#Швеция #Стокгольм #Упсала Обобществленное радио

#Швеция #Стокгольм #Упсала

Обобществленное радио

Tags: Институт для журналистов, созданный министром финансов. – Зайцев, Кодье и прочие негры эфира. – Чем государственное отличается от общественного.

Недавно с группой товарищей я побывал в Швеции. На деньги шведских налогоплательщиков. Группа товарищей увиденным (а точнее, услышанным) была потрясена. Я же их потрясением был вдохновлен.

Про «группу товарищей» я пишу без иронии – дюжина программных директоров, главных редакторов и владельцев радиостанций, с географией от Сочи до Костомукши, местных и сетевых, целую неделю искренне удивлялась тому, чему в Швеции удивляется любой путешественник.

Ну, скажем, дивились готам в университетском студенческом городке Упсала (с ударением на второй слог; это тот самый городок и тот самый университет, в котором занимался своей классификацией видов Карл Линней). И если вы думаете, что знаете, как выглядят те, кто называет себя готами, то вы не знаете, как выглядят упсальские готы! Они не просто ходят в черных сапогах, черных плащах, в цепях, с волосами, крашенными в радикальный черный цвет, – они стригутся так, что спереди лицо являет собой сплошную черную челку, нависающую примерно до подбородка, отчего смотрятся эти ребята, как будто поменяли лоб с затылком – сильное, доложу вам, зрелище!

Или изумлялись информации о том, что 70 % стокгольмских домохозяйств состоят из одного человека: да-да, в шведской столице люди встречаются, влюбляются, женятся – но при этом нередко продолжают жить отдельно; родители астридлиндгреновского Малыша могли бы в наши дни составлять разные домохозяйства.

Да и мало ли поводов к изумлению найдется в стране, чьи граждане имеют привычку приходить в гости со своей бутылкой вина, наливать в гостях из этой бутылки, а не допив, уносить с собой! Где в выборах принимает участие 85 % населения, депутаты парламента получают зарплату около 2,5 тысяч евро (до налогообложения, отгрызающего от этого треть) и имеют служебные рабочие кабинеты площадью 12 квадратных метров! (Тут даже я был ошарашен, поскольку в эту поездку провел первый и, полагаю, последний в своей жизни парламентский час, действительно проведя час в стенах Риксдага…)

Но все это были изумления, так сказать, из цикла «а еще на огненных островах живут люди с песьими головами».

Настоящее потрясение ждало не в дополнительной, а в основной программе.

Дело в том, что нас приглашала познакомиться со шведской системой СМИ организация, называемая Fojo. Это шведский институт повышения квалификации журналистов, основанный полвека назад тогдашним шведским министром финансов, который устал от глупых вопросов интервьюеров.

Однако вместо язвительных тирад в духе Аркадия Райкина «Слушал я вас и понял, ну и дураки же вы все!» – он добился, чтобы бюджет выделил деньги на профессиональное обучение журналистов. Со временем инициатива, как водится, расширилась и углубилась, – и вот сегодня шведы тратят деньги не только на местную, но и иностранную журналистику. По крайней мере, добросовестно иностранной журналистике рассказывая о журналистике шведской.

И там был, конечно, ряд забавных моментов (выяснилось, например, что около 20 % шведов слушают радио через интернет – но при этом столько же пользуются древним телетекстом: помните, во времена пейджеров был показ новостей в текстовом виде по телевизору? В России телетекст умер еще быстрее, чем пейджер). Или, например, мы узнали, что если десять лет назад в шведских медиа конкурировали три с половиной десятка частных компаний, то сегодня их число свелось к семи, причем часть из них не местные компании, а иностранные, чем шведы крайне встревожены – но не иностранцами встревожены, а сокращением конкуренции.

Но главное, повторяю, было не в этом.

Главное, чем были потрясены мои российские коллеги – что первые четыре канала шведского телевидения, равно как и четыре канала шведского радио, являются общественными. Радио 1 – это, условно, «Радио России» (которое во времена первых пейджеров было вовсе не радио для парализованных старушек, у которых нет сил от отчаяния залепить костылем по репродуктору, а рупором молодой демократической России, которому верили даже больше, чем «Эху Москвы» сейчас). Р2 – это, условно, «Культура». Р3 – молодежное радио, то есть российская «Юность». Р4 – это научное и региональное радио. Все это в FM-диапазоне, хотя вот-вот, похоже, в Швеции радио станет цифровым. И мы в стокгольмском Доме Радио видели полный радийный цикл (от столовой до замечательно ухоженного кладбища при церкви, на которое выходят окна коридора – элегичное, успокаивающее зрелище, особенно если у твоей программы падает рейтинг), и продюсер молодежного Р3 Улла Свенссон показывала самую лихую эфирную студию изо всех, которые мне доводилось видеть, – в ней идет трехчасовое шоу «Утренний пассаж». Студия эта украшена картинами, увешана флагами, там пыхтит кофеварка и устроен бар, а само шоу ведет, в компании двух девушек, невероятно популярный шведский парень Кодье, цветом кожи напоминающий шоколадку с 90-процентным содержанием какао-бобов. Реклама шоу, где Кодье в одном халате прыгает с микрофоном на кровати со своими боевыми подружками Мартиной и Ханной, известна всей стране.

И все это, я так понимаю, впечатление на моих коллег из регионов произвело. (Да и на меня произвело. Я еще помню, как на ВГТРК былых лет, то есть на телеканале «Россия» времен пейджеров, вел новости спорта негр Зайцев – и дивно, на мой взгляд, вел, – но с тех пор, щадя нервы русских патриотов, эксперименты не возобновлялись).

Но настоящий шок с коллегами случился, когда фру Свенссон стали задавать вопросы.

– Сколько процентов вещания занимает у вас реклама?

– Нисколько, – последовал ответ. – Мы общественное радио, у нас нет рекламы.

– То есть у вас вся реклама размещается не на радио, а на телевидении?

– На общественном телевидении у нас тоже нет никакой рекламы.

– Как вы согласовываете с государством свою работу?

– Никак не согласовываем, мы общественное радио.

– Но администрация премьер-министра может вам дать указания?

– Мы общественное радио, нам никто не может давать указания. В Швеции есть комитет по вещанию, если вы об этом, но он разбирает жалобы на конкретные программы, если такие поступили. И разбирает их после того, как программы вышли в эфир, а до этого он не вправе вмешиваться. И после тоже не вправе вмешиваться, просто мы обязаны объявлять о его решениях.

– А бюджета, конечно, вам не хватает!

– Хватает. Наши ведущие на утреннем шоу притирались друг к другу четыре года, а получают они очень-очень недурно. А споры о том, каким быть выпуску новостей, мы вообще вели семь лет!

– Уу-у-у-у! Везет! Нам бы такое!

Я, в отличие от коллег, не первый раз сталкиваюсь с системой общественных теле– и радиоканалов. Швеция – англоманская страна, что заметно даже в деталях (шведские пабы неотличимы от британских, и пабов в Швеции много). А на британском общественном радио – Би-Би-Си – я успел поработать. В Британии та же система, только общественных радиостанций не четыре, а пять. И рекламы на них никакой нет. А деньги на содержание, как и в Швеции, собираются посредством license fee, платы за лицензию, которую обязан вносить каждый владелец телевизора, даже если он смотрит по нему только подписные телеканалы через спутник (и споры о справедливости этой системы идут в Великобритании с тех пор, как образовалась Би-Би-Си). И общественное радио никакому государственному чиновнику действительно не подотчетно, и один из главных постулатов Би-Би-Си – «мы отвергаем любое давление на себя». (У меня был забавный случай, когда я записал на Би-Би-Си интервью с Андреем Илларионовым в бытность его советником президента. После чего Илларионов потребовал в интервью что-то убрать, а что-то оставить. Ему отказали все – сначала я, потом моя начальница, потом начальник начальницы. Илларионов хотел присутствовать при монтаже, но ему отказали и в этом, заверив, что право обращения в британский суд в случае искажения его слов за ним, конечно же, остается.) Эти общественное радио, общественное телевидение не всегда самые рейтинговые (хотя, если говорить о Швеции, общественное радио предпочитают 47,7 % аудитории против 32,8 % сторонников коммерческих радиостанций), зато оно может не идти на поводу ни у частных, ни у государственных интересов (которые могут не совпадать с общественными, порой оказываясь интересами конкретных лиц). Общественные вещатели служат обществу. Например, общественное радио делает научные программы, и этих программ о науке в Швеции великое количество (да и в день нашего визита веселый Кодье целых три часа своего шоу допрашивал крупнейшего шведского специалиста по генетике). И если спор о форме подачи новостей занимает 7 лет – значит, 7 лет следует вести этот спор.

И вот этим фактом – что общество важнее чиновника, что общественное главнее государственного, и что это не просто слова, что на этих принципах держится целая гроздь СМИ, финансируясь и охраняясь подобно природному заповеднику – и были мои коллеги потрясены.

Потрясены настолько, что вечером один из них, потягивая местное пивко, задумчиво произнес:

– Знаешь, я теперь понимаю, что если страна развалится, и мне в моем регионе придется заново делать радио, нужно будет создавать не государственную, а именно общественную радиостанцию. Думаешь, я не знаю, как журналистов владельцы душат? Когда в свое время ОРТ с НТВ бились, я ведь понимал, что это не журналисты бьются, а Березовский с Гусинским. Только когда в битве победило государство, оно вообще всех удушило – и Березовского, и Гусинского, и общество. Потому у нас все в такую лажу и превратилось.

Я в ответ пивка тоже хлебнул, но ничего не сказал.

И сделал вид, что не заметил, что он произнес «если» с той интонацией, с какой произносят «когда».

2011

COMMENT

В этой поездке я представлял проект «Новые русские медиа» – такую интернет-избу-читальню newrusmedia.ru, созданную для всех, кто работает в интернет-медиа, их изучает или просто ими интересуется. (В самом деле, раньше было понятно: газета – это газета, а радио – это радио. А вот, скажем, ЖЖ, куда одним щелком прикрепляешь видеоролик, не спрашивая на это лицензии у Роскомпечати – это медиа или нет?)

NewRusMedia жило на гранты. В том числе и от института Fojo.

Упоминаю об этом, потому что в России вот уже лет десять как популярна идея, что получатели западных грантов являются агентами Запада. Если считать агентов пляшущими под чужую дудку вредителями, то это глупость, конечно (хотя бы потому, все грантодатели требовали отчета в деньгах, но ни один мной не руководил!). Но если имеются в виду агенты влияния, это верно. Я тоже агент влияния. Я вообще агент и адепт идеи, что общественные СМИ – это хорошо, а государственные СМИ – это плохо.

Потому что за ширмой государства в автократиях прячутся обычно конкретные люди с конкретными меркантильными интересами (к чему относится и интерес остаться у власти), и они-то быстренько подминают интересы общества под себя, а журналистику подменяют пропагандой.

Западная же идея состоит в том, что общество ставит государство себе на службу, подчиняя его себе.

В этом смысле я совершенный агент Запада.

Чем, несмотря на печальные времена на российском дворе, и горжусь.

2014

Данный текст является ознакомительным фрагментом.