История романа

История романа

Впервые роман «Белая гвардия» был опубликован (не полностью): Россия, М., 1924, № 4; 1925, № 5. Целиком он был издан в Париже в 1927–1929 годах издательством «Конкорд» под названием «Дни Турбиных (Белая гвардия)». 2-й том этого издания под заглавием «Конец Белой гвардии» вышел также в Риге в «Книге для всех». В мае 1926 года был арестован и выслан за границу редактор «России» И.Г. Лежнев. Это было связано с решением Политбюро о ликвидации сменовеховского движения. Это движение возникло в 1921 году с публикацией сборника «Смена вех» и призывало эмиграцию работать с большевиками, поскольку надеялось на эволюцию большевистского режима. «Россия» наряду с берлинской газетой «Накануне», где также активно публиковался Булгаков, была одним из главным органов сменовеховцев. В связи с этим у Булгакова 7 мая 1926 года был произведен обыск и изъяты рукописи дневника и «Собачьего сердца». Вопрос о возможности публикации окончания «Белой гвардии» в СССР фактически отпал.

22 сентября 1926 года Булгаков был вызван на допрос в ОГПУ по поводу его связи со сменовеховцами. На допросе он, в частности, показал: «На крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать. Из рабочего быта мне писать трудно. Я быт рабочих представляю себе хотя и гораздо лучше, нежели крестьянский, но все-таки знаю его не очень хорошо. Да и интересуюсь я им мало и вот по какой причине: я занят. Я очень интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы ее мне близки, переживания дороги. Значит, я могу писать только из жизни интеллигенции в советской стране. Но склад моего ума сатирический. Из-под пера выходят вещи, которые порою, по-видимому, остро задевают общественно-коммунистические круги. Я всегда пишу по чистой совести и так как вижу. Отрицательные явления жизни в советской стране привлекают мое пристальное внимание, потому что в них я инстинктивно вижу большую пищу для себя (я – сатирик)». Эти идеи писатель отразил как в «Белой гвардии», так и в Письме Правительству СССР от 28 марта 1930 года. Следователи еще до допроса ознакомились с булгаковским дневником, где содержались резко негативные оценки сменовеховцев. Никаких репрессий против Булгакова не последовало.

Роман был посвящен второй жене писателя Любови Евгеньевне Белозерской-Булгаковой.

К роману «Белая гвардия» тесно примыкают рассказы «В ночь на 3-е число», «Я убил» и «Налет». Те же события, что и в «Белой гвардии», отразились и в неоднократно уже упоминавшемся в нашей книге рассказе «Необыкновенные приключения доктора». Этот рассказ – самый ранний по времени появления, если брать только рассказы, где отразились те же события жизни писателя, что и в «Белой гвардии».

Также и в неоднократно упоминавшемся уже рассказе «Необыкновенные приключения доктора», опубликованном во втором номере журнала «Рупор» за 1922 год, запечатлены, среди прочего, и два киевских переворота, ставшие основным содержанием «Белой гвардии». Главный герой рассказа, доктор N., явно автобиографичен. «Необыкновенные приключения доктора» во многом отражают события жизни Булгакова в период с конца 1918 до начала 1920 года. Как мы уже отмечали, этот рассказ – единственное булгаковское произведение, где писатель признает факт мобилизации близкого себе по жизненным обстоятельствам героя не только в гетманскую и петлюровскую, но также и в Красную, и в Белую армии. Булгакову опасно было признаваться в службе у белых. Поэтому он скрывал свое медицинское образование, особо подчеркивал в рассказе, что это не его собственные воспоминания, а записки друга, который то ли погиб во время Новороссийской эвакуации армии генерала А.И. Деникина в марте 1920 года, то ли благополучно эмигрировал в Буэнос-Айрес. Булгаков особо предупреждал сестру Надю, в письме от 26 апреля 1921 года, не вести с его владикавказской знакомой актрисой О.А. Мишон никаких разговоров на медицинские темы и внушить ей, что до того как заняться журналистикой, он окончил не медицинский, а естественный факультет.

В «Необыкновенных приключениях доктора» главный герой так вспоминает события, связанные с падением гетмана Скоропадского: «Меня мобилизовала пятая по счету власть (правительство Скоропадского действительно было в Киеве пятой по счету властью, если первой считать Временное правительство, здесь Булгаков абсолютно точен. – Б.С.)… Пятую власть выкинули, а я чуть жизни не лишился… К пяти часам дня все спуталось. Мороз. На восточной окраине пулеметы стрекотали. Это «ихние». На западной пулеметы – «наши». Бегут какие-то с винтовками. Вообще – вздор. Извозчики едут. Слышу, говорят: «Новая власть тут…»

«Ваша часть (какая, к черту, она моя!) на Владимирской». Бегу на Владимирскую и ничего не понимаю. Суматоха какая-то. Спрашиваю всех, где «моя» часть… Но все летят, и никто не отвечает. И вдруг вижу – какие-то с красными хвостами на шапках пересекают улицу и кричат:

– Держи его! Держи!

Я оглянулся – кого это?

Оказывается, меня!

Тут только я сообразил, что надо было делать – просто-напросто бежать домой. И я кинулся бежать. Какое счастье, что догадался юркнуть в переулок. А там сад. Забор. Я на забор.

Те кричат:

– Стой!

Но как я ни неопытен во всех этих войнах, я понял инстинктом, что стоять вовсе не следует. И через забор. Вслед: трах! трах!»

Несколько иначе этот эпизод изложен в «Белой гвардии», где военный врач Алексей Турбин, в отличие от безымянного доктора в рассказе, добровольно вступивший в офицерскую дружину, тоже спасается от петлюровцев, но менее успешно, и в результате получает ранение. Думается, что в этот день, 14 декабря, петлюровцы за Булгаковым не гнались, и он спокойно приехал домой на извозчике, когда стала ясна бесполезность сопротивления, как об этом и рассказала Т.Н. Лаппа. Писатель запечатлел здесь свое бегство от петлюровцев в феврале 1919 года при отступлении из Киева войск Украинской Народной Республики. В момент создания «Необыкновенных приключений доктора» (а рассказ был написан в начале марта 1922 года) Булгаков, как кажется, еще не писал «Белую гвардию», поэтому и предпочел в одно контаминировать события, происшедшие с ним 14 декабря 1918 года и в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 года.

Рассказ «В ночь на 3-е число», имеющий подзаголовок «Из романа «Алый мах», был опубликован 10 декабря 1922 года в Литературном приложении к берлинской газете «Накануне». Если роман «Алый мах» – не мистификация, то, скорее всего, это первоначальное название романа «Белая гвардия», и в данном случае мы имеем дело с ранней редакцией «Белой армии». Текст рассказа чрезвычайно близок к тексту того окончания «Белой гвардии», которое не было опубликовано из-за закрытия журнала «Россия» в мае 1926 года. Рассказ отличается от «Белой гвардии» прежде всего фамилиями героев. Доктор Алексей Турбин здесь именуется доктором Михаилом Бакалейниковым, Николка Турбин – Колькой Бакалейниковым, Леонид Юрьевич Шервинский – Юрием Леонидовичем, Елена Тальберг – Варварой Афанасьевной, причем в тексте рассказа она не сестра доктора Бакалейникова, а его жена. Данное обстоятельство является существенным для реконструкции первоначального замысла романа. Судя по всему, в 1922 году, после того как Булгаков воссоединился в Москве с Тасей, на семейном фронте у писателя было всё благополучно, и он хотел сделать Тасю, которой собирался посвятить роман, одной из главных героинь. Тогда он собирался слить в образе жены доктора Бакалейникова черты Таси и своей сестры Вари, с которой у жены доктора Бакалейникова общие имя и отчество. Неизвестно, фигурировал ли в тот момент в замысле романа Тальберг, восходящий к мужу В.А. Булгаковой Л.С. Каруму, но даже если и фигурировал, он никак не мог быть мужем Варвары Афанасьевны, поскольку ее мужем был доктор Бакалейников. Вероятно в дальнейшем, по мере того как происходило охлаждение в отношениях Булгакова с Т.Н. Лаппа, писатель существенно изменил замысел и сделал Алексея Турбина холостым. А Варвара Афанасьевна Бакалейникова, превратившись в сестру Алексея Турбина Елену Турбину-Тальберг, стала в первую очередь воплощением в романе Варвары Афанасьевны Карум-Булгаковой. Этот образ, вероятно, сохранил и какие-то черты Т.Н. Лаппа. Возможно, в трансформации главной героини романа из жены в сестру главного героя сыграл свою роль и начавшийся в январе 1924 года роман с Любовью Евгеньевной Белозерской, ставшей второй женой писателя. Но некоторые черты Т.Н. Лаппа в образе Елены Турбиной, несомненно, сохранились. В частности, страстная молитва Елены за жизнь тяжело больного брата больше напоминает молитву жены и в основе, скорее всего, имеет болезнь самого Булгакова во Владикавказе весной 1920 года, когда его, лежавшего в тифу, выходила Т.Н. Лаппа. Несомненно также, что клинически точное описание тифозного бреда Алексея Турбина и всего течения болезни отражает собственный печальный опыт Булгакова, свалившегося в сыпном тифу во Владикавказе весной 1920 года, что не позволило ему покинуть город вместе с отступающими белыми войсками.

Из персонажей «Белой гвардии» в рассказе под тем же именем фигурирует инженер Василий Лисович. Имена героев рассказа оказываются гораздо ближе к именам реальных прототипов. Для Михаила Бакалейникова и Алексея Турбина прототипом послужил сам Михаил Булгаков, для Кольки Бакалейникова и Николки Турбина – его брат Николай, для Варвары Афанасьевны и Елены Турбиной-Тальберг – сестра Варвара Афанасьевна Булгакова (по мужу – Карум), для Юрия Леонидовича и Леонида Юрьевича Шервинского – друг Булгакова и двоюродный племянник мужа Вари Булгаковой Леонида Сергеевича Карума Юрий Леонидович Гладыревский. По свидетельству первой жены Булгакова Т.Н. Лаппа, описанный в рассказе «В ночь на 3-е число» и в соответствующих главах «Белой гвардии» эпизод имел место в действительности, когда в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 года, во время отступления петлюровских войск из Киева, Булгаков был мобилизован как военный врач, видел страшное убийство еврея у Цепного моста, а затем смог отстать от петлюровцев и, рискуя быть расстрелянным за дезертирство, добрался домой, запыхавшись от быстрого бега и испытав сильное нервное потрясение. Тогда Т.Н. Лаппа на самом деле ждала мужа вместе с В.А. Булгаковой (Карум) и братьями Иваном и Николаем Булгаковыми. В рассказе запечатлено потрясшее автора убийство еврея: «Первое убийство в своей жизни доктор Бакалейников увидал секунда в секунду на переломе ночи со 2-го на 3-е число. В полночь, у входа на проклятый мост… Пан куренный не рассчитал удара и молниеносно опустил шомпол на голову. Что-то кракнуло, черный окровавленный не ответил уже «ух». Как-то странно, подвернув руку и мотнув головой, с колен рухнул на бок и широко отмахнув другой рукой, откинул ее, словно побольше хотел захватить для себя истоптанной, унавоженной белой земли.

Еще отчетливо Бакалейников видел, как крючковато согнулись пальцы и загребли снег. Потом в темной луже несколько раз дернул нижней челюстью лежащий, как будто давился, и разом стих.

Странно, словно каркнув, Бакалейников всхлипнул, пошел, пьяно шатаясь, вперед и в сторону от моста к белому зданию».

Совпадение соответствующих глав «Белой гвардии» и рассказа «В ночь на 3-е число», особенно в случае с той редакцией окончания романа, которая предназначалась для публикации в журнале «Россия», практически полное, текстуальное, с очень небольшой редакционной правкой и вставками. Здесь Турбин, мобилизованный в петлюровскую армию, лично наблюдает убийство еврея, а до этого – издевательство пана куренного над одним из своих солдат и корит себя «интеллигентской мразью». А вот в варианте финала, опубликованном в Париже в 1929 году, Турбин уже не мобилизуется в петлюровскую армию, и убийство еврея в Слободке мы наблюдаем уже как бы глазами автора.

Между тем в автобиографии, написанной в октябре 1924 года, Булгаков отмечал, что недавно закончил роман «Белая гвардия», который писал в течение года. В свете этого сообщения невероятно, чтобы «Белая гвардия», пусть даже в ранней редакции под названием «Алый мах», была уже почти закончена к декабрю 1922 года – времени публикации рассказа «В ночь на 3-е число». Скорее всего, на самом деле роман был начат с одной из последних глав, запечатлевшей событие, в наибольшей мере потрясшее Булгакова, – первую насильственную смерть человека на его глазах и при полном бессилии что-нибудь изменить. До этого писателю, по крайней мере, однажды приходилось видеть смерть – в 1915 году в его присутствии застрелился близкий друг Борис Богданов. Происшедшее тогда потрясло Булгакова, но все же это было не убийство, а самоубийство. Человек добровольно лишил себя жизни, ее не отняли у него насильно. Случай у Цепного моста (куда в «Театральном романе» позднее писатель приведет кончающего с собой драматурга Максудова) потряс Булгакова и, думается, навсегда остался его самым сильным впечатлением.

Финал рассказа «В ночь на 3-е число» в тексте «Белой гвардии» отсутствует, но концовка рассказа уже в конденсированном виде содержит будущий финал романа: «Через час город спал. Спал доктор Бакалейников. Молчали улицы, заколоченные подъезды, закрытые ворота. И не было ни одного человека на улицах. И даль молчала. Из-за реки от Слободки с желтыми потревоженными огнями, от моста с бледной цепью фонарей не долетало ни звука. И сгинула черная лента, пересекшая город, в мраке на другой стороне. Небо висело: бархатный полог с алмазными брызгами, чудом склеившаяся Венера над Слободкой опять играла, чуть красноватая, и лежала белая перевязь – путь серебряный, млечный».

Здесь то же общепримиряющее звездное небо – символ морального абсолюта, здесь восходящая над городом звезда Венеры – богини любви, но звезда «чуть красноватая» – от обильно пролитой на земле крови. В начале же «Белой гвардии» над городом «особо высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская Венера и красный, дрожащий Марс», звезды богини любви и бога войны, символы умиротворения и насилия. Вероятно, мысль о таком вступлении и заключении романа была у Булгакова еще в пору написания рассказа. В финале «Белой гвардии» говорится о грядущем исчезновении войны – меча. В рассказе же с небосклона исчезает звезда бога войны – Марс. Если в момент гибели человека у моста доктор Бакалейников, как и доктор Турбин, видит, что звезда Венеры чудесным образом сливается со вспышкой артиллерийского разрыва, то в финале «Белой гвардии» Венера вновь обретает свой обычный, играющий облик, склеившись опять после чудовищного взрыва. Это олицетворяет грядущее восстановление быта и бытия.

Рассказ «Налет», имеющий подзаголовок «В волшебном фонаре», был опубликован в газете «Гудок» 25 декабря 1923 года. Здесь впервые в булгаковском творчестве появляется сцена, ставшая позднее одной из наиболее важных в пьесе «Бег» (1928). В рассказе красноармеец Стрельцов перед лицом неминуемой смерти обличает захвативших его в плен бандитов (возможно, петлюровцев, так как действие происходит на Украине) и гибнет, не проявляя страха перед своими палачами. В «Беге» – гневные слова в лицо генералу-вешателю Хлудову бросает вестовой Крапивлин, однако потом малодушно просит пощады, что, впрочем, не спасает его от петли. В «Налете», несомненно, отразились воспоминания Булгакова о происшедшем на его глазах убийстве еврея петлюровцами в Киеве у Цепного моста в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 года. Однако главный герой рассказа еврей Абрам чудом остается жив после расстрела, а погибает только его русский товарищ Стрельцов. Сам расстрел происходит у штабелей дров, как и потрясшее Булгакова убийство. В рассказе «Налет» дрова, много лет спустя привезенные в клуб, где работает Абрам, провоцируют его на воспоминания о происшедшей трагедии. Показательно, что и в «Налете», и в рассказе «Я убил», и в пьесе «Бег» герои решаются на открытый протест против насилия с риском для жизни. Стрельцов, как и Крапилин, – явно из народа, а не из интеллигенции, чем, вероятно, Булгаков и объясняет его смелость, тогда как более интеллигентный Абрам во все время налета испытывает одно только чувство сильнейшего страха.

Рассказ «Я убил» был опубликован в номерах 44 и 45 журнала «Медицинский работник» за 1926 год. Это произошло уже после того как стало ясно, что окончание романа «Белая гвардия» в журнале «Россия» уже не появится, поскольку журнал был закрыт. Главное действующее лицо рассказа – автобиографический доктор Яшвин. Рассказ примыкает к ранее опубликованному в том же журнале «Медицинский работник» циклу «Записки юного врача» и появившемуся там же позднее рассказу (или повести) «Морфий». В рассказе «Я убил», как и в рассказе «В ночь на 3-е число» и в романе «Белая гвардия» запечатлено потрясшее Булгакова в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 года в Киеве у Цепного моста убийство еврея. Здесь петлюровский полковник Лещенко (в рассказе «В ночь на 3-е число» фигурирует полковник Мащенко) рукояткой пистолета убивает неизвестного дезертира (не еврея) на глазах доктора. В «Белой гвардии» же и в рассказе «В ночь на 3-е число» убийство неизвестного еврея у Цепного моста совершает ударом шомпола по голове безымянный куренной. «Я убил» – единственный рассказ, где интеллигент, имеющий автобиографические черты, действительно, а не только в воображении, как доктор Бакалейников из «В ночь на 3-е число» и доктор Турбин из «Белой гвардии», карает палача-петлюровца. Последней каплей, переполнившей чашу терпения доктора Яшвина, стали обвинения, брошенные ему в лицо женщиной, мужа которой расстреляли петлюровцы: «Какой вы подлец… вы в университете обучались – и с этой рванью… На их стороне и перевязочки делаете?! Он человека по лицу лупит и лупит. Пока с ума не свел… А вы ему перевязочку делаете?…» На убийство Яшвина провоцирует приказ Лещенко дать женщине 25 шомполов. Вместо перевязки доктор стреляет полковнику в голову из браунинга. Бака-лейникову и Турбину для этого требуются воображаемые большевики-матросы, и они потом корят себя «интеллигентской мразью» за трусость и нерешительность. Доктор же Яшвин в конце рассказа с удовлетворением констатирует: «О, будьте покойны. Я убил. Поверьте моему хирургическому опыту». Как и более ранний «Налет», рассказ «Я убил» представляет собой повествование от лица главного героя уже в мирной обстановке о событиях Гражданской войны. Этот рассказ – последнее по времени создания произведение, где перед интеллигентом встает дилемма, убивать или не убивать палача. Вероятно, к 1926 году Булгаков уже пришел к убеждению, что в случае повторения ситуации ночи со 2-го на 3-е февраля 1919 года он бы теперь действовал решительно и беспощадно.

Семья Турбиных – это в значительной степени семья Булгаковых. Турбина – девичья фамилия бабушки Булгакова со стороны матери, Анфисы Ивановны, в замужестве – Покровской. Фамилия «Турбины» происходит от слова «турба», означающего морду у кошки и собаки, а также лошадиное рыло. Это слово – финского происхождения. В карельском языке слово turbа, а в финском языке слово turpa означают «морда». Иногда турбой в насмешку называли и человеческое лицо. Вероятно, подобное прозвище могли дать человеку с неприятным, некрасивым лицом. В украинском языке и некоторых русских говорах «турба» означает беспокойство, хлопоты. В этом значении данное слово могло стать прозвищем беспокойного человека. Вероятно, именно этот последний вариант этимологии фамилии «Турбины» Булгаков и имел в виду в «Белой гвардии». Ведь он показывал в романе огромное беспокойство, которое сотворила в стране революция.

Роман был начат в 1922 году, после смерти матери писателя, Варвары Михайловны Булгаковой, последовавшей 1 февраля 1922 года. В романе смерть матери Алексея, Николки и Елены Турбиных отнесена к маю 1918 года, ко времени ее брака с давним другом, врачом Иваном Павловичем Воскресенским, которого Булгаков откровенно недолюбливал.

Скажем здесь несколько слов о родителях Михаила Афанасьевича. Его отец, Афанасий Иванович Булгаков, статский советник и профессор богословия, родился 17/29 апреля 1859 года в семье православного священника Ивана Авраамьевича Булгакова и Олимпиады Ферапонтовны Булгаковой (урожденной Ивановой).

Фамилия «Булгаков» происходит от тюркского существительного «булгак», которое, в свою очередь, является производным от глагола «булга». Глагол имеет значения «махать», «перемешивать», «взбалтывать», «мутить», «махать», «качаться», «биться». От него, кстати сказать, происходит русский жаргонный глагол «булгачить», означающий «скандалить, производить переполох, беспокоить, будоражить». Слово же «булгак» буквально означает «гордо ходящий человек» или просто «гордец». Здесь есть некоторое сходство в этимологии с фамилией «Турбин», поскольку слово «турба» в одном из своих значений – это беспокойство.

Афанасий Иванович окончил в 1881 году Орловскую духовную семинарию и как один из наиболее выдающихся ее выпускников был официально «предназначен» для поступления в Киевскую духовную академию, которую он окончил в 1885 году. Два года преподавал греческий в Новочеркасском духовном училище. В 1886 году опубликовал в Киеве «Очерки истории методизма» и в следующем году был удостоен за это сочинение степени магистра богословия, определен в академию доцентом по кафедре общей гражданской истории, а с начала 1889 года переведен на кафедру истории и разбора западных исповеданий. В 1902 году он был избран экстраординарным профессором, 11 декабря 1906 года удостоен степени доктора богословия, а 8 февраля 1907 года Святейший синод утвердил Афанасия Ивановича Булгакова в звании ординарного профессора. Это произошло тогда, когда он был уже смертельно болен нефросклерозом, от которого и скончался 14 марта 1907 года. Так Михаил и его шесть братьев и сестер осиротели. Будущему писателю было тогда 15 лет.

1 июля 1890 года Афанасий Иванович женился на учительнице женской прогимназии города Карачева Варваре Михайловне Покровской, матери Булгакова. Варвара Михайловна, урожденная Покровская, во втором браке – Воскресенская, родилась 5/17 сентября 1869 года в городе Карачеве Орловской губернии, в семье соборного протоиерея. Она окончила Орловскую женскую гимназию с программой мужских гимназий. В 1888–1890 годах была учительницей в 4-м классе Карачевской женской прогимназии. У них с Афанасием Ивановичем было семеро детей: Михаил (1891), Вера (1892), Надежда (1892), Варвара (1895), Николай (1898), Иван (1900) и Елена (1902). После смерти мужа Варвара Михайловна с 1908 года работала казначеем во Фребелевском обществе. В 1906 году она познакомилась с врачом-педиатром Иваном Павловичем Воскресенским, который был младше ее почти на десять лет, а в мае 1918 года вышла за него замуж. 5 июля 1920 года они повенчались. Булгаков не одобрял связь матери с Воскресенским, возможно, из-за того, что Иван Павлович был значительно младше своей возлюбленной. По воспоминаниям Т.Н. Лаппа, «Михаил… все возмущался, что Варвара Михайловна с Воскресенским… Он каждую субботу приезжал в Бучу (поселок в 30 км от Киева, где была дача семьи Булгаковых. – Б.С.), а если они были в Киеве, приходил все время, поздно возвращался. Даже ночевать оставался где-то там… отдельно… не знаю, Михаила это очень раздражало. Он мне говорил: «Я просто…». Он выходил из себя. Конечно, дети не любят, когда у матери какая-то другая привязанность. Или они уходили гулять куда-то там на даче, он говорит:

«Что это такое, парочка какая пошла». Переживал. Он прямо говорил мне: «Я просто поражаюсь, что мама затеяла роман с доктором». Очень был недоволен». В «Белой гвардии» временем смерти матери Турбиных назван как раз май 1918 года, когда состоялся брак матери с И.П. Воскресенским и когда она навсегда оставила «дом Турбиных». Булгаков не хотел говорить в романе о новой семье матери, но любовь к ней сохранил на всю жизнь – вспомним авторский монолог в «Белой гвардии»: «Мама, светлая королева, где же ты?» И рядом с этим горькое: «Зачем понадобилось отнять мать, когда все съехались, когда наступило облегчение?»

Варвара Михайловна скончалась от тифа в Киеве 1 февраля 1922 года. Булгаков не смог приехать на похороны матери из Москвы по причине отсутствия средств (этот и последующие месяцы были самыми тяжелыми, недаром в булгаковском дневнике 9 февраля 1922 года было отмечено: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем»). Согласно записям сестры Булгакова, Надежды, в феврале 1922 года, после кончины Варвары Михайловны, Михаил написал письмо: «М. А. смертью матери был потрясен. Письмо это – вылитая в словах матери скорбь: обращаясь к матери на Ты (с большой буквы), он пишет ей о том, чем она была в жизни детей; пишет о необходимости сохранить дружбу всех детей во имя памяти матери… Михаил Афанасьевич взял это письмо у сестры «посмотреть» и не вернул…». В ноябре 1939 года, уже будучи смертельно больным, Булгаков, как свидетельствуют дневниковые записи НА. Булгаковой, говорил ей: «Мать. Ее замужество с Иваном Павловичем. Булгакова-Воскресенская. (Узнал об этом только, посетив могилу, прочтя на памятнике). «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери, ее памятник – строки в «Белой гвардии».

Хотя И.П. Воскресенский, как мы помним, помог Булгакову избавиться от тяжкого недуга и Михаил об этом догадывался, его отношение к Ивану Павловичу не изменилось. В 1918 году Варвара Михайловна, выйдя замуж за Воскресенского, переехала к нему на Андреевский спуск, в дом № 38, который располагался по соседству с прежней квартирой, «домом Турбиных». По словам Т.Н. Лаппа, Булгаков «очень переживал» это событие. Об отношениях матери с Воскресенским Булгаков не хотел упоминать даже в романе, и ее отсутствие в турбинской квартире предпочел объяснить иначе. Очевидно, уход матери к Воскресенскому старший сын переживал особенно болезненно именно в мае 1918 года еще и потому, что тогда казалось, что жизнь булгаковской семьи, почти все члены которой собрались вместе, наконец-то стала как-то налаживаться после революционных бурь в гетманском Киеве, под сенью германских штыков.

Надо признать, что нелюбовь Михаила к новому мужу матери не разделялась его братьями и сестрами. Например, брат Николай 16 января 1922 года писал матери из Загреба, куда занесла его судьба вместе с остатками армии Врангеля: «После довольно бедственного года, проведенного мною в борьбе за существование, я окончательно поправил свои легкие и решил снова начать учебную жизнь. Но не так легко это было сделать: понадобился целый год службы в одном из госпиталей, чтобы окончательно стать на ноги, одеться с ног до головы и достать хоть немного денег для начала тяжкого в нынешние времена учебного пути. Это была очень тяжелая и упорная работа: так, например, я просидел взаперти 22 суток один-одинешенек с оспенными больными крестьянами, доставленными из пораженного эпидемией уезда. Работал в тифозном отделении с 50 больными, и Бог меня вынес целым и невредимым. Все это смягчалось сознанием, что близка намеченная цель. И, действительно, я скопил денег, оделся, купил все необходимое для одинокой жизни и уехал в Университет (Загребский), куда меня устроил проф. Лапинский по моим бумагам. Сначала работал, сколько сил хватало, чтобы показать себя. Теперь я освобожден от платы за нравоучение и получаю от Университета стипендию, равную 20–25 рублей мирного времени. Половину этого (или немного менее) отнимает квартира, отопление, освещение, а остальное на прочие потребности жизни: еду и остальные…

Милый, добрый Иван Павлович, как я счастлив сознанием, что Вы стали близким родным человеком нашей семье. Сколько раз я утешал себя мыслью, что Вы с Лелей поддержите мою добрую мамочку, и все волновался за Ваше здоровье. С Вашим образом у меня связаны самые лучшие, самые светлые воспоминания, как о человеке, приносившем нашему семейству утешение и хорошие идеи доброго русского сердца и примеры безукоризненного воспитания.

На словах мне трудно выразить все то, что Вы сделали маме в нашей трудной жизни, нашей семье и мне на заре моей учебной жизни. Бог поможет Вам, дорогой Иван Павлович».

После смерти отца Булгаков ощущал себя старшим мужчиной в семье. В автобиографическом рассказе «Красная корона» мать не случайно обращается к главному герою: «Ты старший, и я знаю, что ты любишь его. Верни Колю. Верни. Ты старший». Иван Павлович же, по мере сближения с матерью, грозил занять его место и, очевидно, вызывал симпатию младших братьев и сестер. Возможно, именно в этом крылась главная причина неприятия Михаилом нового мужа матери.

Но вернемся к истории первого булгаковского романа. Рукопись «Белой гвардии» не сохранилась. Как говорил Булгаков своему другу П.С. Попову в середине 20-х годов, «Белая гвардия» была задумана и написана в 1922–1924 годах. По свидетельству перепечатывавшей роман машинистки И.С. Раабен, первоначально роман задумывался как трилогия, причем в третьей части, действие которой охватывало весь 1919 год, Мышлаевский оказывался в Красной Армии, как Рощин из «Хождения по мукам» Алексея Толстого. Не исключено, что здесь у мемуаристки слились образы Мышлаевского и Рощина, причем Мышлаевского из пьесы «Дни Турбины», где герой, имея в виду предстоящую мобилизацию в Красную Армию, с удовлетворением замечает, что будет служить в русской армии. Думаю, что на самом деле Булгаков все-таки не собирался делать столь симпатичного героя красным, тем более что его прототип благополучно эмигрировал.

Отрывок из ранней редакции романа «В ночь на 3-е число» был опубликован в берлинской газете «Накануне». Не исключено, что под «Алым махом» подразумевалось общее наступление Красной Армии, начавшееся в конце 1918 года, после германской капитуляции, и завершившийся в конце 1919 – начале 1920 года разгромом Вооруженных сил Юга России. В качестве возможных названий романов предполагавшейся трилогии в воспоминаниях современников фигурировали «Полночный крест» и «Белый крест». В обоих случаях, очевидно, имелся в виду электрический крест на памятнике Святому Владимиру, возникающий в начале и в конце романа и символизирующий вечные христианские ценности, сохраняющиеся, несмотря на все бури и кровопролитие.

В фельетоне «Самогонное озеро», появившемся в 1923 году, Булгаков так отозвался о «Белой гвардии»: «А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, от которого небу станет жарко…» Однако во второй половине 20-х годов в беседе с П.С. Поповым писатель назвал «Белую гвардию» романом «неудавшимся», хотя «к замыслу относился очень серьезно». А в автобиографии, написанной в октябре 1924 года, Булгаков зафиксировал: «Год писал роман «Белая гвардия». Роман этот я люблю больше всех других моих вещей». Но Булгакова мучили сомнения насчет литературных достоинств романа. В дневниковой записи в ночь на 28 декабря 1924 года он зафиксировал их в дневнике: «Роман мне кажется то слабым, то очень сильным. Разобраться в своих ощущениях я уже больше не могу». А 5 января 1925 года записал: «Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и «Белая гвардия» не сильная вещь».

Что ж, наверное, по сравнению с «Мастером и Маргаритой» «Белую гвардию» можно признать романом не до конца удавшимся. Но и современники и в еще большей степени потомки справедливо считали роман одним из лучших романов о Гражданской войне и едва ли не единственным, где события показаны объективно и в изображении и белых, и большевиков нет никакой карикатурности.

Из-за того что в СССР роман «Белая гвардия» так и не был опубликован полностью, а зарубежные издания конца 20-х годов были малодоступны на родине писателя, он не удостоился особого внимания прессы. Правда, известный критик Александр Воронский в конце 1925 года успел назвать «Белую гвардию» произведением «выдающегося литературного качества», за что в начале 1926 года получил резкую отповедь главы Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) Леопольда Авербаха в рапповском органе – журнале «На литературном посту». В дальнейшем постановка по мотивам романа «Белая гвардия» пьесы «Дни Турбиных» во МХАТе осенью 1926 года переключила внимание критики на это произведение, и о самом романе забыли. Вместе с тем существовала и высокая оценка «Белой гвардии» авторитетным современником. Поэт Максимилиан Волошин пригласил Булгакова к себе в Коктебель и 5 июля 1926 года подарил ему акварель с примечательной надписью: «Дорогому Михаилу Афанасьевичу, первому, кто запечатлел душу российской усобицы, с глубокой любовью…» Тот же Волошин в письме издателю альманаха «Недра» Н.С. Ангарскому (Клестову) в марте 1925 года утверждал, что «как дебют начинающего писателя «Белую гвардию» можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого». Булгаков при переделке текста романа в конце 20-х годов убрал некоторые цензурно острые моменты, например, фразу: «Турбин дал себе слово не читать газет, тем более украинских». В повести «Собачье сердце», запрещенную цензурой, она трансформировалась в совет профессора Преображенского: «Не читайте до обеда советских газет». В пассаже об украинских газетах Булгаков, возможно, опирался на свидетельство Романа Гуля в «Киевской эпопее»: «Пугали нас украинские газеты: «Нова Рада» и «Видрождення». В обеих велась сильная кампания против «добровольцев» и приводились действительно веские аргументы. Так, по «Видрождення», на собравшейся в Киев спилке появился крестьянин с вырезанным языком. Язык вырезан карательным отрядом. Здесь же, в музее, сидело довольно много таких карателей, не стеснявшихся рассказывать о своих подвигах. «Нова Рада» приводила факты грабежей добровольцев. И тут же, в музее, приходилось узнавать, что она не лгала».

Писатель также несколько облагородил ряд действующих лиц, в частности Мышлаевского и Шервинского, явно с учетом развития этих образов в «Днях Турбиных». В целом же в пьесе характеры героев оказались психологически более глубокими, не такими рыхлыми, как в романе. Главное же, действующие лица теперь не дублировали друг друга.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.