Глава 9 Распутный регент

Глава 9

Распутный регент

Попытки Георга III искоренить пороки ганноверской династии и воспитать сына в духе высокой нравственности не имели ни малейшего успеха. Поэт Ли Хант[54] описал принца-регента Георга как «человека, не умеющего держать слово, распутника, по уши погрязшего в долгах и бесчестных поступках, который ни во грош не ставит своих близких и окружает себя игроками и дамами сомнительного поведения». В результате Ханта обвинили в клевете и приговорили к штрафу в пятьсот фунтов и двум годам тюремного заключения.

Следуя традиции королевской семьи, принц Уэльский потерял невинность в шестнадцать лет с помощью одной из фрейлин королевы. Вскоре его матери стало известно, что сын по ночам проводит время «в плохой компании». Сначала объектом его любви стала Мэри Гамильтон, двадцатитрехлетняя дочь герцога Гамильтона. Когда девушка отвергла принца, он влюбился в куда более сговорчивую особу — Мэри Робинсон, актрису с сомнительной репутацией родом из Бристоля. Ее отец, ирландец, покинул семью и основал факторию на побережье Лабрадора, где жили эскимосы. Мэри вышла замуж за клерка адвокатской конторы Робинсона. У них родилась дочь, но тут для семьи наступили тяжелые времена, и они с мужем оказались в долговой тюрьме. Освободившись, Мэри решила стать звездой лондонской сцены и, не выбирая средств, добиться успеха в жизни.

Георг увидел ее впервые в роли Утраты в «Зимней сказке»[55]. Опьяненный вспыхнувшим чувством, он послал Мэри прядь своих волос и просил прийти к нему в костюме юноши. Она противилась желанию принца до тех пор, пока не обнаружила своего мужа в постели со служанкой, вернувшись домой раньше обычного. В отместку Мэри решила переспать с Георгом. Все уколы совести были забыты, как только принц пообещал ей к двадцать первому дню рождения подарить двадцать одну тысячу фунтов.

Их часто видели вместе, но связь эта скоро прекратилась. У Мэри от нее осталась лишь пачка весьма чувствительных писем, адресованных «Утрате» и подписанных «Флоризелем»[56]. Она пригрозила опубликовать их, и королю пришлось откупиться пятью тысячами фунтов единовременного и пятьюстами фунтами ежегодного пособия. Он сурово осудил сына за то, что тот в свои восемнадцать лет попал в столь «позорное положение».

Мэри уехала во Францию, где стала любовницей герцога Орлеанского, позже она вернулась на родину и жила с членом парламента из Ливерпуля, полковником Тарлетоном. На склоне лет ее разбил паралич, и Георг частенько навещал старую знакомую.

Несмотря на упреки короля, Георг продолжал вести рассеянную жизнь. У него была непродолжительная связь с Элизабет Армистед, позже вышедшей замуж за политика Чарльза Фокса[57]. Следующей его любовницей стала госпожа Грейс Эллиот, весьма богатая дама, находящаяся в разводе. Она заявила, что отцом ее дочери является Георг, и назвала ребенка в его честь Георгиной Августой Фредерикой, хотя с тем же успехом виновником рождения девочки мог оказаться и один из двух других мужчин, находившихся с нею в связи в это время.

Не исключено также, что сыном Георга был лорд Мельбурн, будущий премьер-министр, хотя его мать утверждала, что отцом ребенка являлся лорд Эгремонт. Кроме того, любовницами принца были: пухленькая певица по имени Элизабет Биллингтон; дочь герцога Аргайллского Августа Кемпбелла; графиня Солсбери — любительница охоты на лис, которая была старше Георга на двенадцать лет; герцогиня Девонширская, известная устроительница вечеров с политическими деятелями; а также многие другие женщины, не столь заметные, включая актрис, певиц, почтенных матрон, служанок, придворных дам и куртизанок.

Когда принцу было восемнадцать лет, он познакомился с супругой ганноверского посла графиней фон Харденбург, женщиной «божественной красоты». Георг увидал ее за карточной игрой, и «роковая, хотя и сладостная страсть, зародилась в душе его».

— О, как я люблю ее, — заявил он. — Я готов ради нее пожертвовать всем, чем обладаю. Клянусь Богом, душа моя в смятении, разум мой в тумане!

Охваченный страстным чувством, Георг «порвал все прочие связи и посвятил себя целиком этому ангелу в облике маленькой женщины».

На указанную маленькую женщину подобная демонстрация преданности и любви произвела сильное впечатление. И все же она продолжала соблюдать дистанцию. Тогда Георг притворился больным, и она — из сострадания — отдалась юному обожателю. «То было неземное блаженство», — сказал восторженный принц.

Граф Карл Август фон Харденбург узнал о неверности жены из колонки светских новостей в «Морнинг геральд» и написал принцу письмо, полное язвительных укоров. Написала Георгу и жена графа, напомнив о его клятвах и сообщив, что согласна бежать с ним той же ночью.

В отчаянии Георг признался во всем матери. Она подняла такой крик, что бедный юноша лишился чувств. Практические меры по удалению семейства фон Харденбургов вынужден был предпринять король. Не удивительно, что граф вскоре оставил свой дипломатический пост. Он получил назначение в Пруссию, где сыграл заметную роль во время наполеоновских войн.

Пытаясь спасти сына от позорных деяний в будущем, король написал длиннейшее поучение «о безрассудстве» принца. Это не возымело никакого эффекта. Георг стал водить дружбу с Чарльзом Фоксом, политиком радикального толка и главным оппонентом королевских министров.

Проводя время в поисках развлечений, принц превратился в плейбоя. От неумеренной еды и питья он растолстел. В Воксхолл-Гарденз[58] и других местах Георг устраивал пьяные дебоши. В 1789 году на благодарственном молебне в соборе Святого Павла[59] Георг и другие принцы ели пирожные, громко переговаривались и вообще вели себя весьма развязно. Король с горечью говорил, что почти каждый день находит в газетах «весьма неприятные упоминания о принце Георге».

В «Таймс», к примеру, писали, что наследник престола «при любых обстоятельствах предпочитает бутылку и девицу политике и молитве». Герцог Веллингтон называл принца «самым тяжелым жерновом на шее любого правительства, который только можно себе представить». Сам Георг, впрочем, отзывался о себе мягче. «Да, — говаривал он, — я люблю выпить и поразвлечься с дамой».

Угомонившись, Георг породил еще больше проблем. В 1784 году он познакомился с Марией Фицгерберт, богатой красивой женщиной шестью годами его старше. Принц влюбился мгновенно и со всей пылкостью — он даже пытался заколоть себя, когда Мария отвергла его ухаживания. Весьма благочестивая дама, Мария была напугана настойчивыми предложениями принца стать его любовницей и уехала за границу.

Принц Уэльский «с рыданиями катался по полу, бился головой, рвал на себе волосы, истерически вскрикивал и клялся всеми святыми, что откажется от короны, продаст драгоценности и столовое серебро и все собранные средства употребит на то, чтобы убежать со своей возлюбленной в Америку». Несмотря на эти ужимки Георга, Мария сохраняла твердость. Она заявила, что вернется только в том случае, если принц даст слово жениться на ней.

В соответствии с законом это, разумеется, было невозможно. Георг понимал, что не сможет просить согласия отца, как это предусматривал новый Королевский брачный акт. Госпожа Фицгерберт уже дважды разводилась. Хуже того, она была католичкой, а согласно Акту о престолонаследии 1701 года наследнику престола строжайше запрещалось сочетаться браком с лицом католического вероисповедания.

Поэтому Георг за пятьсот фунтов вызволил из долговой тюрьмы англиканского священника и посулил ему сан епископа, чтобы тот совершил не имеющий никакого смысла обряд и вручил Марии имеющий столь же малую ценность документ о браке. Позже она призналась, что «отдалась ему, не ставя никаких условий, полагаясь лишь на его честь и не придавая значения церемонии, на проведении которой настаивал принц».

Они стали жить вместе, и скоро женитьба Георга на «принцессе Фиц» уже ни для кого не составляла секрета. Он любил ее до конца жизни, и она родила ему десять детей.

Впрочем, их отношения вовсе не были безоблачны. Принц оставался весьма неумеренным в пище, много пил, у него все чаще случались приступы ярости. Однажды ночью Марии пришлось спрятаться за диваном, пока он искал ее с обнаженной шпагой. Кроме того, Георг был патологически неверным мужем. У него был внебрачный ребенок от Люси Говард и роман с Анной Кроуч, блиставшей в «Опере нищих» Джона Гея[60]. За несколько ночей, проведенных с Георгом, Анна получила десять тысяч фунтов и кое-какие драгоценности. К тому же Георгу пришлось откупаться от ее мужа, лейтенанта королевского флота, грозившего возбудить в суде дело о супружеской неверности. Это обошлось принцу еще в четыреста фунтов. Немало хлопот доставили и любовные письма, которые он имел неосторожность написать.

Следующей была связь Георга с леди Джерси, дамой за сорок, имевшей девять внуков. Леди Джерси славилась своими выдающимися способностями обольщать лиц обоих полов.

После всех этих подвигов принц задолжал полмиллиона фунтов. Госпоже Фицгерберт пришлось заложить свои драгоценности, чтобы в дом не явился судебный исполнитель. В данном положении у Георга не оставалось выбора — он должен был жениться.

Георг III выбрал невесту для своего непутевого сына, и, понимая, что женитьба повлечет за собой увеличение суммы его содержания, принц Уэльский согласился пройти через торжественную брачную церемонию. К несчастью, выбор короля оказался весьма неудачным. Каролина Брансуик-Вольфенбюттель, кузина принца Уэльского, была «крайне распущенной» даже по немецким меркам, «а немецкие дамы в то время не отличались утонченностью».

Леди Джерси с самого начала твердо решила любым способом помешать этому браку. Она задержала королевские экипажи, чтобы по прибытии в Гринвич Каролина осталась без транспорта. Хуже того, жених и невеста с первого взгляда невзлюбили друг друга. «Ради Бога, дайте мне стакан бренди, — сказал принц Уэльский. — Мне дурно». Со своей стороны Каролина сочла, что принц «слишком толст» и «вовсе не так хорош собой, как на портрете».

По правде говоря, невеста и сама была не красавица, а ее чистоплотность оставляла желать много лучшего. Британскому посланнику, сопровождавшему ее к принцу, пришлось настаивать на том, чтобы Каролина помылась и надела свежее белье. Все очарование, которым она, возможно, обладала, оказалось спрятанным под многими слоями румян и пудры, а также под весьма неудачными нарядами — без сомнения, работа хитрой леди Джерси, которая умудрилась занять должность фрейлины принцессы.

В день свадьбы Георг заявил: «Я всю жизнь буду любить только госпожу Фицгерберт». На церемонию он явился позже положенного и пьяным, а во время службы развлекался тем, что не спускал глаз с леди Джерси. Первую брачную ночь принц проспал на полу в состоянии крайнего опьянения, засунув голову в камин. Как ни удивительно, но, несмотря на столь неблагоприятное начало супружеских отношений, у Каролины родилась дочь Шарлотта почти в точности через девять месяцев.

Вскоре Каролина поняла, что ее фрейлина леди Джерси является любовницей ее мужа. С чувством горечи и унижения она потребовала, чтобы Георг уволил графиню Джерси. Однако Георг рассудил, что после рождения дочери он выполнил свой долг в отношении престолонаследия, и прямо сказал Каролине, что более не намерен делить с ней ложе.

Естественно, брак распался. Огорченный король писал сыну: «Похоже, ты смотришь на союз с принцессой как на обычный брак между частными лицами и совершенно упускаешь из виду, что брак прямого наследника престола, каковым ты являешься, имеет значение общественное и затрагивает интересы всего королевства».

Георг отвернулся и от «этой Иезавели»[61], леди Джерси. Он страстно желал воссоединиться со своей «истинной женой» госпожой Фицгерберт. Принц даже изменил завещание, отписав состояние госпоже Фицгерберт и сделав приписку: «Той, кто именуется принцессой Уэльской, я оставляю один шиллинг».

Четыре года потребовалось ему, чтобы вернуть себе любовь Марии. Она даже писала в Ватикан, прося папского подтверждения, что церковь не возражает против возобновления ею супружеских отношений с Георгом. Папа заверил ее, что в глазах Господа она является истинной супругой принца Уэльского.

Георг сбросил вес в попытке произвести благоприятное впечатление на Марию и потратил немалые деньги на Карлтон-Хаус и Королевский павильон в Брайтоне, хотя казна была истощена наполеоновскими войнами. Правда, участие самого принца в этих войнах ограничивалось обучением небольшого отряда солдат в Брайтоне.

Примирение с госпожой Фицгерберт не отвлекло Георга от охоты за другими женщинами. Принц признал себя отцом Уильяма Френсиса, сына некой мисс Дэвис, а также Джорджа Сеймура Кроу, сына госпожи Кроу, проживавшей на Чарльз-стрит. По счастью, его связь с француженкой, женой лорда Массерина, не дала потомства. Был также у Георга короткий роман с танцовщицей Луизой Хиллисберг, а время от времени он наносил ночные визиты в дом мадам де Мейер.

Будучи женщиной средних лет, госпожа Фицгерберт философски относилась к шалостям принца с более молодыми женщинами. Однако ее беспокоила его привязанность к Изабелле Сеймур, леди Хартфорд — одной из тех уже имеющих внуков, но хорошо сохранившихся дам, к которым принца весьма влекло. Принцесса Ливен так обрисовала ее: «Очень много роскошной плоти».

Георг писал почтенной матроне длинные любовные письма, в которых содержались такие перлы: «Воистину я чувствую себя молодым жеребенком, выпущенным на зеленый луг, веселым, словно жаворонок, и легким, как перышко». И добавлял: «Умоляю вас, передайте лорду Хартфорду (с моими самыми добрыми пожеланиями), что я вполне удовлетворюсь, если вы при встрече со мной испытаете хотя бы половину того радостного чувства, что переживаю я при встрече с вами».

Наполеон, должно быть, хохотал, узнав об этом романе.

Тем временем Георг не оставлял без внимания и дородную леди Бессборо, предмет любви принца еще с юношеских лет. Позднее леди Бессборо вспоминала: «Он падал на колени, заключал меня в объятия и, прежде чем я могла прийти в себя, начинал покрывать поцелуями мою шею. Я кричала от возмущения и испуга. Но он продолжал преодолевать мое сопротивление, а иногда при этом рыдал и клялся, что порвет с госпожой Ф. и леди X.».

Леди Бессборо не знала, смеяться ей или плакать при виде «огромной и нелепой фигуры, расположившейся частью на диване, а частью на полу и принимающей самые причудливые позы».

Когда старый король отошел от дел и Георг стал регентом, он отдал предпочтение леди Хартфорд, а верную госпожу Фицгерберт удалил, сказав ей холодно: «Мадам, для вас здесь нет места».

Георг смело предложил леди Хартфорд жить с ним открыто. Ее муж, конечно же, имел доказательства, «что Его Королевское Высочество находится с ней в чересчур близких отношениях», но предпочитал воздерживаться от каких-либо действий, поскольку влияние леди Хартфорд на принца позволило ему занять пост лорда-гофмейстера и получить при дворе место для их сына.

Когда королевский брак распался, Каролина Брансуик переехала в Блэкхит, где без удержу предавалась флирту на приемах и нередко «уединялась с молодыми мужчинами» — то есть, по общему убеждению, вела образ жизни, открытый для «самого неблагоприятного истолкования». Кроме того, она вызвала возмущение соседей своей дружбой с леди Дуглас, которая к тому времени была подвергнута остракизму местным обществом. Считалось, что леди Дуглас некогда состояла в любовной связи с бывшим начальником своего мужа, сэром Сиднеем Смитом. Не исключено, что леди Дуглас и принцесса были не просто близкими приятельницами. В дневнике леди Дуглас имеется такая запись о принцессе: «Она поднималась ко мне в спальню, целовала, заключала в объятия и говорила, что я очень красива… Она осыпала меня такими комплиментами, которыми женщины никогда не обмениваются».

Каролина с гордостью поведала леди Дуглас, «что может заполучить партнера в свою постель, когда только пожелает, и что нет ничего более полезного для здоровья», а раз призналась подруге в том, что беременна. Когда их дружбе настал конец, Каролина послала сэру Джону Дугласу непристойные рисунки, изображавшие его жену и сэра Сиднея Смита в объятиях друг друга.

В 1806 году специальной комиссии было поручено разобраться в непристойном поведении Каролины. «Деликатное расследование», как его называли, не оставило без внимания ни одной самой отвратительной подробности интимной жизни Каролины, включая ее связь с капитаном Мэнби, морским офицером, часто приезжавшим в Блэкхит.

Результаты работы комиссии были обобщены в стихотворении одного поэта-сатирика того времени:

О Каролина, не греши

И нас покинуть поспеши,

А если и не бросишь блуд,

Блуди, по крайности, не тут.

Так Каролина и поступила. Она уехала в большое турне по Европе и путешествовала в обществе «совершенно непотребных спутников».

Леди Бессборо видела ее на одном балу и так описала их встречу: «Лицо у нее было пунцовым, белое девичье платье оставляло открытыми плечи, спину и шею, отвратительное декольте достигало середины живота… а голову украшал венок из ярких роз. Неожиданно она кивнула мне и улыбнулась. Не узнав ее, я приняла эту женщину за сумасшедшую, но тут Уильям Бентинк толкнул меня и сказал: «Разве вы не видите, что вас приветствует принцесса Уэльская?»

Каролина поселилась в Комо[62] с Бартоломео Пергами, бывшим квартирмейстером итальянской армии. Когда принцесса Шарлотта, девственница, воспитанная в строгости своими целомудренными тетушками в Виндзоре, явилась к ней с визитом, Каролина предприняла попытку испортить репутацию девушки, заперев ее в спальне с капитаном Гессе. Тот, как говорили, был внебрачным сыном брата Георга герцога Йоркского и одним из любовников самой Каролины. Впоследствии Шарлотта вышла замуж за нищего немецкого князька и умерла от родовой горячки.

Когда старый король умер и Георг IV вступил на престол, он предпринял последнюю попытку избавиться от нежеланной королевы. Георг предложил ей годовое содержание в пятьдесят тысяч фунтов в обмен на обещание никогда не возвращаться в Англию. Одновременно правительство подготовило «билль о наказаниях», в соответствии с которым брак расторгался по причине супружеской неверности Каролины.

Палата лордов подробнейшим образом изучила все интимные детали этих доводов. Были опрошены многочисленные свидетели. Они показали, что Пергами присутствовал в будуаре королевы, когда она одевалась, и мог видеть ее обнаженную грудь. В присутствии других он ласкал ее грудь и поглаживал бедра. Они спали обнявшись в экипаже во время путешествия. Его видели в спальне королевы — в одежде, без одежды, в нижнем белье, в одной рубахе. Она принимала ванну в его присутствии. Они вместе спали в шатре. Такого рода обвинениям не было конца.

Каролина приехала, чтобы присутствовать на слушании дела, а Пергами счел за благо остаться в Италии. Однако постепенно обвиняющая сторона превратилась в объект насмешек. В конце концов, сам король всю жизнь оставался распутником, и судить его следовало по той же мерке.

В Лондоне толпа остановила на улице герцога Веллингтона и потребовала, чтобы он кричал: «Боже, спаси королеву!» Герцог не растерялся. «Ну что ж, господа, — сказал он, — если вы настаиваете, пусть будет по-вашему. Боже, спаси королеву — и пусть ваши жены будут похожи на нее».

В конце концов правительству пришлось отозвать свой билль, но Георг уже строил планы мщения. Было принято решение, что Каролина не сможет короноваться вместе с королем в Вестминстерском аббатстве. Явившись на церемонию, она не была допущена внутрь, поскольку не имела пригласительного билета.

Когда слухи о смерти Наполеона достигли Лондона, королю сообщили, что его величайший враг мертв. «Боже мой, — ответил король, — неужели ее больше нет!»

Каролина умерла в 1818 году. Георг отпраздновал сие событие, взяв новую любовницу, леди Конингем. Эта дородная дама была супругой уважаемого ирландского пэра и имела пятерых взрослых детей.

В бульварном листке появился стишок, увековечивший встречу столь крупных — по весу и размерам — персон:

Весьма приятные занятья на досуге —

Вот жирное бедро почешет он подруге,

Пирожное они запьют ведром кларета,

И мыслей в их глазенках нет как нету.

Чтоб сотворить такие телеса,

Немало потрудились небеса,

И коли спит король с такой подружкой,

Ему уже не надобно подушки.

Казалось, эти странные отношения придали королю новые силы. Леди Каупер свидетельствует, что, по словам Георга, «он никогда прежде так не любил и сейчас испытывает стыд за свое мальчишество». Тем временем министр иностранных дел Джордж Каннинг получил указание отправить бывшего любовника леди Конингем лорда Понсонби в Буэнос-Айрес.

«Я никогда не видела столь влюбленного человека», — писала принцесса Ливен, хотя — и это не удивительно — леди Хартфорд смотрела на эту связь с меньшим энтузиазмом. По ее мнению, «новая любовь короля нелепа и смешна, если принять во внимание возраст обоих влюбленных». (Следует сказать, что леди Конингем и леди Хартфорд были одного возраста.) Вместе с тем она призналась, что, «зная короля очень близко, она никогда не брала на себя смелость заводить с ним разговор о его любовницах».

Поведение Георга с годами не стало лучше. В июле 1821 года, когда в Вестминстерском аббатстве архиепископ Йоркский произносил проповедь о долге суверена защищать свой народ «от пагубного влияния порока и неверия», сам суверен «кивал, моргал, вздыхал и пожирал глазами» леди Конингем.

Король утратил влияние на правительство и потерял уважение народа. Когда леди Хартфорд покинула королевскую постель, а ее муж распростился с должностью лорда-гофмейстера, Георг уже не смог назначить на этот пост супруга своей новой фаворитки леди Конингем. Лорд Холланд позднее признался: «Мы поощряли все виды сатиры, направленной против него и его любовниц».

На склоне жизни вконец опустившийся король к пьянству присовокупил прием наркотиков. Это послужило одной из причин необычной откровенности некролога, напечатанного в 1830 году в «Таймсе»: «Вряд ли мы найдем кого-либо, о ком меньше сожалеют его близкие». Таков был жестокий приговор общества своему развратному монарху.

Впрочем, и этот бесславный и бесстыдный принц-регент сохранил что-то светлое в своей душе. Вот о чем он просил в завещании: «Пусть портрет моей обожаемой жены, моей Марии Фицгерберт, свисает с моей шеи на шнурке, как я носил его при жизни, и пусть его положат в точности на мое сердце». Когда госпожа Фицгерберт услышала об этом посмертном свидетельстве любви, «крупные слезы выкатились из ее глаз».

Четыре Георга правили Англией на протяжении века с лишним — с 1714 по 1830 год. Никого из них особенно не оплакивали соотечественники, и поэт Уолтер Сэвидж Лендор написал такую язвительную эпитафию:

Пойдет о четырех Георгах речь —

Хвала Творцу, что прекратил их печь.

Одни твердят (и их понятен пыл),

Что худшим из Георгов Первый был.

Но голос различаем мы порой,

Что хуже Первого Георга был Второй.

Ну а найдется ль человек на свете,

Что слово доброе промолвил бы о Третьем?

Но вот Четвертый с нами распростился,

И род Георгов, слава Богу, прекратился.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.