Легионер и женщина

Легионер и женщина

«Женщина — великая вдохновительница Легиона», — замечает писатель Пьер Мак-Орлан в своем эссе «Легионер», опубликованном в 1930 году. Этот мир без женщин, под названием «Легион», создали именно женщины. От них в легионе скрывались, но они же и следовали за ним повсюду, куда бы ни заносила служба. Правда, это были совсем не те женщины, которые становились причиной вступления в мужское братство легиона: они опустошали кошельки, а не душу. А легионеры — как летчики: не погибают, а просто не возвращаются из своего полета над жизнью.

Было время, названное «золотым веком» Французского Иностранного легиона, — в историческом измерении было оно даже не вчера, а всего несколько минут назад. Как и любое счастливое время, «золотой век» был недолгим: это период между двумя мировыми войнами. Именно тогда и сложилась часть «мифа о легионе», посвященная его любовным подвигам. Этот эротический ореол совсем не подходит современным легионерам.

Это было время мужчин без женщин, когда мужчины спасались от женского общества в легионе, как в монастыре. Они становились истовыми приверженцами своей новой религии и членами мужского братства этого самого распущенного монастыря, имя которому — легион.

Легионер и в любви ищет дружбу. Ему трудно найти женщину, потому что он по привычке в первую очередь видит в ней товарища. Легионер — человек самодостаточный и волевой: уже одно его решение вступить в легион, то есть начать жизнь с «нуля», говорит о многом. Он умеет за себя постоять и привык сам о себе заботиться. Он закрыт для мира, но открыт для таких же, как он сам. В любви он ищет понимания: хорошего попутчика в путешествии, долгого и неспешного разговора за бутылкой, внимательного ухода во время болезни и полной откровенности в сексе. В любви, как на поле боя, а значит, самое страшное, что может случиться, — предательство и дезертирство. Но на это способна редкая женщина, поэтому легионер чаще всего в конце жизни остается в одиночестве. Оттого столько ветеранов, «бывших», как говорят в легионе, предпочитают умирать среди «своих» в приюте в Полубье.

Легионер слишком требователен к себе, оттого и разочаровывается, когда его взгляды и привычки не находят понимания близкого человека. Точнее, того, кого он сам считает близким. А когда не воюет, то каждый вечер, как кальвинист, устраивает над собой «страшный суд», подводя итоги прожитого дня. Но он счастливее многих, так как всегда может вернуться к своим товарищам, которые останутся с ним до последнего вздоха и сохранят о нем память, пока живы сами.

Легионер — плохой муж. Он может предложить женщине лишь немного денег, зато в избытке — верность, терпимость, преданность и свои фантазии об окружающем мире.

А когда с женщиной все кончено, то легионер, как британский аристократ викторианской эпохи больше скорбел о смерти спаниеля, чем о кончине своей леди, больше тоскует не о покинувшей его женщине, а о забытых на время товарищах, потому что любовь преходяща, а дружба остается навеки.

Яркий пример таких отношений — генерал Зиновий Пешков и писательница Эдмонда Шарль-Ру, окрасившая весной своей жизни позднюю осень легионера. Пешков, обнимая женщину, вместо того чтобы сказать с обычной французской учтивостью: «Будьте моей!» — и услышать в ответ нормальное для француженки: «Я — Ваша», — иногда, утомившись от своей самодостаточности, добавлял: «…моей женой». Все подруги оставались с ним недолго: с легионером ужиться непросто. И лишь в конце жизни он встретил ту, которой не нужно было ничего ни объяснять, ни доказывать с хрипом: просто они оба «выросли в одной детской» — легионе. Их разделяла разница в возрасте более полувека, но общее прошлое в легионе стерло и это различие.

Однажды в разговоре с офицерами, не учтя тонкостей французского языка, я брякнул: «Последняя любовница генерала Пешкова». Немедленно в воздухе повисла натужная пауза. Потом меня мягко поправили, списав мою бестактность на иностранное происхождение: «Не любовница, месье, а друг!» Не пассия, не жена, не подружка, а друг! «Сестра по оружию». Для легионеров это высшая похвала женщине…

Легион в те годы — это «Ноев ковчег» старой Европы. Сколько мужчин в легионе, столько же и вариантов взаимоотношений с женщинами. Трудно сравнивать любовь парня с баварской фермы и датского принца, парижского «апаша» и русского казака с Дона…

В полевых условиях

В начале XX века на окраинах городов в Алжире и Марокко, где стояли гарнизоны Иностранного легиона, по инициативе муниципалитетов для легионеров создали «зарезервированные кварталы» — не обычные солдатские бордели, а маленькие, закрытые от посторонних глаз «городки» с домами терпимости, фонтанами на площадях, кофейнями и рыночками. Все было оформлено в восточном вкусе с присущей ему негой, журчанием воды в маленьких фонтанчиках, ароматом благовоний и расслабляющего кальяна… В этих заведениях можно было подобрать себе девушку по вкусу. Обитательницы не имели права выходить за пределы «квартала» без специального разрешения полиции, осуществлявшей здесь постоянное наблюдение. Власти следили за общей гигиеной и регулярными медицинскими проверками жриц любви, пресекали любую возможность драки между посетителями из разных родов войск.

Атмосфера во многих заведениях отличалась особой изысканностью. «Эти кварталы в Марокко незабываемы, — писал очевидец, — их можно сравнить с теми, что были раньше во всех средиземноморских городах, начиная с китайского квартала в Барселоне и заканчивая Константинополем… Маленький город мечты, посвященный живописной африканской проституции».

Легионеры находили здесь средства от своих душевных недугов и отвлекали сердце от нахлынувшей ностальгии по несбывшемуся в прошлой жизни. По мнению писателя Пьера Мак-Орлана, служившего в легионе, добрая половина его товарищей оказалась в легионерах из-за женщины. В Северной Африке проституция носила иной характер, чем во Франции, — там она не воспринималась как постыдное ремесло. Например, в Марокко в те годы считалось совершенно нормальным, если девушка из «бледа» (внутренние пустынные районы страны. — В. Ж), для того чтобы заработать себе на приданое и удачно выйти замуж, проведет некоторое время в «доме». Более того, такие «умелые» жены, способные доставлять мужу особые удовольствия, ценились среди арабских мужчин иногда больше, чем неопытные девственницы.

У «мадам» — содержательниц таких «домов» — с офицерами расквартированной части легиона обычно устанавливались теплые и дружеские отношения, особенно с холостыми выпускниками военной школы в Сен-Сире, которых они воспринимали как сыновей… В праздники «хозяек» принимали в семейных домах офицеров, как равных. Было принято закатиться на рюмку шампанского к «мадам Арлетт» или «мадам Николетт» в сопровождении супруг, а в это же время в ее заведении устраивался очередной «попот» молодых офицеров с барышнями на коленях.

Это было прекрасное и легкое время колониальной жизни… Оно кончилось вместе с метким выстрелом Гаврилы Принципа в Сараеве, однако в полках, которые оставались в Африке и в Индокитае, мало что изменилось. Совсем иная жизнь была у Маршевого полка Иностранного легиона, спешно сформированного в ноябре 1915 года из кадровых «африканских» частей и 32 тысяч иностранцев, пожелавших защищать Францию. Им было поначалу вовсе не до женщин… К тому же «штабным», озабоченным успехами кайзеровской армии, больше приходилось думать о боеприпасах и горячей пище, чем о сексуальным здоровье легионеров.

Медсестры и докторши были только в тыловых госпиталях, и их прочно «зарезервировали» офицеры. А гражданское население постарались вывезти из прифронтовой полосы не только ради спасения их жизней, но и для того, чтобы одинокие женщины не разлагали армию. Например, не торговали самогоном и вином.

Но и в таких жестких условиях у легионеров вспыхивали чувства. В своем «легионерском» романе Виктор Финк описывает любовную историю, приключившуюся с его боевым товарищем — студентом-филологом на фронте: «…Шапиро молитвенно влюблен в Маргерит.

Маргерит была толста, коротконога, неуклюжа, у нее были грубые руки судомойки. Но Шапиро клялся мне, что именно в Маргерит он впервые увидел всю красоту мира. Он хотел уйти из войны не искалеченным, чтобы иметь возможность отдать свою жизнь Маргерит. Он мечтал увезти ее после войны к себе в Умань (город в Черкасской области на Украине. — В. Ж.). Если она не согласится, он останется при ней в Шампани. Он будет работать батраком на ферме».

Автор не распространяется, отвечала ли французская девушка взаимностью еврейскому юноше с Украины, но это было и не так важно для Шапиро и таких, как он, — главное, чтобы была возможность мечтать и думать о ком-нибудь. Если легионер не мечтает о любви, то это уже и не легионер вовсе, а «джи-ай»: послушный инструмент для поддержания демократии и нужной цены на нефть.

Концовка истории этих прифронтовых Ромео и Джульетты столь же грустна, как гнусна вся история той войны: еврея-интеллигента расстреляли в «назидание» остальным, лживо обвинив в «попытке мятежа», а Маргерит разорвало в клочья неизвестно откуда залетевшим на ее ферму шальным снарядом. Так и не поняли, своим или немецким…

«Мой легионер»

В тот ушедший «золотой век» многие легионеры предпочитали провести всю жизнь в Северной Африке или Индокитае: любовные приключения с «подружками» не считались аморальными, не служили препятствием в продвижении в чинах, зато оберегали от необходимости вступать в брак и следовать скучным правилам буржуазной жизни.

Но это все происходило в гарнизоне, а в полевых условиях действовали передвижные публичные дома. Но не в каждом алжирском или марокканском городе, где квартировал легион, жители были ему рады. Легионер-кавалерист Николай Матин вспоминает о ситуации в Алжире в 1921 году: «Слово «легионер» в местном понимании — бандит. Не так давно, всего за 2–3 года до приезда в легион русских (1920 г.), взгляд на легионера был таков: после занятий трубач выходил и особым сигналом извещал жителей, что легионеры «идут гулять». Все магазины закрывались. По приезде же русских отношение жителей резко изменилось к лучшему, и многих из нас принимали в частных семейных домах».

Но совсем иначе легионеров воспринимали там, в метрополии, куда они иногда приезжали в отпуск.

Были сини глаза у него,

У него был веселый нрав.

На руке татуировка была,

Лишь два слова: «Я прав!»

Я не знала, как его зовут,

Но со мною провел он ночь.

Лучезарным утром легко

От меня уходил он прочь.

Был он молод, строен, хорош,

Весь горячим песком пропах,

Солнца луч, играя, плясал

В белокурых его волосах.

Уходила, быть может, любовь,

Без упреков, даже без слез,

Он с веселой улыбкой ушел

И в улыбке счастье унес.

И в далекой пустыне был

Найден мертвым мой легионер,

Были сини глаза у него

Широко раскрыты на мир.

И на правой руке у него

Все читали слова: «Я прав!»

Я простила ему, что он

Уходил, ничего не сказав.

Был он молод, строен, хорош,

Далеко в пустыне зарыт.

Вместе с ярким лучом в волосах

Под горячим песком лежит.

(Пер. Натальи Кончаловской)

Эта песня Эдит Пиаф, впервые прозвучавшая между двумя войнами, стала одной из любимых в легионе. Пели ее чаще всего парашютисты, причем не во время застолья, а в трудные моменты жизни.

Эта песня — не придуманная история, а факт биографии Пиаф. Наталья Кончаловская так описывает эту историю: «Однажды, выступая в казарме, Эдит встретила легионера Альберта, в которого влюбилась без памяти. Он был немного старше, мужественнее и красивее Маленького Луи. Эдит взяла девочку и ушла к легионеру. Луи страдал, выслеживал Эдит на улицах и однажды, подкараулив ее, отнял у нее дочь и заявил, что, если она хочет жить вместе с дочерью, пусть вернется домой. Эдит подчинилась. А легионера Альберта вскоре отправили в Алжир. А спустя годы, когда к Эдит пришла известность, роман с легионером получил неожиданное продолжение. «А легионер Альберт?» Он был убит в Алжире. Так ей потом сказали в казарме…

Через несколько лет, когда Эдит уже стала певицей, поэт Раймонд Ассо написал для нее песню на музыку Маргерит Монно. Первую настоящую песню на тему, которую Эдит сама ему предложила.

Как-то к уже знаменитой Эдит, выходившей после очередного концерта в сопровождении друзей, подошел какой-то человек с самодовольным лицом и сытым брюшком.

 — Здравствуй, — сказал он.

 — Добрый вечер, — ответила Эдит, не понимая, в чем дело.

 — Узнаешь?

 — Нет, месье.

Они отошли в сторонку. Человек пыхтел сигареткой.

 — Так я же Бебер… Легионер Альберт! Помнишь?

И тут Эдит с ужасом признала в нем свое давнее увлечение.

 — А ты, — продолжал он с усмешкой, — здорово выдвинулась!..

Он увидел, что Эдит ждут, отступил.

 — Ну иди, там тебя господа ожидают…

Эдит была счастлива: он не узнал себя в песне, которую она только что исполняла.

Нет, это был не тот легионер! Тот умер».

По той же причине, что и привязанность легионеров к «попотам» с африканскими девушками, сегодня самым популярным туристическим направлением у европейских холостяков остается Таиланд.

«…Женщины для солдат и созданы, и уж если мы их прошляпили, то нужно это держать в секрете, потому что глупость — не предмет похвальбы для легионеров», — рассуждает герой одного из многочисленных «легионерских» романов 1930-х годов. Для того чтобы легионеры не чувствовал себя ни дураками, ни обделенными вниманием, в легионе была создана система, которая называется аббревиатурой ВМС (Bordei Militaire de Campagne), буквально «Армейский полевой бордель». Создание АПБ избавило французскую администрацию в колониях от многих проблем с местным населением — никто девушек в горных селениях не похищал и не привозил в расположение части ни на конях, как Печорин, ни позже на бронетранспортере, как Буданов.

Армейские бордели регулярно совершали «объезд» воинских частей, в том числе и отдаленных блокпостов. Проститутки тщательно подбирались с точки зрения своих моральных качеств — они должны были помогать солдатам преодолевать тягости воинской службы! Их тщательно проверяли медики, поэтому «полевые походные подруги» не несли никакой опасности заражения венерическими заболеваниями. Посещение «девушек» было расписано по часам, с учетом воинского звания: первых обслуживали офицеров, потом унтер-офицеров и так доходили до рядовых.

Многим запомнился АПБ в печально знаменитом Дьенбьенфу. Его направили туда сразу же после того, как легионеры из Второго парашютного стали жаловаться своему командованию на условия службы: отсутствие женщин. В полк прибыло заведение «мамы Тай» в полном вооружении. Нескольких девушек легионеры забраковали и попросили заменить: тех отправили обратно в Ханой и прислали других. Был придуман и новый ритуал: к «маме Тай» нужно заглянуть перед выходом на патрулирование в джунгли — каждый выход может стать последним. А славные девчонки «мамы Тай» как оберег — обязательно принесут удачу! Когда стало ясно, что мало кто вырвется из Дьенбьенфу живым, то парашютисты стали спускать у «мамы» все свои деньги…

Неромантическое время

Французы почему-то считаются лучшими любовниками, во всяком случае, так думают большинство русских женщин. А французы всегда не прочь поддержать этот миф. Теперь многие французы ищут в женщинах «ам» («L’Ame») — «душу», которой давно уже не замечают в родных им француженках. В суетливых поисках душевной близости они однажды оказываются в цепких объятиях русских или азиатских женщин, которые, по мнению французских мужчин, еще не успели утратить тот самый «ам». А когда эти женщины из другого мира «натурализуются» и начинают жить во Франции по им одним известным законам, то нередко делают «ам-ам» — проглатывают романтических французов со всеми их фуа-гра и бодлерами в придачу. И тогда француз в ужасе замечает, что там, где им привиделась мягкость «ама», — имеют место еще большая жесткость и прагматизм, чем в соотечественницах, от которых он так далеко бежал…

Сегодня с женщинами в легионе все обстоит иначе. Чтобы жениться, любой легионер должен получить разрешение командования и жить под своей настоящей фамилией. Из офицеров холостыми, да и то недолго, остаются только лейтенанты — свежие выпускники военных училищ. Они — французы, так что у большинства есть или подруги, или невесты. Старшие офицеры женаты и в большинстве случаев имеют по несколько детей. На мои расспросы по «дамской части» офицеры отшучиваются: нам и без женщин в казармах хорошо! Это здесь мы — начальники, а дома они нас, командиров, превращают в рядовых легионеров.

Нередко офицеры женятся на дочерях военных — так принято во всех армиях. Дочери французских военных не заражены эгоизмом и приучены к дисциплине с детства: в семьях кадровых военных редко бывает только один ребенок. Это не случай избалованных единственных «дочурок» обладателей фуражек-«аэродромов» и папок «к докладу» из Арбатского военного округа. Если в доме французского офицера сохранился от «гран папа» револьвер, то, будьте уверены, она знает, как разобрать и почистить семейную реликвию. Дочери офицеров в большинстве случаев воспитаны так, что их не нужно учить «быть женой» и объяснять, что единственный тыл для офицера — это его семья. Они и так это знают — дома еще в детстве научили. И они не задают глупых вопросов, когда легионер исчезает на задание на три месяца и с ним нет никакой связи — просто ждут, потому что «так нужно».

Все это очень напоминает жизнь и обычаи семей командиров Красной армии до войны.

В молодости легионер ищет в любви приключение, став взрослым — дружбу. В этом и состоит мучительность их выбора, поэтому столько среди них холостяков. И в наше время, и раньше легионер, вкусив в «дальнобойных» командировках экзотических любовных приключений, либо навсегда оставался холостяком, с удовольствием вспоминая своих разноцветных «подружек», либо начинал искать в любви не сиюминутных радостей коротких встреч, быстрых расставаний и долгих разлук, а дружбы.

Легионеры-иностранцы обычно женятся на «своих», которых привозят из отпуска. Но не раньше, чем отслужат два срока — десять лет.

А как же быть молодому легионеру? Где найти подружку, хотя бы ненадолго? Общение со жрицами любви теперь не приветствуется… Хотя иной раз бывшие русские легионеры любят прихвастнуть в своих воспоминаниях в русской прессе: «Проснулся я на пляже совершенно голый, если не считать презерватива. Рядом со мной лежала такая же голая и, видимо, еще более пьяная девушка. При ярком солнечном свете раннего утра мне с трудом удалось опознать в ней одну из трех бразильянок, с которыми познакомился вчера. Рядом валялась одежда». «Славянам», как мне признался один русский легионер, мешает завести серьезные отношения с француженкой не плохое знание языка, а их менталитет, да и вообще: «В России проще — у нас девок больше. А тут с барышнями то густо, то пусто». Да и какие отношения могут быть у порядочной французской девушки с легионером? Про это еще в прошлом веке все спела Эдит Пиаф в песне «Мой легионер», но сама-то она была влюблена в юности в легионера, и эта песня — ее история.

Юбки среди кепи

Лионский вокзал, как и прочие парижские «гары», круглосуточно патрулирует армия. Когда это легионеры — я спокоен: они обучены для ведения уличных боев и натасканы на отлов городских партизан-террористов. Но часто прогуливаются обычные солдаты. Тогда мне становится совсем не по себе… Возникает такое ощущение, что в такой патруль подбирают по цвету кожи и равенству полов: в нем всегда есть «афрофранцуз» или девушка. Девушки попадаются иногда просто очаровательные! «Трейи» — камуфляжная форма облегает их силуэт не хуже, чем платье от Шанель. Французские «солдаты Джейн» совсем не похожи на своих американских сестер по оружию: их не так переполняет чувство собственной важности при «исполнении долга по защите мировой демократии».

«Солдаты Жанны» с Лионского вокзала не кокетливы, но очень приветливы: всегда охотно объясняют дорогу, не следя за тем, что дуло их автомата давно уткнулось в живот докучливого туриста или маразматической старушки. Милая сценка.

Но в Иностранный легион таких не берут. И не только таких: в легион женщин не берут вообще! И борцы за половое равноправие даже не пытаются это изменить: это Европа, а не США, к тому же легион! А у него свои правила.

К женщинам в легионе отношение консервативное: не хорошо, когда женщина убивает из винтовки людей в чужой стране. Чем это лучше того, что женщина кладет шпалы на железной дороге или разгружает вагоны? Возможно, такой подход и раздражает свободных и современных женщин, что одним пальчиком крутят руль с «усилителем» в своей машине, так же как легко управляют своим «бизнесом» и с той же легкостью быстро меняют мужей и «партнеров».

Но истинная причина отказа женщинам в службе в Иностранном легионе проста. Как мне объяснил командир эскадрона танков Фредерик Дагийон: «Если мы с восемьюдесятью нациями еле разгребаемся, то что начнется в легионе, если прибавятся еще и женщины? К тому же у мужчин разных культур и вероисповедания разное отношение к женщине: у христиан одно, у мусульман другое. Нет, ни к чему нам эти лишние проблемы…» Так что права полов, различных меньшинств и инвалидов пусть блюдут гражданские.

Женщины — врачи и медсестры — всегда служили рядом с легионерами, но не в самом легионе. В этот монастырь их не пускают.

В истории легиона были только две женщины, которые стали его славой и гордостью. Единственная женщина, которая получила «характеристику» после службы в легионе, то есть была полностью и безоговорочно признана «своей» — это «аджюдан-шеф», англичанка по национальности и медсестра по профессии Сьюзан Треверс. Она присоединилась к движению «Свободная Франция» еще в 1940 году и отправилась вместе с французскими войсками на двух пароходах в Дакар, где и началась битва де Голля за Францию. С легионом Треверс принимала участие в боях от Бир-Хакейма в Ливии до Эльзаса, сражалась в Италии и Провансе. Служила водителем генерала Кенига и водила санитарную машину. Вместе с 13-й полубригадой попадала и выходила из окружения. В ливийской пустыне у Бир-Хакейма в течение двух недель вместе со своими братьями-легионерами отбивала атаки немецкой и итальянской дивизий, пытавшихся прорвать здесь фронт. А 15 октября 1944 года получила звание старшего унтер-офицера («аджюдан-шеф») Первого батальона 13-й полубригады и порядковый номер 22 166. После войны Сьюзан попросила официально зачислить ее в Иностранный легион. Только лично ради нее, с учетом ее боевых заслуг, было сделано исключение, и ее приняли. Но только как «Месье Треверс». Она до сих пор остается единственной женщиной-легионером в истории!

После войны она ушла в отставку, а в 1947 году в Индокитае вышла замуж за такого же старшего унтер-офицера, как и она сама, и стала мадам Шлегельмиш. Эта необычная женщина умерла в 2003 году в возрасте 94 лет.

А другая удивительная женщина в легионе — графиня дю Луар, «крестная мать» Первого кавалерийского полка Иностранного легиона в Марокко. Она — русская, Лейла Хагондокова. Родилась в Санкт-Петербурге в 1898 году. Дочь генерала Константина Хагондокова, атамана Амурского казачьего войска, военного губернатора и командующего вооруженными силами на Дальнем Востоке. Еще юной девушкой она решила посвятить жизнь уходу за ранеными солдатами: уже в 17 лет она работает санитаркой в медицинском эшелоне во время Русско-японской войны. В возрасте 19 лет — в госпитале на Черном море. Там она встретила своего первого мужа — капитана Баженова, которого выходила после тяжелейшего ранения. Во время венчания молодых на улицах города уже стреляли: революция! Молодая пара уезжает через всю страну в Шанхай. В поезде рождается сын Николай. Вскоре, после того как супруги добрались до Китая, капитан Баженов умирает от старых ран. Вся семья Лейлы успела выехать в Париж. Спустя пять лет она тоже отправляется во Францию… Русская аристократка, как и многие ее подруги, устраивается на работу манекенщицей к Шанель: заработок дает ей возможность выучить двоих младших братьев. Один становится инженером, другой — гидрографом. В 1934 году Лейла выходит замуж за графа Ладисласа дю Луар и возвращается к своему призванию: спасать людей. Во время гражданской войны в Испании ей с огромными трудностями, но все же удается организовать мобильный госпиталь, в котором можно быстро делать хирургические операции и оказывать помощь раненым. После оккупации Франции она уезжает в Алжир и работает во время эпидемии холеры. После того как англо-американские войска высаживаются в Алжире и начинаются бои в Тунисе, передвижной госпиталь графини спасает раненых легионеров Третьего пехотного полка.

В 1943 году во время переформирования Первого конного полка ее командир полковник Микель приглашает графиню на торжественное мероприятие в ее честь в свой полк и от имени всех своих солдат просит ее стать «крестной матерью» их подразделения. Графиня принимает предложение без колебаний… и остается его патронессой на всю жизнь.

Вместе с госпиталем графиня отправляется в Италию, где идут тяжелые бои. После каждой операции, как вспоминают очевидцы, она, как родная мать, сидит рядом с больным и ждет, когда он очнется от наркоза, а во время войны в Алжире организует реабилитационный центр для «своего» полка на 400 мест. Графиня умерла 21 января 1985 года и похоронена на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. На ее похоронах легионеры плакали, не стесняясь, так, как если бы умерла их родная мать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.