Документ № 14 «…Каждому бойцу мы сделали кинжалы десантные. Это гордость для него…» Из беседы с подполковником Яковом Ивановичем Дубровским – начальником политотдела 39‑й гвардейской стрелковой дивизии.

Документ № 14

«…Каждому бойцу мы сделали кинжалы десантные. Это гордость для него…»

Из беседы с подполковником Яковом Ивановичем Дубровским – начальником политотдела 39?й гвардейской стрелковой дивизии.

Примерно, числа 5?го августа мы получили приказ наркома, что все десантные корпуса преобразовываются в гвардейские. Это было 8?го августа 1942 года. Тогда мы получили наименование 39?й гвардейской дивизии.

Я в это время работал комиссаром штаба корпуса. Приехали командир корпуса Гурьев и комиссар корпуса Чернышев. Меня назначили начальником политотдела этой дивизии, Чернышев работал комиссаром дивизии.

Коротко надо сказать, что собою представляет наша дивизия. Основные кадры начсостава и политсостава и часть бойцов, которые мы сумели сохранить во время боев под Москвой, явились нашим костяком для развертывания гвардейской дивизии. Поэтому у нас была полная уверенность, что звание, которое нам дали авансом, будет полностью оправдано. Комсомольцев у нас было 5534. В общем партийно-комсомольский состав до 70 % доходил. Комсостав прошел бои в Латвии с немцами, под Орлом, под Москвой и был подготовлен к тому, чтобы выполнять серьезные задачи под Сталинградом. Весь руководящий комсостав мы сумели сохранить. Он приобрел большой опыт в руководстве частями в борьбе с немцами.

С политсоставом произошла такая картина. Когда из корпуса преобразовалась дивизия, штаты были меньше, и количество политсостава было меньше. Потом мне дали возможность выбрать из корпуса все, что есть лучшего из политсостава. И мы выбрали, укомплектовали полки и политотдел дивизии самыми наилучшими испытанными, опытными партийно-политическими работниками. Политаппарат был старый, может быть 10–15 % был молодняк, но мы сумели подготовить их основательно. Состав бойцов у нас молодой, комсомольцы, рождения 1922–1923 гг. Но это молодежь, которая сумела сделать по три-четыре прыжка с парашютами. Она схватила традиции и готовилась быть десантниками. Взять такую вещь: каждому бойцу мы сделали кинжалы десантные. Это гордость для него. Он имел голубые петлицы, обязательно птички авиационные. Если дать общую характеристику красноармейскому составу, то надо сказать, что этот народ, который в первый период их обучения вызвал некоторые сомнения – пойдет в бой и заплачет – экзамен выдержал полностью…

По-честному сказать, что у нас произошла катастрофа за Доном. Мы один полк совсем вывели из строя в личном составе и материальной части.

14?го августа стали продвигаться за Дон в район Трехостровской. Заняли оборону. Беда в том, что нас не совсем точно информировали. Командующим фронтом был Гордов, который сейчас с военной сцены сошел. Нам сказали, что у противника до батальона пехоты и до 40 танков. Ну, думаем, полнокровная дивизия, боевая дивизия, имеем полностью технику. Я видел начальника штаба фронта Никишева, который прибыл в Трехостровскую. Положение было исключительно тяжелое и напряженное. Он посидел несколько часов, на машину и уехал.

Что произошло там? Сначала мы заняли оборону. Исключительно выгодное положение было по местности: горы, овраги. Люди окопались, закрылись очень хорошо. Но когда противник прорвался через боевые порядки 4?й танковой армии, т. Гордов отдал приказ выдвинуться вперед и уничтожить просочившуюся группу противника. Тогда мы подняли народ и прямо с хода бросили в бой. Они начали нас мять.

Причины этой катастрофы совершенно ясны. Прорвать он прорвал, но не такими силами прорвал, о которых нас предупреждали. Нам сказали до батальона пехоты и до 40 танков. В действительности было четыре немецких пехотных дивизии и больше сотни танков.

Как только немцы врезались в наши боевые порядки, никто удержаться не мог. Был такой момент, что они наш народ просто наматывали на гусеницы танков. Противник вклинился в наши боевые порядки, когда мы еще не укрепились, не уцепились за землю, поэтому удержаться было очень трудно. В результате этой тяжелой эпопеи погиб командир 117?го полка, начальник штаба, комиссар полка был ранен, погиб заместитель командира дивизии, начальник разведки, заместитель начальника политотдела, т. е. мы потеряли огромное количество прекрасных кадров. В результате всего этого, прорвав линию обороны 4?й танковой армии, противник успешно начал двигаться вперед. 15?го августа, когда мы по существу оказались на берегу Дона, пока еще на той стороне, противник выбросил огромное количество самолетов и бил нас в течение суток с утра до ночи. Окопаться мы не успели. Боевые порядки поломались. Гурьев в армию в это время поехал, потому что какие-то меры надо было принимать, что-то надо получить. Здесь остались: комиссар дивизии, я остался, начальник особого отдела, прокурор и часть работников штаба. Мы сидели буквально на берегу Дона. Танки противника начали выходить непосредственно на берег и обстреливать нас. Переплыть Дон не было возможности, потому что и авиация, и артиллерия нас били беспощадно.

С 15?го по 16?е было отдано распоряжение подготовить из подручных средств какие-либо плоты. Надо сказать, что раненых в это время у нас было большое количество. Не дождавшись темноты, примерно в 20 часов с минутами начали переправлять раненых через Дон, а потом сами начали переправляться. Переправились в район Качалинский, где был штаб 4?й танковой армии. Там оказался командующий фронтом Гордов. Когда комиссар Чернышев докладывал Гордову истинное положение вещей, он его выгнал из кабинета – вон отсюда, я даю задание командиру дивизии. Чернышев заявил, что я вместе с командиром дивизии отвечаю за дивизию как комиссар. В общем, получился большой скандал. Сам Гордов чувствовал, что положение безнадежное. После этого он дал приказ частям уходить за Дон. Правым нашим соседом была 37?я гвардейская дивизия, которая вошла в 1?й десантный корпус, который в Люберцах стоял.

После того, как мы переправились через Дон у нас одного полка не было, но боеспособность дивизия сохранила. 112?й и 120?й полки сумели максимально организованно перебраться через Дон, правда 112?й полк хуже перебрался. 120?й лучше перебрался, потому что он был вместе с 37?й гв. дивизией. Они переправлялись немного выше, где нажим противника был меньше […].

Первую задачу немец поставил такую: для расширения плацдарма для переброски своих сил в район Сталинграда, он решил захватить Паньшино. Паньшино – большой населенный пункт, который давал возможность занять совершенно открытую местность. К моменту нашего подхода бои происходили на западной окраине Паньшина. К этому времени была вместе с нами 18?я стрелковая дивизия, вернее кусочки ее, и, кажется, 21?я танковая бригада – десятка полтора танков. Мы все-таки сумели удержать Паньшино, которое осталось у нас до самого конца.

После этого нам дали задачу выйти на вал Анны Ивановны, который идет от Дона до Сталинграда […]. Когда мы вышли на вал, нам дали задачу продвигаться в район Котлубань, на деревню Кузьмичи. Когда прибыли к д. Кузьмичи, нам поставили задачу взять эту деревню. Надо сказать, что Кузьмичи представляли сильный опорный пункт противника […]. В течение десятка дней возились с этими Кузьмичами, так их и не взяли. Кузьмичи были взяты в последний момент, в момент окружения немецкой группировки. Здесь вал, а здесь железная дорога, которая ведет из Калача к Сталинграду. Здесь мы стояли. Отсюда нас перебросили к разъезду 564 к линии железной дороги. В течение пяти – шести дней дивизия дралась за этот разъезд. В итоге разъезд взяли, но дальше продвинуться нам не дали возможности…

24 сентября нам дают приказ сняться с участка 24?й армии и идти в распоряжение 66?й армии за р. Рынок […]. Километров 70 здесь было[…]. Командующий 66?й армии нам сказал: вы здесь не задерживайтесь, есть дополнительное распоряжение вам отправляться к Волге. Мы немного выше района Дубовки переправились через Волгу и прибыли в госпитомник – лес есть на той стороне Волги против Сталинграда, от Красной Слободы километра три на восток.

30?го сентября мы там сумели сосредоточиться, собрали весь свой народ и 1 октября 1942 г. с группой в три тысячи с половиной человек отправились. Нам дали огромную баржу. Посадили три тысячи людей своих с боеприпасами и оружием и переправились через Волгу.

Это был момент, когда все горело, кругом стреляли. Трудно было определить, куда мы едем. Собственно говоря, не было места, где бы не стреляли – трассирующие пули, ракеты, снаряды рвутся, авиация бомбит, мины рвутся и город горит, потому что немец зажег в это время нефтебаки – заводской запас нефти. В этот момент мы переправились. Отправлял нас генерал-лейтенант Голиков, командующий Воронежским фронтом. Когда мы сели в эту баржу, по существу мы были беззащитные люди. Чем мы можем на воде обороняться? Для того чтобы прикрыть наше движение, генерал-лейтенант Голиков дал задачу тяжелой артиллерии в течение всего времени, пока мы переправляемся, держать ураганный артиллерийский огонь. Это нас спасло, и мы благополучно переправились.

После того, как мы переправились, Гурьев и я прибыли к Чуйкову. Чуйков нас встретил исключительно прекрасно, ввел в курс дела. Нам картина стала более или менее ясной. После этого пошли к начальнику штаба Н. И. Крылову. Беседовали с ним, поужинали, выпили. Он рассказал всю обстановку. Вызвали командиров полков, дали им задачу направлять людей занимать оборону в районе «Красного Октября».

117?й полк вместе с 37?й Гвардейской были брошены на СТЗ. Нас вначале сунули в район «Баррикады», где стояла 95?я дивизия, или еще какая, не помню, которую мы должны были сменить. Мы меняли дивизию, которая занимала уже линию обороны, меняли потому, что она выбилась совсем. У нее не оказалось личного состава. В течение ночи с 1?е на 2?е октября мы эту дивизию сменили и начали занимать оборону, а эти части стали оттягиваться. На следующий день была поставлена задача врыться в землю. Первые три – четыре дня мы были заняты работой, как можно лучше врыться в землю и сделать оборону крепкой.

Естественно отсюда, что работа партийно-политического аппарата была направлена на то, чтобы создать жесткую оборону. Каким образом мы проводили эту работу? Созывать партийно-политический аппарат на КП дивизии мы не имели возможности, потому что отрывать этот народ от частей мы не хотели, да и не могли. Поэтому весь аппарат политотдела собирался, давались указания, и он отправлялся в полки. Насколько это было тяжело, могу привести такой пример.

Был у нас батальонный комиссар Серюков Иван Иванович, награжденный орденом «Красного знамени». Он был инструктором политотдела дивизии. Я ему дал задачу пробраться в район 120?го полка и там заострить внимание на создание жесткой обороны.

В этот период у нас снайперское движение делало робкие шаги, а немцы снайперов использовали очень крепко. В тот момент, когда Серюков вылез на одну из возвышенностей в районе завода «Красный Октябрь», он был тяжело ранен, убит … Я приказал вытащить его во что бы то ни стало. Послали двух бойцов туда. Один боец был убит, второй был ранен. Только глубокой ночью вытащили этого Серюкова.

Работа политотдела была сопряжена с большими трудностями. Задачи ставил командир дивизии. Я был всегда связан с командиром дивизии. Как только командир дивизии ставит задачу одному полку или полкам, я сейчас же даю задание политработникам. Они отправляются в части и делают все, что необходимо для выполнения приказа командира дивизии. Трудно было политработнику пробраться в полки. частности, есть знаменитый Банный овраг. Для того чтобы пробраться через этот Банный овраг, нужно было огромное напряжение, потому что немцы с утра до вечера били по Банному оврагу. Народ пробирался туда только с наступлением темноты, или ранним утром, или в момент, когда немцы обедают, приблизительно в 17–18 часов. Мы изучили все перерывы, которые они устанавливают, и в эти моменты мы проскакивали. Знали места, которые простреливаются сильнее, знали, какой участок можно пробежать и какой проползти… Дойти до батальона не такая сложная штука, но дойти до роты – это сложнее. Рота из себя представляет очень маленький состав. По существу, здесь окоп роты нашей, а в метрах 30–40 окопы противника. Мы взяли за правило партийно-политическую работу проводить ночью.

Сводку Совинформбюро в дивизии принимали систематически. В два часа принимают, размножают по всем частям, к шести часам прибывают посыльные от полков. Эти сводки отправляются в полки. В полках делают таким образом: для каждой роты переписывают на кусочке бумаги и отправляют с присланным туда политработником. Он идет по блиндажам, по окопам.

Помните, было письмо т. Хрущева насчет формы партийно-политической работы, в котором он писал, что в период самых напряженных боев надо, чтобы партийно-политический аппарат ближе связался с бойцами. Он приводит пример. Допустим, ночью приходит политработник в блиндаж к бойцам в момент самой напряженной обстановки, тем более ночью, когда боец больше расположен рассказать с откровенностью, то есть можно влезть в его душу. Мы такую форму и практиковали. Ночью политработник работает, днем, когда нет приказа о наступлении – отдыхает несколько часов. Эта система работы ночью дала возможность иметь небольшие потери в политсоставе и больше охватить рядовой состав посредством бесед в блиндажах и окопах. Благодаря этому мы знаем, чего боец хочет, о чем он думает. Помимо того, чтобы боец знал боевую задачу, его надо накормить, надо, чтобы ему было тепло, потому что время октябрь – ноябрь. Воды больше нет, за водою надо ходить на Волгу. Все это сопряжено с большими трудностями. Подвести продовольствие – не такая простая штука. Помимо сухой пищи надо дать горячую. Два раза в сутки горячую пищу мы давали систематически, за редкими исключениями, когда никак нельзя было это сделать.

Я считаю, что партийно-политический аппарат проделал исключительно большую работу, которая имела своим последствием то, что народ наш не отошел.

Кроме того, такую форму мы еще применяли. Для того чтобы мы видели результат работы каждого бойца в отдельности, мы отпечатали небольшие листки с надписью: «Бои за Сталинград». Эти листочки или бланки были в ротах. К исходу дня или боя командир роты или замкомандира по политчасти пишет: комсомолец Петров за сегодня сделал то-то и то-то, убил одного или двух немцев, взорвал блиндаж. Этот бюллетень, как мы его называли, обходил весь народ в блиндажах.

Помимо этого у нас были боевые листки. К сожалению, у нас очень мало их сохранилось. Была такая обстановка, что люди не думали о том, что это необходимо будет для истории, кое-кто не думал выйти живым.

Помимо того, 39?я дивизия имела окопную установку для проведения работы среди войск противника. Делали мы это таким образом: подтягивали провода и динамику к передовым позициям. Мы ее использовали и для своих бойцов. В определенный час мы передавали сводку Информбюро. После этого передаем специальные передачи для немцев, начинаем их агитировать. Помимо листков, которые мы разбрасывали, мы их привязывали к камешку и забрасывали, потом использовали ампулы. Мы набиваем ампулу листовками и швыряем немцам. Они с удовольствием читали.

Первый период до общего наступления мы своей задачей ставили всеми мерами и средствами сдержать противника, не пустить его к Волге. На это была направлена вся партийно-политическая работа. Каждый день, изо дня в день, разъясняли бойцам: ни шагу назад, создать такую оборону, через которую не мог бы пройти противник. Следующий этап, когда мы почувствовали определенную силу и когда немцы уже ослабели, перед нами поставили задачу постепенно, но продвигаться в день на несколько метров. Тут партийно-политичекая работа была направлена на то, чтобы взятые 10 метров не прошли даром. И следующий период, когда получили 12 ноября приказ об общем наступлении частей Красной армии, частей Сталинградского фронта. Это дело не только политической работы, но здесь мы имели доклад товарища Сталина от 7?го ноября и письмо товарищу Сталину, которое у меня тоже сотни бойцов подписали.

Это письмо было в начале января 1943 года в честь 25?й годовщины Октябрьской революции. Нам дали текст и говорят: выбирайте самых лучших бойцов, пусть подпишут. Мы сделали таким образом: Провести собрание или митинг мы не могли, поэтому представитель политаппарата полка или представитель политотдела идет по блиндажам и говорит: товарищи, такое-то письмо, и читает содержание этого письма. Кого вы считаете нужным выделить, чтобы он за всех вас заверил товарища Сталина. Говорят: такого-то Иванова. Иванов подписывается. Весь этот материал с подписями мы направили в армию. Таких подписей было больше сотни. Через несколько дней мы поставили задачу, чтобы весь состав дивизии подписал это письмо. Мы преследовали, прежде всего, то, что когда человек подписывается, он этим самым берет на себя ответственность. Мы на этом очень много заработали с точки зрения политического багажа.

Уже в момент наступления получили приказ за подписью Еременко и Хрущева. Это дало возможность поднять народ и постепенно двигаться. Мы добились успехов. Завод «Красный Октябрь» был освобожден первым по отношению к другим заводам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.