Бруно Тюринг Природа включает в себя также и духовные аспекты

Бруно Тюринг

Природа включает в себя также и духовные аспекты

Деятельность Эйнштейна можно понимать как противопоставление и антитезис интеллектуальным устремлениям Кеплера или того же Ньютона. Оба они имели замечательные достижения в науке, которые объясняются не столько их логическим интеллектом, сколько охватывающим весь мир взглядом на жизнь.

Оба ученых в равной степени проявляли интерес к материальным и нематериальным – духовным ее аспектам. Некоторые их последователи пытались выдвинуть чисто материалистическую концепцию материального и духовного свойства, в которой намеревались объединить все в единую математическую формулу. Сами же Кеплер и Ньютон отличались антиматериалистическими методами мышления. Интуитивное осознание того, что природа и все в ней созданное не могут быть отделены от их создателя и что мир, воспринимаемый нашими жалкими пятью чувствами, реальный мир, просто не может быть всем миром, нашло отражение не только в их исследованиях, но и частных письмах и широко известных трактатах. Их научные изыскания, стремление к пониманию реалий и исследование природы проистекали в первую очередь из их глубоких религиозных чувств – в самом истинном понимании этих слов. Поэтому, задаваясь вопросом о значении и целях научных исследований, они старались найти ответ, вытекавший из объяснения существования и деятельности Господа по планированию и созданию мира. Древнее великодушие духа немцев объясняется восприятием ими мира и его реалий, а их интерес к природе заложил основу естественных наук. Если бы поколение, к которому принадлежали Кеплер и Ньютон, было бы исключительно материалистическим и не пыталось даже затрагивать духовный аспект, то исследования Кеплера, свидетельствовавшие о гармонии природы, были бы невозможны и не имели бы успеха. Однако успех дался ему весьма непросто. В течение нескольких даже не лет, а целых десятилетий он посвящал свой гений математике и различным комбинациям, зная, как проводить свои исследования и вести наблюдение. Неудачи и разочарования не могли поколебать его уверенности в гармоничности мира, основанного на совершенстве и красоте.

«С Божьей помощью я должен продолжать свои исследования, применяя военные методы, отдавая сам себе приказания и с торжеством отмечая нынешние победы, а завтра с прискорбием – возможные неудачи», – писал он в одном из своих писем.

В другом письме он говорил:

«Все мое существо стремится к радостному познанию форм бытия, сотворенных Господом – архитектором и созидателем».

А вот и еще одно из его высказываний:

«Бросаю игральную кость, приступая к написанию книги, предназначенной не только для моих современников, но и для потомков. Может быть, пройдут целые века, пока найдется читатель, но ведь сам Господь вынужден был ждать тысячелетия, пока кто-нибудь решится описать его деяния».

Кеплер писал это, ликуя по поводу успешного окончания своей многолетней работы. Потребность осмысления того, что воспринималось нашими органами чувств, исходя из убежденности, что существуют вещи, которые нами не могут быть восприняты, в сочетании с необходимостью точного наблюдения за природой сделали Кеплера прототипом и примером немецкого естествоиспытателя. Поэтому его научные открытия, несмотря на их международное значение, были и остаются немецким достижением и национально обусловленной концепцией природы. Сказочка о международности и абсолютной материальности науки, независимой от народа, истории и расы, разбита Кеплером вдребезги. Следует отметить, что либеральная теория науки могла появиться и существовать под влиянием чужеродных нам личностей лишь тогда, когда наука стала жертвой материализма и когда Кеплер и Ньютон рассматривались как великие интеллектуалы и математики, и не более того.

Но как такая концепция может быть отнесена к человеку, подобному Ньютону, который счел необходимым остановиться в своем основном труде «Принципы математики» на проблеме Божества и который на основе своего взгляда на природу подчеркнул, что Божественность является составной частью естественных наук?

«Безусловно, оно похоже лишь на самое себя, – так описывал он Божество, – даже зрение, слух, мозг, чувство, деятельность проявляются не так, как у человека, – бестелесно и непостижимо. Мы видим только очертания и цвет некой фигуры, слышим звуки, чувствуем внешнюю оболочку, обоняем и осязаем это. Что же касается внутренней субстанции этой сущности, мы не можем определить ее ни своими чувствами, ни интеллектом. В еще меньшей степени мы можем дать определение божественной субстанции».

Заканчивая эту часть своих размышлений, он говорил:

«Вот что я хотел сказать о Боге, деяния которого должна изучить естественная наука».

Разве такой образ мышления и знание нитей, соединяющих реалии материи с реалиями духа, не являются доказательством того факта, что мы своим ограниченным числом чувств в состоянии осмыслить только ограниченную часть всего мира – мира, стоящего в стороне от материализма, мира, далекого от релятивистской концепции, согласно которой любое описание природы может быть связано лишь с материей как таковой и исходящей из посылки, что пространство и время являются составными частями материи и что кроме материи в мире нет ничего другого? Формулировка всеобщей относительности, представленная в теории Эйнштейна, которая возводится в принцип природы, является не чем иным, как выражением материалистического подхода к разуму и духу. Восприятие природы нордическими людьми и их расовая концепция, согласно которой природа должна восприниматься не только интеллектом, но и сердцем и душой, а также воображением, приходят в противоречие с точкой зрения, утверждающей, что только интеллект является решающим в исследовании природы, и отрицающей возможность существования духовной концепции в угоду чисто символическому, математическому, формалистическому и неконкретному представлению о природе…

Исходя только из одних фактов, основанных на экспериментах и наблюдениях, мы не можем говорить о «корректности» рассматриваемых концепций природы (нордической или эйнштейновской). Дело в том, что комплекс имеющихся фактов подходит для них обеих. Разница между этими двумя концепциями уходит глубже, на другой уровень, где и происходит их разделение. В связи с этим утверждения популярных книг по теории относительности, будто она является концепцией природы, базирующейся на результатах экспериментов, совершенно неправильны. Ведь субстрат и сущность естественной науки нельзя определить тем или иным измерением, тем или иным опытом или точным прочтением показаний приборов. Все они в основном являются формами выражения результатов объективных показателей материи. Нас же в большей степени занимает, что было положено в основу исследования, откуда это взято, как использовано естествоиспытателем и какие получены результаты. То есть решающим фактором является не «что», а «как», «каким образом» и «почему». Если бы это было не так, то нельзя было бы объяснить и то, что естественные науки стали сутью жизни и процветания большинства народов и рас Европы, и прежде всего в ее германских сегментах. Факт этот игнорировать нельзя, он подтверждает идентичность базового хода мышления и духа к проблемам, решаемым во взаимосвязи с расовой и народной характеристиками. Не только Кеплер и Ньютон, но и Галилей, Герике, Фарадей, Гаусс, Максвел, Роберт Майер и многие другие ученые подтверждают этот факт.

Несколько слов о проблеме пространства. Сама природа дала нам основы концепции пространства и времени, в которые мы пытаемся вложить все известные нам физические и химические феномены, а также провозгласить свои взгляды на жизнь, разум и духовность. Они являются, по сути дела, формами нашего внутреннего сознания и, образно говоря, нашим «оружием» в противостоянии внешнему миру. Ньютон, будучи истинно германским естествоиспытателем, вполне осознавал это, считая пространство и время не чисто логическими абстракциями, а понятиями, прочно связанными с интуицией. Не так, однако, обстояло дело у еврея Эйнштейна. Попытка представить пространство и время как составные части материи, понимая их как исключительно материальные явления и объясняя движение материи во взаимосвязи с другими явлениями, – вот суть теории относительности, односторонней материалистической теории. Релятивисту – стороннику теории относительности – эта концепция представляется самодостаточной. При этом он молча соглашается, что над интуицией совершено насилие. Интуиция и чувство, таким образом, были принесены в жертву воинствующему материализму и чистой логике…

С этой проблемой тесно связано различие между еврейской релятивистской и нордическо-германской концепциями энергии. Мощь, сила и энергия – суть понятия, ясно представляемые и понятные нордическому человеку. И дело не в том, что он ими не обладал, а сталкивался еще в начальном периоде своей истории и впоследствии – в ходе физической деятельности. Он знал по опыту, что силой можно было приводить вещи в движение и останавливать движущиеся объекты. Истинным германцам, Кеплеру и Ньютону, было совершенно очевидно, что речь в данных случаях шла об эффекте энергии. Кеплер первым подал идею, что источник энергии – Солнце и что именно оно определяет траекторию движения планет. Ньютон основал общую механику как точное и измеряемое проявление энергии.

Не случайным стечением обстоятельств объясняется то, что полуеврей Генрих Герц и чистый еврей Эйнштейн попытались создать такую структуру механики, из которой понятие энергии было полностью устранено. Еврейский философ Спиноза также проигнорировал чуждое его мировоззрению понятие энергии, которую он просто-напросто исключил из рассмотрения природы. Герц даже требовал вывести весь антропоморфизм, включающий в себя и энергию, из естественных наук. При этом он сознательно не придал никакого значения тому факту, что любая научная идея основана на человеческом опыте и проистекает из процесса познания, включающего специфические особенности как субъекта, так и объекта. Таким образом, попытка Герца была сама по себе антропоморфической, поскольку вместо энергии он постулировал, то есть принимал без доказательства, сопряжение нескольких механических систем, движение в которых было лишено свободы.

Теория относительности Эйнштейна, радикально перевернув все существующие пространственно-временные концепции, оставляет в стороне понятие энергии. Он принимает без доказательств, чисто математическим, формалистическим путем кривизну пространства в среде материи, объединяя их между собой. В этом пространстве планеты движутся по траекториям, аналогичным так называемым геодезическим линиям, то есть по кратчайшим путям между двумя точками при кривизне сферы. В результате устранения понятия энергии у Герца, как и у Эйнштейна, динамика становится кинематичной.

На этом примере можно видеть, что осталось в тени при такой постановке вопроса: не новые открытия в области природы, не результаты научных исследований, но нечто, относящееся к духовной сущности людей, нечто, касающееся души, мировосприятия, отношения к природе и расовых проблем.

В лекциях и книгах вновь и вновь предпринимаются попытки представить теорию относительности как великую кульминацию в многовековой прогрессивной истории научного развития, начавшейся с Коперника и Галилея и продолженных Кеплером и Ньютоном вплоть до Эйнштейна. Но нет! Коперник, Галилей, Кеплер и Ньютон были не предшественниками и первооткрывателями, а его антиподами. Эйнштейн был не учеником их, но оппонентом, а его теория – не краеугольный камень человеческого развития, но декларация тотальной войны с целью разрушения всего, что было построено благодаря эволюции и, в частности, немецкого мировоззрения. Поэтому теория эта может быть воспринята с радостью и энтузиазмом только поколением, выросшим в обстановке чисто материалистического подхода к мышлению. Теория относительности могла возникнуть и расцвести только на почве марксизма, научные постулаты которого аналогичны кубизму в пластическом искусстве и немелодичной, негармоничной тональной музыке нескольких последних лет. В качестве вывода можно сказать, что теория относительности носит не столько научный, сколько политический характер.

Наводнение книжного рынка сразу же после войны брошюрами и статьями с популярным изложением теории относительности не могло, разумеется, удовлетворить интерес мировой публики к естественным наукам, так как эта теория сформулирована весьма сложным в логическом и математическом отношениях языком. Так что эта популяризация основной своей цели не достигла. Более того, она наводила на размышления о духовности и сотворении мира. Некоторые читатели – и они были недалеки от истины в своих предположениях – высказывали мысль, что эта теория является типичным отражением нашего времени. Колин Росс[40] в книге «Мир на весах истории» заявлял, что теория Эйнштейна могла появиться только в наше время и что принцип относительности придал ему основной смысл, не оставив незатронутыми ни нравственный закон, ни даже категорический императив Канта.

Поскольку реклама продолжалась в газетах и лекциях профессоров, эта чисто научная теория, постулатом которой была относительность, внедрилась в умы физиков всего мира. А так как в принципе невозможно, чтобы различные взгляды и учения не оказывали определенного влияния друг на друга (скажем, физические, философские, астрономические или религиозные), то теория относительности превратилась в доминирующую. Такое положение дел стало возможным лишь потому, что естественные науки рассматривались как научные дисциплины, характеризующиеся высочайшей объективностью и оперирующие только установленными фактами, существование которых не зависит от субъективного подхода естествоиспытателей. При этом, глядя сквозь пальцы на то, что все в природе предполагает наличие определенной духовности, было упущено, что каждый познающий субъект обладает особым подходом, собственной концепцией и методом проведения опытов и что все это должно зависеть от субъекта, его особенностей и способностей естествоиспытателя. Тех немногих, у кого было противоположное мнение, просто проигнорировали. Тем не менее вечной истиной остается факт, что каждый естествоиспытатель, независимо от характера работы, остается сыном своего народа, выражая его чувства и чаяния, так же как и любой артист или государственный деятель. Этот явный факт был истолкован неверно лишь потому, что никто не взял на себя ответственность глубже вникнуть в суть проводимых опытов, что каждый исходил из предположения о корректности экспериментов и отмеченных результатов. Чтобы доказать зависимость естествоиспытателей от их расовой принадлежности, достаточно ознакомиться с результатами их работ в дневниковых записях и с их личностями. Наиболее яркими примерами могут послужить Кеплер и Ньютон, как представители нордической расы, с одной стороны, и Эйнштейн, как типичный еврей, – с другой. Если первые не препятствовали постороннему взгляду (взгляду читателей) в свою духовную жизнь, то последний был полной противоположностью в этом отношении.

Пусть же молодое поколение естествоиспытателей и философов поймет суть немецкой концепции естествознания. Если кто-нибудь спросит: «Каким образом можно попасть в немецкую науку о природе?», то мы ответим: «Новая национал-социалистская наука не может существовать в условиях дилетантского понимания мировых систем и концепций как чего-то нереального или произвольного, так как это нанесет только вред». Естествознание должно исходить из самой природы и базироваться на результатах работы великих нордических первооткрывателей и толкователей природы, имея целью раскрытие сущности германской расы и ее славного существования. Нам следует держаться как можно дальше от всего, что исходит от евреев, и быть немцами и национал-социалистами во всех своих делах и мыслях. Тогда все будет хорошо. В заключение хочу привести одно из высказываний Айхенауэра[41]:

«Естественная наука – не корневище, а цветение. Но о корневище надо заботиться, цветение же наступит само по себе».

(Тюринга Бруно. Немецкая математика / Под ред. Теодора Валена. Лейпциг, 1936.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.