РЕШЕНИЕ Рассказ

РЕШЕНИЕ

Рассказ

Время перестройки обрадовало Гаврилина, командира экипажа космического корабля «Ветер». Подумалось, что легче теперь будет решать некоторые спорные вопросы. Но тут же пришла и ядовитая мысль. Люди то не поменялись на своих местах, и мысли их остались прежними. Так за счет какого же потенциала будут решаться вопросы, поставленные перестройкой.

Вот и сейчас, в давящей тесноте макета космического корабля «Ветер» в составе тренажера, Гаврилин, расположившись в жестком металлическом кресле, все чаще и чаще усилием воли был вынужден заставлять мышцы сокращаться и осторожно двигать всем телом. Какие-то железки скафандра уже давно больно давили на плечи, а на руках, которые были в постоянном движении, похоже уже не осталось места без синяков и кровавых потертостей. Они причиняли боль. Терпеть ее с каждой минутой становилось все труднее и труднее.

И все же, вот уже несколько часов он одинаково внимательно и методично осматривал приборную доску, как привык это делать еще в родной авиации – слева направо и сверху вниз.

Каждая минута терпения приближала его к завершению тренировочного полета. Можно было бы и порадоваться. Научная программа полета по оценке специалистов выполнена н отлично. Позади и четко выполненные операции по стыковке и расстыковке корабля со станцией. Еще несколько минут, и начнется режим спуска.

Завершая очередной цикл контроля, Гаврилин зафиксировал в своей памяти показания последнего прибора, привычно посмотрел на часы и подумал: «Похоже, что на этот раз к теще на день рождения не опоздаю. Прошлый раз обиделась. Не смог даже позвонить, хотя и не был ни в чем виноват. Так сложились обстоятельства. Дан приказ и ты уже невольник долга. Но разве объяснишь все это товарищам женщинам. Они страшны даже министру обороны, и признают только свою личную логику поведения. Но ничего. На этот раз, кажется, буду во время. Да и с подарком вроде не оплошал. Приготовил сюрприз. Хорошая у меня теща. Заслужила.

И вновь Гаврилин нетерпеливо посмотрел на часы. Хотел было постучать по стеклу циферблата, не поверив, что прошла всего минута, но лишь усмехнулся собственной невыдержанности. Времени до включения режима спуска оставалось еще достаточно много, и как то само собой получилось, что он невольно позволил себе расслабиться, поразмышлять о волновавшем, помечтать. Он представил, сколько людей беспокоиться о благополучном, без замечаний, осуществлении его космического полета. Да, завершающей стадии всегда ждут на Земле с возрастающим напряженным волнением. Волнуются все, кто участвовал в непосредственной подготовке экипажа к полету. Ведь от того, как удачно сработает экипаж и благополучно ли завершится полет, будут зависеть и оценки работы всех наземных специалистов.

Наверно именно об этом думал и инструктор экипажа, когда в предыдущем сеансе связи, будто ненароком, спросил: «Командир, решение то принял?».

Ничего не ответил тогда Гаврилин, хотя и понял о каком решении могла идти речь. Ему уже сообщили, что партийное собрание космонавтов избрало его делегатом на отчетно-выборную конференцию, которая бывает раз в два года. Гаврилин всерьез собирался там выступить с наболевшими вопросами. Он давно уже думал о наболевших точках Центра подготовки космонавтов. Однако, существовал один, но существенный сдерживающий фактор – человек, даже слетавший в космос, не мог исключить возможности того, что после резкого критического выступления, ему не предложили бы под каким-нибудь благовидным предлогом сдвинуться вправо в подготовке к очередному космическому полету. Это в лучшем случае.

Да и чего искать предлог. Всегда найдется врач, в чем то вдруг засомневавшийся или того лучше – на экзаменационной тренировке такое подсунут, что объяснить можно будет все так, как того хочет экзаменатор.

И все таки, мысль о подобном выступлении не оставляла Гаврилина в покое уже давно. А началось все с, казалось бы, обычного разговора со своим инструктором. Правда, сейчас он понимает, что наверное уже тогда был готов к такому разговору. Как сказали бы ребята: «Созрел». Поэтому даже особо острые выпады в свой адрес в тот момент Гаврилин воспринимал относительно спокойно. А Гуртов начал разговор с привычных вопросов, какие обычно задают на пресс конференциях. Как это он тогда спросил.

– Вас удовлетворяют результаты подготовки? Можно с ними хорошо работать на орбите? – чуть улыбнулся.

Именно эта улыбка, а не сами вопросы, разозлила Гаврилина, и он неожиданно резко спросил сам.

– А ты считаешь, что на твоих тренировках можно хорошо подготовиться к полету? – И сам же ответил. – Н-е-е-т! Разве что морально, с условиями и оговорками!

– Но ведь летаете. Не отказываетесь, – продолжал улыбаться Гуртов.

– Что, я дурак? Сам себе могилу должен рыть? – Засмеялся уже и Гаврилин.

– А если попробовать перестроиться? С тем, чтобы и от дерьма избавиться, и в космос можно было бы потом уверенно слетать. – Взгляд Гуртова был серьезен.

– Счастливчик, – махнул безнадежно рукой Гаврилин. – Ты все-таки веришь в то, что такое время придет. И зря. Слышал, наверное, голос народных представителей, которые требуют значительного сокращения расходов на космос? – О замолчал, качнул в сомнении головой, но не ушел, как собирался. Более того, уселся в кресло напротив Гуртова, будто приготовившись к большому обстоятельному разговору.

– Я слышал, – признался Гуртов. – И согласен с тем, что программа «Буран» нам сейчас не нужна. А это 50% расходов на пилотируемые космические программы. Да и те деньги, которые выделяются на космонавтику, по-моему тратятся не рационально, не по хозяйски. Нам в Центре достается только то, «что добрый дядя даст». Вот и получаем, например, недоделанные тренажеры.

– Куда же ты смотрел раньше такой правильный? – Не удержался от реплики Гаврилин.

– Куда и все раньше смотрели. Вверх. Теперь вижу, что толку от этого мало. Но ведь раньше я и этого не видел.

– Ты, я вижу, чувствуешь з собой силу. Все инженеры так думают?

–Нет, – признался Гуртов. – Некоторые пока крохи от вас получают и довольны. Мол, лучше синица в руках, чем журавль в небе. Не все еще и среди нас верят в успех перестройки.

– А сам то, что не борешься? – Гаврилин был настойчив. – Уверен ведь теперь в своей правоте?

– Устал бодаться один, – тяжело вздохнул Гуртов. – Как в ватную стену. Ее взрывать надо, а у меня только и есть, что воздух в собственных легких. Да и примеры других не стимулируют. Кто уже в Сибири служит, кто на запад в Прибалтику уехал. И все не по своей воле. Всего лишь после коротеньких, но едких выступлений.

Начало тренировки прервало тогда разговор, но несколько раз после этого Гаврилин на партсобраниях, в личных беседах со специалистами и руководителями затрагивал эти вопросы. И каждый раз на его попытки разобраться в вопросе, реагировали начальники разных уровней. Они убеждали, что наведет порядок в их хозяйстве. Однако все оставалось по старому.

Да, Гаврилин понимал, что его выступление на партконференции не решит всех вопросов. Нужно готовиться к длительной бескомпромиссной, и в основном неприятной, борьбе на самых высоких уровнях. Ведь вот же приезжали в Центр Секретари ЦК КПСС, Председатель Госплана и многие другие ответственные товарищи, а практически дело дальше разговоров о необходимости изменений и в этих случаях так и не пошло.

Станция «Мечта» летает на орбите уже три года, а ее комплексного тренажера как не было, так и нет. И неизвестно будет ли он создан в приемлемые сроки, и хоть в каком-нибудь объеме сможет быть использован для подготовки экипажей.

Все это очень напоминает историю ее предшественницы. Шесть лет летала станция, и только за 6 месяцев до того, как она прекратила свое существование, промышленность сдала в эксплуатацию ее комплексный тренажер. Да и то в ублюдочном, урезанном варианте. Тренироваться на нем уже было некому, так как последний экипаж уже ушел в свой космический полет. И как только станция прекратила свое существование, его тут же списали в утиль.

И теперь, похоже, история вновь повторяется. По гарантийному сроку «Мечте» осталось летать еще два-три года, а полномасштабного тренажера нет. Все строится, доводится, отлаживается...

А главное – на все отсрочки есть весомые причины, ответы, объяснения сложившейся ситуации. Вот только дела нет. Видимо кому то такое положение дел очень выгодно. Вот только кому? Кого оно устраивает?

И вновь, почему то сразу же подумалось: «А не зря ли я собираюсь влезать в это дело? Ведь столько запутано в нем людей, исписано бумаг, а, по сути, я чувствую, что фактически остаюсь один на один с проблемой!». И сам же себе ответил: «Но ведь мое выступление и должно прояснить ситуацию. Станет понятно много ли у меня соратников в такой борьбе? Одному с такой проблемой мне не справиться. И, если кроме Гуртова меня никто не поддержит, тогда дело будет совсем плохо. Либо я действительно рано вылез со своими вопросами, либо проблемы пока на самом деле и не существует».

Гаврилин вновь посмотрел на часы, и продолжил свои нелегкие размышления.

Все-таки проблема есть! Есть! Не зависимо от того будут ли у него сторонники. И молодец Гуртов, что сумел задеть его за живое. Да и не удивительно. Было время изучить своих подопечных. Но главное у него, пожалуй, было то, что в нем постоянно чувствовалась искренняя заинтересованность в делах космонавтов, желание всего себя отдать для наилучшей подготовки экипажей. У же несколько лет готовил он Гаврилина к полету, но на каждой тренировке, занятии в его голосе всегда чувствовалось волнение, какое-то ощущение торжественности совершаемого им таинства.

Казалось бы, зачем Гуртову волноваться. Он участвовал в подготовке практически всех экипажей космического корабля «Ветер» и мог быть спокоен. Но вот же – волнуется человек. И, чего греха таить, переживания инструктора даже во время обычной тренировки всегда передаются и командиру, и бортинженеру, всегда помогают настроиться на рабочий лад, заставляют отбросить малейшее легкомысленное отношение даже к элементарным своим действиям. А это очень важно и в процессе тренировки, и во время реального полета. Никто не знает, что может произойти в любую секунду.

И будто в подтверждение этой мысли на табло загорелся красный сигнал срочного вызова на связь с Центром управления полетом. Корабль вошел в зону устойчивой связи, и Земля прервала трудные размышления командира.

– Соколы, я Заря, – знакомый, но строгий голос инструктора сразу же подсказал Гаврилину, что сообщение будет серьезным. И действительно. Без всяких вступлений Гуртов сообщил: «Соколы, с Сатурнами нет связи. Через час после вашего отделения прервалась телеметрия. Спасательного корабля на старте нет. Все динамические операции по подготовке спуска прервать».

– Спят, наверное. Умаялись, – засмеялся Гаврилин, повернувшись к бортинженеру. – Что их зря беспокоить. – Он совсем не обратил внимания на слова об отсутствии телеметрии со станции.

– Времени мало, – чуть повысил голос инструктор. – Примите данные на маневр. Нужно подойти к станции и определить, что там у них стряслось.

– А что у нас с горючим? – чуть пожал плечами бортинженер.

– Если будете работать, как учили, то баллистики утверждают, что должно хватить.

– На что? – Снова засмеялся Гаврилин. Он почему то никак не мог вот так сразу после всех своих мыслей перейти на новую тему и оценить серьезность возникшей обстановки.

– На выполнение полетного задания, – вновь не принял шутки инструктор. Эти простые слова, как ни странно, помогли Гаврилину сосредоточиться. Он уже по деловому, четко спросил.

– Вы все обдумали? Если их придется спасать, то у нас только три кресла и все заняты.

– А если у них уже не осталось кислорода? – Вместо ответа последовал негромкий вопрос. Но потом инструктор все же уточнил. – Сажать будем в любом случае. Может быть кто то в этих условиях и получит травму, но ведь будут живы.

– Принято, – Гаврилин взял в руки карандаш, посмотрел на бортинженера с исследователем, и, убедившись в том, что те уже приготовились к маневру, попросил. – Диктуйте данные. – И уже через минуту доложил. – Данные введены в ЭВМ. Приступаем к маневру. Судя по вашим данным, мы от них далеко не ушли.

– Да. Подход через полтора часа, – подтвердил Гуртов.

– ЭХ, жизнь, – вздохнул Гаврилин. – Я рассчитывал успеть поздравить тещу с днем рождения, но с вами разве можно что-то планировать. Так что, ты уж Коля, – попросил он инструктора. – Позвони ей и извинись за меня. А то чувствую, что причешет она меня после неурочного возвращения.

– Принято. Помощник уже ушел. И последнее, – инструктор помолчал. – Если произойдет что-то непредвиденное...

Дослушать Гаврилин не успел корабль ушел из зоны связи, но он и так знал окончание «Действуйте по обстановке». Не раз уже ему приходилось слышать эту команду. Универсальная отписка на все случаи жизни. А однажды даже пришлось использовать эту подсказку.

Было это еще до вступления в отряд. Летал он тогда на самой современной технике. Летал с упоением, с радостью ждал каждого полета. И очень гордился званием летчика-истребителя. И вот однажды при заходе на посадку не вышла передняя стойка шасси. С земли взлетела ракета запрещающая посадку, но Гаврилин уже и сам увидел, что одна из зеленых лампочек не горит. Несколько раз он пытался выпустить шасси, но безрезультатно. Вот тогда и пришла команда.

–Уйти в зону. Попробовать выпуск после фигур высшего пилотажа. При невозможности катапультируйтесь. В остальном действуйте по обстановке.

Легко сказать: «Катапультируйся». Но ведь Гаврилин был уверен в том, что машина исправна. Как же так?!

Шасси после фигур снова не вышло. Горючее было на исходе. Нужно было катапультироваться, но Гаврилин принял иное решение.

Машина пошла к аэродрому. Снова ракета, запрещающая посадку, но самолет пошел к земле.

Сколько мог, тянул Гаврилин нос самолета вверх после касания. И чудо свершилось. Передняя стойка от удара при посадке вышла и встала на замок. Ее лампочка загорелась радостным зеленым светом.

Анализируя после полета все происшедшее, Гаврилин удивлялся только одному – он чувствовал удивительное спокойствие, необыкновенную собранность в критический момент, а волнение пришло потом, уже после посадки.

Вот и сейчас. Было волнение, но не было особой тревоги. Появилось привычное спокойствие, твердая уверенность в правильности своих решений и действий по выходу из сложившейся ситуации.

Как только на экранах телевизоров появилась информация об аварийной ситуации, и последовал первый доклад экипажа о своих действиях, инструктор лишь повернул голову в сторону дежурного специалиста, и понял, что понукать и торопить никого не надо. Специалист уже поднялся. В разных углах небольшого помещения пультовой комнаты слышался шум отодвигаемых кресел и стульев.

После принятия решения экипажем, председатель экзаменационной комиссии дал указание всем специалистам дополнительно рассмотреть возможные выходы из сложившейся ситуации. Группа анализа собралась быстро. Да, собственно, и собираться ей не нужно было. Все они уже находились в районе центрального пульта правления.

Группа анализа собралась в соседнем помещении, и обсуждение ситуации сразу приняло бурный характер. Советов и предложений было много, и каждый горячо отстаивал свою точку зрения.

Но рекомендации, передаваемые на борт корабля, должны были быть вполне определенными, и Семенченко – руководитель группы анализа – внимательно выслушивал всех, прежде чем доложить руководителям окончательные рекомендации для экипажа.

Следующий час после тревожного сеанса связи прошел для экипажа тихо и спокойно, если не считать напряженных размышлений, расчетов, спокойного и елового разбора возможных вариантов происшедшего на борту станции, и возможных своих действий, которые обсуждали между собой командир и бортинженер. Иногда их разговор переходил в бурное обсуждение, которое почти сразу же гасил исследователь, успевая вставить в быструю речь своих коллег несколько слов. Не было в это время и возможности связаться с Землей. Связь должна была появиться минут за десять до предполагаемой стыковки со станцией. Постепенно все вопросы были обсуждены, приняты устраивающие всех решения. На корабле воцарилось молчание. Наступил самый трудный период – ожидание.

Незаметно для себя Гаврилин погрузился в тихое спокойно море размышлений о профессии космонавта. Все-таки, это хорошая интересная работа. Да и, чего греха таить, приятно, когда хвалят твою работу, оценивают по достоинству.

Конечно, нынешние полеты не те, что первые. Многое известно, проверено, стало привычным. Но все-таки степень опасности от этого не уменьшилась.

Гаврилин усмехнулся, поймав себя на мысли о том, что и для него, оказывается, маленький самообман бывает приятным. Он обвел привычным взглядом приборы, посмотрел на часы, и вновь погрузился в размышления.

Размышления. Никуда от них не деться. Но, пожалуй, в этом одно из главных отличий профессии космонавта – возможность длительных размышлений во время основной работы.

В самолете постоянно надо управлять машиной, и на «посторонние» мысли времени просто не остается.

Во время космического полета многое делает автоматика. От человека требуется лишь постоянный контроль работы автоматов. Но как же это бывает трудно делать. Вот как сейчас. Все щелкает, мигает, загорается, гаснет и, как во время дождя, человека потихоньку начинает тянуть в дремоту. Во время длительного полета, когда периоды монотонного контроля значительно увеличиваются, человек начинает думать о чем-то другом, вспоминать, размышлять и, естественно, не так четко воспринимает изменения информации, происходящие в поле его зрения.

Правда навыки у космонавтов настолько крепки, что если в момент раздумий моргнет какой-нибудь не предусмотренный программой транспарант или нарушится сам порядок ответных сигналов автоматики, мозг сразу зафиксирует это отклонение.

Другое дело, что на возвращение к ощущению реальной обстановки и анализа ситуации в этом случае потребуется больше времени может быть всего на несколько секунд. Позволит ли космонавту такой резерв времени принять меры по выходу из аварийной ситуации? На этот вопрос однозначно и сразу ответить трудно.

Во всяком случае, космонавту надо знать, понимать, уметь и главное терпеть. Как сейчас Гаврилину с товарищами. Терпеть и ждать.

Гаврилин представил, как сейчас забегали члены комиссии у главного пульта управления, пытаясь разобраться в действиях экипажа по выходу из ситуации, и улыбнулся.

Сейчас, конечно, смешно, но перед первым полетом Гаврилина очень волновало, будут ли его тоже одолевать после полета просьбами как других, побывавших на орбите, космонавтов? Вообще-то он нелюдим по натуре. Друзей у него практически нет, а просто знакомых он особенно не привечал, некогда было. Да и не тянулся вроде бы к нему никто с разными разговорами. И только потом, после полета, по настоящему он понял все «прелести» такого внимания.

Вообще-то, просьбы это сложная проблема для космонавтов. Их всегда много. И часто отказывать просто нельзя, так как некоторые из них связаны с такими вопиющими беззакониями, что промолчать, не вступить в борьбу, это почти что самого себя оплевать.

С другой стороны. Никаких сил, здоровья, даже космического, не хватит, чтобы довести до правильного логического завершения хоть минимум, хоть маленькую толку подобных дел.

Правда есть просьбы, и их все-таки большинство, которые не требуют от тебя никаких действий. Подпиши бумагу, которую тебе подсунули, и все дела. Кому мебель, кому машину, кому ВУЗ это не важно. Важно то, что все остальное сделает сам проситель. А не получится, он не в претензии или придет с другой бумагой. Как уж он там старается, каким тебя представляет, не проверить. Но результаты у многих есть, и авторитет подписи космонавта растет. Только сам космонавт здесь не при чем. А иногда и стыдно ему бывает. Только ведь поздно. Подпись поставлена. И живет космонавт надеждой, что откажут принципиальные дяди просителю. А во второй раз он может быть к космонавту и не придет. Только, похоже, зря мы на это надеемся. Такие придут и второй и десятый раз. Разве что с другими проблемами. Будут навязываться интересоваться, но добьются такого положения, когда космонавт согласится подписать любую бумагу, лишь бы его больше не преследовали... А вот такие как Гуртов не придут с просьбами. Гол, бос, живет только на зарплату, а не придет... И не мог понять Гаврилин чего же у него больше по отношению к последней мысли – зависти или сожаления.

Гаврилин покосился на микрофон, встроенный в пульт управления, улыбнулся. Все-таки не зря инструкторы приучали их действовать так, как будто именно в эти минуты на них смотрит и их слушает весь Мир. Это здорово дисциплинирует, заставляет работать четче, ответственнее принимать решения. Все это пришло после многочисленных тренировок, с появлением твердых навыков в работе с техникой. Вот тогда и пришли уверенность, и автоматизм действий в самых сложных ситуациях.

А вот во время своей самой первой ознакомительной тренировки, он чуть было не сплоховал. Боже! Как же он тогда волновался! Никогда больше такого ощущения не было. Посадили тогда его в корабль, дали задание, закрыли за ним люк, и ушли, сказав на прощание.

– Корабль в работоспособном состоянии. Полет можно выполнять. Делайте, что можете и как можете. Оценку ставить не будем. Попробуйте сами определить уровень своей подготовки к полету по состоянию на сегодняшний день. Вопросы по связи не возбраняются. Можете прекратить тренировку в любое время в пределах следующих четырех часов.

А вообще-то, это было здорово! Труднее всего тогда было, как ни странно, сосредоточиться, собрать, разбегающиеся с бешеной скоростью, мысли. Но все-таки собрал он их, укротил.

Во время подготовки ко второму полету трудности были совершенно другими, и связаны они были с его бывшим бортинженером, которого назначили командиром второго экипажа. Вот когда пришлось попотеть, доказывая свое право быть командиром основного экипажа.

Здоровое соперничество. Так это называлось. Доказал. Слетал.

Правда и бортинженер в дальнейшем слетал в космос командиром экипажа. Но в целом, такая практика по многим причинам была признана обеими сторонами нецелесообразной. И лишь изредка, в силу острой необходимости, такие назначения происходили.

Гаврилин, как то даже снисходительно, усмехнулся, вспомнив этот период. Ту подготовку и нынешнюю по сложности полетного задания просто нельзя сравнивать. Хотя и тогда и сейчас экипаж был международным, но программа полета рассчитывалась уже на год.

Не наступило облегчения и в плане психологической обстановки в период подготовки. Порой было даже труднее. Сейчас перестройка, свобода, равенство, гласность, демократия. Это хорошо. Даже модно. Но раньше все-таки было поспокойнее. Если уж ты назначен первым номером, то баста, можешь не волноваться. В обычном деловом процессе обучения у каждого возможны ошибки, неутыки, но ты знай, работай спокойно, и полет будет за тобой. Только чрезвычайное происшествие могло отодвинуть тебя на второе – дублирующее – место. Главное было – дождаться.

Сейчас другое дело. Приходится, например, говорить преподавателю после лекции, что превосходно разобрался в вопросе, хотя на самом деле, кое что и не понял. Надо зарабатывать авторитет грамотного специалиста, хотя потом приходится вечерами, а то и ночью, сидеть за документацией.

Большое количество вопросов перед тренировкой создает у инструктора впечатление слабой предварительной подготовки космонавта. Особенно если учесть, что в это время твой коллега дублер, только кивает головой и улыбается, имитируя бездонную бочку памяти. Голова пухнет, готова расколоться и наступает тот спасительный период, когда уже и сам не замечаешь, что в нее вошло, а что вышло. Вот именно в такой момент, как всегда, и наступает время очередного экзамена, который нужно сдавать перед очередным полетом вне зависимости от того, летал ты уже в космос или не летал. И при этом никаких гарантий, что ты уйдешь в этот полет.

На таком экзамене какой-нибудь умник может задать тебе несколько дурацких вопросов, и стоит чуть задержаться с ответом, как тут же кто то предлагает сделать основными дублеров, которые весело и с шуткой отвечают на все вопросы. Они им, видите ли, более симпатичны. А то, что с техникой надо работать серьезно, им вроде бы даже и до лампочки. Они – разработчики техники – гарантируют безотказную работу своей техники даже, мол, с дураком. А в результате и получаются неутыки в процессе полета. Были и очень серьезные звоночки по работе техники. Слава богу, пока все обходилось.

Ладно я. Я в себе уверен. Меня не так – то просто спихнуть. Тем более, что я уже все-таки летал. Но другие ребята! Они же вер в себя теряют.

Вообще-то. Надоело все это. Я хочу летать, летать и летать. И ничего больше. А приходится ухо держать востро, глядеть во все стороны, глазами ворочать, чтобы не дай бог не попасть между двух огней начальствующего мнения, да еще из разных ведомств. Все хотят получить свой кусок вкусного, престижного пирога.

Правда, мой дублер на этот раз оказался неплохим парнем, не зараженным элементами подсидки, хотя истинных его мыслей я пока тоже не знаю. Он еще не летал. Но «из кожи лезет» на тренировках, чтобы пробиться в полет. Это точно.

Недавно, правда, я узнал, что мой бортинженер лучший друг моего дублера. Они давно мечтали слетать в космос одним экипажем. В былые времена это могло заставить меня всерьез задуматься над проблемой. Не такая уж и сложная задача, сделать из меня дурачка во время зачетной комплексной тренировки. Но с тех пор, как Госкомиссия в таких случаях стала менять не членов экипажа, а весь экипаж, такой вариант стал опасен для некоторых интриганов. Так что, пусть лучше ждут лучших времен.

И вновь, сама собой, пришла мысль о выступлении на партийной конференции. Все же, выступать или не выступать? Страшновато! Хотя, кому то ведь надо сказать громко во всеуслышание о наших проблемах? Если этого не сделать сейчас, то потом будет значительно труднее поправить дела в нашей космонавтике. Да, именно в космонавтике. Мелочиться в этом выступлении нельзя. Мелочи решатся сами собой. Хуже всего, что руководство на всех ступенях, похоже знает об этих проблемах, но предпочитает победные рапорты, пока они еще возможны.

Вообще-то, проблем для выступления набирается много. Много для одного человека и позарез нужно, чтобы еще кто-нибудь выступил по этим вопросам. А еще лучше, если все проблемные вопросы будут затронуты в докладе. Тогда лес рук будет обеспечен, и мне останется лишь поддержать наиболее грамотных ораторов. Хотя это вряд ли произойдет. Надо самому готовиться к выступлению.

Гаврилин повернул голову вправо, где в третьем кресле, невозмутимо уставившись в мелькавшие цифры индикатора программ, сидел космонавт – исследователь, представитель одной дружественной страны, и в который раз удивился его неиссякаемому любопытству.

И все же, выступать или не выступать?

– Эх ты, Иванушка-дурачок, – в который раз мысленно усмехнулся Гаврилин. – Не выступит никто, пока не будет застрельщика, пока кто-нибудь не примет возможные первые удары на себя. Кто-то должен задать тон возможным критическим выступлениям. Конечно, хорошо, если бы первым выступил то, кому терять нечего. Но разве такие сейчас есть? Пенсионеры? Так им покой нужен. Они битые. Инженер? Техник? Офицер? Солдат? Они больше меня в случае неудачи потеряют. Вот и получается, что именно космонавту надо задать тон конференции. Космонавт это уже само по себе достаточно весомый аргумент для первого критического выступления.

Правильное вроде решение, однако, не успокоило душу, хотя руки в это время сами автоматически выполняли необходимые операции контроля. И вот на экране телевизора появилось какое-то изображение.

Особой тревоги не было. Тем более, что кроме инструктора никто больше не вмешивался в переговоры, не нагнетал своим возбужденным голосом напряженность, не объяснял сложность маневра и ответственность предстоящей задачи.

Так как кислород надо было экономить, то, хотя и положено было в период стыковки работать в полностью герметизированных скафандрах, командир дал команду бортинженеру работать с открытым забралом.

– Сколько до них? – Запросил Гаврилин бортинженера.

– 200 метров. На запросы не отвечают. Будем запрашивать Землю? Мы вошли в зону связи.

Зона связи была недолгой, и Гуртов еле успел передать на борт самые главные указания. И тут же к нему подошел штатный психолог, строго спросил.

– Что у них на орбите происходит? Пусть не молчат, а постоянно комментируют свои действия. Командир интересуется их решением, – и не услышав ответа, через некоторое время снова повторил. – Руководство ждет! Понимаете?

Гуртов молчал, думая над тем, как бы помягче прозвучал его ответ, но психолог уже потерял терпение и потянулся рукой к микрофону.

Инструктор не стал убирать микрофон, а лишь строго и осуждающе посмотрел на психолога, и тот понял – поднял вверх руки, как бы сдаваясь, и быстро покинул пультовую комнату.

Да, Гуртов понимал, что вокруг него за исходом стыковки напряженно следит очень большое количество людей. Но дергать экипаж лишними запросами для доклада даже самым большим руководителям, он не мог. Экипажу сейчас нужна была полная сосредоточенность...

Через час Гаврилин доложил о завершении спасательной операции, и переходе на режим спуска.

Еще через полчаса он открыл люк тренировочного транспортного корабля, тяжело ступая по ступенькам, спустился в зал и доложил Председателю комиссии.

– Товарищ генерал, экипаж комплексную экзаменационную тренировку завершил. Разрешите получить замечания.

– Хорошо, – миролюбиво произнес Председатель. – Переодевайтесь и на разбор.

– Есть, – Гаврилин пропустил вперед членов экипажа, но сам в комнату подготовки войти не успел. Увидел приглашающий жест начальника политотдела Цельского и остановился.

–Я на минуту, – подошел Цельский. – Надо поговорить, а меня вызывают в Москву. Надеюсь, что вы не забыли, что послезавтра состоится отчетно выборная партконференция. Мы хотим провести ее перед вашим полетом. Кстати. Мне сказали, что вы тоже готовитесь к выступлению. Вы правильно решили. Ваше выступление очень нужное и своевременное, а то некоторые болтуны и вовсе распоясались. Космонавтика им не нужна, так как космос неэффективен. И очень правильно, что именно летавший в космос человек даст им аргументированный отпор. Народ ждет этого от вас. Надо твердо и решительно заткнуть рот крикунам и экстремистам. Так что давайте завтра поговорим с вами об этом более подробно.

Гаврилин усмехнулся: «Четко работают», а вслух сказал.

– Выступать действительно буду, но считаю, что достаточно подготовлен сам, чтобы правильно построить свое выступление.

– Вы меня не так поняли, – улыбнулся политработник. – Я только хотел помочь вам в подборе материалов. Кроме того, – он сделал паузу, посмотрел прямо в глаза собеседнику. – Вы ведь можете чего то и не знать, в чем-то и ошибиться. А это негоже такому космонавту как вы. У вас солидный авторитет у руководства и у коммунистов. Так что дополнительные, хорошо проверенные, факты вам никогда не помешают. А некоторые вопросы мы возможно решим сами сразу, и ими не нужно будет загружать партконференцию. У нас и без того будет много проблем.

– Спасибо за заботу, – Гаврилин усмехнулся. – Я еще не решил окончательно вопрос своего выступления. – И не прощаясь, Гаврилин поспешил в комнату подготовки.

Политработник улыбнулся, и проводил Гаврилина недоверчивым взглядом, затем посмотрел в свою записную книжку, постоял и быстро вышел из помещения.

Через день на партконференции Гаврилин среди выступавших не значился. Он в это время был на приеме в Кремле.

Еще через две недели он стартовал на космическом корабле «Ветер» в годовой космический полет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.