«Психованные»

«Психованные»

Несколько следующих днейя помню плохо.

В пять утра мы были уже на ногах. Выйдя в Катакамас, купили и заточили четыре мачете, а потом втиснулись в помятый желто-черный автобус. Обутый в грязевую резину, оборудованный бамперами и дугами безопасности из стальных труб, бывший школьный автобус, казалось, был подготовлен для съемок в «Безумном Максе» [10]. Он повез нас на юго-запад, к Рио-Бланко, где мы планировали разыскать построенный Морде лагерь Улак. Над чернявой головой водителя висел список «правил поведения в автобусе», из которых мне особенно полюбилось такое: «Будьте добры, соблюдайте чистоту в салоне. Мусор выбрасывайте в окна».

Прямо передо мной сидела девочка, на вид совсем еще подросток, и держала на руках завернутого в одеяло маленького ребенка. Крис сказал мне, что она приезжала в Катакамас рожать и теперь возвращалась из больницы домой.

Почти всю дорогу я продремал. Периодически мы останавливались в местах, где вокруг вроде бы не было ничего, кроме леса, но и там выходили и входили пассажиры. Радио в автобусе было настроено на станцию, передающую американскую кантри-музыку. Когда закончилась главная дорога, мы продолжили путь по узким, грязным проселкам, и в окна автобуса время от времени начали стучать ветви деревьев.

В конце концов мы слезли с автобуса и загрузились в кузов ржавого пикапа, где уже сидело около двадцати смуглолицых пассажиров. Я присел на борт грузовичка рядом со стариком с масляными волосами и зеркальными солнцезащитным очками и мускулистым парнем в белой майке-алкоголичке. Мы на безумной скорости понеслись через заросшие густым лесом холмы, а потом спустились в заливные луга, где паслись стада скота. В ответ на мой вопрос, далеко ли нам до джунглей, Крис коротко ответил: «Еще прилично…» Пока мы ехали через обжитые сельские районы. Грузовик постоянно цеплялся элементами подвески за кочки или камни и не меньше десяти раз садился на брюхо. Волосы мои покрылись толстой коркой дорожной пыли, а поручень, за который я держался, натер на ладонях мозоли. Спустя пять часов езды и после многочисленных остановок на военных блок-постах грузовик наконец-то остановился, и водитель объявил конечную остановку. Дальше двигаться придется только на своих двоих.

Расстелив на траве карту, мы не смогли обнаружить на ней место, где в данный момент находились. Крис вытащил свой GPS-навигатор, но и он показал, что мы стоим посреди не имеющего никакого названия пространства, равномерно выкрашенного в зеленый цвет. Насколько нам удалось понять, мы оказались километрах в двадцати к северу от Рио-Бланко, но никакие дороги в ее направлении не шли. Между нами и рекой были только леса и холмы.

Была середина дня, немилосердно жарило солнце. Вскоре Панчо нашел тропинку, которая, по его мнению, должна была привести нас к реке… или хотя бы куда-нибудь поближе к ней. Это была узенькая, размокшая от утреннего дождя дорожка. Мы двинулись вперед под стереофонический аккомпанемент цикад, такой громкий, что временами я буквально зверел от шума. Я подрегулировал лямки своего 30-килограммового рюкзака, но легче он от этого так и не стал. Я на секунду задумался, не забыл ли взять с собой еще что-нибудь такое же нужное и важное, как противо-змеиные гамаши. Когда я наклонился, чтобы вставить под брючины футбольные щитки, Крис сказал: «Сейчас не обязательно. Змеи появятся позже».

На Панчо была все та же самая синяя рубашка, что и в момент нашего знакомства три дня назад… и при взгляде на нее по-прежнему казалось, будто по ней недавно прошлись утюгом. Шагая по тропинке, он расчищал путь от растительности широкими взмахами мачете и слушал маленький радиоприемник на батарейках, ожидая новостей об изгнанном из страны президенте Меле Селайя. В какой-то момент он вдруг объявил: «Мел вернется через горы на лошади». Но нам он так и не встретился.

Анхель переобулся из своих парадных ботинок в высокие, чуть не до колена, черные резиновые сапоги. Даже зная, что сотовая связь в этих местах не работает, он каждые полчаса вытаскивал из кармана телефон, включал его и поднимал в кишащий москитами и мошкой воздух, как только раздавался фирменный нокиевский джингл. Размахивая телефоном, он упорно ждал, что тот все-таки поймает сигнал, но все было бесполезно.

Со временем мелодия включающейся и выключающейся «Нокии» стала у нас чем-то вроде дежурной шутки: Анхель ни о чем, кроме девчонок, думать вообще не может. «У него своя охота», – сказал Панчо, со смехом сделал из рук подзорную трубу и всмотрелся через нее в окружающие нас леса, словно выискивая женщин. Анхель улыбнулся – он знал, что это правда.

Поначалу мы продвигались достаточно медленно. Виной тому была и жуткая жара (температура приближалась к 40 градусам), и тяжелые рюкзаки. Мы то проходили через пастбища, то продирались через джунгли, то взбирались на крутые холмы. То тут, то там я замечал большие разлапистые растения типа тех, что продают в горшках в бруклинских цветочных магазинах. На протяжении нескольких часов нам не встретилось ни одной живой души и не попалось никаких следов обитавших здесь людей. Ногам в армейских ботинках было очень удобно, и я топал вслед за всеми, не задаваясь вопросом, в правильном ли направлении мы идем.

Через пару часов я попросил сделать привал. Мы нашли несколько валунов, на которые падала тень от деревьев, и рухнули на них, чтобы перекусить энергетическими батончиками. Немного отдохнув, я почувствовал во всем своем теле пульсирующую боль, такую сильную, что оно, казалось, вот-вот взорвется и разлетится на части… Болело все, от ног и лодыжек до груди, плеч, рук, глаз и даже кончиков моих коротких, пропитанных потом волос.

Подняв глаза, я увидел, что Анхель снял сапоги и начал массировать себе ступни. «К концу путешествия могут получиться мозоли», – пожаловался он с кислой миной на лице.

Услышав такое признание, я немного успокоился. У меня создалось впечатление, что Панчо ввел сына в заблуждение относительно длительности нашей экспедиции. «Отец сказал тебе, что нам каждый день придется помногу ходить пешком?» – спросил я.

Панчо улыбнулся, а Анхель отрицательно потряс головой. «Он сказал, что ходить надо будет много, – сказал он, – Но не сказал, что с этим…» Он показал на рюкзак.

Панчо внезапно поднял руку в воздух, словно требуя тишины от миллионов окружающих нас насекомых. Он всегда чувствовал то, на что все остальные не обращали внимания… по крайней мере, сразу. Он показал на тропинку за нашими спинами. Мы разом повернулись и навострили уши. Из раскаленной дымки материализовалась молодая женщина в черных шлепанцах на тонкой подошве. Это была симпатичная стройная девушка, не старше шестнадцати, с длинными блестящими черными волосами и смущенной улыбкой. На одной руке у нее сидела маленькая девочка не старше двух лет, а в другой она несла живую белую курицу не очень здорового вида. Курица явно видала лучшие времена, у нее был обломан клюв и не хватало перьев. Мы остановили девушку, и я спросил, что она здесь делает и издалека ли пришла. Осчастливленный ее присутствием Анхель расплылся в довольной улыбке.

Она заговорила с нами по-испански, представилась Люсией и сказала, что на данный момент прошла уже почти пять километров. Она упомянула об этом походя, будто просто вышла прогуляться по мощеной загородной дороге. «Прямо вот так, с дочкой на руках?» – с изумлением спросил ее я. Вообразить себя, шагающего вверх-вниз по холмам в такую жару, я никак не мог. С другой стороны, я не мог и представить себе, что теперь придется снова взваливать на спину огромный рюкзак.

Люсия сообщила, что идет к дяде, до дома которого осталось километра три, а курицу несет ему в подарок. Она рассказала, что несколько часов назад, еще ночью, какие-то «психованные» застрелили ее 21-летнего двоюродного брата. Судя по всему, он ввязался в споры относительно прав на расположенный неподалеку участок земли. Практически без эмоций, будто пересказывая нам прогноз погоды, девушка предупредила, что дальше по тропинке мы увидим следы крови ее брата.

* * *

Уже после наступлениятемноты мы добрались до дома Альберто Агилеры. Поначалу мы не знали, можно ли ему доверять. За пару часов до этого несколько вооруженных конников предупредили нас не останавливаться на ночевку в джунглях. Крупные землевладельцы очень ревностно следили за порядком на своих землях. Безопасно спать в лесу можно будет только на территории государственного заповедника, до которого оставалось еще много дней пути. Наездники посоветовали нам обратиться к хозяевам третьего по ходу дома: владельцы остальных, по их словам, были людьми «ненадежными». Но мы, прошагав несколько часов, ни одного жилища так и не увидели. Солнце уже село, и, даже нацепив на головы фонари, мы все равно шли почти на ощупь, как в наглухо закрытом погребе. Все слишком устали, чтобы двигаться дальше, и, увидев чей-то дом, решили рискнуть.

Мы прошли через железные ворота, увитые колючей проволокой, и на всякий случай взяли в руки свои мачете. Выскочившие из темноты большие собаки остановились, услышав окрик своего хозяина. К нам приблизился одетый в одни только джинсы мужчина с большим волосатым пузом. На голове у него была широкополая коричневая ковбойская шляпа, а из-за пояса штанов торчал пистолет. Где-то во мраке похрюкивали свиньи.

Панчо сделал несколько шагов вперед и объяснил мужчине, как мы здесь оказались. Тот с улыбкой покачал головой, а Панчо рассмеялся в ответ. Он умел ладить с людьми. Вернувшись к нам, Панчо сказал, что Альберто – мужик хороший. Мы дали хозяину рису, фасоли и несколько пакетиков растворимого энергетического напитка, и он позволил нам переночевать на открытом крыльце своей двухкомнатной деревянной хижины.

Пока мы отдыхали на земляном полу и ужинали рисом, который еще вечером приготовила его жена, Альберто оставался с нами. Жена уже спала, и компанию хозяину составлял только один из его сыновей. Электричества в доме не было, и мы сидели при мерцающем свете двух свечек. Крис заметил, что Альберто со своим семейством похож на современную версию существовавших в XIX веке «сорокадевятников», искателей удачи, хлынувших в 1849 году на Запад, чтобы построить новую жизнь на дармовых или очень дешевых землях. Точно таким же был и Панчо до тех пор, пока не вернулся из джунглей, не имея возможности противостоять творящемуся там беспределу.

За несколько лет Альберто прорубил дорогу к дому, а потом завез скот. У него был лифтованный полноприводный грузовик, который он парковал на той же дороге в нескольких километрах от своих владений. В паре километров к востоку жили два его брата. Свою деревню Альберто называл «Perlas», так на испанском звучит слово «жемчужина». Этот кусочек земли, большим трудом отвоеванный у джунглей, и впрямь можно было считать драгоценностью.

Я еще никогда в жизни не чувствовал такого голода и поэтому расправился с четырьмя порциями риса подряд. На ночь я решил переодеться в сухую одежду, а сняв ботинки и носки, увидел, что моя левая пятка превратилась в одну огромную красную мозоль. Я попробовал почистить свои облепленные грязью ботинки туалетной бумагой, взятой из гостиничного номера в Катакамасе, но она, раскисая, скатывалась в мокрые шарики, а ботинки чище не становились. «Бедные мои ноги», – снова и снова думал я.

Спали мы прямо на полу, и я позволил себе несколько секунд помечтать о белых простынях и пышных матрасах. Может, еще об ужине прямо в номер и хорошем фильме по телевизору. Просто чтобы отвлечься… Но тут же прекратил, представив, как бы расхохоталась, узнав об этом, Эми.

Перед сном мы расспросили Альберто о потерянном городе. Он о нем слышал, но искать его никогда не ходил. Давным-давно кто-то рассказал ему, что город находится под охраной стаи необыкновенно свирепых ягуаров. Что же до реки, где, как сообщил Берк Теодору Морде, «еще не ступала нога белого человека» и где индейцы начали открыто опасаться духов, то о ней он сказал так: «Я знаю Рио-Бланко. Это недалеко отсюда. Я расскажу вам, как туда идти».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.