Кирха
Кирха
Каким-то чудом джигинской кирхе удавалось довольно продолжительное время не привлекать к себе пристального внимания комсомольцев и коммунистов села. По-видимому, заложенная с детства лютеранская вера на некоторое время брала верх над новыми благоприобретенными убеждениями.
Словом, до 1935 года кирха продолжала жить своей, неспешной и благочестивой жизнью, на которой почти не отразились потрясения последних лет. В кирхе шли службы. И, как прежде, проходили таинства венчания.
Из воспоминаний Людмилы Христиановны Беркман
«…На сельских посиделках я познакомилась со своим суженым – Беркманом Семеном Ивановичем. Мы полюбили друг друга…
Однажды Семен сказал, чтобы я предупредила родителей, что они придут меня сватать. Мать накрыла на стол, пришли родители его со сватами и мой жених. Я дала согласие. Был назначен день свадьбы. Это был 1929 год, октябрь месяц. У меня было готово приданое. Не сильно богатое, но было. Было сшито красивое белое платье…
С утра пришли мои подружки, чтобы помочь мне одеться и проводить меня в церковь. Они все тоже были одеты в белые платья. Когда мы пришли в церковь, то там уже был жених с родителями и его дружки. Дружки тоже были одеты в костюмы…»
Далее следовал очень красивый обряд венчания. А сразу после венчания жених и невеста, сопровождаемые родней и односельчанами, шли домой пешком.
Впереди шли две маленькие девочки, которые несли корзину с мелкими полевыми цветами и усыпали этими цветами дорогу перед женихом и невестой до самого дома.
Из воспоминаний Людмилы Христиановны Беркман
«…Еще был произведен залп. Если звук раздавался громкий, значит, семья будет жить хорошо. Мы с мужем жили хорошо…»
Когда красивые и влюбленные жених и невеста выходили после венчания из кирхи, взявшись за руки, и девочки бросали им под ноги цветы, они и на мгновение не могли бы усомниться в том, что будут счастливы.
Они и были счастливы. До того сентябрьского дня 1941 года, когда всю семью Беркман вместе с другими немцами Джигинки объявили врагами народа и вывезли в товарных вагонах в Восточный Казахстан, на поселение.
Там, в Восточном Казахстане, погибнет от голода их маленькая дочь Гильда. А вскоре и мужа, Семена Ивановича, заберут в трудармию, на лесоповал. Кировские лесоповалы не зря имели такую темную и страшную славу. Немногие здесь выживали. Холода – адские. Из еды – скудная плошка баланды и клеклый хлеб, вкус которого и узнать не успевали, так быстро съедали. А еще очень курить хотелось. Невыносимо хотелось курить. Семен Беркман, по рассказам очевидцев, ослабевший от голода и непосильной работы, тем не менее однажды выменял всю пайку хлеба на табак. И весь табак выкурил за один раз. И умер. Слишком ослабленный был организм.
А пока, в этот октябрьский день 1929 года, Людмила и Семен счастливы. Очень счастливы. Вот они спускаются со ступенек кирхи, принимают поздравления родных и близких людей, вслушиваются в переливы колокольного звона… Таинство венчания свершилось.
А в 1935 году кирху закрыли.
Из воспоминаний Андрея Пропенауэра
«…В 1935 году в церковь ходили всего 20–30 стариков, и было решено церковь закрыть и здание передать колхозу им. Карла Либкнехта под Дом культуры, а верующим передать просторную комнату. Старый клуб было решено отдать пионерам…»
Кирха вскоре распрощалась со своими колоколами. Они были сданы государству. А самый маленький из них передали школе – оповещать учеников о начале занятий. Орган же еще долго играл в кирхе. То есть теперь уже в Доме культуры…
Вид кирхи в конце 1930-х гг.
Нужно признать, что немцы Джигинки проявляли и послушание, и сговорчивость. Не митинговали, не спорили. Так же, как многое другое, безропотно приняли и закрытие кирхи. Хотя трудно представить себе, что немцы Джигинки так легко и добровольно «сдали» свою церковь. Ту самую церковь, которая являлась до недавнего времени центром их маленькой вселенной. Как могли решиться на это богобоязненные немцы, которые под страхом смерти в годы последующей депортации в Восточный Казахстан провозили с собой Библии, чтобы потом каждый день, на сон грядущий, молиться за своих детей, за себя, за родных?
Вспоминаю свою встречу в Германии с одной из джигинских немок, которая переехала в Германию в 1990-х годах. Вспоминаю, с каким благоговением относилась она к главной своей реликвии – Библии. Эта почерневшая от времени, объемная, строгая Библия досталась ей от свекра со свекровью. Это была та самая Библия, которую когда-то с риском для себя и своих родных вывез из Джигинки в Восточный Казахстан ее свекор. Для этого ему пришлось положить Библию в сундук и засыпать ее фасолью. И вот же ирония судьбы: когда через много лет будут переправлять эту Библию в Германию, то ее снова придется прятать – только на этот раз среди пуха и перьев подушки, в которую она была зашита. Легально провезти ее было невозможно, поскольку она представляла собой какую-никакую ценность. Разве объяснишь на таможне, что главная ценность этой Библии в том, что ее держали в руках несколько поколений, что она облита многими слезами и многое претерпела, эта многострадальная Библия…
Но все-таки кирху закрыли в 1935 году. Можно предположить, что немцы были поставлены в условия, когда трудно было сказать что-то против. Оставалось только молча принять решение, уже принятое за них. Впрочем, за их последующими действиями ощущается молчаливое сопротивление – после окончательного закрытия кирхи местные верующие жители осторожно и тихо разобрали по домам утварь и церковные книги, которые находились в кирхе. Для сохранности. То есть была у них жизнь по правилам нового времени – с переходящими знаменами, красными косынками, с пятилетками. Но была и другая жизнь – по правилам совести, веры, полученного воспитания.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.