Глава 4. Не время для любви Эволюция секса как развлечения

Глава 4. Не время для любви

Эволюция секса как развлечения

Картина первая. Затемненная спальня, в постели лежит красавец-мужчина. Прекрасная молодая женщина в ночной сорочке подбегает к нему. На ее левой руке сверкает обручальное кольцо с огромным бриллиантом, в правой она сжимает маленькую голубую бумажную полоску. Женщина наклоняется к мужчине и целует его в ухо.

Она: Дорогой, сейчас самое время!

Картина вторая. Та же спальня, та же пара. По-видимому, они занимаются любовью, однако детали целомудренно скрыты от нас в приглушенном свете. Затем камера показывает календарь, его листки переворачивает изящная рука со знакомым нам обручальным кольцом — нам демонстрируют, что прошло какое-то время.

Картина следующая. Та же самая красивая пара, теперь они держат на руках крошечного улыбающегося младенца.

Он: Дорогая! Я так рад, что ОВУ-тест подсказал нам точное время.

Картина последняя. Крупный план руки с бриллиантовым обручальным кольцом. Рука держит полоску синей бумаги. Титры: «ОВУ-тест. Узнайте время наступления овуляции в домашних условиях!»

Если бы павианы могли понимать нашу телерекламу, то над этим роликом они, вероятно, смеялись бы особенно весело. Ни самцу, ни самке павиана не нужен набор для гормонального теста на определение овуляции, т. е. того момента, когда женские яичники выделяют яйцеклетку и когда может произойти ее оплодотворение. У павианов свой способ определить этот момент: кожа вокруг влагалища у самок во время овуляции набухает и становится ярко-красного цвета, хорошо заметного на расстоянии. Кроме того, самка начинает издавать специфический запах. Если самец туповат и все равно не понимает, что происходит, самка припадает к земле перед ним, демонстрируя ему заднюю часть своего тела. Большинство самок других видов животных тоже прекрасно знают, когда у них начинается овуляция, и точно так же подают самцам недвусмысленные сигналы — будь то какие-то изменения внешнего облика, особые запахи или специфическое поведение.

Самки павиана с их красными задами кажутся нам необычными и чуть смешными. Но на самом деле необычны мы, люди, — один из немногих видов существ, у которых овуляция определяется с трудом. У мужчины в традиционных обществах нет надежного способа проверить, готова ли к оплодотворению его партнерша, впрочем, и самой женщине такой способ тоже не известен. Я знаю, что многие женщины испытывают головные боли или другие неприятные ощущения ближе к середине менструального цикла. Однако они бы не узнали, что это признаки овуляции, если бы им об этом не рассказали ученые — да и те обнаружили эту связь лишь около 1930 года. Точно так же женщину можно научить определять овуляцию по температуре тела или состоянию слизистой оболочки, однако все это совсем не похоже на инстинктивное знание, которым обладают самки животных. Если бы женщины обладали подобным знанием, то вряд ли бизнес у производителей тестов на овуляцию и средств контрацепции шел бы так успешно.

Люди столь необычные создания еще и потому, что могут заниматься сексом практически в любое время. Эта практика — непосредственное следствие нашей скрытой овуляции. У большинства животных половые акты происходят лишь в течение короткого периода течки (эструса), который и оповещает о начале овуляции. (Слово «эструс», как и прилагательное «эстральный», происходит от греческого слова ??????? — «слепень». Это насекомое преследует рогатый скот, доводя его до исступления.) За время течки самка павиана, очнувшись после месяца сексуального воздержания, может совокупиться до ста раз, а самка варварийской макаки (магота) спаривается в среднем каждые семнадцать минут, одаривая своей благосклонностью каждого самца стаи по меньшей мере один раз. Моногамные пары гиббонов по несколько лет воздерживаются от копуляций, пока самка не отнимет от груди своего последнего детеныша и у нее опять не начнется течка. Но как только у самки наступает беременность, гиббоны тут же вновь прекращают спариваться.

А тем временем мы, люди, занимаемся сексом в любой день эстрального цикла. Женщины пристают с этим к мужчинам почти в любой день, а мужчины с готовностью действуют, совершенно не интересуясь, способна ли женщина к оплодотворению и наступила ли у нее овуляция. Даже сегодня, после десятилетий научных исследований, нельзя с уверенностью сказать, на какой стадии эстрального цикла женщина более всего заинтересована в мужских ухаживаниях — если у этого интереса вообще есть циклические колебания. В результате большинство половых актов приходится на то время, когда женщина не способна к зачатию.

Но люди не просто занимаются сексом в «неправильное» время: они не прекращают половые отношения даже во время беременности и после окончания менопаузы, когда совершенно точно известно, что никакое оплодотворение невозможно. Многие мои друзья из Новой Гвинеи считают своим долгом заниматься сексом с женой до самого конца ее беременности, поскольку полагают, что постоянно поступающая мужская сперма — это строительный материал для развивающегося зародыша.

С «биологической» точки зрения человеческий половой акт — это колоссальная растрата усилий, особенно если вы придерживаетесь католического взгляда на этот вопрос, то есть рассматриваете секс лишь как средство оплодотворения. Почему женщина не подает никаких ясных сигналов о начале овуляции, как это делают самки других животных, — ведь это помогло бы нам свести сексуальные контакты лишь к тем периодам, когда они действительно нужны? В этой главе мы попытаемся разобраться в причинах возникновения скрытой овуляции, почти постоянной готовности женщин к сексу, а также секса как развлечения — трех необычных особенностей сексуального поведения человека.

Возможно, к этому моменту вы уже твердо решили, что я — типичный обитатель башни из слоновой кости, занятый поисками ответов на надуманные, ничтожные вопросы. Я прямо-таки слышу, как миллиарды обитателей Земли восклицают: «Есть только один вопрос, который по-настоящему требует ответа, — почему Джаред Даймонд такой идиот! Вот вы лично разве не понимаете, почему люди всегда готовы заняться сексом? Да просто потому, что это приятно!»

К сожалению, такой ответ не может удовлетворить ученого. Судя по тому, насколько животные во время спаривания увлечены своим занятием, им половой акт также доставляет немало удовольствия. А сумчатые мыши, по-видимому, испытывают даже больше удовольствия, чем мы, если судить по продолжительности их спаривания (до двенадцати часов). Тогда почему животные спариваются лишь в те периоды, когда самка готова к оплодотворению? Поведение, точно так же как и анатомия, — результат естественного отбора. Значит, если секс доставляет и удовольствие, то причину этого также следует искать в естественном отборе. Да, секс приятен и собакам, однако лишь в строго определенное время: собаки, подобно большинству других животных, приобрели в ходе эволюции способность наслаждаться сексом лишь тогда, когда он приносит пользу. Естественный отбор всегда на стороне тех особей, которые стремятся передать свои гены как можно более многочисленному потомству. Как же вы сможете произвести это многочисленное потомство, если, как безумные, занимаетесь сексом в те периоды, когда даже одного детеныша зачать совершенно невозможно?

Простой пример целесообразности сексуальной активности у животных подают уже известные нам из главы 2 мухоловки-пеструшки. Обычно самка этой птички ищет копуляции только тогда, когда ее яйцеклетки уже готовы к оплодотворению, т. е. за несколько дней до откладки яиц. Как только самка откладывает яйца, она тут же утрачивает всякий интерес к копуляции и либо активно противостоит притязаниям самцов, либо просто не обращает на них внимания. Однако в ходе одного эксперимента орнитологи искусственно превратили двадцать только что отложивших яйца самок мухоловок-пеструшек в «соломенных вдов», удалив их самцов. Уже через два дня шесть из двадцати «овдовевших» самок делали настойчивые попытки спариться с другими самцами, еще три были замечены в ходе копуляции, а остальным, возможно, удалось проделать это незаметно для исследователей. Самки явно пытались обмануть новых самцов, убедив их в собственной готовности к оплодотворению. Когда из уже снесенных яиц вылупились бы птенцы, ничто не подсказало бы новым самцам, что это не их дети. По крайней мере в нескольких случаях уловка сработала и обманутый самец ухаживал за чужими птенцами как за собственными. Однако во всей этой истории не было ни намека на то, что мухоловка-пеструшка, оказавшись в роли веселой вдовы, ищет в сексе удовольствия.

Скрытая овуляция, постоянная готовность к сексу и половой акт как развлечение делают нас существами необыкновенными, но все это стало возможным исключительно в результате эволюционного развития. Особенно парадоксален тот факт, что именно у Homo sapiens — вида, уникального своей способностью к самопознанию, — женщины ничего не знают о наступлении собственной овуляции, тогда как самки других видов, даже такие туповатые, как коровы, прекрасно в этом разбираются. Нужна была какая-то очень веская причина, чтобы скрыть овуляцию от таких умных и чутких созданий, как женщины. Как мы увидим, выяснить, в чем заключалась эта причина, довольно неожиданно оказалось очень трудно.

Есть простая причина, по которой большинство относится к спариванию с разумной экономностью: половой акт требует затрат энергии и времени, а кроме того, повышается риск ранения и гибели. Давайте перечислим аргументы в пользу того, что не надо заниматься любовью, если в этом нет репродуктивной необходимости:

1. Выработка спермы обходится самцам недешево. Черви-мутанты, у которых уменьшилось количество выделяемой спермы, живут дольше, чем обычные черви.

2. Копуляция требует времени, которое можно было бы посвятить поиску пищи.

3. Самец и самка во время копуляции могут быть легче захвачены врасплох и убиты хищником или врагом.

4. Пожилые особи могут не выдержать усилий, которых требует половой акт: французского императора Наполеона III во время любовных игр хватил удар, Нельсон Рокфеллер умер, занимаясь сексом.

5. В ходе драки из-за течной самки самцы могут серьезно покалечить друг друга, а то и самку.

6. Внебрачная копуляция у многих видов (и прежде всего у человека) — дело рискованное, и особи, застигнутой за этим, могут грозить серьезные неприятности.

Иными словами, мы бы только выиграли, если бы относились к сексу столь же рационально, как другие животные. Спрашивается, в чем же преимущества нашего, столь неэффективного, сексуального поведения?

Предположения ученых на сей счет обычно основываются на другой необычной видовой особенности Homo sapiens: полной беспомощности новорожденного человеческого детеныша. Детеныши большинства млекопитающих научаются самостоятельно добывать себе пищу, как только перестают получать материнское молоко, а вскоре после этого становятся совершенно независимыми. Следовательно, самка вполне может взрастить детеныша в одиночку, без всякой помощи самца, который нужен ей только для того, чтобы спариться. Люди, однако, добывают еду гораздо более сложными и технологичными способами, и маленький ребенок не обладает ни достаточной для этого физической силой, ни соответствующим умственным развитием. В результате ребенка нужно кормить и заботиться о нем еще по меньшей мере лет десять после того, как он отнят от груди, и с этой работой два родителя справятся легче, чем один. Даже сегодня матери-одиночке нелегко воспитывать ребенка, и тем более это было трудно в те далекие доисторические времена, когда все мы были охотниками и собирателями.

А теперь попробуем представить себе дилемму, перед которой стоит только что оплодотворенная первобытная женщина. У других видов млекопитающих самец, оплодотворив самку, тут же отправился бы на поиски другой самки, находящейся в фертильном периоде, чтобы оплодотворить и ее. Но если первобытный мужчина бросал свою беременную женщину, то его будущему ребенку, скорее всего, грозила голодная или насильственная смерть. Что должна сделать женщина для того, чтобы удержать подле себя мужчину? Она находит блестящее решение: оставаться сексуально рецептивной даже после оплодотворения! Быть готовой заняться с мужчиной любовью, когда бы он ни захотел! Тогда ему не придется искать сексуальных контактов на стороне: он останется с женщиной и даже, вероятно, поделится с ней и со своим будущим ребенком охотничьей добычей. Таким образом, предполагается, что секс исключительно ради удовольствия выполняет роль цемента, скрепляющего человеческую пару, которая вскармливает своего беспомощного младенца. Такова вкратце суть теории, которую еще недавно разделяло большинство антропологов и в пользу которой, на первый взгляд, говорит многое.

Однако если мы обратимся к изучению поведения животных, мы обнаружим, что теория «секс-как-скрепа-семейных-ценностей» не может дать ответов на многие ключевые вопросы. Шимпанзе (а особенно карликовые шимпанзе — бонобо) спариваются гораздо чаще, чем большинство людей, по несколько раз в день, однако копуляции происходят со случайными партнерами и устойчивых пар не образуется. С другой стороны, можно указать на поведение самцов многих других видов млекопитающих, которые не нуждаются в подобных «сексуальных взятках», чтобы не покидать самку и детеныша. Гиббоны, которые часто образуют моногамные пары, годами обходятся без копуляций. Выгляните в окно, и вы увидите, как самцы певчих птиц помогают самкам кормить птенцов, хотя никаких копуляций после оплодотворения у них быть не может. Даже самцу гориллы, окруженному гаремом самок, возможность спаривания предоставляется лишь несколько раз в год; все его подруги либо выкармливают детеныша, либо у них нет течки. Так зачем же только женщины, в отличие от самок всех этих животных, сочли нужным предложить мужчине «взятку» в виде постоянной готовности к сексу?

Между человеческими парами и парами животных есть принципиальная разница. Гиббоны, певчие птицы и гориллы живут в природных условиях рассредоточенно, причем каждая пара (или гарем) занимает определенную территорию. Такой образ жизни уменьшает вероятность встречи потенциальных внебрачных партнеров. Возможно, самая характерная особенность человеческого общества состоит в том, что каждая пара супругов живет в окружении множества подобных пар, причем все они связаны экономическими отношениями. Чтобы найти в животном мире нечто хотя бы отдаленно похожее на человеческое общество, искать следует не среди млекопитающих, а у морских птиц, которые образуют огромные гнездовые колонии. Но даже пары морских птиц не так зависят друг от друга экономически, как мы.

Проблема сексуального поведения человека заключается в том, что отец и мать должны сообща и в течение многих лет растить своих беспомощных отпрысков несмотря на то, что на обоих притязают другие фертильные взрослые. Внебрачный секс, широко распространенный в человеческих обществах, пагубно воздействует на семью, особенно в том, что касается сотрудничества родителей в воспитании детей. И все же у нас в ходе эволюции развилась скрытая овуляция и постоянная готовность к сексу, а эти особенности создают уникальную комбинацию: устойчивая семья, совместная родительская забота и постоянный соблазн измены. Как же все это уживается вместе?

Запоздалое осознание учеными этого парадокса породило целую лавину конкурирующих теорий, каждая из которых обычно отражает пол ее автора. Вот, к примеру, теория проституции, выдвинутая одним ученым мужем: эволюция наделила женщин способностью продавать мужчинам-охотникам любовные утехи в обмен на кусок мяса. Согласно теории «лучшие гены путем измены» (тоже, конечно, «мужской»), пещерная женщина, по воле племени отданная генетически второсортному мужу, могла своей постоянной готовностью к сексу привлечь мужчину с первоклассными генами и, забеременев от него, обеспечить своему потомству лучшую наследственность[15].

С другой стороны, одна из женщин-ученых, автор «антиконтрацептивной» теории, обратила внимание на то, что роды у человека — самые болезненные и опасные из всех млекопитающих. Дело в том, что новорожденный человеческий младенец очень велик сравнительно с новорожденными детенышами наших родственников-обезьян. Женщина, весящая 100 фунтов[16], дает жизнь ребенку весом в среднем шесть фунтов. Для сравнения самка гориллы, которая весит примерно в два раза больше (200 фунтов), рождает детеныша вполовину меньше человеческого (3 фунта). В результате женщины до появления современных медицинских методов часто умирали при родах, и даже современные женщины по-прежнему не могут обойтись без посторонней помощи (акушеров и медсестер в развитых странах; повивальных бабок или пожилых женщин в традиционных обществах)[17]. А тем временем самки горилл прекрасно рожают самостоятельно, и ни один случай смерти самки при родах у них не известен. Поэтому, гласит антиконтрацептивная теория, первобытные женщины, знавшие о том, что при родах их ждут боль и опасность, а также знавшие о времени своей овуляции, скрывали это последнее знание, чтобы избежать полового акта в фертильные дни. В результате эти женщины реже передавали по наследству свои гены, и в конце концов их потомство было вытеснено потомством других женщин, не умевших точно определить, когда у них наступает овуляция, и поэтому не пытавшихся избегать секса в фертильные дни.

Из всего этого многообразия гипотез, объясняющих скрытую овуляцию, две кажутся мне наиболее правдоподобными. Назовем одну из них «теорией папы-домоседа», а другую — «теорией многих отцов». Интересно, что эти две теории практически противоположны одна другой. Теория папы-домоседа утверждает, что скрытая овуляция возникла как средство установления моногамии, побуждая мужчину оставаться дома и тем самым повышая его уверенность в своем отцовстве. А согласно теории многих отцов скрытая овуляция, напротив, развилась для того, чтобы дать женщине доступ ко многим сексуальным партнерам. Таким образом, она могла оставить мужчин в неведении, кто из них настоящий отец.

Рассмотрим сначала теорию папы-домоседа, которую выдвинули биологи Ричард Александер и Кэтрин Нунан из Мичиганского университета. Чтобы понять суть этой теории, попробуйте представить себе на минуту, на что была бы похожа семейная жизнь, если бы женщины явно демонстрировали овуляцию, подобно самкам павиана с их ярко-красными задами. В таком случае муж, взглянув на жену, безошибочно определял бы, что она овулирует. В этот самый день он непременно остался бы дома и занялся бы с женой любовью, чтобы оплодотворить ее и передать свои гены. В другие дни он по бледному заду жены понял бы, что заниматься любовью с ней бессмысленно. Гораздо лучше отправиться на поиски других «разрумянившихся» дам, оставленных без присмотра и способных зачать от него детей, которым мужчина мог бы передать еще больше своих генов. При этом он не боялся бы оставить жену дома одну, зная, что она сейчас сексуально не рецептивна и никак не может быть оплодотворена. Именно подобным образом ведут себя самцы гусей, чаек и мухоловок-пеструшек.

Для людей последствия таких браков с демонстрируемой овуляцией были бы ужасными. Отцы почти не появлялись бы дома, матери не смогли бы в одиночку воспитывать детей, и те умирали бы пачками. В итоге все складывалось бы очень плохо не только для матерей, но и для отцов, поскольку ни те ни другие не преуспели бы в передаче своих генов.

А теперь давайте рассмотрим противоположный сценарий, согласно которому у мужа нет никаких способов узнать о днях фертильности у своей жены. Ему придется как можно больше времени проводить дома и заниматься с женой любовью как можно чаще (по возможности в любой день месяца), если он хочет повысить свои шансы зачать ребенка. Еще одна причина, по которой мужу нужно оставаться с женой, — ничуть не менее важна: только так он может охранять ее от посягательств со стороны других мужчин, поскольку она может оказаться фертильной именно в тот день, когда он отлучится. Обстоятельства могут сложиться неблагоприятно для мужа-изменника: именно в тот момент, когда он будет в постели с чужой женой, у его собственной жены наступит овуляция. Тогда другой мужчина может оплодотворить жену изменника, в то время как шансы последнего неясны: если другая женщина в этот момент не фертильна, он, возможно, напрасно потратит свою сперму. Логика этого сценария подсказывает, что у мужчины меньше резонов изменять жене, если ему неизвестно, которая из соседских жен фертильна в тот или иной день. Результат не может не радовать: отцы не шляются на стороне и вместе с матерями заботятся о детях, помогая последним выжить. Это хорошо как для матерей, так и для отцов, поскольку и те и другие успешно передают по наследству свои гены.

По сути дела Александер и Нунан доказывают, что причудливые особенности женской физиологии вынуждают мужчин оставаться дома (во всяком случае, дольше, чем они могли бы). Женщина выигрывает, получив активного помощника в деле выращивания ребенка. Мужчина тоже выигрывает, но только если принимает правила игры, предлагаемые женской физиологией. Оставаясь дома, он уверен, что ребенок, о котором он заботится, действительно носит его гены. Ему не надо бояться, что, пока он на охоте, его жена, подобно самке павиана, начнет сверкать красным задом, сигнализируя о том, что у нее началась овуляция, и что этот явный знак овуляции привлечет толпу поклонников, с которыми его жена начнет совокупляться поочередно на глазах у всех. Мужчина принимает эти правила, причем до такой степени, что продолжает заниматься любовью с женой даже во время ее беременности и после менопаузы, когда, как это известно даже мужчинам, оплодотворение уже невозможно. Таким образом, по мнению Александера и Нунан, скрытая овуляция и постоянная готовность к сексу, возникшие у женщин в ходе эволюции, имели цель утвердить моногамию, гарантировать участие отца в родительских заботах, а также упрочить его уверенность в собственном отцовстве.

Подобную точку зрению оспаривает «теория многих отцов», предложенная антропологом Сарой Хрди из Калифорнийского университета в Дэвисе. Антропологи давно установили, что в традиционных обществах практика инфантицида (убийства младенцев) была широко распространена — несмотря даже на законодательный запрет ее государствами. Однако до недавних полевых исследований, проведенных Хрди и ее коллегами, не представляли, насколько распространен инфантицид у животных. Сегодня мы можем отнести к видам, у которых он отмечен, даже наших ближайших родственников — горилл и шимпанзе, а также множество других видов, от львов до африканских гиеновых собак. Детоубийство, по всей видимости, чаще всего совершают взрослые самцы, истребляющие детенышей тех самок, с которыми они никогда не спаривались, — например, в тех случаях, когда самец-пришелец пытается захватить территорию и гарем самок у другого самца. Узурпатор обычно убивает детенышей, «зная», что это не его отпрыски.

Конечно, инфантицид вызывает у нас ужас, но заставляет также задать вопрос: почему же животные (а раньше и люди) так часто к нему прибегают? Поразмыслив, мы понимаем, что убийца получает явные генетические преимущества. Пока самка вскармливает детеныша, у нее не наступит овуляция. Однако чужак-узурпатор не связан никакими родственными узами с детенышами гарема, который он только что захватил. Убив детеныша, он тем самым прекращает лактацию у его матери и содействует возобновлению у нее эстрального цикла. Во многих (или даже в большинстве) случаев таких захватов и последующего инфантицида самец-убийца стремится спариться с потерявшей детеныша самкой, чтобы она понесла плод с его генами.

Инфантицид, будучи одной из основных причин гибели детенышей, представляет очень серьезную эволюционную проблему и для самок, ведь с погибшим детенышем пропадают и все вложения в него. Например, самка гориллы, как правило, теряет за жизнь по меньшей мере одного детеныша, убитого чужим самцом, пытавшимся захватить гарем, к которому она принадлежала. В целом же у горилл более трети детенышей гибнут в результате инфантицида. Если у самки очень короткий и при этом ясно обозначенный период течки, то доминантный самец легко может захватить самку на весь этот период. Все остальные самцы, следовательно, «знают», чей этот детеныш, и они при случае убьют его без всякого сожаления.

Теперь представим себе, что у самки скрытая овуляция и постоянная сексуальная рецептивность. Используя эти преимущества, она может спариваться со многими самцами — даже если ей придется делать это скрытно, чтобы не увидел ее «законный супруг». Хотя ни один из самцов в таком случае не может быть полностью уверен в своем отцовстве, любой из них имеет основания полагать, что родившийся детеныш может быть его отпрыском. Если со временем кому-то из самцов удастся устранить партнера самки и захватить ее, он не будет убивать ее детеныша — ведь тот может оказаться его собственным. Скорее всего, самец даже будет защищать детеныша и заботиться о нем. Скрытая овуляция у самки приведет к сокращению числа схваток между самцами — ведь если копуляция необязательно приводит к зачатию, то она не стоит того, чтобы за нее сражаться.

В качестве примера того, насколько разнообразно пользуются самки преимуществами скрытой овуляции, рассмотрим поведение африканских мартышек верветок, хорошо знакомых каждому, кто хотя бы раз бывал на сафари в Восточной Африке. Верветки живут группами, которые состоят примерно из семи взрослых самцов и десятка самок. Поскольку у самок верветок нет ни анатомических, ни поведенческих признаков овуляции, биолог Сэнди Энделман, найдя акацию, в кроне которой обосновалась стая мартышек, собрала с помощью воронки и бутылки капавшую с дерева мочу каждой из самок, а затем провела анализ на присутствие гормональных признаков овуляции. Она также отслеживала копуляции. Оказалось, что самки начинали спариваться задолго до начала овуляции и продолжали еще долгое время спустя после того, как были оплодотворены. Пика своей сексуальной рецептивности они достигали не раньше чем к середине беременности.

К этому времени живот самки еще не круглился, выдавая ее беременность, и обманутые самцы не подозревали о том, что напрасно растрачивают силы и время. Самки переставали спариваться во второй половине беременности, когда ее признаки уже невозможно было скрыть от глаз самцов. Такое поведение давало самцам достаточно времени и возможностей для того, чтобы спариться с большинством самок стаи. Треть самцов смогла спариться с каждой самкой. Таким образом, скрытая овуляция помогла самкам верветок добиться того, что по отношению к их потомству почти все самцы (потенциальные детоубийцы) в их ближайшем окружении заняли благожелательно нейтральную позицию.

По мнению Хрди, скрытая овуляция — это эволюционное приспособление самок, позволяющее снизить риск гибели потомства по вине взрослых самцов. Если Александер и Нунан считают скрытую овуляцию способом гарантировать самцу отцовство и укрепить моногамию, то Хрди, наоборот, полагает, что эта адаптация приводит к прямо противоположным результатам — невозможности установить отцовство и уничтожению моногамии.

Вероятно, в этот момент и «теория папы-домоседа», и «теория многих отцов» вызовут у вас недоуменные вопросы. Обе эти теории объясняют, зачем нужно скрывать овуляцию от самца. Но почему же сроки наступления овуляции неизвестны и самой женщине? Почему, например, у женщин место пониже спины не может быть красным в любой день месяца — просто ради того, чтобы ввести в заблуждение похотливых самцов вокруг, имитируя готовность к сексу, — в то время как сама женщина по различным признакам прекрасно ощущала бы наступление овуляции?

Ответ на эти вопросы кажется очевидным. Женщине было бы трудно убедительно имитировать постоянную готовность к сексу, если бы она на самом деле не испытывала желания и, кроме того, осознавала, что она в настоящий момент не фертильна. Это особенно хорошо соответствует положениям «теории папы-домоседа». Когда женщина находится в длительных моногамных отношениях и сексуальные партнеры очень хорошо понимают друг друга в интимном плане, ей было бы тяжело обманывать своего мужа, если бы при этом она не обманывалась сама.

«Теория многих отцов» достаточно убедительна для тех видов животных (и для тех традиционных обществ), у которых распространена практика инфантицида. Однако ее трудно согласовать с положением дел в современном человеческом обществе, каким мы его знаем. Да, в нем случается внебрачный секс, однако сомнения в отцовстве — скорее исключение, нежели одно из правил, которыми руководствуется наше общество. Генетические тесты однозначно говорят, что по меньшей мере 70 % (а возможно, и все 95 %) американских и британских младенцев рождены от мужей их матерей. Трудно себе представить картину, чтобы вокруг каждого младенца собиралось бы по несколько благожелательных мужчин, которые дарили бы ему подарки, предлагали свою поддержку и при этом думали про себя: «Именно я, вероятно, настоящий отец этого ребенка!»

Поэтому кажется маловероятным, что постоянную сексуальную рецептивность современной женщины стимулирует желание спасти своего ребенка от инфантицида. Однако в отдаленном прошлом женщины, по-видимому, могли иметь такую мотивацию, и секс тогда, вероятно, имел несколько иную функцию, чем он имеет сейчас.

Итак, как мы можем оценить эти конкурирующие между собой теории? Как многие другие вопросы, связанные с эволюцией человека, этот не может быть разрешен излюбленным способом химиков и молекулярных биологов — экспериментом в пробирке. Да, мы могли бы провести решающий эксперимент, если бы в нашем распоряжении была человеческая популяция, в которой у женщин во время эструса краснели бы некоторые части тела, а все остальное время эти женщины оставались бы фригидными; при этом мужчины в этой популяции испытывали бы сексуальный интерес только к женщинам, у которых эти части тела покраснели. Тогда мы посмотрели бы на результат: если в результате отцы станут больше гулять на стороне и меньше ухаживать за детьми, то, значит, верна «теория папы-домоседа». А если они будут сидеть дома, но при этом время от времени убивать детей — то «теория многих отцов». К несчастью для науки, такой эксперимент в наше время невозможен, и даже если бы генная инженерия когда-нибудь сделала его возможным, он был бы морально неприемлем.

Однако мы можем воспользоваться другим, не менее эффективным инструментом, который применяют для решения подобных проблем эволюционные биологи. Это так называемый сравнительный метод. Как выясняется, мы, люди, — не единственные, у кого овуляция протекает скрытно. Хотя в целом для млекопитающих это скорее исключение, в отряде приматов, к которому относится и человек, подобное явление встречается довольно часто. У многих видов приматов нет никаких внешних признаков овуляции; у других они есть, но не очень заметные; наконец, у третьих эти признаки выражены во всей красе. Репродуктивная биология каждого вида обезьян — это и есть результат эксперимента, проведенного самой природой, которая словно задалась целью оценить достоинства и недостатки скрытой овуляции. Сравнивая эти виды приматов, можно попытаться понять, какие именно черты являются общими для видов со скрытой овуляцией и в то же время отсутствуют у видов с демонстративной овуляцией.

Данное сравнение проливает свет и на наше сексуальное поведение. Именно оно было предметом важного исследования, которое провели шведские биологи Биргитта Силлен-Тулльберг и Андерс Мёллер. Их анализ состоял из четырех этапов.

ЭТАП 1. Силлен-Тулльберг и Мёллер пытались обнаружить видимые признаки овуляции у возможно большего числа видов (всего было обследовано 68 видов).

«Стоп-стоп! — немедленно возразите вы. — Видимые кому?» Ведь обезьяна может подавать сигналы (например, выделять особые пахучие вещества — феромоны), которые человек не различает, однако другим обезьянам они очевидны. Например, животноводы, занимающиеся искусственным осеменением племенных молочных коров, с большим трудом определяют у них начало овуляции, тогда как быки без всякого труда узнают это по особому запаху и поведению коров.

Да, эту проблему нельзя сбрасывать со счетов, но с приматами дело обстоит иначе, чем с коровами. Большинство приматов, как и мы, активны днем, спят по ночам и больше полагаются на зрение, чем на обоняние. Самец макаки-резуса, даже если его обоняние нарушено, узнает о начале овуляции по слабому покраснению вокруг влагалища самки, хотя степень этого покраснения и не так очевидна, как у самок павианов. А самцы тех видов обезьян, которые с нашей человеческой точки зрения не имеют явных внешних признаков овуляции, тоже явно дезориентированы, поэтому они спариваются с самками в совершенно неподходящее время, когда самки либо уже беременны, либо у них нет течки. Так что наша оценка «видимых признаков» все-таки не совсем бесполезна.

Результат первой стадии исследования: почти половина обследованных приматов (32 из 68 видов) походят на человека отсутствием внешних признаков овуляции. К этим 32 видам относятся мартышки верветки, игрунки (мармозетки) и коаты (паукообразные обезьяны), а также один вид человекообразных обезьян — орангутаны. Еще 18 видов, в их числе наш близкий родственник горилла, демонстрируют слабые внешние признаки. У оставшихся 18 видов, включая павианов и наших ближайших родственников шимпанзе, самки подают ясные сигналы овуляции.

ЭТАП 2. На втором этапе исследования Силлен-Тулльберг и Мёллер разбили исследуемые 68 видов на группы по признаку их брачного поведения. Оказалось, что 11 видов, к которым относятся мармозетки, гиббоны, а также люди (во всяком случае, во многих человеческих обществах), моногамны. У других 23 видов, в том числе у гориллы и у человека в некоторых сообществах, практикуются гаремы из нескольких самок при одном взрослом самце. Однако самая большая группа приматов (34 вида, в том числе верветки, бонобо и шимпанзе) явно полигамна, и их самки обычно спариваются со многими самцами.

Тут я снова слышу восклицание: «Стоп-стоп! А почему же вы тогда людей не включили в эту группу видов, неразборчивых в своих сексуальных связях?» Ответ: потому что я был достаточно осторожен, чтобы употребить слово «обычно». Да, большинство женщин на протяжении своей жизни имеет более одного сексуального партнера. Более того, многие женщины иногда имеют несколько партнеров одновременно. И тем не менее норма для женщины — в течение одного репродуктивного цикла вступать в сексуальные отношения только с одним мужчиной, тогда как норма для самки бонобо или верветки — спаривание с несколькими самцами.

ЭТАП 3. На следующей стадии исследования Силлен-Тульберг и Мёллер объединили данные, полученные на первом и втором этапах, чтобы выяснить — прослеживается ли какая-нибудь связь между степенью открытости овуляции и той или иной моделью брачного поведения? Если упрощенно воспринять описанные выше конкурирующие теории, то скрытая овуляция должна быть более характерна для моногамных видов (если, конечно, верна «теория папы-домоседа»), а демонстрируемая — для видов, практикующих промискуитет (беспорядочные сексуальные отношения). Выяснилось, что скрытая овуляция характерна для подавляющего большинства моногамных видов приматов, она отмечается у 10 видов из 11. Ни у одного из моногамных видов не бывает резко выраженных внешних признаков овуляции, в то же время из 18 видов с очевидной овуляцией для 14 характерно беспорядочное сексуальное поведение. Это, по-видимому, служит сильным аргументом в пользу «теории папы-домоседа».

Тем не менее этот аргумент лишь отчасти подтверждает теорию, потому что отсутствует обратная корреляция. Хотя у большинства моногамных видов отмечается скрытая овуляция — она, в свою очередь, вовсе не гарантия моногамии. Из 32 видов со скрытой овуляцией 22 не моногамны: для них характерен или промискуитет, или гаремы. К видам со скрытой овуляцией относятся моногамные дурукули (ночные обезьяны), преимущественно моногамные люди, живущие гаремами лангуры и образец промискуитета — верветки. Таким образом, какова бы ни была эволюционная причина скрытой овуляции, она может сочетаться с самыми разными брачными системами.

Точно так же, хотя большинство видов с демонстрируемой овуляцией ведут беспорядочную сексуальную жизнь, сама эта беспорядочность не является гарантией демонстрируемой овуляции. В самом деле, для большинства — у 20 из 34 — видов приматов, практикующих промискуитет, характерна овуляция либо скрытая, либо сопровождаемая слабо выраженными внешними признаками. Точно такая же картина наблюдается у гаремных видов: овуляция у них может протекать и совершенно незаметно, и малозаметно, и с явными внешними признаками. Такая сложность подсказывает нам, что скрытая овуляция может выполнять различные функции в различных брачных системах.

ЭТАП 4. Чтобы определить, как именно меняется эта функция, Силлен-Тульберг и Мёллер предложили здравую идею — надо изучить генеалогическое древо существующих видов приматов. Таким образом ученые надеялись определить те точки в эволюционной истории приматов, в которых происходили изменения в овуляционных сигналах и брачных системах. Исследователи исходили из того, что некоторые виды современных приматов, очень близкие друг другу, а значит, вероятно, лишь недавно разделившиеся, тем не менее практикуют различные системы брачных отношений и овуляционных сигналов. Это означает, что и эволюционные изменения в этих системах произошли сравнительно недавно.

Вот пример того, как работает подобная аргументация. Известно, что люди, шимпанзе и гориллы генетически идентичны на 98 % и происходят от одного общего предка, так называемого «недостающего звена», жившего примерно девять миллионов лет назад. Тем не менее эти три современных потомка «недостающего звена» демонстрируют все три разных типа овуляционных проявлений: скрытую овуляцию у человека, слабо выраженные признаки у гориллы и сильно выраженные у шимпанзе. Отсюда можно сделать вывод, что лишь у одного из потомков «недостающего звена» система овуляционных сигналов такая же, как у предка, тогда как у двух других потомков должны были развиться отличающиеся системы.

Мы знаем, что у большинства видов примитивных приматов внешние признаки овуляции выражены слабо. Вероятно, таковы же они были и у «недостающего звена», а от него эта черта передалась горилле (см. рис. 1).

Однако в течение последних девяти миллионов лет у человека развилась скрытая овуляция, а у шимпанзе, напротив, овуляция с ясными внешними сигналами. Таким образом, эволюция овуляционных сигналов у человека и у шимпанзе пошла в противоположных направлениях от нашего общего предка со слабо выраженными внешними признаками овуляции. С нашей, человеческой точки зрения, набухшие «задние фасады» шимпанзе очень похожи на соответствующие части тела у павианов. Однако у шимпанзе и павианов эти признаки овуляции, должно быть, развивались совершенно независимо, поскольку предки павианов и предки «недостающего звена» разошлись примерно 30 миллионов лет тому назад.

По тому же самому принципу на генеалогическом древе приматов можно найти и другие узловые точки изменений в овуляционной системе. В ходе эволюции приматов случилось около двадцати таких изменений. Можно насчитать по крайней мере три независимых источника ярко выраженных овуляционных признаков (в том числе шимпанзе), по меньшей мере восемь независимых источников скрытой овуляции (включая нас, людей, орангутанов и шесть прочих групп обезьян), а также несколько случаев повторного возникновения слабо выраженных овуляционных сигналов, которые развились либо из скрытой овуляции (например, обезьяны ревуны), либо из ярко выраженной демонстрационной (многие макаки).

Подобно тому, как мы выделили узловые точки в процессе развития овуляционных сигналов, можно найти подобные точки и в эволюции брачных отношений. Общий предок всех высших приматов вел, скорее всего, беспорядочную половую жизнь. Однако если мы взглянем на брачные системы людей и наших ближайших родственников, шимпанзе и горилл, то мы увидим все три типа брачных отношений: гарем у горилл, промискуитет у шимпанзе, моногамия либо гарем у людей (см. рис. 2.).

Таким образом, получается, что у двух из трех видов приматов, произошедших от одного общего предка («недостающего звена»), жившего девять миллионов лет назад, должно было измениться сексуальное поведение. Согласно некоторым данным, самки «недостающего звена» были объединены в гаремы, и, следовательно, гориллы и люди в некоторых сообществах просто унаследовали эту систему. Но шимпанзе в процессе дальнейшей эволюции вернулись к промискуитету, а у большинства людей, напротив, развилась моногамия. Мы видим, что и эволюция брачных систем у людей и шимпанзе шла в противоположных направлениях — как раньше мы это видели для овуляционных сигналов.

В целом похоже, что у высших приматов в ходе эволюции моногамия возникла в семи независимых случаях: у человека, у гиббонов и еще по крайней мере у пяти видов обезьян. Гарем сохранился в восьми случаях (считая и «недостающее звено»). Шимпанзе и по меньшей мере еще два вида обезьян вернулись к беспорядочным сексуальным отношениям уже после того, как их предки отказались от промискуитета в пользу гарема.

Итак, нам удалось воссоздать систему брачных отношений и тип внешних проявлений овуляции, которые существовали у приматов в далеком прошлом, и расположить все это на генеалогическом древе приматов. Теперь мы, наконец, можем объединить эти два массива информации и задать себе вопрос: какая же система брачных отношений преобладала всякий раз в той точке, где развивалась скрытая овуляция?

Вот что получается. Возьмем те виды наших далеких предков, которые когда-то подавали ясные овуляционные сигналы, а затем в ходе эволюции перестали это делать, и в результате у них развилась скрытая овуляция. Лишь один из этих видов был моногамен.

Напротив, восемь (а может быть, даже одиннадцать) видов либо практиковали промискуитет, либо образовывали гаремы — к последним относился и один из предков человека, потомок «недостающего звена». Итак, можно сделать вывод, что не моногамия, а промискуитет или гарем привели в конце концов к возникновению скрытой овуляции (см. рис. 3.). Этот вывод согласуется с «теорией многих отцов», однако противоречит «теории папы-домоседа».

Давайте поставим вопрос иначе: какие овуляционные сигналы преобладали в тех узловых точках на нашем родословном древе, где возникала моногамия? Оказывается, моногамия никогда не развивалась у видов с ярко выраженными внешними признаками овуляции. Напротив, она развивалась у тех видов, у которых уже была скрытая овуляция, иногда — у видов со слабыми внешними признаками овуляции (см. рис. 4.). Этот вывод хорошо согласуется с предсказаниями «теории папы-домоседа».

Каким же образом можно примирить два этих противоположных вывода? Вспомним, какое заключение сделали Силлен-Тульберг и Мёллер на третьем этапе их анализа: у всех моногамных приматов наблюдается скрытая овуляция. Теперь мы понимаем, что такой эволюционный результат можно было получить только в два этапа. Сначала у видов, практикующих промискуитет или гарем, возникает скрытая овуляция. Затем эти виды, уже имея скрытую овуляцию, переходят к моногамии.

Возможно, теперь вы понимаете, насколько запутана эволюционная история нашей сексуальности. Мы ведь начали с простого вопроса: почему у человека скрытая овуляция и почему люди могут заниматься сексом ради развлечения в любой день месяца? Казалось бы, на этот простой вопрос можно дать столь же простой ответ. Однако вместо простого ответа вам пришлось выслушать сложное объяснение, состоящее к тому же из двух частей.

Объяснение свелось к тому, что функция скрытой овуляции в эволюционной истории приматов неоднократно менялась вплоть до превращения в противоположную. Это началось, когда наши предки практиковали либо промискуитет, либо гарем. В те далекие времена скрытая овуляция позволила самкам предков человека одаривать своей благосклонностью многих самцов, и в результате ни один из них не мог быть уверен, что именно он является отцом ее детеныша. Но при этом каждый из них знал, что он может быть им.

В результате никто из способных на детоубийство самцов не хотел причинять вред детенышу самки, а некоторые могли даже защищать мать и ребенка и снабжать их пищей. Но как только у женщины возникла скрытая овуляция, она стала использовать эту особенность, чтобы выбрать себе подходящего мужчину, убедить его остаться с ней, предоставить ей и ребенку защиту и заботу — укрепляя его уверенность в том, что это именно его ребенок.

Размышляя об этом, мы должны признать, что в таком изменении функций скрытой овуляции нет ничего удивительного. Подобные изменения в эволюционной биологии вполне обычны. Дело в том, что естественный отбор не преследует какую-то сознательно поставленную отдаленную цель, как это делает инженер, конструируя новое изделие. В природе тот или иной элемент строения или поведения животного, выполняющий определенную функцию, в какой-то момент может начать выполнять также и другую функцию. В результате направление его эволюции изменяется, и в конце концов он может даже перестать выполнять первоначальную функцию. Развитие живых существ идет по извилистому пути эволюции, на котором случаются многократные повторные «изобретения» сходных приспособлений, их утрата и изменение их функции — вплоть до прямо противоположной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.