячем глубоко в землю за одно воскресенье. Кроме нас двоих в бригаду вошли Жора Бельский, Гена Степанов и Коля Карпов – инженер-строитель, свояк Олега. Точную разметку мы сделали заранее. Бурилка-столбостав быстренько делала дырку в матушке земле. Туда мы опускали сваю, вставляли внутрь арматурный каркас и заполняли бетоном.

К концу дня на наших участках не было ни одной трубы. Из земли торчали только выпуски арматуры, которую теперь не спеша надо было приваривать к арматуре ростверка. Позже я, возможно, расскажу о злой шутке, проделанной этими сваями…

За недельку вся арматура ростверка была сварена. Теперь устройство ростверка было даже проще, чем устройство ленточного фундамента: все на поверхности. На него надо по расчетам два самосвала бетона. Мой дом идет первым, и я договариваюсь с прорабом стройконторы, что его люди сделают опалубку. Приезжаю через пару дней. Часть опалубки сделана, хотя бригада и навеселе. Я уже знал, что они как алхимики превращают доски для домов непосредственно в алкоголь. Нас это не очень трогает: материалы принадлежат строительной фирме, а мы у них будем принимать готовые дома. Что растранжирили – придется восполнять их фирме. Твердо договариваюсь со всей бригадой: в четверг утром я приведу два самосвала с бетоном. Опалубка к этому времени должна быть безусловно готова.

– Конечно, конечно! Тут и работы не так много… Разве мы не понимаем, что такое жидкий бетон в самосвале, – говорит бригадир.

Утром встречаюсь с Колей Карповым, заезжаем на Северную ТЭЦ. Плачу наличными немаленькие деньги. При нас загружают два самосвала свежеприготовленным бетоном, которые мы ведем в Лотос.

…Открывшаяся картина не для слабонервных: половины опалубки нет вообще. «Понимающие труженики» блистательно отсутствуют в полном составе.

С тоской оглядываю окружающий ландшафт: куда слить из двух самосвалов высокопрочный, готовый схватиться, бетон? На дорогу и огород – нельзя, в лес – не подъехать из-за канавы…

И тут Коля Карпов, оптимист потрясающей силы, глядит на меня голубыми невинными глазами:

– Давай сейчас сделаем опалубку сами!

Ошалело смотрю на него. Нет, он не шутит, да и другого выхода нет. Через мгновение мы начинаем работать, на ходу стаскивая с себя одежду…

Таких сумасшедших темпов не было даже на Новой Земле. Мы хватали любые мало-мальски пригодные доски, рубероид, щиты и превращали их в стенки опалубки. Стенки скрепляли кольями, проволокой, веревками или чем-нибудь подпирали… Недовольные водители самосвалов сначала скептически покуривали, затем не выдержали и тоже начали помогать. Время остановилось…

… Глядя на безобразно волнистые стенки ростверка нашего дома, любой человек подумает: как неаккуратно работали! И только мы с Колей Карповым думаем: неужели мы за час сделали то, что целая бригада не могла сделать за неделю? Ростверк, кстати, оказался очень прочным. Когда одна свая начала выпирать из земли, ростверк наклонил весь дом, но не разрушился.

Бетонирование дома Власовых тоже не обошлось без ЧП: самосвал с бетоном застрял в болоте за 10 метров от дома…

Прораб нашей стройки – человек еще не потерявший совесть. У него десяток таких строек по всей области. А вот бригада наших «тружеников» уходит в загул, дело стоит. Прораб меняет бригаду – через неделю ситуация повторяется. Пробую применить методы грядущего капитализма:

– Ребята, если вы к следующей субботе сделаете это и это, – я вам выплачиваю премию из собственного кармана! Кроме премии ставлю и бутылку!

Трудящиеся радостно соглашаются: внезапная премия и бутылка – хорошо! Утром в субботу приезжаю вместе с Эммой. Ничего не сделано вообще, никого нет. Впрочем, один есть, спит голый на сыром болоте. Эмма волнуется:

– Он же простудится! Разбуди его!

Пытаюсь растолкать здоровенного амбала. Даже не мычит. Пробую перекантовать его, чтобы подложить какую-нибудь подстилку, – не могу перевернуть такого кабана. Чертыхаюсь в адрес всех алкашей Советского Союза, и начинаем работать. Все выходные и вечера мы трудимся на своей стройке: исправляем содеянное, конопатим, улучшаем то, что можно. От производственного шума амбал все же просыпается и, пошатываясь, подходит к нам:

– А где наша премия? Где бутылка???

… Вместо обещанного июня конец строительства не виден и в сентябре. К счастью последняя бригада из двух мужиков – вполне нормальная. Они покрывают крышу, обшивают снаружи вагонкой дом и веранду, вставляют окна-двери и настилают полы, конечно – при нашей активной помощи. На носу уже зима, и нам срочно нужна печка. Две недели я по утрам лечу в Купчино, хватаю там рекомендованного деда, который лепит нам с Олегом печки. Воду и замерзшую глину приходится греть уже на костре. Сооруженные печки отчаянно дымят, несмотря на успокоительные басни деда. Тем не менее, у нас уже есть приют, где можно работать. Станок для дерева, который я соорудил уже давно, вытаскиваем на веранду. С нетерпением ждем 9 часов утра, когда можно будет начать строгать-пилить…

На следующее лето мы занимаемся отделкой дома. Построенное нравится многим, особенно подвальный этаж и мансарда. К нам зачастили делегации для получения наших ноу-хау. Больше других нас донимал один полковник. Сначала он часа два дотошно разбирался сам, затем привез жену, потом проектировщиков. Эмма возмутилась:

– Вы, конечно, все себе построите как надо. Вот только нам не дадите окончить стройку!

– Понимаете, у меня очень сложное положение, – отвечает полковник. – Вокруг строятся одни генералы, и мне надо построить так, чтобы было лучше, но не настолько, чтобы они могли это заметить!

Мы посмеялись и простили его настырность: действительно, трудно человеку. Кстати о генералах. Перенимает наш опыт также недалекий сосед, генерал Стасюк, бывший начальник финансов ЛенВО – шишка большая, но очень приличный человек. Генерал, отталкиваясь от наших решений, пошел дальше и сделал лучше: на мансарде вместо проектного подслеповатого окошка на дорогу смотрел большой и красивый витраж из разноцветных стекол. Нагрянула комиссия из округа, проверявшая, чтобы домики были «не выше, не шире, не более». Пришли к нам с проверкой. Я сунул в нос высокой комиссии целую папку: вот типовой проект с указанием дозволенных метров, вот смета, вот чек на оплату работ и материалов, а вот куча чеков на оплату всяких прибамбасов. Комиссия уныло удалилась не солоно хлебавши. Спасибо тебе за своевременную науку, бдительный коммунист товарищ Базлов!!!

А вот бедного генерала уличили в архитектурных излишествах и предписали: полкрыши с красивым витражом – снести, дабы не расшатывать социалистическую законность. Генерал выполнил предписание, после чего искалеченный дом стал даже хуже окружавших его собачьих будок. Эта передовая архитектура так потрясла человека, что он вскоре умер. Потом наследники как-то прилепили недостающий кусок крыши: дожди-то поливают! Только вместо радостного витража смотрит теперь на дорогу запыленное окошко вполне законных размеров…

Наша стройка, плавно переходящая в ремонт, длится уже более 30 лет. Сосны уже выросли выше дома. Зимой мы раньше приезжали на свою фазенду, пробиваясь сквозь сугробы. Ставали на лыжи или просто бродили под сияющими звездами. Снег очаровательно скрипел под валенками… Сейчас мы там живем только летом, возможно – потому и живем…

Среди сосен Дом нас хранит сейчас:

Мы с любовью его раньше строили…

Согревает нас, терпеливо ждет —

Когда медленно одеваемся…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.