Идет война народная…

Идет война народная…

С началом Великой войны Кикоин записался во французскую армию. Он был не один такой — русские все рвались защищать вторую родину, Францию, союзницу России. Серж Фера-Ястребцов попал в санитарные части и был отправлен служить в Итальянский госпиталь, тот самый, куда привезли раненого его друга и кумира Аполлинера-Костровицкого. Цадкин служил в полевом госпитале под Сперне и был отравлен ядами. Зиновий Пешков потерял руку.

Кикоин был скоро из армии уволен и вернулся в «Улей» к своей Розе. В 1915-м у них родилась дочка Клэр. Роза кормила мужа, но другим бродягам с Монпарнаса приходилось в те дни много хуже. А все же нашлась и там добрая душа — из русских женщин, конечно, — Мария Васильева. К началу войны этой замечательной женщине, имя которой и ныне чтит Монпарнас, исполнилась тридцать.

Она родилась в богатой семье в Смоленске, изучала там живопись и медицину, а в 1905 году на стипендию вдовствующей императрицы Марии Федоровны (той самой, у которой позднее большевики перебили и детей и внуков) поехала учиться в Париж. Жила в пансионе, училась у Матисса и в Ла Палет. Потом писала картины, выставляла в салонах, но было ей этого мало. Неуемная, она принимала участие в создании Русского литературно-художественного общества, была старостой в русской художественной академии, а в 1912 году в своей мастерской на авеню дю Мэн (дом № 21) открыла уникальную Свободную академию. С началом Великой войны Мария записалась медсестрой в Красный Крест, а по соседству со своей мастерской открыла благотворительную столовую: кормили у нее хорошо и задешево. Блаженные времена… Кто представит себе нынешнего русского миллиардера, хозяина нефтяных скважин, который открыл бы дешевую столовку для московских врачей, учителей и докторов мирных наук? А ведь парижский опыт Васильевой не был засекречен: сам Л. Троцкий (еще никого в ту пору не расстрелявший) блестел у нее над супом очками.

Собственно, это была уже вторая такая столовая на Монпарнасе. Первую открыл бывший морской офицер, русский эмигрант Делевский. Но у Васильевой была иная атмосфера — здесь не только утоляли голод, но и общались, говорили об искусстве, иногда даже танцевали (молодой скульптор Цадкин бренчал на фортепьяно «Верблюжье танго»). Приходили и французы — Брак, Леже, Пикассо. Однажды в столовой шумели так поздно, что соседи позвали полицию и сказали, что эта русская Мария — просто «красная Мата-Хари». На счастье, Васильева сохранила письмо самого маршала Жофра, который поздравлял ее с успехом ее доброго дела. Удивительные были тогда у Франции маршалы, в той самой последней французской войне.

Нынче в мастерской Марии Васильевой — музей Старого Монпарнаса. Да и сам этот закоулок близ дома № 21 по авеню Мэн называется Пассаж Марии Васильевой.

После подписания Брестского мира Мария Васильева со своим русским паспортом угодила в лагерь интернированных. Французские друзья за нее ходили хлопотать, заботились о ее малыше-сыне. Мастерская ее была тем временем разграблена.

После войны она встала на ноги: делала кукол (портретных, «со сходством») для Пуаре, костюмы для шведского балета, готовила вместе с Полисадовым бал «Черной нищеты», а в новом кафе «Куполь» на Монпарнасе (в 1927 году) расписывала столбы (до сих пор сохраняется там ее роспись).

Работала Мария Васильева и после новой войны. Только в 1953 году (было ей почти семьдесят) поселилась в старческом доме художников в Ножан-сюр-Марне. Она была и в старости известным человеком на Монпарнасе, а недавно я познакомился с одним парижанином, у которого дома — настоящий музей творчества Марии Васильевой и культ Марии Васильевой.

Однако вернемся к Михаилу Кикоину. С самого начала войны картины Кикоина выставлялись на парижских выставках и в Салонах. Модильяни представил его торговцам-маршанам, и в скором времени у Кикоина были уже и персональные выставки. Очень рано он начал выставляться и рядом со знаменитыми французами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.