Глава 58

Глава 58

1975 год и далее

В феврале 1975 года Дэвид Слосон, который уже почти десять лет преподавал в Школе права в Университете Южной Калифорнии, не уставал радоваться, что не принял в 1966 году предложения работать на сенатора Роберта Кеннеди¹. Когда Слосон еще не ушел из Министерства юстиции в Вашингтоне, Джо Долан, помощник Кеннеди в Сенате, передал ему это предложение – Кеннеди хотел взять Слосона юридическим советником в свою команду в Сенате с перспективой работы на его президентскую кампанию в 1968 году. Слосон вздрагивал от ужаса при мысли о том, что если бы он занимался предвыборной кампанией, то стал бы свидетелем убийства Роберта Кеннеди в отеле «Амбассадор» в Лос-Анджелесе. Этот отель был как раз через дорогу от кабинета Слосона в университете.

И когда пошла волна разоблачений о возможной роли Кеннеди в планах ЦРУ по уничтожению Кастро, он тоже радовался, что не стал связываться с Кеннеди. В 1975 году специальный комитет Сената под руководством сенатора от штата Айдахо Фрэнка Черча подтвердил, что ЦРУ действительно готовило заговоры против нескольких зарубежных лидеров. Главный инспектор ЦРУ обнаружил восемь разных заговоров против Кастро за время правления Эйзенхауэра и Кеннеди; некоторые словно были почерпнуты из низкопробных шпионских романов: в качестве орудий убийства в Гавану тайно провозились отравленные ручки, отравленные таблетки, зараженный опасным грибком гидрокостюм и взрывающаяся сигара.

Джеймса Энглтона, главного свидетеля комитета Черча, не связывали с заговорами против Кастро напрямую, хотя комитет нашел по крайней мере одного высокопоставленного чиновника из ЦРУ, который не сомневался, что Энглтон к этому как-то причастен. Это был ветеран ФБР Джон Уиттен, которого Энглтон в 1964 году отстранил от расследования дела Освальда. Как сказал Уиттен следователям от Конгресса, он понял, что Энглтон «был одним из той небольшой группы людей в Управлении, которые пытались использовать для кубинских операций мафию»². Уиттен вспомнил, как однажды, задолго до покушения на Кеннеди, его заставили прекратить операцию ЦРУ по поиску банковских депозитов американских гангстеров в Панаме, потому что «Энглтон запретил». Уиттену тогда объяснили, что «сам Энглтон имеет обязательства перед мафией и не хочет ее подводить». В конце 1974 года Энглтона отправили в отставку из-за другого скандального дела: стало известно, что он долгие годы руководил противозаконной массовой внутренней шпионской операцией по сбору информации об американских гражданах, не останавливаясь даже перед перлюстрацией их почты.

В Лос-Анджелесе в 1970-е годы Слосон не мог следить за каждым поворотом расследования Конгрессом преступлений ЦРУ. Он преподавал в Университете Южной Калифорнии, и порой ему казалось, что Южная Калифорния и Вашингтон существуют в разных мирах. Тем не менее всякий раз, читая новые разоблачения деятельности ЦРУ, он возмущался: почему все это, особенно подготовка заговоров против Кастро, не открылось на десять лет раньше, во время работы комиссии Уоррена?! Хотя эти заговоры могли и не иметь отношения к убийству Кеннеди, все же ЦРУ было обязано уведомить о них комиссию. «Решение утаить такую информацию было неправильным с моральной точки зрения», – сказал Слосон.

И все же Слосон был не настолько задет, чтобы участвовать, как он выразился, «в этом цирке», то есть в общенациональной дискуссии об убийстве Кеннеди. Публичные дебаты он охотно предоставлял своим старым друзьям Уэсли Либлеру и Дэвиду Белину, которые стали постоянными участниками теле– и радиопередач, где защищали комиссию Уоррена; Белин впоследствии даже написал на эту тему две книги.

Однако в феврале 1975 года заговорил и Слосон³. К нему обратился вашингтонский корреспондент The New York Times с просьбой посмотреть один загадочный документ ФБР, который ему удалось раскопать в Национальном архиве. Это была служебная записка Эдгара Гувера, направленная в Госдепартамент в 1960 году, за три года до убийства Кеннеди, – об Освальде, который тогда жил в России. В записке ставился вопрос: мог ли какой-нибудь «самозванец» воспользоваться свидетельством о рождении Освальда? По-видимому, впервые подняла этот вопрос, озадачив далласское ФБР, мать Освальда Маргерит, женщина легковозбудимая и всюду подозревающая заговоры.

Когда Слосон читал этот фэбээровский документ пятнадцатилетней давности, он знал о матери Освальда достаточно, чтобы понимать: все это почти наверняка чушь. За время работы в комиссии ни разу не слышал предположения, что в России за Освальда выдавал себя кто-то другой. Тем не менее Слосона новость огорчила: он точно никогда раньше не видел этой записки Гувера от 1960 года, а работая в комиссии, он должен был ее видеть, он бы ее запомнил.

Он согласился дать интервью под запись для газеты The Times, чтобы выразить свое недовольство ЦРУ и показать, что он солидарен с теми, кто требует нового расследования убийства президента – хотя бы для того, чтобы узнать, почему этот документ и многое другое, особенно информацию о заговорах против Кастро, десять лет назад скрывали. Для бывших штатных сотрудников комиссии выступление Слосона стало поворотным пунктом: главный человек в комиссии Уоррена, изучавший вопрос о возможном заговоре в деле об убийстве Кеннеди, теперь считал, что этот вопрос нужно пересмотреть. «Не знаю, куда привело бы нас замечание о самозванце, вероятно, никуда, как и большинство других зацепок, – сказал Слосон корреспонденту The Times. – Но дело в том, что мы о них не знали. А почему?» Он задумался, не по указке ли ЦРУ решено было скрыть этот документ 1960 года, как скрывали информацию о покушениях на Кастро? «ЦРУ вполне могло это утаить», – сказал он.

Через несколько дней после выхода этой статьи в The Times в доме Слосона в Пасадене зазвонил телефон. Насколько он помнит, это было утром в воскресенье.

Раньше он не слышал этого голоса – зычного, хорошо поставленного и поначалу звучавшего дружелюбно.

– Это Джеймс Энглтон, – представился звонивший.

Тогда Слосон еще не знал точно, кто это такой. «Знал только, что какой-то высокий чин в ЦРУ». Роль Энглтона во внутренней шпионской операции – операции «Хаос» – The Times раскрыла всего на несколько месяцев раньше, что и привело к отставке Энглтона в декабре 1974 года.

Однако еще несколько месяцев после отставки Энглтон не покидал штаб-квартиры ЦРУ. И объяснил Слосону, что, даже будучи в вынужденной отставке, продолжает контролировать, как пресса изображает его и ЦРУ, особенно в связи с убийством Кеннеди.

Энглтон хотел поговорить о статье в The Times,посвященной Освальду и записке Гувера. Он кратко рассказал о себе. «О том, какой он важный и благородный», – вспоминал Слосон.

Затем Энглтон перешел к тому, что ректор Университета Южной Калифорнии, бывший американский дипломат и нынешний начальник Слосона Джон Хаббард – его старый друг. «Он спросил, как поживает ректор, словно мы с ним закадычные дружки», – вспоминал Слосон, который на самом деле с Хаббардом был едва знаком.

Затем тон разговора стал угрожающим. Энглтон хотел знать, верно ли цитировали Слосона в The Times. Хотел знать точно, что тот говорил журналисту The Times и правда ли, что Слосон настаивает на новом расследовании некоторых эпизодов убийства Кеннеди.

Угроза была скорее в голосе Энглтона, чем в словах, вспоминал Слосон.

Энглтон сказал, что ЦРУ нужна помощь Слосона, постоянная помощь, «партнерство».

– Партнерство в чем? – удивился Слосон.

– Мы хотим, чтобы вы знали, как мы ценим работу, которую вы проделали вместе с нами, – сказал Энглтон.

Слосон подумал про себя, что он никогда не работал на ЦРУ: наоборот, он расследовал работу ЦРУ.

– Мы надеемся, что вы останетесь нашим другом, – сказал Энглтон. – Мы надеемся, вы будете нашим партнером.

Энглтон говорил медленно, с расстановкой, чтобы Слосон лучше понял, о чем идет речь.

Слосон вспоминал, что похолодел.

Повесив трубку, Слосон подумал, что смысл этого звонка очевиден: «Он хотел сказать: мы узнаем обо всем, что бы ты ни сделал. Помни об этом. ЦРУ следит за тобой». Он и его жена Карен были оба напуганы этим звонком. Такой важный, судя по всему, чиновник ФБР ни с того ни с сего предупреждает Слосона, что тот задает слишком много вопросов по поводу убийства Кеннеди – что бы это могло значить? Слосон уверен, что Энглтон предостерег его: «Не открывай рта».

Тем летом в Вашингтоне директор ФБР Кларенс Келли, третий год стоящий во главе Бюро, полагал, что благодаря его стараниям ведомству удалось отгородиться от мрачного наследия его предшественника, покойного Эдгара Гувера4. «Мы очень сожалеем, – скажет потом во всеуслышание Келли, после того как станет известно о злоупотреблении властью со стороны бывшего директора ФБР, в том числе о неправомерном притеснении участников протестных движений и лидеров движения за гражданские права: эти притеснения продолжались десятилетиями и закончились лишь со смертью Гувера в 1972 году. – Ни один директор ФБР не должен допускать посягательств на права и свободы граждан», – сказал Келли5.

И все же за годы работы в ФБР Келли, бывшему начальнику полиции Сент-Луиса, штат Миссури, решительному, с волевой челюстью, приходилось вновь и вновь расследовать ошибки, а зачастую и преступления агентов и других сотрудников ФБР, допущенные при Гувере. Среди этих преступлений, как с удивлением обнаружил Келли летом 1975 года, было уничтожение далласскими агентами ФБР важнейшей улики, относящейся к делу о покушении на Кеннеди.

В июле того года Том Джонсон, владелец газеты The Dallas Times Herald, второй по значимости газеты в этом городе, попросил о личной встрече с Келли, и немедленно⁶. Директор ФБР согласился, и на следующий день Джонсон прилетел в Вашингтон. Войдя в кабинет Келли, вспоминал Джонсон позднее, он сел и с ходу изложил суть дела: в редакции его газеты готовят материал, из которого следует, что далласское отделение ФБР участвовало в чудовищном укрывательстве данных о жизни Ли Харви Освальда за недели до убийства Кеннеди.

Джонсону, по его словам, за долгие годы приходилось выслушивать «столько безумных историй, столько конспирологических теорий» о покушении, однако эта «жуткая» история была похожа на правду: в начале ноября 1963 года, всего за несколько недель до покушения, Освальд заходил в далласское отделение ФБР и оставил записку с угрозами. В этой записке Освальд, по-видимому, жаловался на слежку ФБР за его семьей; что именно он написал – и кому угрожал – так и осталось тайной, потому что записка каким-то образом исчезла. Комиссия Уоррена, по-видимому, ничего об этом не знала. ФБР не сообщило комиссии о визите Освальда – «и после убийства память о той записке похоронили», как выразился Джонсон. О том, что такая записка была и ее уничтожили, Джонсон услышал от одного из сотрудников ФБР – имя его он отказался назвать – и теперь собирается написать об этом статью, взяв в соавторы журналиста Хью Эйнсворта, известного мастера сенсаций из The Dallas Morning News, который теперь перешел работать в конкурирующую с ней The Times Herald.

«Келли был не просто потрясен услышанным, – вспоминал Джонсон. – По глазам было видно: он в замешательстве». Келли клятвенно пообещал расследовать это дело. «Пришлите мне полный текст статьи и дайте некоторое время для проверки», – попросил он Джонсона.

Келли не потребовалось много времени, чтобы определить: «как ни больно, все это правда»⁷. Ему удалось установить, что Освальд в начале ноября 1963 года действительно принес записку в отделение ФБР в Далласе, но специальный агент Джеймс Хости разорвал ее и обрывки спустил в унитаз – по приказу своего начальника, старшего специального агента Гордона Шэнклина – в первые часы после убийства Освальда Джеком Руби.

Келли, по его словам, был в ужасе. «Тайную операцию ФБР похоронили на 12 лет, – писал он позднее. – Почему фэбээровцы так поступили? Причину легко понять, по крайней мере, в самом начале: чтобы скрыть это от Гувера». Он представил, как запаниковали Хости и Шэнклин из-за этой записки после убийства. «Ведь для всего мира, рассудили они, это должно было выглядеть так, словно ФБР держало убийцу в руках, но потом почему-то отпустило. Эдгар Гувер в Вашингтоне уж точно посмотрел бы на это именно так». Келли понимал: если бы это открылось, то «наказание их ждало бы адское».

Келли позвонил Джонсону в Даллас и сказал, что статью можно печатать: все это правда. Статья вышла 31 августа 1975 года и «стала сенсацией на всю страну – от побережья до побережья», как выразился Келли.

После этого случая Келли потихоньку стал выяснять, какие внутренние материалы расследования убийства Кеннеди скрыты в архивах ФБР – что еще решили не показывать комиссии Уоррена. По его словам, он всегда считал себя чем-то вроде кабинетного сыщика-эксперта по покушению на президента. «Это было мое личное незавершенное дело». Как большинство сотрудников органов правопорядка, Келли «был свидетелем множества душераздирающих трагедий… <…> Не скажу, что сердце черствеет, просто в каком-то смысле начинаешь абстрагироваться». Но тогда, в ноябре 1963 года, не смог, признавался он. «Смерть президента Кеннеди меня подкосила».

Келли изучил множество конспирологических версий этого убийства. «Я прочел некоторое количество так называемых книг о заговоре, – писал он позднее. – В ФБР дело об этом убийстве стало самым объемистым документом за всю историю Бюро. <…> Как директор, я имел доступ ко всему этому и, насколько позволяло время, просматривал материалы по частям».

С годами, по мере того как он собирал и просматривал внутренние документы Бюро, особое беспокойство у него стала вызывать одна история: поездка Освальда в Мексику. Келли прочел о том, как проводилась операция ЦРУ, целью которой было наблюдение за Освальдом в этой стране, – и как бездарно распорядились этой информацией в ЦРУ осенью 1963 года, когда она туда поступила. Что-то важное произошло в Мексике, решил Келли. «Пребывание Освальда в Мехико, по-видимому, окончательно изменило мировоззрение этого человека».

Келли наткнулся на сверхсекретное письмо Гувера, датированное июнем 1964 года и адресованное комиссии – юристы комиссии свидетельствуют, что это письмо до них так и не дошло, – о том, что Освальд во всеуслышание заявил в кубинском посольстве в Мехико, что убьет Кеннеди. Судя по тому, что читал Келли, в том, что этот случай имел место, не приходилось сомневаться. «Освальд определенно предложил убить президента Кеннеди», – сказал он. Из других архивов ФБР Келли узнал, что Освальд высказывал подобную угрозу и при встрече с советскими дипломатами – и шпионами – в посольстве СССР в Мехико. В их числе был и внушавший ужас агент КГБ Валерий Костиков. «Важность присутствия Костикова трудно переоценить», – сказал Келли. Задолго до убийства Кеннеди и ЦРУ, и аналитики советского отдела в штаб-квартире ФБР знали Костикова как специалиста по заказным убийствам.

Келли подчеркнул, что это вовсе не значит, что за убийством Кеннеди стоят кубинцы либо СССР, ведь Костиков для прикрытия занимался в посольстве также и обычной дипломатической работой. «Лично я думаю, Советы ответили Освальду, что не хотят принимать участия в этом деле», – сказал Келли. Что же касается Кастро, ФБР установило: «диктатор тогда подумал, что это предложение – провокация со стороны правительства США или что Освальд просто сумасшедший», и потому кубинские дипломаты в Мехико решили с ним не связываться.

И все же эти материалы ФБР, которых так и не увидела комиссия Уоррена, потрясали воображение. Из них следовало, что и в кубинском, и в советском посольствах в Мексике за несколько недель до убийства слышали, как Освальд открыто говорил о своем намерении убить президента.

После поездки Освальда в Мексику череда бюрократических проволочек и промахов внутри ФБР привела к тому, что большая часть этой информации, включая факт встречи Освальда с экспертом по убийствам из КГБ, не дошла до отделения в Далласе. В Вашингтоне у ФБР и ЦРУ «в общей сложности было достаточно информации о поездке Освальда в Мехико, чтобы внести его имя в список лиц, представляющих собой угрозу для безопасности президента», – сказал Келли. Но Хости «оставили в неведении». Далласскому агенту передали лишь отрывочные сведения о поездке в Даллас, а кто такой Костиков на самом деле, ему не сказали. «По-видимому, внутри структуры Бюро те, кто за это отвечает, не сумели достаточно быстро сообразить что к чему», – резюмировал Келли.

А после убийства президента начальство ФБР в Вашингтоне и в Далласе – и наверняка Джонсон в Белом доме тоже, подумал Келли, – решило не сообщать этих подробностей Хости и его коллегам в Далласе, опасаясь, что подозрения о коммунистическом заговоре в деле об убийстве президента могут вызвать международный скандал. Келли установил, что по меньшей мере две служебные записки о событиях в Мексике были изъяты из подшивки материалов об Освальде в Далласе в первые дни после убийства в надежде, что Хости их еще не прочел. Келли установил, что приказ изъять записки исходил от третьего лица в ФБР – помощника директора Уильяма Салливана, а Салливан, в свою очередь, действовал по приказу Белого дома, где, «по-видимому, сочли, что риск конфронтации с Советским Союзом после убийства Кеннеди слишком велик». В мемуарах Салливана, опубликованных в 1979 году, через два года после его смерти (он погиб в результате несчастного случая на охоте), он признавал, что ФБР и ЦРУ так и не разгадали многие загадки убийства Кеннеди, особенно связанные с поездкой Освальда в Мехико и его взаимодействием с кубинским посольством. «В этом деле есть громадные пробелы, которых мы не заполним уже никогда, – писал Салливан. – Мы никогда не узнаем, что произошло между кубинцами и Освальдом тогда в Мехико»..

Келли понял, что Хости был жертвой. Он был уверен: если бы Хости сообщили все, что было известно в штаб-квартире ФБР о поездке Освальда в Мехико, он бы предупредил Секретную службу, что Освальд представляет угрозу. В этом случае ФБР, считал Келли, «без сомнения, предприняло бы все необходимые шаги для нейтрализации Освальда». И главный вывод, к которому пришел Келли: убийство президента Кеннеди можно было предотвратить, причем легко. Хотя Гувер и настаивал на том, что Освальд был одиночкой, чьи планы убить президента не были известны Бюро, это неправда. Если бы далласскому отделению стало известно об Освальде то, о чем в тот момент знали другие в ФБР и ЦРУ, «Джон Кеннеди, без сомнения, не погиб бы 22 ноября 1963 года, – сказал Келли. – И ход истории изменился бы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.