ПО СЛЕДАМ БЕГЛЕЦОВ

ПО СЛЕДАМ БЕГЛЕЦОВ

Настало время пойти по следу оуновских преступников, которые вместе с гитлеровцами отступили на запад, чтобы избежать заслуженной кары.

Контрразведка снова обратилась к адресу: Берлин, Ванзее, Алоизенштрассе, 14. Как выяснилось, там жила дочь гетмана Скоропадского Елизавета. Предположение Мамчура подтвердилось: связь поддерживалась через Марту. Теперь надо было найти очередные звенья цепи, которая связывала националистическое подполье Украины с членами центрального провода за границей. Успешное завершение этого дела открывало другие пути.

Высокая, стройная фигура Вокальчука в пиджаке спортивного покроя и солдатских галифе, заправленных в сапоги, вызвала оживление в отделе контрразведки. Его спутник с черными подкрученными усами был ниже ростом, плотен, тоже в кирзовых сапогах, но в ярко-зеленой суконкой курточке, отороченной серой смушкой. Вид у обоих был лихой, вызывающий.

Тарасюк остался доволен капитаном Вокальчуком и старшим лейтенантом Мазуром. Последняя репетиция прошла гладко. Значит, новая роль освоена неплохо.

Чекисты позавтракали, накинули поверх полуштатской одежды шинели и примерно через полчаса были уже в районе Ванзее.

Дом на Алоизенштрассе они нашли сразу. Капитан постучал. Долгое время им не открывали. Наконец громыхнул засов, и на пороге появилась молодая полнотелая женщина.

— Что вам угодно? — спросила она испуганно по-немецки.

— Не ждали гостей? — бросил Вокальчук по-украински. Оглянулся, откинул полу шинели, из-под нее выглянула штатская одежда.

Не ожидая приглашения, «гости» вошли в коридор.

— Такие страшные времена, а тут еще вы, — недовольно буркнула женщина, но протестовать не стала.

«Кто она? — раздумывал капитан. — На Марту не похожа. Наверное, из прислуги».

Так оно и было. Уже в комнате, затемненной, со спущенными шторами, женщина объяснила, что служит в этом доме, а с недавних пор выполняет обязанности экономки.

— О вас пани Елизавета мне ничего не говорила, — добавила собеседница. — Кажется, Мартуся что-то вспоминала. Ага, спрашивала о каких-то бумагах с Украины… Да, да, бумаги…

Разговор входил в нужное русло. Еще несколько общих фраз, и капитан попросил позвать Марту. Но здесь контрразведчиков ждала досадная неожиданность.

— Как, разве вы не знаете?! — воскликнула молодая женщина. — Ни госпожи Елизаветы, ни Марты в Берлине нет. Они уехали с ясновельможным паном гетманом и графом Монтрезором, когда начали бомбить город. Говорят, дорогой случилась катастрофа — под бомбежкой поезд сошел с рельсов. Гетман как будто погиб, а пани Елизавета с графом и Мартой остались живы. Но где они — неизвестно.

Новость поразила чекистов. Играть роль разочарованных не приходилось. Оба сидели ошеломленные. Казалось, цель рядом, и вдруг все пошло кувырком.

После долгого молчания Вокальчук спросил:

— А как вы, уважаемая, узнали про катастрофу? Источник информации надежный?

— Еще перед вашим визитом сюда приходил один человек. Он и принес эту трагическую весть.

— Оставил, может быть, какие-нибудь указания?

— Клянусь, никаких! Рассказал все и ушел… Видите дом напротив? — женщина подняла оконную штору, показала на противоположную сторону улицы. — Это усадьба гетмана Скоропадского.

Аллея вела в глубь небольшого парка с цветниками. Там стояла двухэтажная вилла. Адрес отличался от предыдущего только номером: Алоизенштрассе, 17.

На лестнице контрразведчиков встретил старик лет семидесяти, а может, и больше в застегнутом на все пуговицы глухом сюртуке.

— Я остался, чтобы выполнить кое-какие распоряжения его ясновельможности, — заявил дед скрипучим голосом с нотками высокомерия. — Эти распоряжения оказались последними. Поверьте, господа, в такой момент это великая честь…

Заметив под шинелями гостей штатскую одежду и в конце концов уверившись, что имеет дело со «сторонниками монархии», старик сменил тон, но представиться не пожелал.

Гости поинтересовались пани Елизаветой и ее горничной Мартой.

— Кто знает, где они теперь, — пробормотал старик. — Свет широкий. Правда, последнее время он словно бы сузился, и сделалось тесно. Ах, эти политические перемены!.. Вы, господа, прибыли с востока, хотя и нелегально, но с иммунитетом против большевистского режима, а тут для многих… — Он закашлялся, вытер ладонью слезящиеся глаза. — Взять хотя бы такой случай. В германской канцелярии мне доводилось видеть одного человека. Кто-то шепнул мне по секрету, что он — подполковник абвера. Если не ошибаюсь, именно этот человек работает теперь… Где бы вы думали, господа? Скажу тоже по секрету: на городском кладбище. Накануне прихода красных я был там на похоронах старинного приятеля и заметил подполковника случайно среди могильщиков. Может, и наши где-то затаились, притихли, надеясь на лучшие времена?..

Дед замолчал, почесывая затылок. Чекисты тем временем оценивали сведения о гитлеровском подполковнике. Такие, как он, прибегали ко всяким хитростям, чтобы только избежать ответственности за преступления. В лагерях для пленных нацисты пытались скрыть свои высокие звания и должности. «Что ж, — раздумывал Вокальчук, улыбаясь Мазуру одними глазами, — теперь этому абверовцу вряд ли удастся выскользнуть из рук контрразведки».

— Советы уже тут, в Берлине! — внезапно ужаснулся прислужник гетмана. — Вы понимаете, что это значит? Вместо американцев — большевики! Не советую вам здесь задерживаться. Да, сейчас покажу письмо. Его принесли несколько дней назад для человека, который назовет пароль. К сожалению, я не записал его. Ужасные времена! Забываешь, как тебя зовут…

Старик подошел к письменному столу, вынул из ящика пакет и отдал его «гостям с Украины».

Так в руки контрразведчиков попало тайное письмо с зашифрованной информацией. В нем указывался новый пункт связи. Он находился в оккупированной гитлеровцами Праге.

Передав власть Деницу, Геббельсу и Борману, Гитлер покончил самоубийством. Это случилось 30 апреля. На следующий день наложил на себя руки Геббельс. За ним ушел из жизни начальник генштаба Кребс. До последних дней руководители третьего рейха надеялись на трещину в антигитлеровской коалиции. Но их надежды не оправдались.

2 мая прекратились бои в районе рейхстага, имперской канцелярии и в Тиргартене. На задымленных улицах города звучала победная поступь советских воинов.

Берлин был повержен, но бои на Восточном фронте еще продолжались. Группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера не собирались складывать оружия. Многочисленная вражеская группировка в Чехословакии насчитывала тысячи танков, пушек, самолетов. Сложившаяся обстановка требовала неотложных мер по освобождению оккупированных районов Чехословакии. Тем более что в Праге вспыхнуло восстание…

Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение ликвидировать последний очаг сопротивления фашистов и помочь дружественному народу. С лозунгом «Вперед на Прагу!» уже мчались в Чехословакию воины ударной группы войск 1-го Украинского фронта.

Выполняя задание контрразведки, вместе с передовыми частями шли капитан Вокальчук и старший лейтенант Мазур. На карте Праги, которую вручил им полковник Тарасюк, среди пестрых обозначений четко выделялся красный крест с надписью жирным шрифтом: «Сельскохозяйственная академия». Именно туда вела контрразведчиков нить. Но удастся ли на этот раз дернуть ее так, чтобы размотался змеиный клубок?

Тарасюк понимал: шансов на успех мало. Националистических подонков вместе с недобитыми офицерами вермахта всюду сметал вихрь советского наступления. Спасаясь от смерти, они стремились сдаться американцам.

9 мая, когда советские танковые части полностью очистили от фашистов город, капитан Вокальчук и старший лейтенант Мазур прибыли на пункт связи. Там их принял среднего возраста блондин в очках с позолоченной оправой и со шрамом на переносице. Он проводил чекистов на конспиративную квартиру в центре Праги и предупредил, что людей, которых они надеялись повидать, к сожалению, нет.

— Наведайтесь через несколько дней по этому же адресу, — сказал хозяин явки. — Думаю, в ближайшее время связь наладится.

Подполковник абвера просил аудиенции. Вскоре его привели из лагеря военнопленных к начальнику отдела контрразведки армии.

— Мое имя Виллерман, — отрекомендовался абверовец. — Я хотел бы, чтобы наш разговор остался конфиденциальным.

— Садитесь! — Тарасюк указал на стул и добавил, обращаясь к переводчику: — Спросите, чем вызвана его просьба.

Некоторое время подполковник раздумывал, наверное, не знал, с чего начать. Это был высокого роста брюнет с аккуратно подстриженными усами. На висках поблескивала седина. Он сощурил серые глаза и перевел взгляд с переводчика на Тарасюка:

— Обстоятельства сложились так, что я вынужден открыться. Вы имеете дело не с немцем, а с майором английской разведки.

Собеседник сделал долгую паузу, как бы проверяя, как подействовало на Тарасюка это сообщение. Но советский контрразведчик неторопливо спросил:

— И давно вы носите форму фашистского подполковника, герр Виллерман, или как вас на самом деле?..

Пленный заметно смутился, но тут же взял себя в руки.

— В Германию я прибыл в 1928 году по заданию моего центра, — четко ответил англичанин и принялся объяснять, каким образом проник в немецкую военную разведку.

Это удалось сделать довольно легко: женился на сестре одного из руководителей абвера и тем самым добился доверия влиятельных лиц в «лисьей норе» — центральном аппарате абвера в Берлине.

— В то время, — продолжал англичанин, — ни я, ни мои настоящие шефы и не догадывались, что через пять лет фашисты во главе с Гитлером придут к власти, а через десять или немногим больше объявят войну Англии. Кто мог тогда представить себе, что я стану подполковником абвера? Так везет не каждому разведчику.

— Чем вы можете доказать, что работали в абвере по заданию английской разведки? — спросил Тарасюк.

— Это подтвердит мое правительство. Если не будут установлены контакты по линии военного командования, то свяжите меня с английским послом в Москве. Я скажу ему пароль.

— Хорошо, проверим и постараемся помочь… Но вы так и не назвали свое настоящее имя.

— Зовите меня просто Вилли.

Тарасюк вопросительно взглянул на англичанина.

— Это ваша кличка?

— Нет, так звали моего отца. Корень его имени вошел в фамилию, под которой приходилось действовать в Германии много лет. В английском посольстве в Москве меня знают тоже под именем Вилли.

Для вящей убедительности майор назвал номер счета в Лондонском банке, куда английская разведка вносила деньги за время его пребывания в Германии.

— Скажите, Вилли, почему вы не отступили с частями вермахта? — поинтересовался Тарасюк. — Ведь оставаться здесь на нелегальном положении было рискованно.

— Я получил распоряжение центра не раскрываться и ждать новых заданий. Но советские войска пришли в Берлин быстрей, нежели американские или английские. Не думал, что буду «отчитываться» в вашей контрразведке.

— Кстати, как вас задержали?

— Для меня это остается загадкой. Документы были подлинные, поэтому не могли вызвать подозрения. В городе никто не знал, что я сотрудник абвера. Да и на кладбище, куда мне посчастливилось устроиться на общих основаниях, согласитесь, приходят не для того, чтобы изучать биографии могильщиков.

— И все-таки вы оказались в лагере для пленных…

— Меня схватили на улице, и я уверен — не случайно. Советский офицер был контрразведчиком. По его требованию я предъявил документы. Офицер прочитал их, провел пальцами по моей ладони и воскликнул насмешливо: «Ты глянь, какой гробокопатель!» Я знаю русский язык неважно, но эти слова запомнятся мне навсегда. Нет, не подумайте, что я сетую на свою судьбу. Разведчика всегда подстерегает опасность. И все-таки поверьте: оказаться в руках союзников в шкуре врага — колоссальная неприятность.

— О, вы не только разведчик, но и дипломат! — рассмеялся Тарасюк. — Простите, но выходит действительно комично: вы вспомнили, что мы союзники, только тогда, когда попали в переделку. А где же вы были раньше, герр Виллерман?

Лицо англичанина вытянулось, пошло красными пятнами. Он поднялся:

— Господин полковник ставит меня в неловкое положение. Без позволения моих английских шефов я не имел права искать контактов с нашими союзниками. Кроме того, навряд ли я смог бы принести пользу советской разведке. В отличие от моих «коллег» из абвера, вашей страной я почти не занимался.

— Ваше амплуа в абвере? — спросил Тарасюк.

— В начале тридцать шестого меня прикомандировали к специальной группе, которая уже несколько лет действовала в Норвегии. Туда фашисты подбирали людей, способных в соответствующий момент захватить в стране руководящие посты и взять на себя осуществление немецкой политики. Группа занималась созданием разных немецко-норвежских организаций, выдвигала для их руководства проверенных агентов, которые должны были работать в легальных условиях. Поручения Канариса абвер выполнял вместе с германским посольством. В 1938 году членов группы, в состав которой входил и я, вызвали в Берлин.

— Вы докладывали лондонским шефам о результатах наблюдений?

— Да, собранную информацию о фашистской агентуре в Норвегии я передал в центр через нашего разведчика, который работал в английском посольстве.

— А как оценили работу абвера в Берлине?

— После проверки завербованных высшие немецкие чины поставили крест на многих из них, особенно из числа норвежцев. Попытки Канариса отстоять их не имели успеха. Что касается кандидатов в диктаторы, то пальму первенства отдали крестнику абвера Квислингу. Но и тут не все шло гладко.

Государственный переворот требовал самой тщательной подготовки, и немцы работали не только над характером будущего диктатора, который, кстати, был человеком безвольным, но создали для него даже соответствующую программу, наставляли, что он должен делать в первые месяцы, дни, часы и минуты власти. А как попало немецкому послу в Норвегии за то, что Квислинг на одном из митингов появился с зонтом!

— Такие курьезы не преуменьшили заслуг абвера в глазах фюрера?

— В то время Гитлер и главари третьего рейха много внимания уделяли созданию «пятой колонны», поэтому всячески поощряли военную разведку.

— Такую же мерзостную работу фашисты проводили и во многих других странах Европы, — сказал Тарасюк. — С помощью абвера и своей агентуры им удалось завербовать разного рода политиканов… Подумать только, до какой черной измены докатились эти профашистские элементы! По приказу гитлеровцев работники военных штабов и министерства выдавали своим вербовщикам государственные тайны, и мир удивляется тому, что неплохо вооруженные армии некоторых стран капитулировали перед вермахтом почти без сопротивления!

— Ничего не поделаешь, — развел руками англичанин. — Каждая политическая партия стран Запада старается обеспечить свое будущее. Это понимали немцы. Они не скупились ни на деньги, ни на обещания. Но мы можем гордиться, господин полковник, ведь намерения фашистов относительно наших стран потерпели крах, и я скажу без преувеличения: велика заслуга в этом наших разведок.

Тарасюк не без интереса глянул на его самодовольную физиономию и подумал: «Ишь, куда клонит, философ!»

— Можем гордиться… Заслуга разведок… — повторил с иронией Виктор Владимирович. — Нет, Вилли, сомнительный вы делаете нам комплимент.

Полковник поднялся, подошел к карте.

— Наша и ваша страны в годы второй мировой войны оказались в неравных условиях. Ни один гитлеровский солдат не ступил на землю Англии, тогда как в то же время фашисты оккупировали вон какой кусок советской территории. — Тарасюк провел ладонью по карте с запада на восток. — Теперь страшно даже подумать, что захватчики были вот здесь, — он показал на Сталинград, Грозный, — вот тут, под Москвой. Как видите, никаких оснований для сравнения. Это во-первых. А во-вторых, в Советском Союзе, в отличие от капиталистических стран, нет ни политической, ни социальной базы для создания «пятой колонны». В борьбе против СССР гитлеровцы могли использовать только кучку людей, недовольных социалистическим строем, но не могли рассчитывать на такую поддержку, какую они имели в Норвегии, Австрии, Румынии, Франции, Чехословакии. Вот вам и вся философия, Вилли. Война против фашистов на нашей земле была всенародной. И сколько агентов ни засылал абвер в советский тыл, в партизанские отряды и соединения, как ни поддерживали гитлеровцы, деятельность разных националистических банд, все это не принесло им желаемых результатов. Кстати, вам приходилось бывать на нашей оккупированной территории?

— Да, я вместе с другими офицерами занимался проверкой некоторых подразделений абвера в действующей армии под Ленинградом, в Литве, Латвии, Белоруссии, на Дону и Украине.

— Какие задачи ставились перед вами?

— Выяснить причины частых провалов абверовской агентуры, заброшенной в тыл Красной Армии.

— Ну и что же, выяснили?

— Причин оказалось несколько, но докладывать начальству правду о результатах проверок мои коллеги не отваживались. Это означало бы, как у вас говорят, рубить сук, на котором сидишь. Дело в том, что много диверсантов было подготовлено абвером весьма поверхностно, а большинство агентов из числа советских военнопленных сознательно шло на сотрудничество с немцами, чтобы с их помощью попасть к своим. Оказавшись за линией фронта, эти люди уничтожали преданных гитлеровцам членов групп или передавали их в руки советской контрразведки. Бывали случаи, когда полицаи и агенты СД и гестапо приходили с повинной. Я слышал, что именно так поступали оуновцы, которые порывали с националистами.

— Вам приходилось вступать в контакты с оуновцами? — спросил Тарасюк. — Абвер поддерживал с ними тесную связь.

— Контактировать не приходилось, ко я слышал о различных националистических формированиях, к услугам которых охотно прибегали фашисты. Правда, на фронте оуновцев использовали мало.

— Пытались, — возразил Тарасюк. — В 1941 году, например, были созданы, два батальона: «Нахтигаль» — с местом формирования в Нойгамере и «Роланд» — поблизости от Вены. Как известно, их военное значение непосредственно на фронте оказалось ничтожным. Или же возьмем созданную фашистами дивизию СС «Галиция». Это националистическое формирование было разгромлено под Бродами, как только гитлеровцы попытались бросить его в бой против Красной Армии. А вы знаете, сколько на Украине и в Белоруссии было партизан? Целая армия!

— Да, этого у вас не отнимешь, — согласился Вилли. — Ваш народ оказывал сильное сопротивление врагу. Но думаю, и англичане показали бы себя не хуже. — Разведчик сделал паузу, потом добавил: — Вашей стране посчастливилось на комплименты и симпатии со стороны прогрессивной мировой общественности. А теперь, после успешного завершения войны, ваш авторитет возрастет еще больше. Однако в советском тылу есть силы, на которые рассчитывают ваши противники.

— Поясните свою мысль конкретней.

— Речь идет об общеизвестном факте. Перед окончательным освобождением Советского Союза от фашистов абвер и государственная полиция оставили для националистических отрядов много оружия, боеприпасов и взрывчатки. Об этом я в свое время информировал центр и в декабре 1944 года получил задание уточнить численность и вооруженность частей УПА. Цифры оказались более значительными, нежели можно было ожидать. Что вы на это скажете, господин полковник?

— Наверное, абвер был заинтересован в том, чтобы преувеличить цифры. Но для верности сделаем так: после нашей беседы вы набросаете письменный отчет, и мы на правах союзников сопоставим наши данные. Думаю, вы в этом тоже заинтересованы, потому что ваши шефы в Лондоне, кажется, относятся к украинским националистам не без внимания.

— Не знаю, что вам и сказать, — смутился англичанин.

— И все-таки надеюсь, что наша встреча будет полезной. Согласитесь, вам просто повезло, что вы отчитываетесь перед чекистами, а не перед абвером.

Вилли улыбнулся, посмотрел на Тарасюка.

— Интересно, сколько бы мне платили чекисты, если бы я согласился работать на вашу разведку?

— Поверьте, немного, — ответил полковник. — У нас люди работают не ради денег, они защищают интересы Отечества.

— Но ведь они рискуют!

— Да, рискуют, и опять-таки во имя безопасности советского народа. А на жизнь получают столько, сколько этого требуют обстоятельства.

— Мне рассказывали в Англии, да и здесь, в Германии, что у вас работают одни фанатики. Видно, это правда, но я на такие условия не согласился бы.

— Вот видите, — усмехнулся Тарасюк, — мы бы с вами не договорились.

— А как же, без денег и Краков не дает раков! — выпалил Вилли по-украински. — Кажется, так у вас говорят? Не удивляйтесь, я слышал эту поговорку у Скоропадского, когда по поручению абвера брал у гетмана списки бывших членов его «Варты»[18], которые проживают за пределами Германии.

— У вас неплохая память, — похвалил разведчика Тарасюк.

— Так, может, мы бы с вами все-таки договорились? Я назвал бы определенную сумму как задаток, а потом вы бы мне платили, как говорят купцы, за товар: подходит — берете, не подходит — не берете…

— Нет, — возразил Тарасюк. — Нам это не подходит. Но поскольку мы с вами беседуем сегодня как джентльмены, без гонорара, то скажите: от кого в военные годы английская разведка получала сведения об украинских националистах?

— Прежде всего от своих агентов, которые действовали в Польше.

— Вы поддерживали с ними контакты?

— Не приходилось. Об этом я знаю из иных источников. Во время оккупации Польши гитлеровская контрразведка пыталась выявить и ликвидировать очаги движения Сопротивления, а также враждебную Германии агентуру. Тогда абверу удалось собрать кое-какие сведения об английских разведчиках на территории генерал-губернаторства и в Армии Крайовой[19]. И я тут же проинформировал свой центр.

— Постойте, Вилли, — перебил Тарасюк. — Разве вы в то время были в Польше?

— Нет, Польшей в абвере я не занимался. Об этом я узнал от руководителя четвертого отдела главного управления имперской безопасности Шредера, с которым поддерживал дружеские отношения.

— Как часто вы передавали в центр такие сведения?

— Это зависело от того, какая информация была в моем распоряжении. Приведу такой пример. Летом 1944 года в абвере узнали, что кто-то из главарей ОУН ищет контактов с англичанами и американцами. Данные были получены от проверенного агента. Гитлеровцы разработали операцию с целью затянуть в ловушку связного от нашей разведки, который должен был прийти на встречу. И я немедленно уведомил центр.

— Как же реагировали ваши шефы в Лондоне?

— Мне приказали следить за действиями абвера. Думаю, английская разведка отказалась послать связного или дала другие координаты для встречи. Во всяком случае, мной были довольны. Через несколько дней я нашел в тайнике лаконичную записку с благодарностью.

— Что было дальше?

— В абвере настали страшные времена. После провалов на фронтах жертвами подозрений стали десятки немецких офицеров. Репрессии и расстрелы усилились, когда арестовали адмирала Канариса. Правда, его выпустили, но после покушения на Гитлера снова схватили и, говорят, повесили. Абвер утратил самостоятельность и, в сущности, был подчинен гестапо. Добывать нужную информацию стало особенно трудно. Иногда приходилось рисковать. Но я понимал, что скоро конец войны, поэтому моя работа будет иметь особое значение для английской разведки.

— Вы продолжали действовать?

— Да. Я подробно информировал центр о фашистской агентуре и членах разных националистических организаций, оставленных для подрывной работы на территории Украины, Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии и других республик. Любопытно, что в конце войны всех их пытались убедить, что немцы вернутся, хотя сами гитлеровцы вряд ли верили в это…

В тот день Тарасюка ждали в штабе армии неотложные дела, поэтому беседа с англичанином закончилась раньше, чем предполагалось.

К вечеру Вилли снова попросил аудиенции. Полковник принял его.

Вилли, не ожидая вопросов, стал рассказывать о своих встречах с Канарисом и Мюллером, Шелленбергом и Скорцени, Бергом и Оберлендером. Называл известные ему имена и адреса агентов абвера и гестапо в Берлине, описывал внешность фашистских палачей. Полковник слушал внимательно, задавал вопросы, выясняя подробности. Время от времени подходил к телефону, разговаривал сдержанно, коротко.

И снова — звонок. Тарасюк взял трубку и замер. Лицо его засветилось от радости.

— Вот так новость! — воскликнул он, когда разговор закончился, и добрая улыбка не сходила с его губ. — Из Москвы передали, что сегодня, 8 мая, представителями германского командования подписан в Берлине окончательный акт о капитуляции Германии! Итак, этот день войдет в историю, как день победы союзников над фашизмом. Как видите, Вилли, не удалось врагам нас поссорить.

Майор английской разведки вытянулся:

— Поверьте, я счастлив услышать это радостное известие именно здесь, ибо хорошо знаю, как дорого заплатила ваша страна за победу.

10 мая, когда по Вацлавской площади в Праге проходили строем советские воины-победители, а жители спасенного города торжественно праздновали освобождение от фашизма, капитан Вокальчук и старший лейтенант Мазур сообщили Тарасюку о ходе розыска. Он приказал им оставаться на месте и продолжать операцию.

Через несколько дней Вокальчук и Мазур снова пришли на конспиративную квартиру в центре Праги и застали там того же мужчину в очках с позолоченной оправой и шрамом на переносице. Он дал им адрес в Веймаре, где, по его мнению, обосновалось националистическое руководство.

Веймар принадлежал к советской зоне контроля, но в ходе военных действий вооруженные силы США и Англии перешли границы, установленные Соглашением между правительствами трех союзных стран.

Соответствующее перемещение войск состоялось немного позднее. Контрразведчики немедленно направились в Веймар, но не застали беглецов. На конспиративной квартире Вокальчуку сказали, что оуновские руководители отступили вместе с американцами.

Над Берлином неслись косматые тучи, лил дождь. Бригаденфюрер Алленберг был без плаща, без шляпы и зонта. Штатский костюм его сразу же промок, и по спине сбегали струйки холодной воды. Неподалеку, шлепая сапогами по лужам, промаршировала патрульная рота. Алленберг облегченно вздохнул и прибавил шагу. Казалось, опасность миновала. До цели оставалось недалеко…

Минут десять назад на конспиративную квартиру, где он прятался в ожидании американцев, вбежала перепуганная домовладелица:

— Герр Алленберг! Провал! В лагерь военнопленных попали ваш адъютант и несколько сотрудников абвера, которые скрывались в соседнем квартале. Спасайтесь!

«Подполковник Виллерман! — мелькнула догадка у Алленберга. — Кто еще, кроме него, знал этот дом в предместье Берлина?» Но для размышлений не оставалось времени. Бригаденфюрер опрометью выскочил на улицу и ринулся на запасную квартиру. Но ему не удалось дойти незамеченным — Алленберга задержали.

…Неуклюжий, с тяжелыми веками над бесцветными глазами, с рыжеватыми волосами фашист оцепенело уставился на Тарасюка. Чеканя шаг, из комнаты вышли конвоиры. Полковник указал на стул. Алленберг сел.

— Почему вы не сдали оружие согласно приказу коменданта Берлина генерал-полковника Берзарина? — спросил начальник отдела контрразведки.

Капитан, сидевший рядом, перевел вопрос.

— Пистолет я оставил для самообороны, — ответил фашист и, перехватив суровый взгляд советского контрразведчика, добавил: — В критический момент я имел намерение покончить жизнь самоубийством.

— И такой момент настал?

— Да, я знаю о капитуляции Германии.

— Намерены отвечать на наши вопросы?

— Я хочу жить и сделаю все, что прикажете.

Однако он долго крутил, этот бригаденфюрер, избегая прямых ответов. На что рассчитывал Алленберг? Быть может, надеялся, что о деятельности таких, как он, военных преступников советская контрразведка имеет весьма приблизительное представление.

— В связи с арестом адмирала Канариса после покушения на Гитлера мы, сотрудники абвера, находились в опале, — твердил Алленберг.

— Попытка нацистов устранить Гитлера была очередным маневром в шулерских махинациях, направленных на раскол антигитлеровской коалиции.

— Но абвер ведь тут ни при чем, герр полковник, — попытался возразить Алленберг.

— Как сказать? У нас есть сведения, что именно через абвер оппозиционеры поддерживали связь с иностранными разведками. Для этого Канарис выделил наиболее осведомленных агентов. И более того, в ведомстве Канариса шпион и каратель соединялись в одном лице. Нам это известно. Или, может, вы не знаете, что именно абвер вскормил головорезов для батальонов «Нахтигаль» и «Роланд», направлял действия особого карательного полицейского подразделения «Рена» на территории оккупированной Белоруссии, дрессировал особый состав печально известной дивизии специального назначения «Бранденбург»? Это все абвер…

Лицо бригаденфюрера вытянулось. Он молчал.

— Советую вам рассказать все так, как было на самом деле.

— Рассказывайте, — повторил переводчик.

— Не хлопочите понапрасну, — бросил абверовец в сторону капитана. — Я всю жизнь работал против Советского Союза, поэтому неплохо владею вашим языком.

Однако, вздохнув, он начал по-немецки.

— Что именно интересует вас, герр полковник? — перевел капитан.

— Вызов из Парижа в Берлин в марте сорок четвертого.

Алленберг коротко рассказал о беседе в кабинете Мюллера, о встрече начальника СС и полиции в Галиции Димга с представителем бандеровской штаб-квартиры Гриньохом, о передаче бандам УПА оружия, боеприпасов и медикаментов.

— Кто еще кроме Димга встречался с Гриньохом? — спросил Тарасюк.

— Насколько мне известно, полиция безопасности и СД «дистрикта Галиция» выделила для этих встреч своего представителя, гауптштурмфюрера и криминального комиссара Паппе. Его первая беседа с Гриньохом состоялась в начале марта 1944 года в Тернополе на частной квартире. Речь тогда шла о дальнейшем усилении борьбы бандеровцев с партизанами в немецком тылу и с местными органами Советской власти, которые восстанавливали свою деятельность после отступления частей вермахта. Гриньох обещал, что националисты окажут помощь немецким властям в конфискации лошадей, скота, зерна у крестьян, будут передавать гестапо собранные ими шпионские материалы. О результатах беседы с Гриньохом Паппе доложил по инстанциям.

— А более подробно вы можете рассказать о встрече Гриньоха с Паппе?

— Господин полковник! Вы от меня требуете невозможного. Воспроизвести разговор Гриньоха с Паппе я не могу, так как не был при этом. Могу только по памяти сообщить о документе, который я читал, о результатах их разговора.

— Пожалуйста!

— Была еще одна встреча в Станиславской области, название района не помню. Из документов, которые мне приходилось читать, на всех встречах — а они в дальнейшем проходили во Львове — Гриньох каждый раз не уставал заверять, что ОУН делом докажет свою верность великой Германии.

— Кто уполномочивал Гриньоха давать такие обещания?

— Руководители ОУН и УПА.

— Вы в этом уверены?

— Безусловно. На очередной встрече во Львове, которая состоялась в конце марта, Гриньох заявил гауптштурмфюреру, что руководители ОУН и УПА возлагают большие надежды на дальнейшее сотрудничество с полицией и СД. Националисты просили, чтобы немцы снабжали их оружием, боеприпасами и взрывчаткой по всем правилам конспирации, иначе Советам станет известно о предательстве отрядов УПА и их связях с нацистами, и тогда не будет возможности пополнять рекрутами отряды УПА и мобилизовывать людей в дивизию СС «Галиция». Во время встречи с оберштурмфюрером СС Витиской[20] Гриньох сказал, что националисты будут выдавать полиции и СД дезертиров из дивизии СС «Галиция».

— Какие еще вопросы затрагивал Гриньох в беседах с фашистскими руководителями?

— Предлагал создать в Галиции тайники — склады оружия и боеприпасов для подрывной деятельности УПА на территории западных областей Украины.

— Какие практические действия разворачивали бандеровцы?

— Мне приходилось читать донесения, но без карты я не смогу назвать районы, где действовали отряды УПА.

Полковник развернул на столе карту.

— Операции проводились вот тут: в Луцке, Ракитном, Березном, Гоще, Клевани, Деряжном, Вербе. Особенно активизировали работу бандеровцы.

В начале мая 1944 года во время свидания Гриньох уведомил Паппе, а тот — Берлин, что оуновцы захватили группу советских парашютистов, сброшенных в немецкий тыл по заданию Красной Армии.

— Что сделали бандиты с десантниками? — спросил Тарасюк.

— Из документов мне известно, что их передали в руки полиции безопасности рейха. Такая операция была проведена 9 или 10 мая 1944 года под руководством самого Гриньоха.

— Вы лично виделись с Гриньохом?

— Да, он еще раньше был у меня на связи как агент гестапо, потом им занимался Димг. Об этом я узнал после приезда из Парижа. Когда мы вышли от группенфюрера Мюллера, Димг пригласил меня к себе. По дороге разговорились. Он сказал, что не раз встречался с Гриньохом и хорошо его изучил. «На таких мы можем полностью положиться, — уверил меня Димг, — потому что эти люди способны выполнять любые поручения».

…Во время одной из встреч на конспиративной квартире во Львове, когда речь зашла о религии, Димг полушутя, полусерьезно спросил Гриньоха:

— Как священник вы не боитесь греха, Гриньох, выступая под чужим именем? Вы же обманываете не только людей, но и бога.

— Положение, в котором мы с вами оказались, господин генерал, настолько щекотливо, что оправдывает самое ужасное святотатство, — ответил Гриньох. — Да и кто теперь может разобраться, где дело праведное, а где неправедное? Сам господь бог этого не знает. Чтобы предотвратить опасность, нависшую над нами, я, не колеблясь, стал бы пособником самого дьявола.

— Не веруете вы в бога, — бросил Димг.

— Хе-хе? Вы, господин генерал, конечно, знаете, что самые ярые атеисты — люди, которые учились в духовных семинариях и академиях, — и Гриньох рассмеялся. — Ваш покорный слуга, — он постучал себя пальцем в грудь, — учился не только в семинарии. Если хотите знать, моим богом была и есть сила, перед которой ничто не устоит. Боже, как побеждали воины Великой Германии! Вот это бог! В этого бога я верю твердо…

— Ну что ж, тогда мы с вами верим в одного бога, — и Димг тоже расхохотался.

— Чем вы занимались потом? — спросил Тарасюк Алленберга, когда он закончил рассказ о встрече Димга с Гриньохом.

— Принимал участие в создании школ, где готовили шпионов и диверсантов. С этой целью побывал в Кракове. Туда по указанию Мюллера в конце 1944 года прибыл Бандера. Он лично проверял курсантов перед их засылкой в советский тыл.

— Послушайте, Алленберг, — перебил полковник, — на допросе вы упоминали об аресте Канариса. Что вы можете сказать о событиях в абвере?

— Адмирала отстранили от руководства военной разведкой, и абвер подчинили главному управлению имперской безопасности. По распоряжению Гиммлера весь подрывной сектор вермахта возглавил штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. Он получил все досье зарубежных разведчиков и агентов.

— Скорцени встречался с ними?

— Если и встречался, то только с националистическими руководителями. Знаю, что в апреле 1944 года он беседовал с ними о подрывных действиях против советских войск. В то время я уже вернулся в Берлин. В беседе от гестаповцев приняли участие начальник управления по делам военнопленных обергруппенфюрер СС Готлиб Берг, штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени и «знаток» России Теодор Оберлендер. Националистов там представляли Бандера, Стецко и еще несколько заправил. На той встрече был разработан широкий план диверсий и убийств, который должны были осуществить оуновцы на территории Украины.

— Разве после разгрома гитлеровцев под Сталинградом националисты еще на что-нибудь надеялись? — поинтересовался Тарасюк.

— Думаю, надеялись на вооруженное столкновение вашей страны с союзниками. К этому времени националисты уже имели контакты с их разведками.

— А как на эти контакты реагировали немцы? Ведь господа из ОУН присягали на верность свастике.

— Неблагодарность всегда оскорбительна, герр полковник. Но что мы могли поделать? Правда, когда мельниковцы развернули свою деятельность в Южной Америке, Мельника с несколькими его помощниками вызвали в Берлин и сурово предупредили.

— А бандеровцы?

— Все националисты в конце войны ориентировались на США, в том числе и бандеровцы…

После допроса Алленберга полковник Тарасюк проговорил в раздумье:

— Придется еще поработать нашему брату на освобожденных землях. Но я уверен, оуновские бандиты недолго будут гулять по украинской земле.