Глава 11 Между двух огней

Глава 11

Между двух огней

Между тем на том же ХХI съезде КПСС в 1959 году было принято постановление «О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на 1959–1965 годы». И там перед Узбекистаном ставилась задача довести объем производства хлопка-сырца от 3,4 до 3,7 миллионов тонн, или около 60 % всего общесоюзного производства. По сути это были вполне выполнимые цели, если иметь в виду, что в том же 1959-м республика сдала государству 3 млн. 163 тыс. тонн хлопка. Однако Центр не учитывал различные побочные факторы: например, погодные условия. В итоге уже в следующем году, из-за засухи, республика не выполнила план и сдала всего 2 млн. 830 тыс. тонн хлопка. По сути, со своими обязательствами справились только две области – Самаркандская (345 тыс. тонн) и Хорезмская (265 тыс. тонн), а остальные свой план провалили.

Однако в 1961 году, несмотря на такие же плохие погодные условия, республика смогла выполнить план и сдала 3 млн. 600 тыс. тонн хлопка. Правда, попотеть пришлось изрядно, выведя на поля огромное количество людей, в том числе и школьников. Но иначе было нельзя, поскольку все это вписывалось в объявленную Центром кампанию «догнать и перегнать», противиться которой регионы не могли – как говорится, себе дороже. Если, к примеру, представить себе, что Рашидов решительно бы воспротивился диктату Центра, то судьба его была бы решена в одночасье – он разделил бы судьбу руководителя Казахстана Д. Кунаева, которого, как мы помним, спустя всего два года после назначения в 1960 году Хрущев снял с руководства республикой именно за слишком строптивый нрав (как мы помним, тот не хотел переносить столицу из Алма-Аты в Акмолинск и переименовывать его в Целиноград). Учитывая, что в Узбекистане только за 1950-е годы поменялось целых четыре (!) 1-х секретаря ЦК КП, то вполне объяснимо желание Рашидова не повторять ошибок Кунаева. Ведь в случае отставки Рашидова никто не мог дать гарантию, что Хрущев не задумает прислать в Узбекистан руководителя из «варягов» – кого-нибудь из славян. А этого узбекская элита (как и любая республиканская) больше всего опасалась. Поэтому Рашидов по сути находился между молотом и наковальней: ему приходилось учитывать интересы собственной элиты и одновременно не гневить Хрущева, соглашаясь с большинством его указаний.

Конечно, Рашидову, как и большинству республиканских руководителей, часто не удавалось игнорировать установки Центра. Ведь ему, повторюсь, приходилось балансировать между двумя элитами: узбекской и московской. И трудно сказать, с какой ему приходилось труднее. Ведь те кланы, которые составляли основу узбекской элиты, привели Рашидова к власти, рассчитывая с его помощью а) успокоить Москву и б) упрочить свои позиции во властной вертикали. И Рашидов, будучи опытным и умным царедворцем, прекрасно это понимал. Но в то же время он ясно отдавал себе отчет, что если президентская должность не несла с собой частых и прямых стычек с представителями различных кланов, то теперь, в кресле фактического хозяина республики, ему придется чьи-то интересы конкретно ущемлять. И если в первые год-полтора своего правления Рашидов достаточно осторожно шел на кадровые перестановки, то потом ему пришлось заниматься этим куда более активно, дабы упрочить как свои собственные позиции, так и влияние своего (самаркандского) клана и тех кланов, которые выступали его союзниками. Правда, делать это ему приходилось осторожно и с оглядкой на Москву.

Дело в том, что даже в кадровых вопросах республиканские лидеры должны были спрашивать разрешения у Центра. Конечно, речь идет не о низшем и среднем звеньях номенклатуры, а о высшем – уровня ЦК. Именно для этого Москва направляла в республики своих полномочных представителей: 2-х секретарей ЦК, председателей КГБ и т. д. Например, в 1959–1960 годах подле Рашидова возникли: новый 2-й секретарь (вместо Романа Мельникова им стал Федор Титов, который до этого работал 1-м секретарем Ивановского обкома) и новый председатель КГБ Узбекистана Георгий Наймушин (вместо Алексея Бызова, с которым у Рашидова сложились неплохие отношения в бытность его президентом республики). Все эти люди являлись «глазами и ушами» Центра, который зорко следил за тем, чтобы Рашидов не ставил республиканские интересы выше московских. Поэтому, к примеру, когда Рашидов делал очередную попытку возвысить своих земляков-самаркандцев, Москва относилась к этому ревностно: ей было выгодно, чтобы 1-й секретарь не чувствовал себя полностью защищенным от оппозиции, поскольку только в таком случае можно было держать его в постоянном напряжении и, значит, в узде.

Мало кто знает, что в структуре ЦК КПСС имелась своя партийная разведка, в обязанность которой вменялось следить за всем партийным аппаратом, в том числе и в республиках. В этот орган стекалась вся гласная и негласная информация о деятельности партийных руководителей, которая хранилась в специальных досье. Доступ к ним имело ограниченное число людей: 1-й и 2-й секратари ЦК КПСС, председатель КГБ и еще несколько человек, в том числе и заведующий административным отделом ЦК КПСС, который курировал силовые структуры. В конце 50-х этим человеком был Аверкий Аристов. Существует легенда, что однажды он, симпатизируя Брежневу, принес ему его досье и предложил… сжечь. Брежнев согласился, поскольку на тот момент уже имел значительный вес в верхах – стал секретарем ЦК. С Рашидовым такой номер никогда бы не прошел: несмотря на все его московские связи, вряд ли кто-то из этих людей осмелился бы бросить его досье в печку – себе дороже. Поэтому Рашидову постоянно приходилось быть настороже, дабы не совершить какую-нибудь оплошность, которая могла лечь несмываемым пятном в его партийном досье.

Между тем Москва зорко контролировала в республиках и другое силовое ведомство – военное. Так, в Узбекистане командующими Туркестанского военного округа всегда были славяне: с 1954 года это был генерал армии, фронтовик Иван Федюнинский, который, как и председатель республиканского КГБ, входил в состав Бюро ЦК КП Узбекистана.

Зато менее значимое для Москвы республиканское Министерство внутренних дел было отдано в руки местных кадров, правда тоже не целиком – заместителями у министров все равно были люди славянского происхождения. В Узбекистане, как мы помним, министром внутренних дел с 1954 года был узбек Юлдаш Бабаджанов (бывший руководитель УКГБ Ферганской области), которого в 1959 году Рашидов поменял на более лояльного себе человека – генерала внутренней службы 3-го ранга Т. Джалилова.

Кстати, в деле борьбы с преступностью Хрущев тоже наломал достаточно дров. Заявив в конце 50-х, что через двадцать лет преступность в стране будет полностью искоренена, он провел радикальные преобразования в правоохранительной сфере. В частности, в 1956 году он упразднил Министерство юстиции, а также провел кадровые чистки в КГБ и МВД. Во главе обоих ведомств он поставил не профессионалов, а партийных аппаратчиков: в КГБ это был бывший 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Шелепин (во главе КГБ встал в 58-м), в МВД – бывший заведующий Отделом строительства ЦК КПСС Николай Дудоров (в 56-м). При обоих началось кадровое сокращение в подвластных им учреждениях: так, уже спустя несколько месяцев после своего воцарения в кресле министра Дудоров рапортовал о сокращении органов внутренних дел почти на 7 тысяч человек. Спустя два года из МВД было сокращено вдвое больше людей – 14 331 сотрудник, в 1959-м министерство недосчиталось еще 1 300 человек. Это принесло государству экономию в 163 млн. рублей, однако и вреда было причинено немало. Например, в первом полугодии 1960 года по сравнению со вторым полугодием 1959 года количество наиболее опасных преступлений в стране увеличилось на 22,6 % во многом именно потому, что на местах недосчитались достаточного количества сотрудников милиции.

Общие показатели уровня преступности в СССР в те годы выглядели следующим образом. Если в 1958 году в стране было зарегистрировано 880 322 преступления, то уже спустя год их стало 614 552, а в 1960-м – 651 260. Однако в 1961 году вновь был отмечен рост – 877 549 преступлений. Правда, этот рост не шел ни в какое сравнение с тем, что тогда творилось у главного стратегического конкурента СССР – Соединенных Штатов Америки. Здесь Советский Союз демонстрировал отставание, поскольку догнать и перегнать Америку по уровню преступности у советского руководства мысли никогда не возникало. Как сообщалось в справке Верховного Суда СССР за 1957 год:

«По динамике преступности СССР коренным образом отличается от любой капиталистической страны и в первую очередь от США. Даже из официально опубликованных данных Федерального бюро расследований США видно, что преступность в Америке из года в год растет, причем рост преступности идет за счет наиболее опасных видов преступлений. Так, например, в 1956 году в Соединенных Штатах было подвергнуто аресту только за совершение серьезных преступлений почти 11,5 млн. человек, то есть каждый пятнадцатый гражданин США. В течение суток в США совершается в среднем 7094 серьезных преступления. Характерной чертой преступности в США является большой удельный вес преступности несовершеннолетних. В 1955 году в США было совершено 2 262 450 серьезных преступлений, из них более 42 % было совершено подростками моложе 15 лет. За последние четыре года численность возрастной группы малолетних преступников от 10 до 17 лет увеличилась в США на 10 %, а арестов среди этой группы было приблизительно вдвое больше…».

Среди среднеазиатских республик Узбекистан занимал 1-е место по числу совершенных преступлений, что было связано с объективными причинами: численностью населения и более быстрым ростом числа городских жителей, значительную часть которого составляли представители некоренных народностей. Что касается места в общей статистике преступлений, совершаемых в СССР (особенно особо тяжких), то там Узбекистан находился ближе к концу республиканского списка (в год в республике регистрировалось порядка 25–30 тысяч преступлений). Причем, еще в конце 20-х республика находилась в лидерах по количеству преступлений, совершенных в городах (по данным видного криминолога М. Гернета), однако уже через 30 лет Узбекистан превратился в одну из самых безопасных в криминогенном отношении республик, при том что относился к числу одних из самых густонаселенных (4-е место в СССР, более 9 миллионов человек в конце 50-х).

После того как в январе 1960 года МВД СССР было упразднено, республиканские министерства получили большую, чем раньше самостоятельность, хотя диктат Москвы все равно никуда не улетучился – он лишь слегка ослаб. И практически все кампании, которые затевала в области той же борьбы с преступностью Москва, автоматически переносились в республики. Например, в самом начале 60-х по инициативе Хрущева была объявлена война расхитителям социалистической собственности: валютчикам, спекулянтам, растратчикам государственных средств и т. д. И тут же республиканские МВД и КГБ начали «трясти» эту публику, что называется, как грушу.

До широких слоев населения отголоски этой борьбы доносились со страниц прессы – как центральной, так и республиканской. Например, в Узбекистане этим занимались газеты «Правда Востока» и «Ташкентская правда». Чтобы читателю стало понятно о чем идет речь, пролистаем подшивку одного из этих изданий («Правда Востока») хотя бы за короткий период с июля по август 1961 года (отметим, что этот период времени в советской криминальной истории был отмечен громким судебным процессом в Москве над группой валютчиков во главе с Я. Рокотовым и В. Файбишенко, которых советский суд приговорил сначала к 15 годам тюрьмы, а потом, по личному распоряжению Хрущева, к расстрелу).

Итак, 15 июня и 8 июля главная газета Узбекистана опубликовала два материала о, так называемых, подпольных миллионерах из Ташкента. Ими были некие братья Ш. и Б. Шамаловы, а также М. Кандов, А. Тамаров и Д. Фузайлов. Как писала газета: «Не желая честно трудиться, эти лица вели паразитический образ жизни, спекулируя валютой и другими ценностями». В чем же конкретно заключалась вина этих людей?

Так, Ш. Шамалов скупал валюту и золотые монеты дореволюционной и иностранной чеканки, облигации государственных займов и перепродавал их по спекулятивным ценам. На его квартире из тайника, оборудованного в ножках обеденного стола узбекские чекисты изъяли около 100 золотых монет. В другой тайнике – между зеркалами трельяжа – были обнаружены американские доллары, скупленные валютчиком у американских туристов. Кроме этого Ш. Шамалов, а также А. Тамаров, спрятали более чем на 200 тысяч рублей облигаций трехпроцентного займа выпуска 1957 года.

Узнав об аресте Ш. Шамалова, его брат Б. Шамалов и Д. Фузайлов за освобождение валютчика предлагали следователям взятку в 10 тысяч рублей в новых деньгах (в 1961 году в СССР был проведен денежный обмен. – Ф. Р.) и автомобиль «Волга». С этой целью на этом самом автомобиле они приехали из Самарканда в Ташкент, однако были разоблачены и арестованы.

Еще один арестованный – М. Кондов – специализировался на автомобильных махинациях: продавал их по спекулятивным ценам. Только за последние несколько месяцев перед своим арестом он перепродал две «Победы», «Москвич» и «Волгу».

Состоявшийся в июле 1961 года суд приговорил Ш. Шамалова к 7 годам тюремного заключения с конфискацией имущества, М. Кандова – к 5 годам. К различным срокам лишения свободы были приговорены и остальные участники этого уголовного процесса.

Минуло меньше месяца, и 15 июля в «Правде Востока» появилась новая публикация на криминальную тему под названием «Ротозеи и жулики». В ней речь шла о шайке преступников из почти десятка человек, которые в Ташкенте воровали государственное имущество, а также занимались вымогательством. Возглавлял это преступное формирование некий Михаил Риц, который одно время работал экспедитором 3-го строительного управления стройтреста № 153. После своего увольнения оттуда, он обманным путем унес с собой чистые бланки со штампом и печатью на получение материальных ценностей. После этого машина хищений заработала в полную мощь.

С помощью ряда высокопоставленных лиц, которых он привлек к своим махинациям, вручив им взятки (это были: начальник отдела снабжения управления машиностроительной промышленности Совнархоза Н. Спирин, начальник отдела снабжения электроремонтного завода Л. Фрадкин и директор этого завода Аветисов) Риц, представив поддельное письмо об отпуске железа стройуправлению, получил четыре письменных разрешения на получение 35 тонн фондового и листового железа, в том числе 20 тонн с электроремонтного завода и 13 тонн – с завода «Узбекхлопкомаш». Всю эту многотонную добычу Риц продал, заработав на этом сотни тысяч рублей. Но этого ему показалось мало и он начал… шантажировать своих подельников.

Организовав мошенническую группу из четырех человек и снабдив их поддельными документами работников прокуратуры, Риц отправил этих людей к тем руководителям-взяточникам, кто помог ему провернуть операцию с железом. Мнимые прокурорские работники стали вымогать у них взятки в обмен на «закрытие уголовного дела». В итоге с одного шантажируемого они взяли облигации трехпроцентного займа на сумму в 4800 рублей, с другого – 5 тысяч рублей наличными, с третьего – 10 тысяч рублей. Однако воспользоваться этими деньгами преступникам не удалось – вскоре их арестовали. Суд приговорил Рица к 12 годам тюремного заключения с конфискацией имущества, остальных его подельников – к 10 годам.

23 августа в «Правде Востока» появился материал о махинаторах с республиканской киностудии художественных и документальных фильмов. Заметка называлась «Неприглядные кадры «Узбекфильма». В ней речь шла о шайке преступников во главе с самим заместителем директора студии З. Магруфовым. Вместе со своими подельниками – помощником Р. Давлетшиным и старшим администратором И. Водолазским – Магруфов выписывал расходные ордера на несуществующих лиц, якобы участвовавших в киносъемках, и деньги, предназначенные «мертвым душам», присваивал себе. Кроме этого, мошенники производили подлоги актов на прокат имущества, якобы взятого за оплату у отдельных лиц. В ходе следствия было выявлено, что из 773 проверенных расходных ордеров только по одному фильму («Хамза»), подложными оказались 308, что позволило махинаторам от кино положить в свой карман несколько тысяч рублей.

Короче, все эти факты наглядно свидетельствовали о том, что борьба с преступностью в стране ведется достаточно бескомпромиссная и под ее каток попадают люди самых разных профессий и должностей. Достаточно сказать, что за период 1961–1963 годов в СССР будет проведено около 100 «хозяйственных» процессов, на которых будет вынесено почти 200 смертных приговоров. Правда, ни одного факта привлечения к уголовной ответственности лиц из высшей номенклатуры (речь идет о деятелях уровня министров и 1-х секретарей обкомов) в те годы зафиксировано не было, поскольку центральная власть придерживалась принципа «сор из избы не выносить». Поэтому, если на каких-либо махинациях попадались высокопоставленные номенклатурщики, то их наказывали по-тихому: либо исключали из партии и увольняли, либо понижали в должностях и отправляли в почетную ссылку – на низовую работу. Подчеркнем, что такова была установка Центра, которую обязаны были строго соблюдать все союзные республики. Поэтому, если тот же Рашидов, к примеру, захотел бы «засадить» за решетку какого-нибудь проворовавшегося члена своего ЦК, он должен был прежде спросить об этом разрешения у Москвы и потом делать то, что та ему прикажет.

Между тем, учитывая, что Рашидов был приведен к власти в следствии недовольства Центром прежним руководителем, который, как мы помним, допустил серьезные просчеты в подборе руководящих кадров, Москва в начале его карьеры выдала ему временный карт-бланш с тем, чтобы он провел необходимые замены (но не аресты) в низшем и среднем руководящих звеньях. Затем дело дошло и до высшего звена руководителей.

4 февраля 1961 года Рашидов выступил на республиканском партийном активе с достаточно резким докладом, где было много нелицеприятной критики. Так, он отметил, что в минувшем году колхозы и совхозы Бухарской области дали хлопка на 26 тысяч тонн меньше, чем даже в 1953 году и снизили урожайность по сравнению с тем же 53-м на 3,1 центнера с гектара. В другой области, Ферганской, по его словам, за последние семь лет урожайность хлопка повысилась всего на 0,8 центнера с гектара. Была в его докладе и критика в отношении отдельных руководителей. Вот лишь один небольшой отрывок из его выступления:

«Невозможно без возмущения говорить о фактах беззакония и обмана государства, вскрытых в Кунградском районе. По указанию секретаря райкома партии Шарипова и бывшего председателя райисполкома Абдуллаева были выписаны фиктивные квитанции на закупку масла. В действительности масло не было произведено.

Тех, кто допускает злоупотребления и обман государства, надо снимать с занимаемых постов, привлекать к строжайшей партийной и государственной ответственности. Карьеристам и обманщикам – не место в партии!».

Отметим, что за те почти два года, что Рашидов находился у руля республики, он сменил несколько руководителей райкомов партии и райисполкомов, причем некоторые из них были исключены из партии, а другие отданы под суд именно за подобного рода махинации. В сентябре 1961 года (на ХVI съезде КП Узбекистана) Рашидов привел следующие факты: за последние несколько лет в аппарат ЦК поступило 22 824 письма, жалобы и заявления от рядовых граждан. На их основании за 1960 и 8 месяцев 1961 года республиканским ЦК была рассмотрена 631 апелляция на решения об исключении из членов и кандидатов в члены КПСС. Из них восстановлены в партии 119 человек и подтверждено исключение из партии 400 человек (отметим, что в 1961 году Компартия Узбекистана насчитывала в своих рядах 211 559 членов и 25 519 кандидатов).

На том же съезде у Рашидова дошли руки и до членов высшего республиканского партийного ареопага – Бюро ЦК КП Узбекистана. Оттуда были выведены: А. Алимов (председатель Совета Министров УзССР; на этом посту его сменил Р. Курбанов), Р. Гуламов (председатель Верховного Совета УзССР). Вместо них в Бюро был введен один человек – М. Мусаханов, который занял пост секретаря ЦК вместо М. Абдуразакова.

Учитывая, что двое пострадавших (Гуламов и Абдуразаков) поддерживали избрание Рашидова на пост Первого секретаря, их удаление из высшего ареопага выглядело странно. Но это только на первый взгляд. Ведь то единство взглядов, которое было явлено во время выборов Рашидова в марте 59-го, для некоторых членов Бюро было делом вынужденным. Поэтому в их речах тогда было мало искренности, а больше конъюнктуры – все они были опытными людьми и просто не хотели, что называется, плевать против ветра. Поэтому, когда Рашидов вступил в права хозяина республики, на поверхность не могли не всплыть те расхождения во взглядах, которые существовали у него с его оппонентами.

На ХVI съезде КП Узбекистана были сформированы руководящие органы республиканского ЦК. Так, в состав Бюро вошли следующие люди: Ш. Рашидов (1-й секретарь), Ф. Титов (2-й секретарь), Р. Курбанов (председатель Совета Министров УзССР), М. Абдуразаков (1-й секретарь Ташкентского обкома), М. Мусаханов (секретарь ЦК), Р. Рахимбабаева (секретарь ЦК по идеологии), Г. Наймушин (председатель КГБ), И. Федюнинский (командующий ТуркВО), Я. Насриддинова (председатель Президиума Верховного Совета УзССР), Г. Габриельянц (секретарь ЦК по сельскому хозяйству); кандидаты в члены Бюро: И. Бурмистров, Н. Мартынов, К. Муртазаев.

Из состава Бюро были выведены А. Алимов (его отозвали в Москву, в распоряжение ЦК КПСС) и А. Рудин.

Руководителями (заведующими) отделов ЦК стали: И. Бурмистров (отдел партийных органов), М. Рахманкулов (пропаганды и агитации), А. Султанходжаев (промышленности), Т. Зинин (сельскохозяйственный), А. Кабулов (финансов и плановых органов), Я. Закиров (административных органов; отдел надзирал за силовыми ведомствами), А. Шахов (строительства и стройматериалов), Т. Хасанов (транспорта и связи), А. Каюмов (науки, образования), А. Ходжаев (председатель партийной комиссии при ЦК КП Узбекистана).

В то время отношения Рашидова и Хрущева, что называется, ладились. Например, когда в 1960 году Центр задумал свернуть работы по освоению Голодной степи (как мы помним, решение об этом освоении было принято четыре года назад), Рашидов выступил категорически против этого решения. Но в Москве, в ЦК КПСС, его не стали слушать, заявив: как решили – так и будет. Тогда Рашидов и еще несколько человек из руководства Узбекистана добились личной аудиенции у Хрущева.

Отметим, что руководитель страны тоже поначалу был на стороне своих коллег, мотивируя свое мнение тем, что освоение степи отнимает у государства слишком много денежных средств – более четырех миллиардов рублей, в то время как эти деньги могли бы пригодиться для других дел (например, для латания экономических дыр, которых в конце хрущевского правления в советской экономике становилось все больше). Однако Рашидов и его товарищи в ответ возразили, что Голодная степь является огромным источником увеличения производства хлопка в СССР, а значит – и новых финансовых поступлений, которые в разы перекроют затраты (не забудем, что хлопок был одной из важных статей валютных поступлений в СССР). В итоге Хрущев, проникшись этими словами, дал команду переиграть ранее принятое решение.

В том же году личное вмешательство уже самого Рашидова помогло в строительстве такого важного для всей страны военно-стратегического и хозяйственного объекта, как космодром Байконур (он располагается на территории Казахстана). Вот как об этом вспоминает военный строитель Д. Галацкий:

«При строительстве Байконура основные строительные материалы (булыжник, песок) поступали из Узбекистана. Кроме того, Ташкент обеспечивал будущий космодром кирпичом, кабельными и лакокрасочными изделиями. Первое время все эти материалы поступали на объект согласно заявкам и графикам точно в срок, однако затем поступление булыжника для приготовления на месте щебня почти прекратилось. Кирпич тоже стал поступать всего 1–2 вагона в день. Наши неоднократные обращения в управление Среднеазиатской железной дороги и министерство промстройматериалов об увеличении отгрузки успехов не имели. По решению начальника строительства космодрома генерал-майора Н. Г. Шубникова я был направлен в Ташкент.

По прибытии я обратился в Управление Среднеазиатской железной дороги, однако вопрос оставался открытым. Такой же оборот дела получился и в Министерстве промстройматериалов Узбекистана. Тогда Шубников разрешил мне обратиться лично к Шарафу Рашидовичу Рашидову. Приехав в ЦК, доложил, откуда и по какому вопросу прибыл, и попросил, чтобы меня принял Рашидов. Пропуск был выдан мне сразу, и я был принят незамедлительно.

Рассказав ему, кто я и почему оказался у него, я доложил ему о срыве поставок. Шараф Рашидович достал из сейфа карту, нашел Байконур и сказал: «Жаль, что эта стройка находится в другой республике». Затем вызвал секретаря и дал задание немедленно пригласить к нему начальника Среднеазиатской железной дороги, министра промстройматериалов, директоров заводов кабельного и лакокрасочного. Попросил меня подождать их прихода. В течение получаса все приглашенные прибыли. Ш. Рашидов сказал им, что я приехал со строительного объекта, который имеет мировое значение, с жалобой о плохом обеспечении из Ташкента необходимыми материалами. Затем дал команду ежедневно отправлять не менее эшелона булыжника, не менее 10 вагонов кирпича, а директорам кабельного и лакокрасочного заводов отгружать материалы строго по графику.

Поблагодарив Шарафа Рашидовича, я вернулся на космодром. Буквально на второй день диспетчер со станции поступления сообщил о прибытии эшелона с булыжником и вагонов с кирпичом. Вскоре стройка вошла в график, и в 1961 году в космос был запущен гражданин Советского Союза Ю. А. Гагарин. Оперативная помощь Шарафа Рашидовича сыграла в этом мировом событии свою роль».

Короче, весьма активная и эффективная деятельность Рашидова на посту лидера одной из ведущих республик не осталась не замеченной со стороны Хрущева. В итоге в самом конце октября 1961 года на ХХII съезде КПСС Рашидова не только ввели в состав ЦК КПСС (в качестве кандидата он пребывал с 1956 года), но и выбрали кандидатом в члены Президиума (бывшее Политбюро) ЦК КПСС. Все это было серьезным подтверждением того, что авторитет Рашидова в Москве значительно возрос. Отметим, что Рашидов оказался в числе трех руководителей республиканских компартий, кто был избран кандидатом в члены Президиума. Двумя другими были: Кирилл Мазуров (Белоруссия) и Василий Мжаванадзе (Грузия). Был еще один «нацмен» среди кандидатов – Владимир Щербицкий – но он являлся не руководителем республики, а всего лишь секретарем ЦК КП Украины.

Заметим, что взлет Рашидова совпал с фактическим закатом карьеры его земляка – первого мусульманина в составе высшего руководства страны Нуритдина Мухитдинова, которого сразу после съезда вывели из Президиума ЦК КПСС и лишили секретарского поста, посадив в кресло заместителя председателя правления Центросоюза. Чем же провинился Мухитдинов, которого совсем недавно сам Хрущев называл «самым молодым и самым перспективным руководителем в составе Президиума ЦК»?

Яблоком раздора стало отношение… к Сталину. Дело в том, что на том съезде Хрущев решил не только продолжить свою критику «вождя народов», но и задумал потревожить его прах – вынести Сталина из Мавзолея и похоронить на Новодевичьем кладбище. И чтобы повязать всю партию круговой порукой в этом деле, он решил обязать руководителей крупных республик выступить на съезде с одобрением своей инициативы. И первым в этом списке оказался Мухитдинов, который должен был выступить от лица среднеазиатских республик. О том, что из этого получилось, рассказывает он сам:

«Однажды вечером, после очередного заседания съезда, мне передали, чтобы я зашел к Хрущеву. Захожу и вижу: у него сидят Подгорный, Микоян, Суслов, Шелепин и еще кто-то. Никита Сергеевич говорит:

– Давайте уберем Сталина из Мавзолея и похороним его на Новодевичьем кладбище, где лежат его жена, родные.

Общее молчание. Тут я осмелился и заговорил первым:

– Никита Сергеевич, его поместили в Мавзолей по решению ЦК, Президиума Верховного Совета и Совета Министров.

Козлов перебил:

– Всем известно, зачем повторять? Но я продолжал:

– Вряд ли народ хорошо воспримет, если мы так отнесемся к останкам покойного. У нас на Востоке, у мусульман, это большой грех – тревожить тело умершего.

Микоян оборвал:

– Не навязывай нам на съезде свои мусульманские обычаи. Я все же досказал свою мысль:

– Трудно будет объяснить, почему нужно хоронить на Новодевичьем кладбище. За Мавзолеем лежат его соратники – Дзержинский, Свердлов, Фрунзе, Калинин и многие другие, работавшие вместе с ним. Быть может, и ему найдется здесь место?

После некоторого молчания слово взял А. Н. Шелепин:

– Переносить останки Сталина на Новодевичье кладбище опасно, рискованно. Не исключено, что кто-то может их украсть. Вряд ли возможно предотвратить это. Получится скандал, и это в то время, когда так хорошо проходит съезд.

Хрущев подумал и говорит:

– Ну, давайте предложим съезду убрать его из Мавзолея. Ему не место рядом с Лениным. Быть может, действительно, похоронить его за Мавзолеем, в ряду известных деятелей?

Все согласились. Никита Сергеевич продолжил:

– Ты, Николай Викторович (Подгорному), сделаешь доклад, внесешь проект постановления. Анастас (Микояну) займется перезахоронением. Товарищ Суслов подготовит проект решения, а товарищ Козлов продумает, кто будет выступать. Желательно, чтобы руководители крупных республик и регионов высказались в поддержку этого решения.

На этом мы все разошлись.

На следующий день после вечернего заседания звонит мне в кабинет Козлов и спрашивает, закончил ли я свои дела. Ответил, что заканчиваю.

– Давай поедем вместе в моей машине. Выходи к подъезду.

Когда отъехали, он по дороге пожаловался на усталость и предложил заехать к нему:

– Пропустим по рюмочке, а хозяйка, быть может, что-нибудь приготовит.

Я ответил:

– Давай лучше к нам. Выпить тоже найдется, а моя жена угостит любимым тобой пловом.

Но он настаивал, и мы заехали к нему. Когда перекусили, Козлов говорит:

– С участием некоторых товарищей, знакомых с вопросом о Сталине, обсудили и договорились поднять его 30 октября на утреннем заседании. Председательствовать будет Шверник, в повестку дня решено не включать. В ходе обсуждения проекта Устава вначале выступит первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов. Он, сказав о злоупотреблении властью, беззакониях, масовых арестах, от которых пострадали многие ленинградцы, ссылаясь на старых большевиков, внесет предложение о выносе тела Сталина из Мавзолея Ленина и захоронении в другом месте. Условились, – продолжал он, – что от партийных организаций народов Закавказья выступит Мжаванадзе (1-й секретарь ЦК КП Грузии. – Ф. Р.), а тебе признано целесообразным выступить и поддержать от своего имени, сказав о репрессиях в Средней Азии, и в частности у тебя на родине, в Узбекистане. От Московской организации выступит Демичев, а затем от делегатов Украины и других республик проект постановления предложит Подгорный.

Выслушав его, я сказал:

– Видно, вы всесторонне все продумали, но есть неясности.

– В чем? – спросил он, усиленно продолжая угощать меня.

– Насколько мне удобно выступать от всех республик Средней Азии и Казахстана? И это притом, что я уже почти полчаса говорил с трибуны съезда. К тому же я давно уже не работник Узбекистана, работаю рядом с вами в Москве. На съезде присутствуют Первые секретари Компартий всех республик. Им нужно собраться и договориться, кто выступит от имени региона – Кунаев, Рашидов или другой.

Козлов возразил:

– Не ломай договоренность. Поручается выступить тебе.

– Но кто меня уполномочил на это? Тем более из секретарей ЦК КПСС никто по этому поводу не выступает.

Тогда он заметил:

– Имей в виду – хозяин сильно обидится. Я должен сейчас доложить по телефону о нашем разговоре.

– Хорошо, передай мои соображения.

Тут к нам в комнату вошла жена Козлова. Я поблагодарил за угощение, попрощался и вышел…».

Отдадим должное Мухитдинову: он, будучи человеком, который считал Сталина повинным во многих преступлениях (в Президиуме ЦК Мухитдинов, в частности, отвечал за вопросы реабилитации жертв среди переселенных народов: чеченцев, ингушей, крымских татар), не побоялся выступить против инициативы Хрущева. А все потому, что понимал: в большей своей массе советский народ (в том числе и его земляки-узбеки) отнесутся к перезахоронению Сталина отрицательно. Поэтому и не стал брать на себя ответственность собственным выступлением освящать хрущевскую блажь. Впрочем, так поступил не только он один. Например, лидер Грузии Василий Мжаванадзе тоже отказался выступать, правда поступил более хитро: сослался на простуженное горло (он даже пришел на заседание съезда с перевязанным горлом). В итоге вместо него пришлось выступить его коллеге – Г.Д. Джавахишвили.

От республик Средней Азии и Казахстана инициативу Хрущева публично никто не поддержал. При этом трудно сказать, обращались ли к ним с подобным предложением или нет. Вполне возможно, что и обращались, но они не стали этого делать, поскольку по мусульманским обычаям, как правильно отметил Мухитдинов, тревожить прах покойного – большое святотатство. Тем более такого человека, каким был Сталин, которого подавляющая часть советских людей продолжала уважать, даже несмотря на его злоупотребления властью. При этом свою роль играло еще одно обстоятельство: на фоне Сталина тот же Хрущев выглядел, конечно же, куда менее притязательно: как внешне, так и в своей деятельности на посту первого руководителя государства.

Как отмечает Мухитдинов в своих мемуарах, его опала (а его, напомню, вывели из состава Президиума ЦК и сделали заместителем председателя Центросоюза) была связана не только с его поведением на съезде (к отказу выступать добавился и его неприход на заключительное заседание), но и с теми кознями, которые на протяжении ряда последних лет вели против него не только его отдельные соратники по Президиуму – главный идеолог партии Михаил Суслов и 2-й секретарь ЦК Фрол Козлов, но и земляки, в числе которых ведущую скрипку играл Шараф Рашидов. Судя по всему, это заявление является правдой. Однако мемуарист не объясняет, какие причины толкали, к примеру, того же Рашидова объединиться с Сусловым и Козловым и выступить против своего земляка, который по сути являлся главным «толкачом» узбекских проблем в высшем руководстве страны. Учитывая, что Рашидов был умным и опытным царедворцем, можно предположить, что у него к подобным действиям имелись вполне реальные основания.

Как только Мухитдинов получил назначение в Москву, его связи с Узбекистаном заметно ослабли, поскольку Хрущев ввел его в Президиум прежде всего как «толкача» республиканского масштаба (а не одного Узбекистана). Сам Мухитдинов приводит в своих мемуарах следующие слова Хрущева по этому поводу: «Темпы роста экономики и всего хозяйства Узбекистана стали выше, чем во многих республиках. Даже ваши соседи относятся к этому ревниво. Мы не имеем право не учитывать всего этого, так как должны обеспечивать равномерное развитие всех республик, одинаково ко всем относится. Вот Вы, находясь здесь, в ЦК, будете следить за этим…».

Таким образом Мухитдинов, чтобы оправдать оказанное ему доверие, вынужден был иной раз принимать решения в ущерб своей республике, дабы не ущемлять права других. Естественно, Хрущеву подобный подход импонировал, чего нельзя сказать о Рашидове, который по долгу службы в первую очередь должен был учитывать интересы своего региона. Отсюда, судя по всему, и брали свои истоки его разногласия с Мухитдиновым (не забудем также, что последний принадлежал к другому клану – ташкентскому, также как и Ариф Алимов, которого Рашидов, как мы помним, сместил с поста премьер-министра той же осенью 61-го). Видимо, об этом были прекрасно осведомлены и противники Мухитдинова в самом Президиуме ЦК, что и стало поводом к их объединению с Рашидовым.

Напомню еще раз, что с тех пор как Рашидов возглавил республиканскую организацию, он угодил в ситуацию между молотом и наковальней. Сохранить власть в подобном положении имел возможность только тот человек, кто обладал стратегическим мышлением и умел заглядывать в будущее, выстраивая свою политику не только в соответствии с интересами своих союзников, но и противников. Иной раз, чтобы победить в дальней перспективе, от таких людей требуется наступить на горло собственной песне (например, объединиться с противниками) и сделать шаг назад, чтобы потом совершить два шага вперед. Именно таким образом чаще всего и поступал Рашидов, который еще в годы своего президентства научился умело балансировать между интересами различных кланов и группировок, что и позволило ему почти 10 лет быть президентом одной из крупнейших советских республик, а потом еще почти 25 лет быть ее полновластным хозяином.

В годы горбачевской перестройки, когда советские СМИ целенаправленно лепили из Рашидова этакого монстра без чести и совести, все его хитрые стратегические шаги, которые он совершал в целях не только укрепления своей власти, но и во благо республики, были выданы как аморальные, а то и вовсе преступные. Все эти обвинения были достаточно легко восприняты большинством обывателей, поскольку массовому сознанию всегда легче двигаться в плоскости рассуждений «плохой – хороший». Поэтому для умелых политтехнологов не составляет особого труда, манипулируя фактами, выставить любого политика в том свете, какой выгоден конъюнктуре данного момента.

Было бы наивным утверждать, что Рашидов, занимая на протяжении почти четверти века высший руководящий пост, не совершал неверных поступков. Таких политиков в мировой истории попросту не существует, а тот человек, кто утверждает обратное, попросту выдает желаемое за действительное и тем самым вводит общественность (вольно или невольно) в заблуждение. Здесь уместно привести слова историка Жана-Поля Ру, написанные им по поводу деятельности великого правителя Самарканда Амира Тимура: «Разумеется, его политика не была чиста, но она никогда не была низкой. Он шел к своей цели на удивление открыто, решительно и с ясным пониманием состояния вещей».

В основе всех неоднозначных поступков Рашидова лежало не только желание сохранить свою власть (а это естественное желание для любого настоящего политика), но и забота о вверенном ему регионе – подчеркнем, одном из крупнейших в стране. И само время, которое, как известно, является лучшим судьей, наглядно подтвердило правильность большинства поступков Рашидова: именно во многом благодаря заложенному им фундаменту сегодняшний Узбекистан продолжает оставаться одним из самых мощных и развивающихся государств на постсоветском пространстве.

Чтобы читателю стало понятно, каким образом политтехнологи времен перестройки «шили дело» против Рашидова, приведу в качестве примера историю, которая относится именно к тем временам, о которых идет речь в данной части этой книги – к первому пятилетию его правления.

Если быть точным, история датирована маем 1959 года, когда Рашидов всего лишь два месяца как стал хозяином республики. Именно тогда он поднял в Москве вопрос о том, чтобы снизить закупочные цены на хлопок-сырец. С точки зрения интересов республики это был, конечно же, явный откат от решения середины 50-х (тогда, как мы помним, Центр повысил цены на хлопок-сырец, что позволило Узбекистану получить 3 млрд. рублей дополнительного дохода). Кроме этого, Рашидов предлагал лишить дехкан, так называемого «отоваривания» (кроме денег за сданный хлопок дехкане получали также пшеницу, муку, жмых, стройматериалы и т. д.). Поэтому против этого предложения активно возражали многие узбекские политики: например, Н. Мухитдинов (член Президиума ЦК КПСС), Г. Габриельянц (секретарь ЦК КП Узбекистана по сельскому хозяйству), Н. Таджиев (председатель Госкомцен Узбекистана), С. Зиядуллаев (председатель Госплана Узбекистана).

Между тем зададимся вопросом: если все эти деятели прекрасно понимали негативные последствия для республики от подобного предложения, неужели сам Рашидов об этом не догадывался? Естественно, все он прекрасно понимал. Однако почему-то выдвинул Москве столь заманчивое предложение, которое сулило Центру экономию в миллионы рублей, но несло мало пользы его республике. Что же двигало Рашидовым?

Судя по всему, это был дальний расчет. Своеобразная приманка для Москвы, которая должна была убедить ее, что свой выбор в пользу Рашидова она сделала правильно. И Москва эту наживку проглотила, что обеспечило Рашидову возможность более уверенно чувствовать себя в кресле хозяина Узбекистана. И вот уже спустя год (в 60-м) он добивается от Хрущева продолжения субсидирования освоения Голодной степи, которое «вытянуло» из Центра гораздо больше средств (4,5 млрд. рублей), чем те миллионы, которые потерял Узбекистан от снижения закупочных цен на хлопок-сырец (отметим, что в перспективе и Центр не останется в накладе, поскольку голодностепский хлопок принесет в копилку Центра миллиарды рублей, в том числе и валюту).

Кроме этого, Рашидов способствовал вытеснению из Президиума ЦК КПСС Н. Мухитдинова и фактически сам занял его место, выдвинувшись в число влиятельных политических деятелей из числа мусульман. Рядовой обыватель, скажет, что это коварство, а любой сведущий в политике человек назовет это иначе: тонкой и расчетливой деятельностью государственного мужа. Ведь подобную политику вели практически все руководители советских республик, однако именно Рашидову (а также еще нескольким представителям окраин) удалось войти в святая святых – Президиум (Политбюро) ЦК КПСС (пусть и в качестве кандидата). Случилось это, как мы помним, в октябре 1961 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.