Чиновничий феодализм

Чиновничий феодализм

В России все логично, все тонко и замечательно. Вы знаете, что такое – логично? Представьте: генерал на плацу наблюдает за парадом. Идут красавцы: крупные такие, глаза горят родным идиотизмом, песню горланят: «Маруся...» Так интенсивно орут, что горла, перекормленные перловкой, набухают. И полуоглохший от таких песен генерал говорит: «Молодцы! Порадовали, сынки, порадовали! Обращайтесь!» Выходит один такой красавчик сержант из строя и говорит: «Товарищ генерал, разрешите обратиться?» Генерал говорит: «Спрашивай». Сержант: «Товарищ генерал, вот наш прапорщик, товарищ Прилепенко, часто говорит слово «логично», а мы не знаем, что оно означает?» – «Молодец, сынок, – говорит генерал, – хороший вопрос! Я тебе объясню. Вон видишь здание – двадцать этажей и крыша из рубероида. А рядом особняк – три этажа и крыша уже из черепицы. А вон там сарай, на нем крыша и вовсе соломенная. Логично? Логично! Вот так и в жизни: умрет человек, и хрен кто вспомнит!» Это и есть логика по-русски.

Никакая другая логика в России не работает. Объяснить, что из чего следует, пользуясь тупой немецкой философией, базируясь на Гегеле, или рассуждая о смешных древних греках, которые в нашем представлении все время бегали в туниках и сандалиях и жрали свои оливки, запивая вином, невозможно. У нас свои представления о жизни и мы ими гордимся. Мы же великий народ, мы не можем быть другими. Мы, например, создали великую философскую систему. Ведь создали – не могло быть иначе. Но, простите, какую? Есть у нас великий философ? Да – первый ответ. Вопрос – кто? Мы говорим: «Этот, как его... Ну, этот мужик. О, вот ты вот – Соловьев». Согласен, Соловьев – великий философ. А еще кто? Ну, эти. Кто? Эти. Кто? Ключевский. Он историк. Как историк? Так историк. Какая досада. А Толстой? Писатель, философа, философа давай! Кронштадтский. О, точно! Великий? Очень. Для нас величайший. А кто-нибудь знает наших великих философов за двадцать метров от границы? А... Ну... Увы, не получилось.

Великий философ должен стоять на плечах великих предшественников и быть основанием для великих последователей. Но трагедия России была в том, что у нас никогда не было великих философских школ. Мы не можем похвастаться опытом Древней Греции. Мы не можем похвастаться опытом немецкой классической философии. Мы не можем похвастаться опытом современной американской или западной немецкой мысли. Или французской. Я не говорю, хорошо это или плохо, это данность. Когда мы пытаемся вытащить Ильина, Бердяева или прочих, это замечательно, это трогательно, и понятно, почему мы это делаем. Мы хотим доказать себе, что мы великий народ и великая нация и в этом тоже. Должны ли мы это делать? Конечно. Но правды ради надо отметить, что мы не являемся великой футбольной державой – ну так получилось.

Мы гордимся нашими великими философами потому, что они наши. И все. Хорошо, Пушкина тяжело перевести, но с философами-то в чем проблема? Почему наши великие философы сделали все, кроме одного – не смогли создать своих философских школ? Не знаете? Да потому, что нам плевать на любую философию. В нас живет собственное представление о мироустройстве, нашедшее отражение во всем: в нашей религиозности, нашем государственном устройстве, в нашем отношении к семье. Нам наплевать на все эти западные представления о том, что хорошо и что плохо. Когда душа начинает гореть, мы кричим: «Ну, президент, ну, Ельцин! Мужик – за раз две бутылки мог выпить». Ну и что? Ну и что? Что, от этого его мозги становились чистыми? Нет. Что, от повышения уровня алкоголя в крови правитель становился мудрым? Нет. Хряк просто становился пьяным. Так чем гордиться? Что хряк пьян? Поглядите-ка: наш-то хряк какой! Их хряки сразу бы под стол, а наш еще секунд сорок на поверхности держался, уж только потом. Ну, возраст все-таки.

Чем гордимся? Чем наслаждаемся? Отчего получаем удовольствие? Философские системы не создаем – не хотим. Религиозные доктрины – дикая мешанина, не понятно, что из чего. Все время какие-то превращенные формы. Хорошо, хоть дети у нас красивыми получаются. Руками мы пока не очень умеем, но зато дети получаются красивые. Мы, правда, все равно их с годами портим. Из красивых детей получаются жуткие старушки и дедушки, которых показывают по CNN как страшное лицо России. Как это возможно? Такая была хорошенькая девочка, и такая фурия к семидесяти годам получилась. У них всегда гигантская сумка на колесиках, чепчик на голове, и пальто, которое никогда не было модным. А еще бока, которые им просто необходимо затягивать в любые трикотажные изделия, продающиеся где угодно. И ходят они, эти люди без возраста, ненавидя всех без разбора. Вы обращали внимание: у них всегда губы шевелятся, как будто они что-то жуют. Такое впечатление, будто они нас пережевывают. Выплюнут одного и тут же засовывают в рот другого.

Старушки и старики такие, потому что они знают правду. Знают, что их обязательно обманут. Они убеждены, что все вокруг мерзавцы, и в большинстве случаев оказываются правы. Они ищут плохое в людях и с легкостью его находят. Где же эти благообразные американские старички и старушки в непонятных шортиках и сандалиях, которые смотрят на мир широко удивленными глазами и говорят: «Вау!» Не понятно? Понятно. Они не могут у нас быть, они не могут появиться в России. Им неоткуда. Счастливая старость не может быть без счастливой жизни. А счастливая жизнь у нашего человека невозможна потому, что никогда, ни один год в нашей великой истории никто не уважал в нас человека. Не уважала человека не только система, не уважал человека и никто из нас. Ведь нам очень тяжело переступить через себя и сказать: «А вы знаете, этого человека можно уважать». Мне регулярно задают вопрос: «Почему вы не порвали их всех? Нет, почему вы не сказали ему в глаза: «Вор, мерзавец, подонок!»? «А это еще надо доказать», – говорю я. «Зачем, – удивляются они, – и так все видно! Я смотрю на его морду и чувствую – мерзавец. А что, вы считаете, министр может быть честным человеком?» Начинаешь говорить: «Ну, нет, конечно, понимаете...» – «А вы знаете, – перебивают, – какая у них зарплата? У них знаете, какая зарплата?» – «Ну, три тысячи долларов?» – «И вы что, считаете, они на эти три тысячи долларов живут? Да вы посмотрите на них». А мы? Что мы – каждый из нас, – разве живем по-другому? Мы хотя бы платим налоги? Все налоги. Нет. Ну и что, ведь это же Мы! Каждый из нас живет прямо как по книге, мы ангелы, у нас крылья здоровые и мощные. Нам даже ходить тяжело, все время взлететь хочется.

Это наша проблема: мы постоянно чувствуем себя единственным ангелом среди демонов, и прощаем людям их несовершенство только потому, что ходим среди них. Посмотришь, бывало, на них таким печальным взглядом и думаешь: «Какие мерзавцы! Нет, вы поглядите! А что делать, так распорядилась жизнь». И что, это правда? И что, это на самом деле о нас с вами? Неужели это мы – каждый, кого ни возьми, хороший сын или дочь, замечательный отец или мать, у каждого есть истории реальной помощи своим друзьям?! Неужели это не мы в какие-то моменты оказываемся жестокими, коварными, гадкими, неприятными людьми?! Как это получается? Что же происходит с нами, когда в нас срабатывает опознавательный знак «свой – чужой»? Почему весь мир внезапно становится чужим, и мы напускаем на окружающий мир собственных бесов, начиная его крошить, ненавидеть и уничтожать? Неужели мы несовершенны? И почему мы так любим наше несовершенство и не прощаем его им?

Удивительное творение – человек. Не только потому, что время течет у него по-другому, но и потому, что он обладает избирательной памятью. Как она нам помогает, как легко мы забываем моменты собственного предательства, собственной подлости. Все эти гадкие тревожные картины, они как-то вдруг исчезают, они остаются где-то там. Мы помним только те моменты, когда мы были как огурец, зелененький и в пупырышках. Только когда мы проявили себя стойко, мощно и сказали: «Мы здесь!» И ничего нам за это не было. Или было, но мы уже не помним. А может быть, мы и не вставали вовсе, но внутри нам кажется, что это было. Может, тогда мы промолчали, но внутри такое им сказали! И в глаза посмотрели со значением. Память потом нарисует все по-своему. Память подскажет, что все было не так, все было хорошо. Ты был замечательный, это они, а ты-то был, а они нет. А ты, а они...

Говорят, Фрейд, поняв всю бессмысленность своих попыток излечения человечества, написал, что кошмары окружающего мира сильнее страхов подсознания. Тогда шла жуткая война, так что он оказался прав. А мы с вами рождаемся в удивительной стране, которая с момента ее создания была и остается полигоном вечной войны сил добра и зла. Поэтому все, что происходит с нами, неслучайно. Все, что происходит с нашей страной, есть не что иное, как великое предостережение всему человечеству. У нас никогда не бывает полутонов, у нас всегда все навзрыд, на разрыв аорты. Если мы воюем, то сначала страшно проигрываем, а потом говорим: «Да идите вы все!» и начинаем страшной кровью, в жутких муках побеждать. Побеждать настолько героически, что, похоронив миллионы мальчишек, потом сотнями тысяч совершаем великие победы. И гордимся ими. Нет ни одного народа, который может гордиться чем-то более великим, чем подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. На Земле нет ни одного другого народа, который совершил бы подвиг, сравнимый с этим. Хотя, если вдуматься, становится страшно. Ведь мы тогда победили не только великую машину гитлеровской Германии и немецкий педантизм, но и себя самих. Мы умудрились победить, несмотря на то что вначале сосредоточенно себя уничтожали. Мы гадили и подличали, мы вершили преступления против собственного народа и потом его остатками боролись с захватчиками. И никто не принес народу извинений за тот геноцид, который ему устроили. Никто и никогда. А почему? Да потому, что это все тоже мы. Мы всегда говорим: «Вот, все было не так. Не было никаких репрессий, все было не так. На самом деле был ряд врагов народа. Сталина очернили!»

Сейчас легко об этом говорить. Легко найти пару человек, которые хорошо помнят это время. Легко быть уверенными, что эта пара будет из тех, которые действительно были в лагерях. Вот только они там не сидели, они сторожили. А те, которые сидели, давным-давно умерли. А мерзавцы, которые в блокадном Ленинграде жрали тушенку и стреляли в спину нашим солдатам, чтобы, не дай Бог, они не отступили, сегодня по уши в орденах и вовсю травят байки о своем героическом прошлом. Мерзавцы всегда умудряются вершить историю, переписывая ее в угоду себе. Сегодня уже не поймешь и не вспомнишь, что происходило во время Чеченской войны. Да и была ли она? И что это было? Да и зачем говорить о неприятных страницах, когда лучше о хорошем потрепаться. Вот, например: «Вы знаете, замечательный ресторан недавно открыл, недалеко отсюда – в Монако. Там такие люди интеллигентные собираются, туда на яхте даже Роман Аркадьевич приходил. Он был не один, он был с Дашей. Как, вы не знаете, кто такая Даша?! Ну что же вы?» Гламур. И рядом с этим тот самый Сашка, у которого в квартире коробка, набитая боевыми наградами. И его дети, которые растут рядом с детьми обожающих свою жизнь чиновников, однажды спросят своего папу: «А зачем ты все это для них делал?» И что на это ответит Саша? Скорее всего, ничего, но чувство классовой ненависти затаит.

И никого это не пугает, никого. Все считают, что это нормально, это гламурненько, это так трогательно. А посмотрите, кто приходит на этих яхтах, кто прилетает на этих частных самолетах. Они чиновники? Да. Они олигархи или у них друзья чиновники? Да. Они очень богатые люди, и вот теперь пошли на госслужбу? Конечно. Вы не подумайте чего, это у них из предыдущей жизни деньги, за велосипед они уже отсидели. Они милы, общительны, они замечательные, трогательные граждане России. Зачем задавать эти глупые вопросы, откуда деньги? Они просто умеют жить. А мы? Почему мы не такие, как они? Или мы такие, просто ждем своей очереди? Или мы на самом деле такие же, как они, только считаем, что сейчас их время править, а наше наступит чуть позже. Повернется, повернется эта ветряная мельница, придет наша лопасть и появится наше поколение. Мы тоже станем чиновниками и им покажем. И начнется новый передел собственности. По крайней мере, именно такое ощущение у меня складывается.

Мы с вами переживаем любопытнейшую историческую эпоху. Очень часто стали говорить о том, что наступает время застоя. Нет, время застоя не наступает, наступает новое время, у этого нового времени новые герои. Но, к сожалению, как это часто бывает в России, это повторение одной и той же истории. Истории о человеке, внутри которого никогда не было Бога, но зато всегда было ощущение, что, когда Бог понадобится, он его купит. Либо деньгами, либо еще чем. Как те кровавые бандиты, считающие себя феноменальными, чисто конкретными правильными пацанами, потому что на церковь отслюнявили сколько было нужно. Колокола отлили. И папаша поп, такой пацан из наших бывших, значит, он там немножко попыхал, почмыхал, а потом решил, что неправильно живем, неправильно. Тут еще одному наш браток «Библию» подарил. Он прочитал – с ума сойти! Все про нас! Он сейчас лечит в бане чисто вениками. Сам стал правильный: телки только раз в месяц, но, правда, сразу по три. Но раз в месяц. Хотя не всегда, иногда он плохо себя чувствует. Но он все знает, он нам все объяснил, все правильно. Пацаны мы – православные, все нормалек.

Чего-то мне как-то не нравится. Не нравится. Может быть, можно по-другому? Разве можно гадить, гадить, гадить, гадить, а потом вдруг раскаяться? Гадил, гадил, гадил, делал, делал, а потом как упал! Пришел в церковь и как хлопнулся на пол, как забился в конвульсиях! Бьется, бьется, аж костюмчик от «Бриони» помялся, а он все бьется. К нему уже подбегают и говорят: «Вы костюмчик-то аккуратнее». А он не может остановиться, и слезы льются у него, слезы льются, хотя только недавно из салона. Только недавно в салоне харей своей занимался, чтобы прыщей не было, а слезы все равно льются. И наманикюренными пальцами разгребает, прямо вот разгребает мозаику, так ему стыдно. Вот дураки западники, протестантство себе придумали. Идиоты – каждый день жить по уму, каждый день по совести, каждый день любым своим деянием понимать, что ты ведешь беседу с Богом. Ну, не идиоты ли? Ну, не идиоты каждый день ходить на работу и работать честно, не воровать, не стучать, не брать чужого? Быть с людьми добрыми и вежливыми, давать деньги детям не потому, что это форма ухода от налогов, и приносить деньги, жертвовать в церковь не потому, что за это батюшка тебе может откатить. И таким образом ты «чисто отмыл». Русская народная игра – отмой через РПЦ. Это же бред.

Почему они могут, а мы нет? У нас есть объяснение. А как? Если я начну жить честно, меня завтра же хлопнут, завтра же меня хлопнут. У меня есть близкий друг, очень близкий друг – Юра, он занимается бизнесом. Как и очень многие мои друзья, как и я сам занимался много лет назад. Я ему говорю: «Юрочка, солнышко, нельзя работать в России в белую, нельзя! Тебя грохнут. К тебе придут эти мерзавцы, эти толстощекие уроды и грохнут. Пойми, в нашей стране никого не волнует, работаешь ты честно или нет». Их зарплата не позволяет им поверить в твою честность. Если ты работаешь честно, они завтра умрут с голоду. В нашей стране невозможно работать в белую, потому что вся система, все то, что мы называем чиновничеством, скажет: «Как – в белую? А мы? А у меня дети в Гарварде должны учиться. Как в белую? А у меня жена такую шубку присмотрела. А еще «Гелен Ваген». Какую белую?» И как бы ни был хорош Юра, и как бы ни были хороши мои друзья, занимающиеся бизнесом, они никогда не будут работать в белую в нашей стране. Иначе их первыми ударят по голове. Любой человек, работающий в нашей стране, хорошо знает: не важно, как ты ведешь бухгалтерию, не важно, сколько на тебя работает юристов, неважно, насколько ты честен. Проверяющие все равно до тебя домотаются, и ты все равно им заплатишь. Но если ты, как дурак, до этого работал в белую, тебе все равно придется заплатить столько же, но то, что ты заплатил в налогах, ты уже потерял. Раньше работала формулировка: зачем давать денег этому государству, если оно не сегодня, так завтра начнет очередную войну, которую опять убедительно прокакает? А теперь возникает другой вопрос: зачем платить налоги этому государству, если завтра все равно придут сытые мерзавцы, которые отберут все то, что у тебя случайно осталось? Если раньше брали пять тысяч долларов и говорили «спасибо», то теперь объявляют суммы сотнями и даже не говорят «пожалуйста». Почему? Это знамение времени. Это не значит, что мы приближаемся к эпохе застоя. Нет. Это значит, что мы вошли в совершенно новую замечательную и точную историческую эпоху. Я ее называю чиновничий феодализм.

Помните разгул революционных настроений, страстное желание свободы, которое жило в нас в девяностые... Все вокруг было так мерзко и гадко, что, казалось, достаточно это все убрать – и всем станет хорошо, светло и чисто. Мы станем другими, жизнь наладится. Но жизнь не наладилась. Просто вместо одних мерзавцев пришли другие и, пользуясь теми же самыми методами, прибрали страну к рукам. Они воровали и убивали. Они матерели. Постепенно выстраивалась система сдержек и противовесов. Но в какой-то момент она была нарушена. Человек, который нарушил эту систему, – Александр Стальевич Волошин. В тот период российской истории работало правительство Примакова. Правительству Примакова необходимо было думать, что делать дальше – утверждать или не утверждать премьера. Тогда как раз возникали новые кандидатуры, и многие понимали: Примакова снести не дадут. Дума колебалась. И вместо того, чтобы договариваться, покупать голоса, как это было принято, плести сети плавно, Александр Стальевич Волошин, мастер медитативного курения, великий системный человек, неспособный публично сказать и трех слов, но способный сплести любую интригу, решил: ну их всех! Сломаем через колено, начнем их долбить через их же спонсоров. Начались громкие дела, выкручивание рук, ментовской беспредел, наезды. Но ведь как только ты сказал чиновникам и милиционерам: «Ату! Мочи олигархов, убивай их политические стремления!», ты должен бросить им кость. И вот олигархический капитализм разгромлен, вроде бы все хорошо, но в процессе борьбы выросла новая смена голодных пацанов, которые говорят: «Ну и? Ну и... Царь, задачу выполнили, дальше-то что? Где мои наделы?» И уверенной рукой им нарезаются наделы – это тебе, это тебе. А мы? А мы? А вам, служивые люди, извольте народ на кормление. А кем им еще кормиться? Только нами.

И вот они, хозяева новой жизни, живут среди нас и смотрят презрительно. Живут спокойно, уверенно. Знают, система еще ни разу не покарала чиновника высокого ранга. Хотя про них все знают. В одной из передач я как-то сказал, что может родиться ребеночек, а может и Зурабов. Мне позвонил Греф и говорит: «Володь, за эту фразу можно простить все!» Я подумал и сказал: «Если ты все знаешь про Зурабова, почему он работает?» А потому! Им можно все. И дело не в маленьких и смешных глупостях, которые они нам кидают, как собаке кость, когда мы слишком долго и нудно лаем. Дело не в этих мигалках и не в этих номерах. Какая разница? Ну, не будет мигалок, не будет номеров, система от этого не изменится. Система, при которой им можно все, и которая им все простит и всегда защитит, будет жить дальше. Система, которая выстроит систему отношений, где все они, милые, интеллигентные, понимающие и профессиональные люди, бессмертна. А ведь началось это не так давно. И опять тот же Александр Стальевич Волошин. Ведь он первый из политического языка убрал морально-этические понятия. Он убрал понятия добра и зла, им на смену пришло гениальное «технологично/нетехнологично». Это технологично, а это нетехнологично. И не важно, правильно это или нет; не важно, справедливо это или несправедливо. И не столь важно, будет людям от этого лучше или нет. Это технологичное решение, и мы проведем его в жизнь.

Приходит новая смена, уходят яркие публичные политики. Жириновский потерян, бегает, уже не знает, что делать. Сам не свой, – он первый звонит мне и говорит: «Я! Если Митрофанов пойдет в эфир, я его исключу из фракции». Владимир Вольфович, что случилось, звонок впервые за пятнадцать лет? Да, времена меняются – в Кремле не дали добро. Но ни у кого никогда не было иллюзий, что бензин Жириновского заправляют из Спасской башни. Тем не менее есть детские вопросы. Как там насчет хотя бы поцеловать? Как насчет сказать, что ах, Митрофанов заболел. Зачем же так сразу открытым текстом? Неловко как-то, неаккуратненько. Хотя, с другой стороны, чего бояться, все ж всё понимают. Все ж понимают, что любая новая политическая партия в нашей стране создается в одном из кремлевских кабинетов. Все говорят: «Сергей Миронов напрямую зашел к Путину, мимо Суркова. Договорился, и тут же появилась новая партия». Спрашиваю: «А какая у вас идеология?» Говорят: «Не мучайте! Не мучайте меня, Владимир, вопросами об идеологии, не время сейчас. Надо объединиться». А на какой платформе? Грабь награбленное? Это же «дедушка» Ленин!..

Платформа всегда одна, это сказал фараон, он был очень умен, и за это его называли Тутанхамон. Не знаю насчет фараона, но одно могу сказать абсолютно точно: «Единая Россия» – единственная партия, которая в России вечна. Это абсолютно честная, искренняя партия людей, обожающих власть. Здесь абсолютно ясно, что их объединяет – любовь! Как там было раньше, к какому-то очагу, да? Возможно, но у них не так. У них высокое, чистое и красивое чувство – любовь к государственной казне. Главное, они же никого не обманывают. Они приходят и говорят: «Мы!» Говорим: «Кто мы?» – «Мы – партия прагматиков. Нам пайки, дачи, машины, квартиры! А мы за это народу вовремя баланду. Народ недоволен – баланды больше. Народ недоволен совсем – сверху укроп. Народ страшно недоволен – хорошо, снимем номера и баланду в номер с доставкой». А приходишь к каждому из единороссов, и они такие настоящие! У него глаза такие! Такие!!! Он такой светится весь. Знаете анекдот: идет мужик с работы и несет в руках маленькую резиновую бабешку. Маленькая такая резиновая бабешка. Ему говорят: «Это что?» Он говорит: «Да в секс-шопе пробник дали». Вот у меня ощущение, что у нас все вновь появляющиеся партии – это такие маленькие резиновые бабешки. Людям дают пробники, чтобы они почувствовали, как хорошо быть во власти. И такие политики у нас все. Например, СПС или «Яблоко» – такие замечательные, такие трогательные. Как хорошо сказал Борис Ефимович Немцов! Он сказал: «Ты знаешь, Володь, есть большая проблема с Чубайсом». Я говорю: «Какая?» Говорит: «Он любит Путина вплоть до потери сексуальной ориентации». Скажем так, для лидера оппозиционной партии это неплохой старт.

В нашей великой стране появляется феноменальное множество партий, постепенно приближающееся к количеству кремлевских кабинетов. И партии эти очень убедительные. Имеется в виду, что они старательно пытаются убедить друг друга, что они друг от друга отличаются. Но не знают они, что единороссы хороши уже тем, что любят играть в футбол, а это объединяет между собой тех граждан, которые мечтают о том, чтобы Родина знала своих пенсионеров в лицо и чтобы пенсионеры жили на Родине. Это называется почему-то «Справедливая Россия». Она очень мне нравится. Я приезжаю в разные места, ко мне приходят такие типичные пацаны, и я говорю: «Вы кто?» – «Мы из... Мы – новая партия, мироновские мы». Я говорю: «А какая ваша идеология?» – «Да какая, блин, идеология? Нас в «Единую Россию» не взяли, а у нас тут бизнес стоит, понимаешь? Нам надо чисто забашлять, чтобы кто-то нам, ну...»

Дальше начинаются выборы. За кого голосовать? Смотришь, «Яблоко», Явлинский – замечательно. А рядом с Явлинским СПС, который говорит с нами, как будто это мы, идиоты, просрали все выборы. Эспээсовца видеть всегда легко. Он замечательно одет, у него все хорошо, видно, что недавно он был у какого-нибудь модного дизайнера. Видно, что ему страшно неудобно, потому что он только что из солярия и по дороге в Дубаи. Либо только что из Дубаи по дороге в Сочи. Либо только что из Сочи по дороге в Лондон, на форум – там демократы собираются. Он всегда ножку отставляет в сторону и объясняет нам, идиотам, как надо жить, и что мы не можем вам принести демократию потому, что вы, идиоты, до нее никак не созреете.

И пока вы все не выйдете на площадь и не скажете: «Дайте демократию!», они не придут, так и будут в Лондоне мучиться. Но тогда почему, когда я говорю: «Борис Ефимович, ты можешь в три часа на передачу?», он мне отвечает: «Володь, я не могу, у меня в три часа в Кремле встреча». Да, это важно, для оппозиционера это очень важно вовремя быть в Кремле. Вдруг не так поймут. Мы с вами так смеемся, нам так весело, они такие плохие, такие гадкие, такие противные. И мы с вами уверены, что политика – дело грязное, мерзкое, и в России никогда в жизни народ не имел никакого отношения к реальному управлению государством. Но ведь они такие потому, что мы с вами позволяем им быть такими. Но вот вы, когда ходите на выборы, за кого голосуете? Ведь это вы мне говорите: «За кого голосовать? Нет же ни одной партии, которая хотя бы более-менее отвечала нашим представлениям о жизни». Конечно, нет. А откуда ей взяться? Ведь мы с вами убеждены, что партия – это плохо. У нас есть с вами исторический опыт, который говорит: «Никогда в жизни ни одна партия ничего в России не решала». Партия – это ход к кормушке. Партия – это возможность отбить наезд, поэтому любой бизнесмен стремится только в ту партию, которая отобьет его от наезда. И он относится к партийным взносам точно так же, как относился до этого к выплатам бандитской «крыше». Точно так же: «Разрешите сдать партийные взносы? Ой, что-то у вас лицо знакомое». – «Да, я раньше чисто у солнцевских был, а теперь мы, это, типа, тут все партийные». – «Сморкаться, что ли, научились?» – «Пока нет. Это на партийной школе в следующем месяце». – «Понятно». Никогда не спрашивайте людей, ставших чиновниками, чем они занимались в лихие девяностые. А то в голове сразу начинают до боли знакомые песни звучать: «Владимирский централ, ветер северный». Они по старой привычке вытирают слезу рукавом и говорят: «Девяностые? Да попадись ты мне в девяностые...» Чувствуешь – богатый жизненный опыт у человека.

Но мы же со всем этим легко смирились. Мы же, когда возникают проблемы, бежим не к юристам. Мы не обращаемся в суд. Мы ищем приятеля-чиновника, мы ищем приятеля-милиционера, мы ищем приятеля-налоговика, мы ищем приятеля-гаишника, который позвонит и договорится, который поможет, который отобьет, который решит.

По-другому мы не умеем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.