III. Николаша (Переписка с Н.И. Харджиевым [27] )

III. Николаша (Переписка с Н.И. Харджиевым [27] )

1

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

<1940 г., Калинин>

Дорогой Николай Иванович!

В моей новой и очень ни на что не похожей жизни я часто вспоминаю вас и очень по вас скучаю. Суждено ли нам увидеться? Трехчасовое расстояние – очень трудная вещь. Боюсь, что ни мне, ни вам его не одолеть. И еще поезд и вокзал, а для меня – невыносимость трехчасовых поездок, напоминающих мне о последних трех годах моей жизни.

А я часто придумываю, что бы мы делали, если б вы ко мне приехали. Вы, конечно, не могли бы пойти ко мне в школу и увидеть, как мои тридцать львят (у меня всего триста) сидят на скамейках, а я, как настоящий жонглер, орудую немецкими глаголами у доски. Знаете – подбрасываешь, ловишь, все разноцветные и т. д.

Но зато мы пошли бы с вами на базар, где покупают свинину, печенку, мед и сухие, а также мороженые яблоки. Мы бы, конечно, долго торговались и с медом на ладошках вернулись домой. По дороге бы снялись у балаганного фотографа – верхом на деревянном коне – в лучшем матросском костюме, либо на корабле или – самое простое – на автомобиле во время переезда через Дарьяльское ущелье. Затем – артель Возрождение, где продают случайные вещи, и через реку Тьмаку1 домой – варить и топить печь.

Так я принимаю своих гостей. А с вами я бы была особенно гостеприимна – почтительна. Я бы уступила вам лучшую комнату в своем палаццо, с видом на все сараи и домики во дворе.

Ведь я зазываю – но заранее знаю, что мое зазыванье обречено на неудачу.

Сосисок здесь нет2. Зато есть голуби. Они чересчур хороши. Кроме голубей, у меня нет ничего. Только голуби – чужие. Как его, того самого, который писал голубей? Того, которого вы мне показывали? Это его голуби.

Мне было легче, пока я не работала. Сейчас я тоскую, как зверь. По утрам я себе почти не представляю, что можно встать и начать жить и, главное, – прожить день: это самое трудное. Такой я еще не была. Совсем дикая. Вы знаете, время совсем не целебная вещь. Наоборот. В начале как во сне. А потом всё встает с полной реальностью. И думаю – чем дальше, тем будет всё реальнее. Я не пробую от себя уходить. Я только начинаю сейчас понимать. Мне раньше приходилось столько ходить – просто физически – ногами, что в мозгах было что-то вроде сотрясения. Теперь – нет. И это хуже.

Из моих немногих подруг пишет только иногда Эмма. Иногда она сообщает, что хочет приехать; иногда зовет меня к себе. Вот и всё. Она женщина сырая – куда ей выбраться. А я была бы ей очень рада. Об Анне А. не слышу ничего. И это тоже, наверное, навсегда, т. к. я живу чересчур далеко.

И еще я никогда так сильно не чувствовала, что есть родные и знакомые. Знакомых много. А родных ужасно не хватает. Например, вас. Я точно не могу определить степени родства. И мамы наши нам не помогут – забыли. Как выяснить? Целую вас.

Надя

Печатается впервые.

1 Приток Волги в городской черте Калинина.

2 Об эпизоде с сосисками в истории взаимоотношений Н.Я. с Н.Х. см. письмо 35 на с. 326.

2

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

[20 марта 1943 г., Ташкент]

Дорогой Николай Иванович!

Скучаю по вас и жалею, что, проезжая Алма-Ату1, не догадалась выбежать из вагона и заглянуть к вам в гости. Жаль-жаль. Когда-то повстречаемся и попируем? Подайте голос – хотела бы его услышать поскорее.

Надя

Впервые: Бабаев, 1989. С. 230.

Приписка, сделанная Н.Я. к следующему письму А. А.: «Дорогой Николай Иванович, наконец после долгого лежания в больнице – я дома.

Благодарю Вас за память и внимание.

Как печально, что мы не встретились в Средней Азии. Может быть, это случится в Москве. Напишите о себе. Не надо терять друг друга в такое время.

Ахматова» (Тамже. С. 229–230).

Печ. по первопубликации (возможности ознакомиться с оригиналом не представилось).

1 Н.Х. находился в эвакуации в Алма-Ате с ноября 1941 по декабрь 1942 г. Там же находились тогда М.А. Зощенко, В.Б. Шкловский и многие другие. Незадолго до отъезда Н.Х. женился на С.Г. Нарбут (Суок), вдове В.И. Нарбута: ей как немке угрожала этническая депортация из Москвы. В Алма-Ате она устроилась на работу литературным секретарем у В.Б. Шкловского, после чего между ними возник роман; впоследствии они поженились.

3

Н.И. Харджиев – Н.Я. Мандельштам

[24 февраля 1943 г., Москва]

Дорогая Надежда Яковлевна

Ну, вот я в Москве – она уже бывает по-весеннему голубой, и тогда в ней воцаряются дети, на которых, почтительно сняв шляпу, смотрит «добрый дяденька» Пушкин. В моей деревянной шкатулке – грязь и запустение.

Жить там нельзя. Ледяные столпы подпирают потолок ванной комнаты, а там, где мы пировали, замерзают даже воспоминания.

Друзей всех я растерял, а т[ак] н[азываемые] знакомые стали неузнаваемы – скучны, стары и слишком благоразумны. Я же неисправимый ребячливый злой старик, и, когда (когда?!) мы встретимся, то Вы меня сразу узнаете. Что еще? Я действительно был бы счастлив Вас видеть, потому что я есть Ваш друг1. Протягиваю Вам руку(и)2 через Каспийское море и жду письма.

Ваш Н.Х.

Эмму видел единый раз – она тоже благоразумна и мне говорила с большим уважением о своей высокой квалификации3.

AM. Короб 3. Папка 103. Ед. хр. 16. Почтовая карточка: «Ташкент. Ул. Карла Маркса, № 7. Ахматовой Анне Андреевне для Надежды Яковлевны». Адрес отправителя: «Москва, Страстной бульв., д. 13а, кв. 33. А.А. Попову для Н. Харджиева». Почтовые штемпели: «Москва 24.2.43», «Ташкент 1.3.43». Печатается впервые.

1 Комическая калька немецкой фразы. В этом же месте – возможно, для усиления комизма – нарисована «фигура» в виде пенсне с круглыми стеклами без шнурка. В письме к Н.Х. от 2 июня 1943 г. А. А. упоминает К.Л. Зелинского, титульного составителя сборника ее стихотворений, изданного в 1943 г. в Ташкенте: «Зелинского я называю: „составитель меня“<…>,и Надя говорит, что это не моя острота, а Осипа» ( Бабаев, 1992. С. 210). Подобного рода грамматические и иные несуразности являлись излюбленной формой литературной шутки в кругу О.М. и А.А.

В их отношениях, как писала Н.Я., «всегда чувствовалось, что их дружба завязалась в дурашливой юности. Встречаясь, они молодели и наперебой смешили друг друга. У них были свои словечки, свой домашний язык» (Н. Мандельштам-1. С. 264).

2 Буква «и» вставлена «птичкой» непосредственно над «у».

3 Между тем именно у Э.Г. Герштейн поселился Н.Х. после того, как, вернувшись из Алма-Аты, нашел свою комнату в Марьиной Роще в непригодном для жилья состоянии (Герштейн, 1989. С. 268).

4

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

20 марта [1943 г., Ташкент]

20/III

Дорогой Николай Иванович!

Очень обрадовались вашим открыткам. Они пришли вместе– словно две подружки, взявшись за руки.

А.А. еще вам не ответила. Будем, наверное, завтра писать вместе. Однажды, дня два назад, собирались писать, но я заснула от усталости. Завтра надеюсь быть на высоте.

Я тоже хочу жить у А.А. на кухне. Будем жить там вместе. Хорошо? А Эммку не пустим. А?

Что с ней, кроме благоразумия? Мы ей писали вместе в тот же день, что вам,1 но ответа не было. Я ей сообщала, что было письмо от Левы. Раз вы об этом не знали, значит, она письма не получила.

У меня очень много работы. Живу и старею на окраине города Ташкента, откуда, видимо, никогда и никуда не уеду. Как же мы с вами увидимся?

Женя и Лена здесь. Они меня иногда принимают, как приличную, но не почетную гостью.

Здесь Лида Чуковская – кто сей сфинкс? не Корней ли в юбке? Здесь много народу. Здесь, как перед смертью, видишь всех, кого когда-либо встречал на своем пути.

Я стала очень солидная и совершенно перестала хохмить – и это считаю своей главной заслугой. А то все хохмят, задрав хвост.

Работаю я по воспитанию детей2. Я их воспитываю, и они не догадываются, что я дура. Но это отнимает очень много времени. Вечером я сваливаюсь на кровать и засыпаю в 4 часа утра.

Как было страшно, когда А.А. болела тифом3! У меня до сих пор сосет под ложечкой, когда я вспоминаю эти дни. И сейчас страшно, хотя она цветет, хорошеет и совершенно бесстыдно молодеет. Сердце – худо; ноги пухнут, а тиф – всегда тиф, и последствия его на всю жизнь.

Жаль, что вы не в Алма-Ате. Я бы к вам приехала в гости. Мы долго не знали, где вы, пока не пришла ваша телеграмма к девочке-великану – т[о] б [ишь] Лиде. Пишите, Николай Иванович. Я тоже есть ваш друг и протягиваю вам руки – по прямой линии – через Аральское море.

Я очень много ездила. Была в пустыне, которую одобряю, и купалась в Тигре и Евфрате, – т. е. в Сыр– и Аму-Дарье. Со мной ездила мама4. Она сейчас спит, а я кончаю письмо.

Надя

Письмо-треугольник: «Москва, Страстной бульвар, д. № 13а, кв. 33. А.А. Попову для Н.И. Харджиева от Н.Я. Мандельштам. Ташкент, Жуковская, № 54.Хазинудля Н.Я.».

Указанный адрес принадлежал сестре Н.И. Харджиева Е.И. Поповой и ее мужу А.А. Попову. Почтовые штемпели: «Ташкент 21.3.43», «Москва 11.4.43», «Проверено военной цензурой. Ташкент 43».

Печатается впервые.

1 Седьмого января 1943 г.; вот текст этого письма Н.Я.: «Дорогая Эмма! Соскучилась по вас. Давно от вас ничего нет. Анна Андреевна переехала из больницы домой, если это можно назвать домом. Пишу у нее.

Вы знаете, она болела брюшняком. Потом долго отлеживалась: сердце. Всё это вам, наверное, известно. А вот лучшее, что произошло за это время: письмо от Левы. Он на старом месте. Работает в музее (так Н.Я. иносказательно называет исправительно-трудовой лагерь. – П.Н.). Пишите, Эмма. Ваша Надя» ( Герштейн, 1989. С. 257).

2 В Ташкенте Н.Я. преподавала иностранные языки в Центральном доме художественного воспитания детей.

3 А.А. заболела брюшным тифом в самом конце октября 1942 г. Первые шесть дней дома за ней ухаживала Н.Я. Пятого ноября 1942 г. А.А. положили в больницу Ташкентского медицинского института, где она провела около двух месяцев, запретив при этом Н.Я. навещать ее. А.А. вернулась домой 7 января 1943 г.

4 О маршруте и мытарствах Н.Я. и В.Я.Хазиной во время эвакуации (остров Муйнак в Аральском море в Кара-Калпакии, колхоз возле села Михайловка Джамбульской обл.) см. в ее письмах Б.С. Кузину за сентябрь 1941 – июнь 1942 г. (Кузин, 1999.С. 658–679). Весной 1942 г. их разыскал ее брат, Е.Я. Хазин; после того, как А.А. сумела добиться для них пропуска, они приехали в Ташкент около 3 июля 1942 г. (Л. Чуковская, 2007. Т. 1. С. 507).

5

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

6 апреля [1943 г., Ташкент]

6/IV

А это пишу я.

Очень по вас скучаю, потому что я есть ваш друг.

Теперь уж не напишешь, почему бы вам не приехать в Ташкент – далековато…

Это, кажется, Ломоносов сказал, что далековатость укрепляет зрение1. И я вас вижу с поразительной ясностью в вашей деревянной шкатулке2. В пижаме? Или в лучших брюках, сотканных из небесной паутины? Только не ругайте Эммку. Велите ей лучше мне написать.

Хочу в Москву. Но шансов на это мало. Вернее, нет никаких. Ничего не поделаешь – жить мне в Ташкенте и есть персики.

Борис Сергеевич жив. Он там же3. Пишет. Я его обожаю.

Скажите Эмме, что мы ей писали, но ответа не получили4. Целую вас, Николай Иванович, – много, много раз.

Надя

Анна Андреевна велит писать о быте. А что писать – не знаю.

Обедаю в столовой. А.А. – дома. Работаю теткой в Нарком-просе. Получаю деньги и пропуска. Но всего мало.

Написано химическим карандашом на зеленой бумаге и отправлено вместе с письмом А.А., припиской к которому, собственно говоря, оно и являлось. Конверт, по всей видимости, отложился среди писем А.А. В своем письме А.А. писала: «Дорогой друг, Ваша открытка была неожиданной и милой радостью. Но как жаль, что мы не встретились в Азии, где сегодня началась нежная зеленеющая свежая весна. Живу в смертной тревоге за Ленинград, за Владимира Георгиевича. Болела много и тяжело. Стала совсем седой. Хотела послать Вам с Валерией Сергеевной мою „Поэму без героя“, которая выросла и приобрела „Эпилог“, ноне успела всё это переписать. Как-нибудь в другой раз. От Левы телеграмма. Он здоров и поехал в экспедицию. О возможности моего приезда в Москву поговорите с Валерией Сергеевной. Второе лето в Ташкенте я едва ли вынесу. Получаю изредка письма от Николая Николаевича! (Адрес его: Самарканд, Октябрьская, 13, Всероссийская] Академия художеств). Передайте мой привет и благодарность Крученыху. Видитесь ли с Бриками? И вообще как всё происходит? И как давно я не видела Вас. Страшно подумать, что листья на деревьях, которые я застала в Ташкенте, выросли еще до войны, а теперь кажется, – это было в прошлом существовании: Марьина роща, и мои приезды в Москву, и проводы на вокзале. Напишите мне, мой дорогой друг.

Я Вас всегда помню. Ваша Ахматова» (Бабаев, 1989. С. 231).

Впервые: Там же. С. 232.

1 Возможно, Н.Я. имеет в виду следующие строки из «Письма о пользе Стекла» М.В. Ломоносова: «Хоть острым взором нас природа одарила, / Но близость оного конец имеет сила. / Кроме, что вдалеке не кажет нам вещей / И собранных трубой он требует лучей, / Коль многих тварей он еще не достигает, / Которых малой рост пред нами сокрывает!» (Ломоносов М.В. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1986.С. 244).

2 Имеется в виду комната Н.Х. в Марьиной Роще.

3 В поселке Шортанды Акмолинской области Казахской ССР, куда Б.С. Кузин был сослан в середине 1935 г. (с 1938 г. – на положении вольнонаемного). Вплоть до ноября 1944 г. работал здесь на опытной станции республиканского научно-исследовательского института зернового хозяйства. В последующем жил и работал в Алма-Ате (1944–1953) и в Борке (1953–1973).

4 Скорее всего, имеется в виду письмо, о котором А.А. высказалась так:«.. Месяца два тому назад Надя и я написали Вам по письму в ответ на Ваши изящные письма, но нашему эпистолярному искусству, очевидно, не повезло, и оно потерпело аварию где-то в районе Ел. Мих. Фрадкиной» ( Герштейн, 1989. С. 257–258).

6

Н.И. Харджиев – Н.Я. Мандельштам

[Начало июня 1943 г., Москва]

Милая Надежда Яковл-на Помните тот пир какого-то года – год был соответствующий – вот бы теперь повторить то пирование и объединиться по-детски, с отчаянной веселостью, вокруг стола с песочными пирожками – я очень скучаю по всем дорогим – уже нет ни Хармса, ни Никитина, ни – Вольпе, ни Тренина, ни Юрочки Соколова1. Когда я прочел о том, что вы воспитываете детей, у меня «болезненно сжалось» сердце – вы мне напомнили чаплиновскую «Парижанку» (не будучи на нее нисколько похожей)2.

Я почти утратил работоспособность и даже сейчас с отвращением смотрю на чернильницу. Напишите о себе.

Анна Андреевна мне не написала. Эмма здорова, намерена при положительном звоне въехать в Союз Писателей3.

Если Евг. Як. будет ехать сюда, неуж[ели] он не возьмет вас с [собой?]

Целую вас.

Ваш Н.Х.

АМ. Короб 3. Папка 102. Ед. хр. 17. Почтовая карточка: «Ташкент. Жуковская ул., № 54. Хазину Е.Я. для Надежды Яковлевны». Адрес отправителя: «Москва Страстной бульв., д. 13а, кв. 33. А.А. Попову для Н. Харджиева». Почтовые штемпели: «Москва?.6.43», «Ташкент?.6.43», «Ташкент 14.6.43». Печатается впервые.

1 Д.И. Хармс в 1941 г. был арестован и умер в тюрьме, в том же году погибли В.В. Тренин (на Западном фронте) и Ю.Д. Соколов, а М.М. Никитин – в 1942 г. Ц.С. Вольпе пропал без вести, по другим сведениям погиб при переправе через Ладогу в 1941 г.

2 «Парижанка» – легендарная немая мелодрама о нравах высшего общества, режиссерский дебют Ч. Чаплина (1923). После смерти героя его возлюбленная и его мать – до этого заклятые враги – примиряются над его гробом и вместе организовывают частный детский дом.

3 Ср. в письме Э.Г. Герштейн Н.Я. Мандельштам от 7 июня 1943 г.: «Дорогая Надичка, приведу еще одну цитатку: „Однажды к нам приехала совершенно чужая особа, девушка лет сорока, в красной шляпке, с острым подбородком и злыми черными глазами. Ссылаясь на происхождение из местечка Шавли, она требовала, чтобы ее выдали в Петербурге замуж“. Именно так явилась я недавно к Шкловскому, чтоб, ссылаясь на то, что я была у него однажды с Анной Андреевной, стала требовать, чтобы он провел меня в Союз Писателей (ибо рекомендации Эйхенбаума, Бродского, Цявловского и Ираклия мне не помогли и мне отказали).

С этих пор я от времени до времени робко звоню ему по телефону и напоминаю о себе. Видя мою застенчивость, обусловленную, конечно, мыслью об этой ехидной цитате, Шкловский, наконец, мне сказал. „Вы не стесняйтесь. Звоните“. Вот завтра я опять буду ему звонить. Что из этого выйдет, не знаю, но Шкловский решил мне помочь. Про рекомендации, к [оторы]е мне написали, он сказал, что это „стихи в прозе“, и сам написал мне такую, что ее надо хранить как автограф и целовать перед смертью» (АМ. Короб 3. Папка 103. Ед. хр. 7. Л. 9-10).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.