6

6

Очередное обострение тонзиллита у Ринго уже ни для кого не стало сюрпризом. На днях, к его искреннему смущению, его избрали почетным вице-призедентом Лондонского медицинского университета. Наверное, потому, что из всех «Битлз» он имел самые тесные контакты с медициной. Заболев, он угодил в клинику этого самого университета, и носились тут с ним, как с писаной торбой.

Добровольной сиделкой вызвалась быть его старая знакомая – маленькая суматошная брюнетка по имени Морин Кокс, которая приехала из Ливерпуля специально для этого. Во всяком случае, так считалось. В первый же день она принесла ему гостинец – пакет с мороженым. Само собой, мороженого Ринго было нельзя, потому, разговаривая с ним, Морин сама уплетала порцию за порцией:

– Представляешь, Ричи, а ведь я уже не помошница парикмахера, – тараторила она. – Представляешь?!

– Уволили? – прохрипел Ринго.

– Да ты что?! Да как ты мог подумать? Как у тебя язык-то повернулся? Я теперь – парикмахер! Мастер! Ну?! Что же ты не радуешься?

– Поздравляю, – вымученно улыбнулся Ринго. – Ты в Лондон надолго?

Морин, загадочно поводив пальцем по одеялу, объяснила:

– Ну-у… Как пойдут дела… Наверное, на недельку. Или на две. Или больше. Как скажешь… – последнюю фразу она произнесла так тихо, что Ринго не расслышал ее.

– Может, у меня остановишься? Я сейчас один живу. И кактусы некому поливать.

– Это было бы здорово! – обрадовалась Морин. – А то приехала, а сама не знаю, где и жить буду. А жить-то где-то надо, правда ведь? А кактусы, говорят, постригать нужно?

– Не слышал, – признался Ринго.

– Нужно, нужно! А стригу я отлично! Вот и тебе уже стричься пора. Ну, давай, давай, поднимайся. Я, вот, и ножницы припасла…

Ринго выздоровел и выписался из клиники, а Морин продолжала жить у него. Это разумелось как-то само собой и не обсуждалось.

А однажды она сообщила ему, что беременна.

– Как это? – удивился Ринго. – Откуда?

– Тебе лучше знать, – хохотнула она. – Или ты не знаешь, как это бывает? Я как заметила, что со мной что-то не то, сразу к врачу побежала, а он посмотрел-посмотрел, да и говорит, так, мол, и так… А я думаю, не зря я значит… – тут она осеклась и виновато посмотрела на Ринго. Но тот снова ничего не заметил. Он сосредоточенно смотрел в пол. Наконец, спросил:

– И что мы теперь будем делать?

– Ой, Ричи, ну ты, прямо, такой застенчивый!.. – И она остановилась, ожидая.

Ринго хлопнул себя по лбу, неуклюже встал на одно колено и, сняв с мизинца серебряное колечко, надел его на пальчик Морин.

– Прелестная девушка. Я знаю, что не вышел ни лицом, ни статью. Я простой барабанщик, не больше того. Но, может быть, ты согласишься выйти за меня замуж? – он с волнением ждал ее ответа.

Морин вдруг стала таинственной и неприступной.

– Это так неожиданно, Ричард, – сказала она. – Я не могу так сразу… Я подумаю.

Они поженились через неделю – одиннадцатого февраля.

«Битлз» научились жить в осадном положении. Но круг общения пришлось сузить до минимума.

Четвертая пластинка – «Beatles For Sale»[75] – наконец-то принесла музыкантам реальный финансовый успех. И Пол с Джоном стали трезво оценивать доход, который может дать им каждая очередная песня.

– Давай сегодня сочиним плавательный бассейн? – предложил как-то Пол.

– У меня уже есть, – ухмыльнулся Джон. – Давай лучше машину. «Паккард».

– Одну на двоих?

– Ну, давай, сочиним две машины.

– Если мы хотим получить две машины, придется присочинить еще серебристый «Бентли» для Брайана… Проценты наших менеджеров и продюсеров больше, чем то, что получаем мы сами. Дик Джеймз, между прочим, уже стал миллионером…

– Ладно, не ной, – скривился Джон. – Деньги – хорошо, но не для этого же мы пишем! Показывай, что у тебя есть новенького.

Пол неуверенно начал:

– Я сегодня проснулся, в голове мелодия вертится. Сел за пианино, сыграл… Какая-то она не такая. По-моему, я ее у кого-то содрал. Сыграл Джейн, она говорит, что не слышала раньше…

– Хватит предисловий. Играй.

– У меня еще и текста нету. Я пока пою слова считалочки, помнишь, «Яичница-болтунья, на сковороде шипунья…» Есть еще самое начало другого варианта. Называется «Вчера»[76].

– Ну, хватит уже! Пой, давай!

Пол исполнил куплет и припев, Джон остановил его.

– Розовые сопли, – сказал он. – Когда тебе будет шестьдесят четыре, встанешь со шляпой возле входа в метро и будешь петь это. На хлеб с маслом заработаешь. Послушай лучше, что у меня.

Он отобрал гитару у обиженного Пола и запел:

«Когда-то я глупее был и младше, чем сейчас,

Я смелым был и не просил я помощи у вас.

Но вот, когда я сильным стал, вошел в любую дверь,

Я стал нуждаться в простоте и в честности теперь.

Дай мне руку помощи свою,

Ты же видишь, как нетвердо я стою…[77]

– Пьяный, что ли? – прервал его Пол в отместку за критику «Яичницы»[78]. – Чего это ты нетвердо стоишь?.. На тебя Дилан дурно повлиял.

Джон посмотрел на него тяжелым взглядом:

– Знаешь что. Давай-ка больше не лезть друг к другу. Будем показывать песни Мартину, пусть он и решает.

Через несколько дней Пол принес «Яичницу» Джорджу Мартину, спев при этом и уже законченный второй вариант текста. Мартин взял за правило записывать на пленку все, что они ему показывали. Так же он поступил и на этот раз.

– Понравилось? – ревниво спросил Пол.

– Трудно сказать, – замялся Мартин. – Во всяком случае, на «Битлз» это не похоже. Особенно второй вариант. Собрались бы вы лучше с Джоном и написали пару-тройку ударных вещей. В вашем стиле.

– С ним стало невозможно работать. Мои песни ему не нравятся, а сам пишет какую-то дрянь.

– Да нет, я бы не сказал. Вчера он принес одну вещичку. Тоже не фонтан, но зато она быстрая. Вот, послушай.

Мартин ушел в рубку и включил фонограмму. Пол услышал: «Когда-то я глупее был и младше, чем сейчас…»

– Вырубай!.. – крикнул он. – Знаю я эту песенку. Если она кому-то понравится, то моя «Яичница» – просто супер-хит.

– Как бы там ни было, но по контракту через три месяца новый альбом должен быть готов. Хороший, – пошутил Мартин. – Так что, думайте. Вспомните хотя бы что-нибудь старенькое.

– «Диззи мисс Лиззи»? – предложил Пол.

– А что? – обрадовался Мартин. – Песенка, конечно диковатая, но она уравновесит вашу меланхолию. Это может иметь успех. А еще можно записать ту вещицу Мюррея, которую я уже предлагал: «Как это у вас получается».

– Ее ведь уже «Пейсмэйкерз» записали.

– Хорошую песню и повторить не грех. Вот, послушай, – Мартин уселся за рояль и затянул:

«Как это у тебя получается,

Что все в тебя влюбляются?..»

Спустя полчаса, когда Мартин обернулся, он обнаружил, что Пола в студии уже нет.

Дик Лестер нервно курил сигарету за сигаретой, пока писатели Марк Бейм и Чарльз Вуд читали вслух сценарий фильма «Восемь рук, чтобы держать тебя».

Поначалу Лестер намеревался пойти по накатанному пути, и, как и в «Ночи после трудного дня», показать «Битлз» такими, какие они есть. Но когда Бейм и Вуд, по примеру Большого Брата, провели с ними несколько дней, они появились в студии в невменяемом состоянии.

Бейм, хихикая, приговаривал:

– Хорошие ребятки, хорошие…

– Но снимать про это нельзя, – вторил ему Вуд.

И появился вариант совершенно не связанного с реальностью сценария. Главное место в фильме отводилось Ринго и его перстню, который пытаются похитить жрецы индийской секты почитателей богини Кали.

– А у меня нет перстня с таким красным камнем, – с тайной надеждой сообщил Ринго.

– Купим, – уверил его Лестер.

Ринго удовлетворенно кивнул и больше возражений не имел.

– Мне не нравится название, – сказал Джон. – Оно длиннее, чем фильм. Давайте, назовем его коротко и ясно: «На помощь!»

«Так-так, – подумал Пол, – пропихивает свою песню…»

– Нет, – возразил он, – лучше «Яичница».

– А почему не «Трюфеля в сметане?» – съязвил Лестер. – Про яичницу ты сам фильм снимешь. Если захочешь. А вот «На помощь!» мне нравится.

– Раз так, – ревниво сказал Пол, – то я сниматься согласен только на Багамах.

– Почему это? – оторопел Лестер.

– Я там еще не был, – популярно объяснил Пол.

– И в Альпах, – добавил Джордж. – Я хочу научиться ходить на лыжах.

– Понял, – обрадовался Лестер, – вы шутите.

– Нисколько, – спокойно ответил Джордж. – Если вы не согласитесь, мы с Патти поедем в Альпы просто так.

– Вы ведете себя, как дети, – возмутился Лестер, – мы не можем безмерно раздувать смету из-за ваших прихотей.

Тут вмешался Брайан, до сих пор что-то молча подсчитывающий в записной книжке:

– Не стоит отметать такие прекрасные идеи. Недавно я организовал на Багамах фирму по производству зонтиков…

– При чем тут это? – поразился Лестер.

– А при том, что делать что-то в Англии нам совершенно невыгодно. Налоги съедают большую часть доходов. – Далее он долго и непонятно объяснял длинную цепочку махинаций, ведущую в обход департамента налогов, и в конце концов пришел к неожиданному результату, что выпускать зонтики значительно выгоднее, чем снимать кино.

– Может на этом и остановимся? – предложил он.

Лестер сидел с вытянувшейся физиономией. Молчали и остальные.

– Нет? – спросил Брайан, оглядев всех. – Ну тогда будем снимать фильм. Но на Багамах и в Альпах. Я там тоже не был.

На Багамских островах было красиво, как в сказке, но стоял собачий холод. Сниматься в пляжных сценах «Битлз» наотрез отказались.

– Не так уж и холодно, – уговаривал их Лестер. – Я же не заставляю вас нырять глубоко. Окунулись, выскочили и водите хороводы.

– Насколько я понял, фильм будет цветной? – с дальним прицелом уточнил Пол.

– Конечно, – заверил Лестер.

– А вам не кажется, что хоровод синих людей будет выглядеть несколько неестественно?

– Хм, – Лестер задумался. – Хорошо. Но прыгать на берегу вы будете в одних шортах.

– А что, купить четверо шорт не позволяет смета? – пошутил Джордж.

Лестер долго молча смотрел на него. Потом ответил:

– Да.

Сценарий многократно перекраивался по ходу съемок.

В эти дни военно-воздушные силы США по приказу президента Джонсона начали массированную бомбардировку Вьетнама, и Джон Леннон потребовал вставить в фильм антивоенную сцену. Магическое слово «Битлз» позволило Лестеру раздобыть танки и солдат-статистов, не потратив на это ни пенни.

Группа, охраняемая военными и техникой, исполняла песню Джорджа Харрисона «Ты нужна мне»[79]. Любовь в окружении танков. Это была новая для «Битлз» символика, и она была обречена на успех.

В Альпах было еще веселей.

– Значит, вы хотите научиться? – Лестер выстроил их на высоченной горе, велев надеть лыжи.

От настоящих лыжников «Битлз» отличались предусмотренными сценарием цилиндрами на головах и совсем не подходящими для занятий спортом черными плащами.

– Хотим! Конечно! – загомонили они.

– Что ж. Это не сложно. Возьмите палки. – Лестер зашел к ним за спины.

«Битлз» подчинились.

– Расставьте ноги чуть шире плеч… Я сказал, чуть шире, Ринго, а вовсе не «сесть на шпагат»! Так, так. Хорошо. Согнули колени. Сгруппировались… Готовы?

Ринго обернулся.

– А дальше что?

– Дальше-то? А дальше – вот что!

С этими словами Лестер одного за другим быстро спихнул их с горы.

– Эй! Эй!.. – закричал Пол, пытаясь остановиться, но скорость стремительно увеличивалась.

– Берегись! – со свистом пролетел мимо Джордж.

Ринго от ужаса забыл все слова и вспомнил только одно:

– Лыжню! Лыжню!!!

Джон катился молча, но, поравнявшись с Полом схватил его за шарф. И дальше, к подножию, они кубарем покатились вместе.

Выбравшись из сугроба и глядя на крошечного Лестера наверху, Джон злобно погрозил кулаком. Когда они поднялись, режиссер, вне себя от счастья, прыгал вокруг камеры: «Какие кадры, какие кадры!..»

Месть «Битлз» была ужасной: на следующий день точно такой же курс обучения они провели с Эпштейном.

Часть сцен снималось в Лондоне. В перерывах «Битлз» регулярно курили марихуану. Лестер тратил немало времени на то, чтобы привести их в сознание. Случалось, явившись на съемочную площадку после бурно проведенной ночи, они не понимали, что от них требуют и не реагировали на угрозы режиссера, а только тыкали пальцами в никуда и непрерывно смеялись.

А однажды Джордж, Джон, Патти и Синтия испытали действие и более сильного наркотика. Вечером, после съемок, они были в гостях у своего дантиста Эрика Казинса. Разливая кофе, его подружка, не предупредив, добавила в чашки порошок ЛСД.

Первым что-то не то почувствовал Джордж. Точнее – увидел:

– А почему ты до сих пор не познакомил нас с этой прелестной девушкой? – спросил он Эрика, показывая на включенный розовый торшер.

Патти беспокойно оглянулась и, встретив взгляд Джорджа, испугалась:

– С ним нехорошо, – сказала она остальным. – Нам нужно домой.

Они стали собираться, но Эрик остановил их:

– Что вы, вам нельзя выходить из дома, это опасно! Вы приняли сильный галлюциноген…

– С какой стати? – уставился на него Джон.

– Я думал, нам будет весело…

– Свинья! – рявкнул Джон. И они покинули этот дом, не прощаясь. Только Джордж пытался извиняться перед торшером за столь скоропалительный уход, и Джону пришлось выволочь его силком.

– О! А где моя машина? – дурашливо улыбаясь, спросил Джордж на улице.

Тут наркотик начал действовать уже на всех.

– Да вот же она! – истерически закричала Патти и потащила Джорджа обратно в подъезд.

– Джон?! Куда ты?! – кинулась вслед за ними Синтия. В подъезде, отобрав Джорджа у Патти, Синтия принялась осыпать его страстными поцелуями.

Джон пока единственный оставался в здравом уме. Вытащив всех троих на улицу и загрузив машину, он погнал ее за город в недавно приобретенное Джорджем бунгало.

– Ну, ребята, сейчас я начну шутить, – вдруг грозно сказал он, когда машина выкатилась за черту города.

Патти покрепче ухватилась за кресло, думая, что Джон будет демонстрировать высший автомобильный пилотаж. Но вместо этого машина резко сбавила ход и остановилась. Джон обернулся к Джорджу и все так же напористо спросил:

– Ты знаешь, почему у кролика большие уши?

Вместо ответа Джордж четыре раза чихнул и залился смехом.

– Не знаешь?! Никто не знает! Так вот. Потому что он длинноухий! Так-то.

И они поехали дальше.

До бунгало, которое находилось в двадцати минутах езды, они добирались почти два часа. Джон все время шутил, останавливая для этого машину.

Остаток ночи они провели достаточно неординарно. Патти собирала в комнате грибы, Синтия смеялась над ней и объясняла, что это вовсе не грибы, а цветы. Джон и Джордж, играя на воображаемых мандолинах, распевали похабные песни, а в антрактах без аккомпанемента материли воображаемых зрителей.

У Эпштейна в этот период все шло наперекосяк. На съемках он влюбился в американского актера и певца Ди Джиллескай, широко прорекламировал его, как восходящую звезду, но роман закончился отвратительной сценой с поножовщиной.

Брайан убедился, что большинство заключенных им контрактов значительно выгоднее для партнеров, нежели для «Немз». Решив, что и тут он проявляет себя, как полная бездарь, он пригласил в Лондон своего заместителя Питера Брауна, но положения это не спасло.

Брайан перенял от «Битлз» пристрастие к амфетамину и другим транквилизаторам, глотая их горстями. Он даже завел в своем гардеробе специальный пиджак, с дюжиной потайных карманчиков.

Его стала мучать бессонница. Волшебные сны покинули его. Часто по ночам он садился за руль своего нового серебристого «Бентли» и ехал в клуб «Клермонт», проводя там ночь за игрой в карты и проигрывая до двадцати тысяч фунтов…

Тем удивительнее было, что и фильм «Help!»[80], и одноименный альбом, и даже книга мемуаров Брайана стали чуть ли не главными событиями общественной жизни Великобритании и еще раз подтвердили заслуженность славы «Битлз».

Особый сюрприз приготовил Джордж Мартин.

Когда «Битлз» собрались в студии на прослушивание окончательной фонограммы альбома, они услышали песню «Yesterday» в сопровождении струнного квартета. Мартин, движимый внезапным озарением, пригласил классических музыкантов и наложил их партии на единственную черновую запись этой песни.

Сочетание неуверенного, почти подзаборного побрякивания Пола на гитаре с виртуозной игрой скрипачей Большого королевского симфонического оркестра как бы говорило: и вот опять простой парнишка из Ливерпуля написал то, что войдет в века.

Пол спел «Yesterday» по бумажке. И сколько бы тысяч раз не пришлось ему исполнить эту песню потом, никогда больше не прозвучит она так свежо и трогательно.

«День назад

Было небо голубей в сто крат,

А сейчас его закрыла тень,

И я ищу вчерашний день.

Правда ли,

Часть меня осталась там, вдали,

На безоблачном клочке земли

Ушедших дней моей любви?

Как знать,

Мог ли я ей вчера не дать уйти.

Но я

Верных искренних слов не смог найти.

Я вчера

Был уверен, что любовь – игра,

Но однажды настает пора

Поверить только во вчера»[81].

Джордж и Ринго вообще не слышали эту песню раньше, Джон слышал лишь раз и напрочь забыл, а Пол махнул на нее рукой, считая неудавшейся. Фактически, сейчас все они слушали ее впервые. И обнаружили, что вновь под маркой «Битлз» на свет появилось нечто гениальное.

И критикой, и всеми слушателями поголовно были признаны шедеврами не только «Yesterday», но и ленноновская «Help!» и даже «I Need You» Джорджа.

Во всем этом ощущалась некая пугающая фатальность. «Битлз» могли работать вместе, а могли по отдельности, могли писать серьезно, а могли и левой ногой. Шедевры получались при любом раскладе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.