Командарм-ударник и комкор-плановик
Командарм-ударник и комкор-плановик
Еще в ходе развернувшейся Висло-Одерской операции и одновременного уничтожения Померанской группировки противника не только высший командный состав, но и мыслящая солдатско-сержантская масса все чаще и чаще стала прикидывать: а не их ли соединения или даже часть будут брать Берлин?
Каждый при этом руководствовался тем, чем, собственно, сам и располагал. Бывалые штабные умы на корпусном и армейском уровне внимательно оценивали кадровые перемещения, происходящие в высших командных кругах, а также спускаемые оттуда директивы.
А изменения происходили симптоматичные. 21 марта 1945 г . в 3-й ударной армии сменился командующий.
Замена командующего в столь ответственный момент стала полной неожиданностью. Генерал-лейтенант Н. Симоняк был вполне на своем месте. В армии его уважали и даже, несмотря на довольно крутой характер, любили. Однако рапорт о переводе на другой фронт генерал собирался подать давно – еще тогда, когда стало известно, что армия передислоцируется на 1-й Белорусский фронт. А все потому, что с командующим фронтом Г. Жуковым, получившим в 1943 г . маршальское звание, отношения у командарма не сложились. Генерал Симоняк отдавал должное его полководческим качествам. Но категорически не принимал излишнюю, с его точки зрения, жесткость и даже жестокость маршала. На дворе все же стоял не 41-й и даже не 42-й год. Другой теперь была армия. Гнать да погонять большой нужды не было. А вот доверять и, конечно, проверять, можно было бы и больше. Словом, несколько раз схлестнувшись с Жуковым и трезво оценив ситуацию, Симоняк посчитал более полезным для общего дела самому уйти из состава 1-го Белорусского фронта. В Ставке его рапорт удовлетворили. А Жуков, получив копию приказа, только удовлетворенно хмыкнул: баба с воза – кобыле легче.
Армии, между тем, стало не легче, а сложнее. Потому что место сурового, но гибкого Симоняка занял генерал-полковник В. И. Кузнецов. Тот самый, что ни в контратакующих действиях под Москвой в 41-м, ни на только что оставленной им высокой должности заместителя командующего 2-м Прибалтийским фронтом не изменял своей славе типичного генерала-ударника, любящего и умеющего пробивать самую глухую защиту противника.
В этом плане между новым командармом и командиром наиболее крупного соединения армии – 79-го стрелкового корпуса – генерал-полковником С. Переверткиным сложился более гармоничный тандем. В армии комкор Переверткин провел большую часть своей сознательной жизни. И начал сразу с практики: шестнадцатилетним пареньком, на фронтах Гражданской войны. В 1937 г ., подведя под уже богатый армейский опыт основательную теоретическую базу, окончил Военную академию имени М. И. Фрунзе. Суровой проверкой для молодого офицера стала советско-финская война 1939—1940 гг. Осадок от нее остался весьма горький: в обстановке идущей с самого верха управленческой безалаберности и сведения оперативных действий только к одной методе – навалу, никаких особых знаний, никакого мало-мальски полководческого таланта проявлять не требовалось. Для того чтобы «уговорить» маленького, но строптивого северного соседа «отодвинуть» советско-финляндскую границу подальше от Ленинграда (она в то время проходила от города всего в 32 километрах ), огромная, но неуклюже управляемая, недостаточно – как сразу же выяснилось – обученная в своей массе Красная Армия заплатила страшную цену: 70 тыс. убитых, 170 тыс. раненых и обмороженных. Потери и позор военных могли бы быть еще большими, если бы их не перекрыл успех отечественной дипломатии, сумевшей-таки и в столь драматических условиях заключить весьма выгодный для нас мир.
Полтора месяца спустя при совершенно ином по масштабности уроне, но уже от подкатившего под самую Москву вермахта, о повторении дипломатических игр нечего было и думать. Шла Великая Отечественная война. Над страной нависла смертельная опасность. И решать ее судьбу – хоть числом, хоть умением – можно было только на поле брани.
Генерал Переверткин предпочитал умением. И именно так пытался воевать, начиная с 10 июля 1941 г ., когда вступил в свой первый бой под Витебском, а затем в изматывающих тело и душу оборонительных боях отступал на Восток к Смоленску, Вязьме, Гжатску. Потом достойно держал суровый командирский экзамен на знаменитом Бородинском поле под Можайском у самых ворот Москвы. И упорно оттачивал ратное мастерство в процессе возвратно-поступательного движения на Запад через тот же Смоленск, через Идрицу, Себеж, Латвию, Литву, Польшу и, наконец, здесь, в Померании.
Но умение умением, а прижатый к стенке начальством и обстоятельствами, любящий и умеющий красиво переиграть противника, командир корпуса Переверткин мог не постоять и за «числом».
Впрочем, изначально он все же не бросался сломя голову исполнять приказ. А обдумывал и планировал. Вот почему, уже располагая на своем уровне информацией о направлении главного удара, объявил о проведении корпусных тактических учений с преодолением большой водной преграды.
Сама преграда, естественно, не называлась. Но перед корпусом находился только один подобного типа рубеж – река Одер. А за ней – немецкий городок Кюстрин.
А вот уж оттуда шла прямая дорога на Берлин…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.