ГЛАВА 5 ЧЕРНАЯ МАГИЯ ОТКРЫВАЕТ ТАЙНЫ ГРААЛЯ

ГЛАВА 5

ЧЕРНАЯ МАГИЯ ОТКРЫВАЕТ ТАЙНЫ ГРААЛЯ

Даже мудрецу будет любопытно узнать, что подвигло автора написать эту поэму и о каких своих мыслях хотел он поведать миру. Если читатель жаждет узнать что-то новое для себя, мелкие противоречия его не смутят. Но будьте начеку: умейте преследовать и уходить от погони, и пусть ваша язвительность или похвала придется как нельзя кстати. Только овладевший искусством спора достоин звания мудреца.

Стоять на месте нельзя ни в коем случае, надо идти своим путем, и дорога разума непременно приведет к намеченной цели. Но не миновать адского пламени тому, кто все нашептывания принимает на веру, от его доброй репутации скоро не останется и следа, как от плодов на ветках яблони после сильного града.

Вольфрам фон Эшенбах. Парсифаль

НАРКОТИЧЕСКИЕ ВИДЕНИЯ АДОЛЬФА ГИТЛЕРА

Гитлеру в Вене приходилось несладко. По воспоминаниям, он ходил в обносках и не отличался бодростью духа. К тому же он не спешил устраиваться на работу, а его планы то и дело менялись. Порой ему приходилось закладывать книги и свои личные вещи. Характер у него был скверный, неуживчивый. Как-то друзья отняли у него всю одежду и отправили на дезинфекцию, а он лежал на кровати, завернувшись в одеяло, и скрежетал зубами от негодования.

Конечно, окружавшим его люмпенам и в голову не могло прийти, какого масштаба фигура обитает рядом с ними и что всего через двадцать лет он станет фюрером немецкого народа. Малопонятными оставались для окружающих и его штудии, а также далекоидущие амбиции или трансцендентные высоты, которых он достигал благодаря наркотикам. Однако воспоминаний о нем осталось предостаточно, и сейчас имеется общая картина тех лет, когда формировалась личность человека, который попытается поработить весь мир.

«Человеком, не знавшим никакой меры», считал фюрера Константин фон Нейрат, некогда его приятель. Фон Нейрат, бывший вожак гитлерюгенда и гауляйтер Вены, хотел сказать, что воображение Гитлера не имело границ, и это сделало его злым гением.

Вальтер Штайн хорошо понимал, что творится в голове Гитлера. Но даже будущему советнику сэра Уинстона Черчилля по вопросам, связанным с вождем нацистов и его приспешниками, было непросто отыскать следы бедного продавца акварелек. Несколько недель он ходил по излюбленным местам туристов, конечно же заглядывал и в кафе «У Демеля» на Кольмаркет, где впервые увидел Гитлера. Наконец он отправился в книжную лавку, где купил «Парсифаля» с пометками Гитлера. Владелец ее, Эрнст Претцше, услышав про Гитлера, оживился и пригласил гостя пройти в кабинет.

Выглядел Претцше малопривлекательно: лысый горбун, похожий на жабу. Штайну он сразу не понравился. Оказалось, что Гитлер наведывался сюда частенько, но в последнее время куда-то пропал.

«Он знает, что может прийти сюда в любое время, просто чтобы поговорить и немного подзаправиться, — сказал Претцше. — Я иногда покупаю у него книги и всякую мелочовку, чтобы он мог хоть как-то сводить концы с концами». Претцше указал на небольшую стопку книг в углу: «Посмотрите, все в его пометках, исчирканы от начала до конца. Ни одной страницы не пропустил. Мой помощник дал маху, когда продал вам ту книгу».

Штайн увидел работы Фихте, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра и Ницше. Рядом лежала книга Хьюстона Стюарта Чемберлена «Основы XIX века». Было много трудов по восточным религиям и йоге, а также «Песнь о нибелунгах», «Фауст» Гёте, философское сочинение Лессинга «Воспитание человеческого рода».

На стенах в кабинете книготорговца висели картины самого Гитлера, а его акварельки стояли на каминной полке. Судя по всему, владелец лавки оказывал своему постоянному клиенту покровительство.

Было здесь и еще кое-что интересное. Штайн увидел гравюры с изображением алхимиков и астрологических знаков. С ними соседствовали порнографические рисунки, наводнившие в те годы Вену, как и антисемитская литература.

Почетное место на столе занимала групповая фотография, на ней Претцше стоял рядом с Гвидо фон Листом — основателем оккультной ложи, которая шокировала всю Вену и в конце концов была разогнана. Гвидо фон Лист приобрел известность и как публицист, а его коньком был пангерманский мистицизм. Его братство поменяло крест на свастику и устраивало оргии с сексуальными извращениями и ритуалами, прибегая и к черной магии. Когда все это выплыло наружу, Листу пришлось срочно покинуть Вену, чтобы его не линчевали приверженцы Римско-католической церкви.

На все вопросы о его прошлом и политических симпатиях Вальтер Штайн отвечал уклончиво. Он представился студентом университета и признался, что его удивили столь точные комментарии в побывавшей в руках у Гитлера поэме Вольфрама фон Эшенбаха.

«В некоторых кругах я пользуюсь авторитетом как спец по оккультизму, — заметил Претцше. — К моей помощи прибегает не только Адольф Гитлер. Приходите за советом в любое время».

Чего-чего, а встречаться с этим мерзким пауком, специализирующимся на черной магии, Штайну хотелось меньше всего. То, что ему нужно было, он уже получил: Претцше дал ему адрес Адольфа Гитлера, найти которого теперь не составляло труда.

Вальтеру Штайну пришлось отправиться в ночлежку на Мальдеман-штрассе, где обитал Гитлер. Хозяин заведения сообщил, что его постоялец уехал в Шпиталльам-Драу в связи с наследством, которое ему оставила почившая в бозе тетка, и что неизвестно, останется ли он жить на прежнем месте по возвращении.

Видимо, поездка Гитлера дала хорошие результаты. Через десять дней Штайн еле-еле узнал его. Характерная челка и усы не оставляли сомнений, что это тот же человек, но бородка была аккуратно подстрижена, а над затылком явно потрудился парикмахер. На Гитлере был темный костюм и чистая рубашка, на ногах — новые блестящие туфли.

Прежде чем рассказывать о спорах между Адольфом Гитлером и Вальтером Штайном и вообще об их последующем общении, следует заметить, что никаких записей об этом не сохранилось. О чем они говорили — неизвестно, мы знаем только событийную канву, предмет дискуссии и характер возникших между ними отношений. Когда Вальтер Штайн мне обо всем рассказывал, я еще не предполагал, что возьмусь за эту книгу, и ограничился краткими пометами в своем дневнике.

Когда Гитлер ни с того ни с сего увидел перед собой Штайна, он сначала пришел в раздражение, хотя тот и начал сыпать комплименты по поводу акварели с изображением площади перед Хофбургом. Услышав же о «Парсифале», Гитлер вообще вышел из себя и начал почем зря ругать Претцше. Возможно, тем бы дело и кончилось, если бы Штайн не упомянул о своих разысканиях в связи с Копьем Судьбы и о замечательных комментариях Гитлера относительно исторического фона и событий IX века, связанных с Граалем. Тут Гитлер немного успокоился. Потом Штайн удачно заметил, что центурион Лонгин в какой-то степени был тевтоном, и его собеседник навострил уши. Завязалась оживленная дискуссия о талисмане власти, который стал краеугольным камнем всей жизни Гитлера и опорой в его амбициозных завоевательных планах.

Гитлер увидел в голубоглазом студенте с арийской внешностью единомышленника-пангерманиста и подтвердил, что у Лонгина были германские корни.

Беседа их длилась около часа. Адольф Гитлер выказал прекрасную осведомленность о Копье Лонгина и о связанных с ним легендах. Продолжая оживленный разговор, они отправились в сокровищницу, чтобы еще раз взглянуть на так волновавшее их древнее оружие.

Конечно, в то сентябрьское утро 1912 года в Вене никакие предчувствия Вальтера Штайна не одолевали. Он и представить себе не мог, что благодаря весьма примечательному стечению обстоятельств Копье Лонгина сменит владельца и через тридцать три года ему самому будет поручено изъять Копье из секретного подземелья под нюрнбергской крепостью, а Адольф Гитлер в те же дни покончит с собой в бункере рейхсканцелярии в осажденном Берлине.

Они поднялись по длинной лестнице, ведущей в сокровищницу, и направились прямо в зал, где было выставлено Копье. Конечно, Вальтер Штайн видел его множество раз и всегда испытывал благоговение. Однако в то утро его впервые охватила глубокая печаль — ведь именно это острие пронзило тело принесшего себя в жертву Иисуса Христа. Словно неведомая сила перенесла его на 1900 лет назад, на гору близ Иерусалима, где Сын Божий страдал на кресте ради избавления всех людей и где Копье пронзило его тело.

Штайну казалось, что Копье шлет ему свое послание с призывом к состраданию, запечатленному в девизе рыцарей Грааля: «Durch Mitleid wissen»[13]. И зов этот вел к самопознанию через страдание.

Штайн словно заново родился и ощутил, что сама его жизнь была даром Небес. В его сердце поселилось страстное желание понять цель человеческой эволюции и узнать свое собственное предназначение. Это были минуты истинного просветления.

Он не сразу заметил, что легендарное Копье подействовало не на него одного. На стоявшего рядом Гитлера оно повлияло магическим образом. Его лицо побагровело, а глаза странно блестели. От него словно исходил некий призрачный зыбкий свет. Тело и лицо Гитлера преобразились, словно в него вселился могучий дух, создав нечто подобное себе по сути и силе.

Штайн вспомнил легенду о связанных с Копьем Судьбы противоположных началах — о Добре и Зле. Не вселился ли на его глазах в заблудшую душу Антихрист? Не превратился ли этот недавний оборванец из ночлежки в того, кого в Библии называют Люцифером? Того, кто в поэме о Граале описывается как предводитель злых духов, вселившихся в сердца всего человечества?

И дальнейшие события показали, что предчувствия не обманули Штайна. О «люциферстве» Гитлера говорили не только фанатичные последователи нацистской идеологии и порабощенные его харизмой соотечественники, но и серьезные мыслители, такие как швейцарский философ Дени де Ружмон:

Многие люди, побыв рядом с ним и почувствовав ужас и воздействие нечеловеческой мощи, верили, что в него вселились… разного ранга духи, которые одолевают любого простого смертного и порабощают его, как вражеский гарнизон занимает крепость… Откуда же взялись эти сверхчеловеческие силы, которые таким образом давали о себе знать? Вполне очевидно, что сам человек ими не обладал и они даже не могли проявить себя, если только человек не был настолько ничтожен и бессилен, чтобы его можно было использовать как вместилище для сил, постичь которые на физиологическом уровне невозможно… Эти мои суждения были бы пустой романтической болтовней, если бы дела этого человека — или совершенное им как орудием — не были реальностью, ставшей самым удивительным чудом столетия.

Разумеется, в тот сентябрьский день 1912 года в венской сокровищнице Вальтер Штайн не мог предвидеть, что Адольф Гитлер оживит такие демонические силы и свяжет свою судьбу с антидухом Копья.

В течение последующих шести месяцев Вальтер Штайн иногда встречался со своим новым знакомым и видел, как тот постоянно менялся, все полнее и полнее осознавая свои цели и тот путь, каким он может потрясти мир, подчиняясь овладевшему им злому духу. «Я движусь как лунатик, а ведет меня Провидение», — сказал как-то Гитлер в одном интервью. Однако зловещий смысл этих слов недальновидные журналисты периода становления Третьего рейха не поняли.

Отношения, завязавшиеся между Штайном и Гитлером, нельзя было назвать дружбой.

«Признаюсь, — говорил доктор Штайн, — что меня поразили его знания о Граале. В то же время я напрасно полагал, что смогу изменить ход его мыслей и пробудить в нем нормальные социальные чувства. Его таланты не вызывали сомнения, но тем не менее он не мог стать полноценным членом общества и даже заработать себе на кусок хлеба с маслом».

Гитлер, в свою очередь, считал Штайна одухотворенным молодым студентом, который может послужить делу пангерманизма и национализма.

Но их всегда что-то разделяло, Штайн так и не дождался от своего знакомого ни одного теплого слова.

Он всегда подстраивался под Гитлера, который часто не являлся на встречу в назначенное время, и его приходилось искать в излюбленных местах, где он встречал подходящих слушателей для своих теорий. Иногда Гитлер охотно распространялся о своих оккультных разысканиях, а в другие дни предпочитал беседовать на политические темы или развивал свои воззрения относительно расовой непримиримости.

Для привыкшего к иной культурной среде Штайна компания Адольфа Гитлера не всегда была приятной. Иногда эгоизм Гитлера вкупе с меланхолией, самодовольством и грубым напором выводили Штайна из себя. В беседах с незнакомыми людьми о политике Гитлер часто приходил в ярость, повергал своих оппонентов в шок, и они быстро замолкали. Потом он как ни в чем не бывало возвращался за столик к Штайну, и они продолжали обсуждать близкие им обоим темы.

Если настроение у Гитлера было приподнятым, он становился необыкновенно красноречивым, и его воздействие на слушателей было поистине волшебным. Казалось, он внимательно прислушивался к тому чужому разуму, который овладевал его душой. Но вскоре силы его покидали, и он опускался на стул, словно низвергнутый с экстатических высот и лишившийся в одночасье своих харизматических одежд, которые позволяли ему мастерски управлять аудиторией.

Это странное перевоплощение, свидетелем которого неоднократно был Штайн, позднее описывали и другие очевидцы. По мере того как Гитлер шаг за шагом поднимался к вершинам власти, одержимость Люцифером становилась все более зримой.

Он часто говорил о ступенях на пути к достижению высшего уровня сознания и объяснял смысл геральдических знаков и рыцарских гербов, которые, по его мнению, и были ступенями на пути к Граалю.

Так, черный ворон был первой ступенью, потому что он посланник Грааля, перст судьбы. Символ второго уровня — павлин, роскошное оперение которого символизирует безграничные возможности человеческого воображения. Лебедь был третьей ступенью, потому что стремящийся к ней послушник должен пропеть лебединую песнь и тем самым подавить свое эгоистическое «я» для служения высшим целям своей расы.

Четвертой ступенью был пеликан. Эта птица раздирает собственную грудь, чтобы накормить своих птенцов. Человек с такой высокой степенью посвященности, считал Гитлер, живет во имя своего народа и отдает все свои силы воспитанию молодежи.

Лев означает, что человек достиг пятой ступени и его сознание неразрывно связано с духом его расы. Его устами говорит сам Дух Народа. Такой человек может стать мессианским лидером своих соотечественников.

Согласно гитлеровской, антихристианской, интерпретации символики Грааля, наивысшим уровнем было заслужить эмблему орла. Благодаря ей посвященный получал в свое распоряжение самые большие силы и возможности, какими когда-либо обладал человек. После этого он мог нести ответственность за судьбы всего мира.

Вальтер Штайн использовал любой случай, чтобы вызвать Гитлера на откровения, узнать о нем побольше и заполнить пробелы в своих знаниях об источниках его интереса к тайнам Грааля и легендам, связанным с Копьем Судьбы.

Штайн также старался побольше узнать об Эрнсте Претцше и его связях со зловещей кровавой ложей Гвидо фон Листа, потому что он все сильнее ощущал, что Гитлера опекает какой-то духовный наставник. Однако он остерегался задавать острые вопросы напрямую, потому что Гитлер тут же, как улитка, прятался в свою раковину. Но однажды ноябрьским вечером Гитлер пришел на их встречу с какой-то гравюрой на тему алхимии. По его словам, незадолго до того он получил ее от Эрнста Претцше. Штайн узнал в этой гравюре иллюстрацию, автором которой был Базиль Валантен, алхимик XIV века, пытавшийся в нескольких рисунках изобразить основные темы «Парсифаля» Вольфрама фон Эшенбаха.

На гравюре были изображены рыцари Парсифаль, Гаван и Фейрефиц — три героя поэмы, стоящие перед домом Треврицента — мудрого старца, стража секретов Грааля. Гитлер признался Штайну, что Эрнст Претцше открыл в этой иллюстрации тайный путь к трансцендентному сознанию.

Дорога к Граалю представлена на гравюре как спираль, поднимающаяся к вершине миниатюрной горы, под которой находится пещера бородатого отшельника. По дороге бежит заяц — символ алхимии и сиюминутных мыслей непосвященного. Немного выше изображена большая курица, сидящая на яйцах; она олицетворяет тепло и душевный пыл, которые необходимы воображению, чтобы мысли стали такими же прочными, как внешние предметы, и обрели ясность и постоянство.

Еще выше, на узкой тропинке, помещен преграждающий путь лев. Он символизирует царство чувств, то есть симпатий и антипатий, удовольствия и неприятия, которыми должен научиться управлять стремящийся к Граалю. Чтобы одолеть льва, необходимо сделать свои чувства такими же обезличенными, как разум, чтобы силой этих чувств возвыситься до того уровня сознания, который скажет о реальности больше, чем собственные предпочтения.

После этого рыцарю предстоит вступить в битву с драконом и уничтожить его. Дракон символизирует дикие инстинкты, позывы и желания, всегда неутоленные аппетиты змеи, яростно сражающейся с сильнейшей и посвященной волей, которая старается не дать этим инстинктам себя поработить.

Следующий символ — самый странный и таинственный из всех: куча мусора, в которую упали солнце и луна. Это таинственное изображение символизирует состояние души человека, вроде бы просвещенной, но все еще остающейся в плену трехмерной мусорной кучи сознания — в мире чисел, веса и измерений. То есть это душа, которая пока не способна преодолеть чувственную мысль и прийти к трансцендентному сознанию.

Выше изображена кухня волшебника с дымящимся очагом. Эта необычная кухня находится почти на самой вершине горы и показывает тончайшие алхимические изменения, которые неминуемо вызовет возникшая внутренняя гармония души, тела и разума, сопровождаемая развитием высших способностей человека, — триединство творческого познания, вдохновения и интуиции, благодаря которым честолюбивый рыцарь способен перейти мостик между двумя мирами — земным и сверхчувственным.

Именно на этой стадии искатель Грааля должен обрести способность к глубочайшему самопознанию, открыть для себя истинный смысл беспристрастности, терпимости и объективности. Причем беспристрастность уничтожит в его душе все предрассудки, особенно расовые; терпимость привьет уважение к правам всех других людей; объективность подарит глубочайшую веру в Бога. Став хозяином своих мыслей, чувств и воли, ищущий будет способен отличать нравственно реальное от нереального, истинное — от эфемерного. Кроме того, он начнет ценить дарованную Богом способность к духовной свободе, которая помогает сбросить догматические оковы, надетые на него Церковью и другими людьми, и будет руководствоваться исключительно собственной интуицией. Благодаря этой духовной свободе вся его жизнь станет преданным служением человечности, а личные побуждения возвысятся до общечеловеческих идеалов.

Здесь, на пороге Святого Грааля, как никогда верно звучат слова апостола Павла: «Не я, а Христос во мне». Теперь рыцарь идет путем гуманизма, который сжигает эгоизм в пламени любви к Христу.

Солнце и луна над горой наконец-то освободились от трехмерного рабства мусорной кучи. Солнце и неполная луна на небе — знак Грааля, святой символ трансцендентного сознания.

Конечно, Гитлер интерпретировал символику Грааля далеко не так, как описано выше, и никакой христианской подоплеки видеть не хотел. Он шел к нему каким-то собственным окольным путем и уже сделал первые шаги. Он даже утверждал, что помнит себя в предыдущей жизни в IX веке. Штайн не сомневался, что Гитлер говорит правду и что на пути к Граалю собирается использовать не разнообразные моральные установления, а какие-то собственные секреты и, возможно, даже нечто противозаконное.

Только постепенно, в ходе бесед и споров, после многочисленных встреч Вальтер Штайн понял, что Гитлер достигал трансцендентного сознания благодаря наркотикам.

Всю первую половину 1911 года Адольф Гитлер день за днем направлял свою энергию и природную догадливость на то, чтобы разгадать тайны, скрытые в поэме о Граале, рыцарях и их возлюбленных, написанной в Средние века. Гитлер очень быстро понял, что в ней кроется нечто значительное. И тогда он решил пойти в своих исследованиях так далеко, как позволит ему его интеллект. Чтобы перейти незримый порог к трансцендентному сознанию, благодаря чему могли быть раскрыты секреты Грааля, требовалось сделать выбор между двумя путями: или, как Вагнер, поклоняться кресту арийского Христа, или прибегнуть к помощи черной магии и тем самым достичь самых больших высот сознания.

Первый путь казался ему «чудовищной капитуляцией, которая ведет к помутнению духа» и, по словам Ницше, к «самой полной развращенности». Второй путь открылся Гитлеру так легко, словно его вел сам сатана, стоило ему лишь познакомиться с Эрнстом Претцше, продавцом книг, с головой окунувшимся в теорию и практику черной магии.

Несомненно, Претцше привлекла не только агрессивность Гитлера, но и его изможденный вид, а при этом смесь больного самолюбия и самоуверенности, страстная вера в великое будущее Германии и смертельная ненависть к евреям. Гитлер всегда мог рассчитывать на радушный прием и небольшое угощение в кабинете владельца книжной лавки. Скоро Претцше выказал себя в общении с ним знатоком средневекового оккультизма, алхимии и астрологии.

Претцше вырос в Мехико. Его отец был фармацевтом, а в свободное время изучал магию древних ацтеков, и сын его тоже увлекся ею. Вернувшись в 1892 году на историческую родину, Эрнст Претцше заразился идеями вагнеровского пангерманизма и скоро активно занялся распространением в Вене антисемитской литературы. Благодаря книжной лавке с оккультной литературой он обзавелся единомышленниками, которые считали его знатоком магических ритуалов.

Претцше, как и другие интересовавшиеся оккультизмом немцы, изучал «Парсифаль» Вольфрама фон Эшенбаха, а значит, мог подсказать Гитлеру, какие стихи в этой поэме самые важные.

Претцше объяснил своему внимательному ученику, что обучиться основам означает развить в себе способности, благодаря которым становится понятной суть духовного бытия и вырабатывается умение читать космические хроники — Хроники Акаши, — узнавая из них о человеческом предназначении в Прошлом, Настоящем и Будущем, которые объединены спиралевидной лентой Времени. Гитлера не нужно было долго в этом убеждать, так как он сам испытал нечто подобное, когда стоял в Хофбурге перед Копьем Судьбы и ему открылось его предназначение как вождя немецкого народа.

Кроме того, Претцше объяснил Гитлеру, что Хроники Акаши можно расшифровать просто, быстро и точно как раз благодаря черной магии.

В беседах с Претцше Гитлеру открывались секреты астрологических и алхимических символов поиска Грааля, и именно этот зловещий горбун предложил своему ученику пейотль — наркотик, который делал ацтеков ясновидящими и вызывал чувство божественного благоговения. Этот наркотик спустя полвека вдохновил Олдоса Хаксли написать свою эпохальную книгу «Врата восприятия: небеса и ад» и отправил отрицавшего всё и вся Тимоти Лири[14] в его первое путешествие по просторам сознания, что стало началом психоделической эры.

Согласно верованиям древних, такие наркотики «говорили голосом Бога». Однако высокие идеалы Святого Грааля ставили их на одну доску с черной магией, наркотическим воровством из космических хроник, которое искажает и разрушает единственно верный смысл человеческого предназначения в христианском мире[15].

Претцше прекрасно знал действие мексиканского корня пейотля и мог без труда посоветовать своему протеже, когда ему на пути к Граалю следует прибегнуть к помощи наркотиков, чтобы поскорее обрести трансцендентное сознание. Он убедил Гитлера, что сначала надо пройти через ранние стадии поиска Грааля, то есть запастись терпением и сконцентрироваться на своей цели, научиться благодаря медитативной силе обращаться с мыслями как с предметами, подчинить себе свои чувства, обуздать свои низменные потребности. По утверждению Претцше, все эти аспекты были жизненно важными, потому что без контроля над разумом и без самодисциплины наркотики не помогут расширить пределы восприятия и не обострят восприятие реальности, создаваемой в царстве высшего разума. Этот наркотик (как известно, в состав пейотля входил мескалин) изменяет химическое состояние человека подобно тому, как это таинственным образом происходит при достижении высочайших добродетелей Грааля, и ведет его прямо к плодотворным опытам трансцендентного сознания.

Адольф Гитлер занялся поисками Святого Грааля прямо в своей ночлежке, среди пьяниц и бродяг, воров и оборванцев. Позже он говорил, что предпочел быть самим собой, оставаться неузнанным среди жуликов и попрошаек и жить в стороне от презренных мелких буржуа, а не зарабатывать на жизнь вместе с разношерстными толпами иностранных рабочих, которые заполонили «колыбель древней германской культуры».

Ищущий Святого Грааля должен пройти три ступени самосовершенствования и нравственного сосредоточения на пути к высочайшим и святейшим христианским таинствам. Но вместо самопожертвования, благоговения перед жизнью, искренности и восприимчивости, которые требовались другим, Адольф Гитлер мог теперь достичь своей цели самым аморальным образом, ведя яростную борьбу за существование в своей ночлежке. Беспринципное приспособленчество, коварство, жестокость, игра на слабостях других людей для достижения своих целей — вот что взял на вооружение искатель Святого Грааля, когда он решил христианскую мораль заменить наркотиками.

Вальтеру Штайну удалось ко времени их последней встречи весной 1913 года понять, как Гитлер прорывался к трансцендентному сознанию. В тот день, после того как они прослушали оперу Рихарда Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры», он был особенно словоохотлив. Гитлер собирался через неделю перебраться из Вены в Мюнхен и сам предложил прокатиться напоследок вдоль набережной Дуная до Вахау.

Только когда они были уже на полпути к Вахау, Гитлер открыл своему спутнику истинную цель этого путешествия. Он хотел попрощаться со своим старым знакомым, травником Гансом Лодцем, который благодаря своему крестьянскому происхождению сохранил ясновидение древних германцев. По словам Гитлера, они познакомились двумя годами раньше, когда он бродил по этим местам. Старик не только пригласил его в свою хижину, но и оказал большую услугу — приготовил особую смесь, отведав которую, его гость впервые соединился с макрокосмом и проник в тайны реинкарнации. Такую же смесь делал и Эрнст Претцше.

Ганс Лодц своим гостям явно обрадовался и постарался всячески выказать свое гостеприимство.

Именно здесь, в лесной тишине, вдали от города, Гитлер впервые провел опасные опыты над своим разумом. Хотя он и убеждал Штайна, что с помощью пейотля можно кратчайшим путем достичь трансцендентного сознания, но предупреждал, что этот процесс должен оставаться под контролем человека, иначе он может подвергнуться нешуточной опасности. Сам Гитлер почувствовал, что его мозг, нервная система и органы чувств приобрели новое качество, позволяющее преодолеть узкие рамки трехмерного сознания и сломать все преграды на пути к сверхчувственному миру всеобщего разума, для которого никаких тайн во Вселенной не существует.

По мнению Штайна, Гитлер никогда не осознавал своей очевидной шизофрении, хотя при таком заболевании вытяжка из мексиканского кактуса могла оказать на него разрушающее воздействие, выворачивая наизнанку его сознание и ослабляя самоконтроль. Гитлер не понимал и того, что его полуголодная жизнь в постоянных стрессах ослабляла сопротивляемость организма к воздействию этого мощного галлюциногена.

Сегодня известно, что пейотль действует на людей по-разному, в зависимости от их темперамента, склада характера и жизненного опыта.

Насколько счастливее было бы человечество, если бы реакция Гитлера на пейотль усилила его эстетическое восприятие природы, потому что тогда, хотя и с запозданием, он мог бы стать хорошим художником.

Человеческая душа томится в материальном мире длины, ширины и высоты, а знания служат при этом защитой, потому что без них личность не могла бы развиваться, решать повседневные проблемы и вообще выживать на земле. Пейотль помогает вырваться из этой клетки, преодолеть сопротивление «пропускного клапана» (блестящее выражение Олдоса Хаксли), который позволяет пройти через него лишь ничтожному ручейку сознания и предохраняет нас от убийственного воздействия трансцендентного разума, пока мы не будем готовы его воспринять. Этот «пропускной клапан» регулируется высшими силами, в силу чего он отфильтровывает лишнее и остается лишь воспринимаемая человеком благодать.

Адольф Гитлер стремился в объятия Люцифера, а отнюдь не к благодати, потому что под воздействием наркотиков его сознание устремлялось к зловещим целям: к единоличной власти, тирании и к завоеванию мира. Все это в качестве гарантированной компенсации за его собственное прозябание, за ненависть и презрение к человечеству.

Все его психоделические воспарения описать было невозможно, да он и не хотел откровенничать с Вальтером Штайном. Действительно, обретение им благодаря наркотикам трансцендентного сознания и выработка собственной идеологии были строго охраняемым секретом его жизни. Но Штайну, чтобы представить, какие формы сознания открылись Гитлеру, было достаточно и тех сведений, которыми тот поделился.

Самым ужасным моментом его первого воспарения должно было быть то, что сегодня описывают как критическую точку при воздействии галлюциногена на психотического субъекта, когда душа его, словно грубо выдергиваемая из воды рыба, втягивается в трехмерное пространство. Однако Гитлеру, судя по всему, несмотря на то что его крутило и тащило через эти блестящие, звучные, пульсирующие, противоестественные цветные миры, характерные для мескалинового воздействия, удалось остаться самим собой, потому что, по его описаниям, он осознавал возникающие в это время перед ним картины как преображенные ритмы и физиологические процессы его собственного организма — словно в далеком зеркале отражались такие биохимические действия, как биение сердца, циркуляция крови, дыхание и обмен веществ.

Но меньше всего Гитлера интересовали тогда эти неожиданно открывшиеся ему взаимоотношения макро- и микрокосма. Его опасные погружения в неизведанные глубины «внутреннего пространства» должны были открыть ему его собственное историческое предназначение. Он искал смысл своей судьбы и старался увидеть собственные инкарнации с помощью измененного наркотиками сознания, того самого, которое в нашу психоделическую эру уводит бесчисленных молодых людей в мир иллюзий и даже губит их. Потому что именно в изысканных, эфемерных и безмерно сложных глубинах Хроник Акаши сказано, что все появляется как хаос и беспорядок, если ему не сопутствует долгий и тяжкий труд оккультного посвящения. Труд, который включает совершенствование человеческого мышления, ощущений и владения собой, открывает органам чувств духовное познание и дарит человеку способность ориентироваться в бесконечном потустороннем лабиринте сверхчувственных миров.

Гитлер тоже ощутил хаос и беспорядок, потому что был еще не готов и нравственно недостоин погрузиться в океаны трансцендентного сознания. Но он вовсе не походил на современных тщедушных психоделических «странников», которые неспособны на чем-либо сконцентрироваться и не обладают силой воли, чтобы найти свой путь к сверхчувственному существованию.

Затянутый водоворотом ярких, изменчивых картин, Гитлер, по своему обыкновению, сконцентрировался на самом для него важном, игнорируя несущественное. Это помогло ему избежать замешательства и сосредоточиться на своей цели. Он утверждал, что однажды совершил прорыв к предельно ясному постижению мира, которое назвал «всеобъемлющим течением пророческого разума», вдохновившим миннезингера написать «Парсифаль», а Вагнера — сочинить свою величайшую оперу.

Вагнер говорил:

…Вдохновение — явление неуловимое, невидимое, мы почти ничего о нем не знаем. Лишь немногие могут похвастаться тем, что им ведом его источник. Сам я убежден, что существуют всеобъемлющие потоки разума… и на всякого, кто ощущает их движение.

снисходит вдохновение, и он чувствует, что обладает необходимыми знаниями и мастерством, чтобы направить эти потоки в нужное русло.

В отблесках другого, высшего сознания Гитлеру порой виделись его предыдущие инкарнации, однако они не лежали в русле его мыслей. Скорее это были короткие вспышки, не связанные друг с другом: средиземноморские пейзажи юга Италии или Сицилии, сценки с людьми в средневековых одеждах, с оружием и доспехами IX–X веков.

Гитлер часто говорил об оживлении интереса к индуистской идее реинкарнации, но считал все это пустой болтовней, потому что отказывался рассматривать жизнь как «цепь страданий», от которых человечество рано или поздно должно освободиться. Взгляды древних греков на возрождение представлялись ему более реалистичными. Гитлер восхвалял суждения Платона в конце десятой главы его «Республики», где реинкарнация рассматривается как обновление понятия справедливости от жизни к жизни.

Сильное впечатление на него произвело короткое эссе Лессинга «Воспитание человеческого рода». Он любил цитировать один отрывок:

Иди своим непостижимым путем, Бессмертное Провидение! Только не позволяй мне разувериться в Тебе из-за этой непредсказуемости. Позволь мне не разувериться в Тебе, даже если Ты шагнешь назад. Не всегда кратчайший путь — самый скорый.

Так много суждено Тебе сотворить на Твоем непостижимом пути, так много дел ждет Тебя, что часто Тебе приходится идти окольной дорогой. Разве можно оспорить, что большое медленное колесо истории, которое приближает человечество к совершенству бытии, движимо маленькими, скорыми колесиками, каждое из которых тем самым оправдывает свое существование? Да будет так!

Так же и расы достигают совершенства, а отдельный человек — кто раньше, кто позже — переменит веру. Переменит веру в пределах одной и той же жизни?.. Конечно нет! Но отчего не допустить, что каждый человек прожил в этом мире не одну жизнь?

Можно ли смеяться над этой мыслью только потому, что она столь стара? Потому, что она увлекала человека лишь до того, как софисты разных философских школ вдоволь над ней поиздевались?

Почему не дозволено хотя бы мне самому совершать деяния, за которые я сам понесу наказание пли буду вознагражден?

Почему я не вправе так часто, как на то способен, обновлять свои знания и опыты? Разве и так много возвращался в прошлое, что за связанные с этими ретирадами тяготы мне не получить никакой платы? Не в этом ли причина запрета? Или все дело в том, что о моем пребывании в настоящем я сам забываю?

Гитлер в своих комментариях к «Парсифалю» указал на множество завуалированных упоминаний реинкарнации и даже нашел прозрачные намеки на предыдущие жизни некоторых героев поэмы о Граале. Так, волшебница Кундрия была инкарнацией Иродиады, демонической матери Саломеи, которая потребовала отсечь голову Иоанну Крестителю.

Гитлера удивило, что о реинкарнации так открыто говорится в христианской по духу поэме о Святом Граале. До этого он полагал, что ислам и иудаизм (включая христианство, «наследие иудаизма») были среди тех религий, в учение которых закон кармы или что-то подобное не входило.

Адольфу Гитлеру очень хотелось, чтобы среди его прежних инкарнаций оказались какие-нибудь великие люди. Может, он, стоя перед Копьем Судьбы в Хоф-бурге, интуитивно чувствовал, что этот талисман власти уже был в его руках и помогал добывать победы? Не был ли это всемогущий Цезарь или кто-то из великих германских императоров вроде Барбароссы, а может, прославленный готский герой Аларих Отважный?

Но здесь его ждал неприятный сюрприз. Стимуляция разума наркотиками показала, что среди его предыдущих инкарнаций, как бы ему этого ни хотелось, нет ни всемогущих правителей, ни белокурых тевтонских красавцев. Скоро он понял, что «Парсифаль» Вольфрама фон Эшенбаха не был книгой в общепринятом смысле этого слова. Скорее, это гораздо более значимый документ посвящения. Гитлер увидел в поэме о Святом Граале пророческие картины современной ему эпохи, отражение катаклизмов грядущих десятилетий XX века — критического периода в истории человечества. И он верил, что все исторические фигуры века IX возродятся в каких-то личностях XX века.

Непреходящая мудрость поэмы о Граале и мысль о возрождении ее героев позволили Гитлеру, когда он находился под воздействием наркотиков, определить свою собственную прошлую инкарнацию. Он увидел себя в вагнеровском Клингзоре, в Ландульфе из Капуи. Вместо почитаемого германского героя он нашел свою инкарнацию в самом ужасном злодее за всю историю христианского мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.