Затишье

Затишье

Люди потихоньку возвращались к привычной жизни. Работали, рожали детей, строили планы на будущее. Колхоз по-прежнему был в передовиках. Миллионер. Благополучный. Удачливый. И районное переходящее Красное знамя по-прежнему было в Джигинке. Вроде и праздники опять появились. Снова можно было слышать на улицах приглушенный смех парней и девчат, собирающихся на посиделки после длинного рабочего дня.

Вроде все было как всегда. И все-таки уже никогда не могло быть «как всегда». Тени ушедших, пропавших без вести, загубленных, безвинно замученных исключали саму возможность жить «как всегда». Нет, «как всегда» уже быть не могло. Должны были пройти годы и годы, прежде чем те, кого арестовывали в 1937-1938-м, но чаще их родственники, стали получать справки о реабилитации. Справки эти были подобны друг другу. Бесстрастный текст сообщал о том, что справедливость восстановлена и ваш муж (отец, сын, брат, любимый) ни в чем не виноват. Ошибка.

Из справки о реабилитации Ивана Готфридовича Штумма, жителя села Джигинка

«Штумм Иван Готфридович, 1888 года рождения, уроженец села Джигинка, Анапского района, Краснодарского края.

21 января 1938 года арестован и по политическим мотивам по Постановлению тройки УНКВД по Краснодарскому краю от 4 февраля 1938 года в связи с обвинением в контрреволюционной деятельности (без ссылки на закон), подвергнут высшей мере наказания – расстрелу.

Расстрелян 3 марта 1938 года.

19 июня 1989 года уголовное дело в отношении Штумма Ивана Готфридовича пересмотрено Прокуратурой Краснодарского края, и на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года “О дополнительных мерах по восстановлению справедливости жертв репрессий, имевших место в 1930–1940 годах и начала 1950-х годов” он полностью реабилитирован».

Напомню, что из 135 человек, арестованных в Джигинке в 1937–1938 годах, в живых осталось не более 10 человек. Остальные погибли, умерли, пропали без вести, были расстреляны по дороге, в ссылке, в тюрьмах, в трудовых армиях. Другими словами, в живых осталось всего 7 % от общего количества арестованных.

Спиритический сеанс с товарищем Сталиным (Альфред Кох)

– Итак, Гитлер не напал на Англию, потому что знал, что Сталин хочет ударить ему в тыл?

– А в этом его убедили англичане. Через своих агентов в окружении Гитлера. Англичане – серьезные люди. Я их, правда, после войны переиграл, у меня были там ребятки, кембриджская пятерочка… Но в начале войны они меня объегорили, конечно… И с Польшей потом мне долго голову морочили. Одно варшавское восстание сколько нам вреда принесло!

– Поляки вас считали своим врагом?

– Поляки всех русских считают врагами. Всегда. Я думаю, что и сейчас поляки русских все равно считают врагами. Это не вопрос дискуссии, это вопрос национальной ментальности. И это длится уже 500 лет. Это как Пушкин писал: «Старый спор славян между собою».

Поляки, конечно, сильно верили своим союзникам – Англии и Франции. А те их фактически предали… Нет, ну каковы союзнички, а? Герои, правда? Выдающиеся люди! Если они даже собственный Париж защищать не стали, неужели бы они за Варшаву легли? Откуда у поляков эта наивность? Так не любить русских, чтобы из-за этого так полюбить французов! Это же просто потеря национального благоразумия!

– Все-таки никто не был готов к такой войне.

– А у Гитлера не могло быть другой войны, потому что у него не было ресурсов. Он мог только чудовищной жестокостью и молниеносностью, огромным напором уничтожить врага. Конечно, к такой войне никто не был готов. И мы не были готовы, поэтому мы до Москвы и отступали. Мы не могли представить себе, что это будет такое остервенение. Теперь-то я понимаю, что у него просто не было другого варианта.

Даже если брать только военную сторону дела и не рассматривать гитлеровские зверства на оккупированных территориях. Такой мощной концентрации танков на узких участках фронта, такими массированными артиллерийскими подготовками задавить противника… Мы к этому были не готовы. Мы не ожидали.

А его солдаты? Какая мотивация! Как он накачал эту пионерию свою за 1930-е годы! Конечно, мы потом тоже развернули наш пропагандистский аппарат: «братья и сестры», русский народ, церкви… Это мы тоже сделали. Я, кстати говоря, очень много у Гитлера понял и перенял. Потому что все-таки классовое на тот момент было слабее, чем национальное. Мы тогда развернулись от интернационализма к национализму, если вы помните. Погоны дали армии…

– Сейчас про вас распускают даже такие слухи: перед Сталинградской битвой Сталин стоял перед иконой на коленях, молился.

– Чушь какая! Слушайте, я учился в духовной семинарии. И я был абсолютно сознательный атеист! Это чушь собачья. Я действительно верил, что Его нет.

– Почему?

– Потому что я был материалист. Я был марксист, я в это искренне верил. Вам это не понять. Вы все такие толерантные! Может, есть Бог, может, нет…

– А облет с иконой Тихвинской Божией Матери на самолете позиций советских войск – этого тоже не было?

– Я не знаю, может, и было. Может, попы попросили, и им дали самолет: летайте, колдуйте! Но вы думаете, что все, что случалось в Советском Союзе, – это все товарищ Сталин? У меня бы рука отвалилась все подписывать!

– Ну и все-таки, Иосиф Виссарионович. Был фильм Эйзенштейна «Иван Грозный». Был роман Алексея Толстого «Петр I». Везде царь, везде Бог. Осмысленная политика.

– «Александр Невский» был. Это все на ту же тему.

– То есть возрождение национального духа перед войной и во время войны…

– Перед войной не было. Во время войны. «Иван Грозный» – 1944–1945 годы. «Александр Невский» – 1941-й.

– А Толстой, скажем, он что, сам по себе написал своего «Петра I»?

– Конечно! Я его очень хорошо знаю. Я же его вернул в страну! Он был русский националист. И именно в этом качестве он был мне нужен, особенно во время войны. Он был талантливый человек, но он был русский националист.

– Этот ваш поворот к русскому национализму был тактический, только на время войны?

– Безусловно! Я же потом все это прекратил!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.