Кризис государства и научной идеологии

Кризис государства и научной идеологии

Всякая современная идеология есть в основе научная идеология, идеология науки, вера, «обоснованная» наукой, то есть безбожный суррогат веры, необходимый власти, опирающейся на научное знание как на единственную основу своего признания (легитимности). Научная идеология объявляет монополию науки на мышление (сама наука ничего подобного не делает), заставляя философию обслуживать себя и изгоняя веру за пределы мысли, лишая веру интеллектуальных прав. Вера в рамках научно-идеологических ограничений оказывается чисто житейским предприятием, образом жизни, религией, церковью, мракобесием, идеологией власти аристократии, которая должна быть повержена. Декартовский самоочевидный субъект занимает место Бога и берется за объяснение мира, тождественное власти над ним и его созданию. Рождается светская вера человекобожия – коммунизм, а после и всеобщая демократия, активно защищаемые наукой как средства охраны уже научной власти. Кризис светской веры сегодня очевиден – и в формате коммунизма, и в формате демократии. Заставить человека считать себя Богом – значит уничтожить не Бога, а человека. Человек, не справившийся с миссией Бога, ищет оправдания в атеизме, ибо нельзя стать тем, кого нет. Но еще остается возможность быть сверхчеловеком – отсюда светская религия расизма, включая и нацизм как его упрощенную политическую технологию. Распад и разложение светских религий ведут человечество обратно в язычество, к поклонению идолам и далее в прошлое – к магическому мышлению. Но это уже не настоящие язычество и магия, а лишь их имитации, осознанно используемые для поддержания власти, которой не хватает научной идеологии и светских религий.

Государство есть защита земли, ставшей предметом приложения мышления, знания, труда, культуры, деятельности и превратившейся потому в ресурс воспроизводства человека, позволяющий ему выделиться из своего природного окружения, покинуть свою животную сущность как единственно возможную, перестать быть исключительно биологическим видом. Такая земля – уже не естественный ареал обитания, а искусственно естественная сущность – территория. Территория позволяет снять биологические ограничения на рост человеческой популяции. Это и есть признание необходимости индивида, каждого человека. Человек перестает жить стаей и даже родом, то есть общностью крови, и начинает жить местом, на котором закрепился, общностью растущей популяции. Пашня после неолитической революции становится основой его жизни. Когда промышленность и торговля впоследствии дадут возможность создать идеологическую иллюзию экстерриториальности человеческой деятельности, тот факт, что не только пашня, но теперь уже и недра держат деятельность закрепленной за территорией, по-прежнему никуда не исчезает. Так же закрепляют популяцию на земле, создают территорию становящиеся все более сложными и дорогостоящими жилье и транспортные терминалы. Они держат людей при всей иллюзии мобильности.

Усложнение территории в ходе промышленной революции, вызванной появлением научного знания (эксперимента, воспроизводимой на основании знания деятельности, воспроизводимого употребления знания) лишило власти в государстве аристократию, тех, кто власть имел от земли как пашни и военного укрепления, замка. Аристократия промышленную деятельность и употребление научного знания не освоила. Возникла новая власть – наем, продажа индивидом своей рабочей силы. Эта власть перешла к буржуазии. Она же оказалась самой сильной властью – много мощнее божественно обоснованной власти государя. Так что буржуазия получила власть вообще. Однако буржуазия не взяла на себя тяготы государственного правления. Она отказалась в отличие от аристократии быть государством. Она не собиралась защищать каждого индивида в принципе, а лишь только себя. Каждый не может стать Богом (или хотя бы приблизиться), это могут позволить себе только избранные, но, конечно, не голосованием, а самой судьбой, провидением. Это уже протестантство.

Власть, происходящая из найма, не стала публично регулируемой как власть. Она замаскирована экономическим отношением (а Маркс даже доказывал, что тут и нет ничего, кроме самого этого экономического отношения). Власть вырвалась из рамок государства, из рамок права. Ибо право и есть форма защищенного существования индивида, то есть государство как таковое. Вместо права, то есть публичного обоснования действительной власти и ее нормы, были установлены правовые декорации, имитация права. Появилась возможность противопоставлять право государству. Государство, которое объявлено противоположностью праву, – это, очевидно, уже кризисное, внутренне противоречивое государство, приговоренное к исторической смерти, переставшее быть государством, государство, уничтоженное буржуазией. Буржуазия в конечном счете отказалась считать территорию своим домом и стала рассматривать ее как средство. Это позволило вести войны не за территорию, а за власть как таковую, с разрушением территории в цивилизационных и континентальных масштабах. Так войны XIX столетия сменились войнами XX века.

При этом категория собственности, всегда остававшаяся следствием и вторичным проявлением власти, владения, была объявлена самостоятельной сущностью и (не без помощи Маркса) основой общественного порядка. Однако таковой основой была и остается власть, осознанная необходимость подчинения слову, а не силе в условиях сверхбиологической популяции, далеко выходящей за пределы стаи или рода. Власть осталась, усилилась и стала невидимой, избавившись от контроля государства.

Перед человечеством стоит задача воспроизвести государство в условиях деятельности, употребления научного знания властью. Это государство не может быть прежним, добуржуазным. Шаг развития при этом – цивилизационное освоение технологий, научного знания в его общественных эффектах. Они в своей реальности весьма далеки от обещаемого научной идеологией «рога изобилия». Не стоит забывать, что эта же самая идеология людоедски проповедует неизбежность проблемы Мальтуса – катастрофы перенаселения, массовой гибели людей вследствие экспоненциального роста численности населения в условиях ограниченных ресурсов (что неверно в отношении сверхбиологических популяций). Экономизм, внесенный Марксом в рассмотрение исторической судьбы европейской цивилизационной общности, прежде всего западной, не позволяет увидеть суть проблемы, связанной именно с властью в этих условиях, хотя и фиксирует феномен появления новой, невероятно сильной власти, фактически сверхвласти (А. Зиновьев), не помещающейся в старые государственные формы. Но Маркс называет этот феномен «эксплуатацией», «отчуждением», не обсуждая суть новой необходимости подчинения. Как бы буржуазия ни злоупотребляла властью, сама эта власть возникла и останется в будущем. И коммунизм тут ни при чем, равно как и демократия. На эту власть нужно найти государственную управу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.