«Народ и партия едины. Но только разное едим мы…»
«Народ и партия едины. Но только разное едим мы…»
А тучи над столицей продолжали сгущаться. 15 октября в 9 часов утра Сталин собрал у себя в кремлевском кабинете членов Государственного Комитета Обороны (ГКО) и Политбюро. Он сообщил, что до подхода наших резервов из Сибири и с Урала немцы попытаются раньше подбросить свои, и фронт под Москвой может быть прорван. Вождь предложил немедля эвакуировать правительство, важнейшие учреждения, видных политических и государственных деятелей. В этот же день в соответствии с постановлением ГКО саперы приступили к минированию крупнейших заводов, электростанций, мостов, систем жизнеобеспечения метрополитена. Руководство Моссовета приняло решение продавать рабочим и служащим сверх нормы по одному пуду муки или зерна, выдать вперед месячную зарплату.
16 октября в сводке Совинформбюро появилось сообщение о прорыве фронта под Москвой. Это был, пожалуй, самый черный день в ее истории. Не работало метро, не ходили трамваи, закрылись булочные. Уходящее на восток шоссе Энтузиастов было забито автотранспортом – разнообразное начальство в панике покидало город. Простые москвичи смотрели на это с возмущением. Многие это открыто выражали. А в ряде случаев дело словами не ограничилось. Из справки начальника УНКВД г. Москвы и Московской области М. Журавлева: «…16 октября 1941 г . во дворе завода „Точизмеритель“ им. Молотова в ожидании зарплаты находилось большое количество рабочих. Увидев автомашины, груженные личными вещами работников наркомата авиационной промышленности, толпа окружила и стала растаскивать вещи. Раздались выкрики, в которых отдельные части рабочих требовали объяснения, почему не выданы деньги и почему, несмотря на решение правительства о выдаче месячного заработка, некоторым работникам выписаны деньги только за две недели…» [16]
Но многим очень большим начальникам было уже не до разъяснений. Из совершенно секретного рапорта заместителя начальника 1-го отдела НКВД СССР Д. Шадрина о результатах осмотра здания ЦК ВКП(б) после эвакуации персонала: «… В кабинетах аппарата ЦК ВКП(б) царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы… Вынесенный совершенно секретный материал в котельную для сжигания оставлен кучами, не сожжен… Оставлено больше сотни машинок разных систем, 128 пар валенок, тулупы, 22 мешка с обувью и носильными вещами, несколько тонн мяса, картофеля, несколько бочек сельдей и других продуктов… В кабинете тов. Жданова обнаружено пять совершенно секретных пакетов» [17].
Сам Сталин Москву 16 октября так и не покинул. Уже приехав на вокзал, он неожиданно приказал развернуть машину и вернулся в Кремль. Этот поворот потом советская историография преподносила чуть ли не как подвиг Вождя, который решил остаться и разделить судьбу с народом. На самом деле тот факт, что Сталин не убежал, а остался в Москве, говорит лишь о том, что до него наконец-то дошло главное: хоть армады Гитлера и докатили до Москвы, это еще далеко не конец.
А вернее – только начало. Потому что на защиту страны поднялся весь народ. А Красная Армия, хоть и продолжает пятиться, но сражается все отчаяннее, все упорнее. И это уже поломало график агрессора, обещая ему вместо теплого постоя в отвоеванных местах долгие тяжелые сражения в суровых зимних условиях. «Блицкриг» явно не вытанцовывался. Германская военная машина все больше увязала в Великой Отечественной войне, где исход сражений предрешали не вожди, не генералы и даже не количество танков, а неброский каждодневный героизм и сила духа тех самых «дорогих братьев и сестер», о которых сам Сталин вспомнил и нашел нужным обратиться по радио лишь в начале третьей недели войны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.