Часть первая Есть тема

Часть первая

Есть тема

– Еще один мужик продал в Интернете свою душу, – вздыхает у монитора редактор Лена Пятницкая.

– Как это душу? – подскакивает секретарь Юлечка.

– Лучше скажи почем? – интересуется Малахов, одергивая новый пиджак от Prada.

Пятницкая опять вздыхает:

– Повезло! Мы-то здесь каждый день забесплатно это проделываем, а мужчинка четыре тысячи долларов выручил!

– Три тысячи восемьсот, – шеф-редактор Миша, как всегда, лучше всех информирован.

– А цены растут! – замечает Малахов.

– Предыдущий-то душепродавец, по-моему, и двадцатки не выручил?! – он достает из своей сумки пластиковую коробку с сырниками с надписью на крышке «Just For You». (Кто-то ему сказал, что именно на этой диете сидит весь Кремль.)

– Что еще вкусненького?

– Любящая и экономная мать кормила детей «чаппи»! – рапортует Наташа Бойко.

– Вы что, вконец обалдели? – Ошметки сырника плюхаются на соседний стул. – Хватит с нас судов! Нам что, еще и с производителями собачьих кормов судиться?

– Ничего подобного! Это же прекрасная для них реклама! – не сдает позиций Наташа Бойко.

– Ой, все! Давайте тогда по персонам пройдемся? Кто у нас есть? Неужели в стране ничего интересного не произошло, кроме приезда Памелы Андерсон?

Приезд Памелы, похоже, серьезно потряс его провинциальное воображение: все никак не может забыть сорванный им поцелуй от звезды «Спасателей Малибу».

* * *

Этот бардак и паноптикум одновременно называется летучкой. Его редакторши, его любимые блондинки буйствуют в утреннем понедельничном креативе, вяло перебрасываясь заголовками будущих сюжетов для самого популярного ток-шоу страны. САМ хоть и имеет собственный небольшой кабинет, предпочитает ланчевать с народом и все время трется в общей редакторской комнате, устойчивый запах ацетона из которой никогда не выветривается. Вот и сейчас Пятницкая, стрельнув у секретарши Юли очередной убойный лак, прикусив от усердия кончик языка, тюнингует длинные ногти.

– Ну почему только Памела? – возвещает она. – Вот Саркози приезжал, но его же не пригласишь? Он же не излупцевал свою жену за фото в костюме Елены Берковой? А жаль…

Пятницкая со знанием дела цокает языком:

– Мужчина определенно интересный…

– Ленка! – отрывается от монитора Наташа Бойко. – Утихомирься, в конце концов! У тебя, кроме мужиков, хоть что-то на уме есть, а? Постыдись, мать двоих детей!

Пятницкая приосанивается.

– В конце… – тут она делает паузу, – концов, я, может, и утихомирюсь. Только покажите мне, где они, эти волшебные концы.

Но тема «мать двоих детей, помощи никакой и при этом незаменимый работник» ей очень нравится. Загадочно улыбаясь, она докрашивает мизинец, придирчиво смотрит на результат и приступает к другой руке. Юля алчно следит за содержимым своего гаджета, которое неумолимо тает. Июль. На улице – невыносимое пекло и духота. Кондиционер еле дышит. Букет ацетона раскрылся окончательно и, похоже, ударил хозяйке пузырька в голову.

– Вот тут пишут, – влезает в обсуждение Юля, черпающая вдохновение в интернет-новостях, – что одна мамаша постирала ребенка в стиральной машине…

– О-о-о… – сдержанно стонет Лариса. – Может, лучше в школьных стенгазетах сюжеты будем выискивать?

– Так, дамы, – бодро командует Малахов, – соберитесь! Неужели ничего стоящего нет?

– Вообще-то, – произносит Наташа негромко, – имеется у меня одна историйка…

Сигнал принят, все замолкают.

– Сибирь, бескрайние просторы, – нарочито медленно начинает она. – Мальчик и девочка встречаются, немедленно любят друг друга…

– Вот же молодцы! – одобряет Пятницкая, шумно дуя на великолепие своих ногтей.

– Да я не в этом смысле! Как раз платонически. Она ему говорит, что до первой брачной ночи ни-ни. И вот за день до свадьбы девочка разбивается в машине…

Юля картинно ахает и, как заштатная сериальная звездочка, округляет глаза.

– Кошмар!

– Ее хоронят в свадебном платье. Все в трауре. Мальчик в шоке, в горе, что ничего у них не было. И вот как-то ночью…

Наташа делает эффектную паузу и добивает:

– Он приходит на кладбище, разрывает могилу и совершает акт любви с любимой девушкой.

В редакции наступает благоговейная тишина. Довольная произведенным впечатлением, рассказчица бодро заканчивает:

– Его арестовывают, разумеется. Сейчас он в тюрьме. Мама девочки готова ехать на передачу, юноша готов исповедаться из-за решетки. Берем?

…Повисает недолгая пауза. Не такая долгая, как вступление к песне Уou’re my heart you’re my soul. Пятницкая очухивается первой:

– Конечно, берем. Но главный вопрос эфира: была ли девушка девственницей?

За эту ее способность называть вещи своими именами я Пятницкую иногда просто обожаю. В отличие от остальных, громко скрипящих мозгами, раздумывая о корректности подобного сюжета (мне всегда интересно наблюдать за подобными ложноморальными рефлексами, за этими издержками высшего образования), для Лены никаких тормозных ограничений нет. На условности, которые часто не могут убить в человеке даже несколько лет работы на самом рейтинговом ток-шоу страны, у нее стоит особая запретная программа.

Малахов нарушает сеанс коллективного гипноза:

– А на ковре потом мне стоять?

Будто ему впервой.

После бурной пятиминутки все-таки принимается коммюнике: история, безусловно, хороша, но время требует чего-то более гламурного. Услышав это слово, все, не сговариваясь, начинают выдавать на-гора темы одна паскуднее другой. Ах уж эти игры сознания и подсознания! Даже у жалких индивидов, не доросших до собственного Альтер Эго, непременно включается принцип «от противного». Но я отвлекся, о чем это они? Ага, ария Пятницкой – эту пропустить нельзя.

– У меня, например, есть свежачок с Рублевки, – потягивается она, и стул под ее телесами скрипит от ужаса. – Некая мадам недавно присмотрела себе новенькую горничную. Все как обычно: какая-то выскочка из Мухосранска, амбиций через край, сразу на Рублевку, а там будь что будет. И что вы думаете? На второй же день Золушка увольняется. Знаете почему? «Я, – говорит, – не смогу у вас работать, у вас очень красивые платья».

Лариса мечтательно улыбается:

– Мне кажется, я бы тоже уволилась, красивые шмотки – это серьезно.

– Да ты что? А я бы, – качает головой Бойко, – ни за что! Хозяйка за дверь – примеряй, носи что угодно. Хоть на вечеринку, хоть куда, она и не заметит. У них же у всех под платья по целой комнате отведено.

– Ой, – вдохновенно сочиняет Юля (хотя, может, и действительно выкопала в ворохе своего глянца очередную историю для бедных), – а я тут читала про одну горничную, которая в платье хозяйки отправилась в клуб и нашла там себе олигарха!

– Да что ты говоришь! – язвит Миша. – А про то, как одна продавщица устроилась няней к богатому продюсеру, ты, случайно, не читала?

– А бомж-туры? – загорается Лариса. – Можно все перевернуть и сделать тему «Барышня-крестьянка»!

Редакторши хором ударяются развивать тему с переодеваниями. Вероятно, через платья затронута какая-то особая точка бабского VTA, то есть центра удовольствий в коре головного мозга. Впрочем, и у Андрея что-то в этой области затронуто. Замер, словно почуяв что-то, словно боясь это что-то спугнуть…

– Лен, – задумчиво просит он, – найди-ка мне эту горничную, которая уволилась, ладно?

Его любимые блондинки с облегчением вздыхают: тема «Барышня-крестьянка» утверждена. Только я, Робби Дерипаска, понимаю, что тема тут ни при чем. Все-таки не чужие друг другу.

* * *

Почему бы и нет? Тем более сроки поджимают. Почему бы и не горничная? Ведь звезды не всегда были звездами. Кто-то до того, как прославиться, преподавал, кто-то занимался извозом, кто-то, вероятно, ходил и в горничных. Моя задача – вырастить звезду с нуля. Образно выражаясь, я должен вдохнуть жизнь в камень, преобразив его до неузнаваемости. ОЧЕНЬ заманчиво пройти путем Пигмалиона, крестной Золушки, профессора Хиггинса, товарища Новосельцева, в конце концов! Действительно, если мне из моего… (слово не найдено) удалось вырастить что-то более-менее звездное, то почему не попробовать приложить руку еще к кому-то?

Чем дольше я думаю об этом, тем сильнее меня захватывает эта идея. Единственная сложность на пути ее реализации мое Эго. Необходимо всячески подогревать его интерес к этой теме, без устали давить на его самолюбие, чтобы он оторвался от стула и что-то в конце концов предпринял в интересующем меня направлении!

Но сейчас я могу достучаться и до Малахова. Самолюбие + миллион + московская жара + скука, открывающая сезон в мегаполисе именно летом, + очередное бесславное крушение о быт любовной лодки, а в результате уже вторую неделю мы с Андреем думаем об одном и том же – где найти достойный объект для предстоящего эксперимента? Где искать эту мифическую соведущую, с помощью которой Малахов так ловко набил себе цену?

* * *

Первая неделя после эпохальных переговоров в холле пятизвездочного отеля фактически прошла впустую. Малахов довольно умело задурил мне голову теорией о некой телевизионной Мэри Поппинс. Согласно этой теории, существуют на свете девушки, которые знают, что брать штурмом телецентр лучше всего летом, когда уставшие и поблекшие от безжалостного света софитов звезды разлетаются на отдых, редакторы уходят в отпуск, а некоторые даже увольняются. Работа в телецентре – высокая мечта этих девушек. Именно поэтому в начале лета они, по версии Малахова, должны в массовых количествах появляться в опустевшем телецентре, и именно из их числа мы и выберем кого-нибудь поприличнее.

Узнать такую девушку легко. Вот ее психологический портрет. Знакомясь с редакторами или администраторами, она, нежно улыбаясь, говорит, что готова к любой работе на любой испытательный срок, причем бесплатно. Любой редактор или администратор будет счастлив обзавестись такой помощницей, на которую можно перевалить обязанности отвечать на телефонные звонки, бегать за пригласительными для ведущего на 12-й этаж и обратно, отвечать на письма и т. д. и т. п.

Дальше, обосновавшись в одной из редакций, эта умница принимается истово доказывать свою незаменимость. Это добрый ангел, который всегда рядом, всегда готов прийти на помощь. В ее сумке, как в сумке Мэри Поппинс, есть все необходимое для ближнего: салфетки, прокладки, сигареты, зарядки для мобильного. При этом она знает, кому лайт, а кому – не лайт, кому – для «Нокиа», а кому – для «Моторолы». Для этого она завела специальный блокнотик, где скрупулезно фиксирует имена, фамилии, пристрастия, даты рождения и особые события. Редактор Лена подарила дочери хомяка и он два дня болел? Дочка плакала? В блокнотике записаны имена и хомяка, и дочери, а через неделю волшебница-теленянька обязательно поинтересуется, как себя чувствуют Пусси и Дашутка. Тронутая до глубины души Пятницкая даже перестанет расстраиваться, что получила от Малахова ни за что ни про что нагоняй. Подумаешь, она забыла позвонить какой-то уволенной горничной?!

А еще наша Мэри много читает. Много смотрит, ездит, ходит – все для того, чтобы окружающие поняли: она не городская сумасшедшая и не мать Тереза! В разгар летучки, когда иссякла даже Бойко, она может предложить тему… Но и тогда, когда над ее темой все посмеются, она не будет в обиде, потому что ее главная цель – задержаться в телецентре и после того, когда жизнь здесь начнет бить ключом, то есть осенью. И это более чем реально, ведь те, кто проработал рядом с ней все лето, уже привыкли, что в редакции поселилась добрая Мэри Поппинс, всегда и всем готовая прийти на помощь.

К сожалению, за полторы недели ненавязчивых поисков ни в одной редакции Останкино ни одной такой Поппинс обнаружить не удалось. Хотя теория была хороша. Знаете, почему она не вылилась в практику? Чтобы работать 24 часа в сутки, без продыха, без выходных, без отпуска в ожидании 2016 года, когда тебе вручат статуэтку ТЭФИ, надо иметь очень сильное желание стать звездой.

Итак, до часа Х осталось совсем немного, времени на хождение по рынкам в ожидании встречи у лотка с картошкой продавщицы Наташи Водяновой у нас нет.

«Не могу у вас работать, у вас очень красивые платья!» Каково, а? Девушка, которая бросается такими красивыми фразами, наверняка чего-то да стоит.

* * *

Суббота, вечер. Когда 90 процентов населения России думают, что Малахов веселится в клубе «Дягилев» (впрочем, о сгоревших в святом огне инквизиции либо хорошо, либо ничего), он заканчивает свой день либо вяло-тупым ползанием по Интернету, либо походом в кино на последний сеанс. В одиночестве. Еще одно доказательство того, что если кто из нас двоих и имеет отношение к понятию «звезда», так уж точно не Андрей. Он может только нудеть, задаваясь вопросом: стоит ли звездность того, что ты просто не принадлежишь себе?

В своем одиночестве он не одинок. Если бы у вас была волшебная палочка и вы заглянули в квартиру к знаменитостям в те секунды, когда они не востребованы… Поверьте, более никчемной и грустной картины и представить невозможно. Впрочем, они никогда вам об этом не расскажут, потому что они: а) красивы (с помощью фотошопа) и б) востребованы (с помощью агентов и прессы), а значит, счастливы. Их слезы видят только подушки от Frette, а при отсутствии должного снобизма наволочки из Икеи.

Да! Как же я забыл: в субботний вечер мы частенько ходим в церковь. Можете себе представить, какое удивление вызывает его появление у некоторых прихожан. Они никак не могут сопоставить в своем воображении этих двух Малаховых – в телевизоре и в храме. Их можно понять: большая их часть никогда не смотрела «Бойцовский клуб» и не читала колонки Педро Альмодовара…

Хотя, конечно, многие из них с удовольствием смотрели и «Мою прекрасную няню», и «Дурнушку Бетси» в ипостаси Кати Пушкаревой, на худой конец, читали в детстве «Золушку» и позднее даже Бернарда Шоу… Но не будем обольщаться: вряд ли среднестатистический зритель сможет вспомнить, кем был, к примеру, тот же Пигмалион, а был он, ни много ни мало, царем Кипра. При этом, как гласят некоторые источники, «жил одиноко, избегая женщин, торговавших своим телом». И вот от нечего делать взял на досуге слоновую кость и смастерил из нее статую прекрасной женщины, в которую тут же влюбился. О том, что было дальше, все более или менее осведомлены: богиня Афродита, увидев силу его любви, статую оживила, и, как сказал поэт, «весть о том, что оживлена кость, но родился не слон, которому она принадлежала, облетела весь остров».

Кстати, некоторые врачи говорят, что пигмалионизм – это своеобразная смесь фетишизма с вуайеризмом. Ну а вуайеризм, то есть стремление подглядывать, как известно, было, есть и будет одной из главных потребностей масс, которую «Малахов и К°» регулярно сполна утоляют. Великая иллюзия, кинематограф, и тем более последующее за ним телевидение – это, по сути, Великая Замочная Скважина, через которую зритель подглядывает за умело срежиссированной Большой стиркой чужого белья.

И надо же такому случиться, что мой подопечный, человек, который вот уже столько лет виртуозно полощет на глазах многомиллионной аудитории чужое исподнее, сам попался на эту удочку! Редкий случай, когда врач подхватывает профильное заболевание. Правда, инфицирование произошло не по основному месту работы, а по месту жительства.

* * *

Редкий для Москвы двор-колодец, где проживает Малахов, вмещает в себя довольно пестрый винегрет: официанты расположенного в доме ресторана, крошечный фан-клуб имени Малахова, старорежимные бабушки, а также новоиспеченные бизнесмены и их скучающие жены. Со стороны одной такой заскучавшей прелестницы и свалился на голову Андрюши приступ доморощенного вуайеризма.

В один прекрасный день в его телефон стали падать странные эсэмэски. Тайный посланец знал, когда Андрей ложится спать, когда приходит с работы или даже принимает ванну. Я-то, разумеется, сразу понял, что некто просто-напросто следит за освещением окон, тем более хозяин все время забывает их зашторивать! До самого же Малахова это дошло через неделю. И тут поток эсэмэсок резко иссяк. Неизвестный корреспондент (точнее, корреспондентша, на что неоднозначно намекал кокетливый стиль посланий) все рассчитал как по нотам. После первого назойливого штурма их отсутствие было воспринято как пустота. Затишье перед бурей. Спустя несколько дней в возобновленной серии эсэмэс ему намекнули, что дом напротив – прелестное место для слежки за таким прелестным объектом, как известный телеведущий. Понятно, что теперь, приходя домой, Малахов первым делом зашторивал окно… Чтобы тут же через щелочку посмотреть – включен ли свет в обозначенных окнах напротив?

Узнать имя и статус соседки с мелодичным голосом (эсэмэски сменились звонками) было не сложно. Жена своего мужа, отчаянно скучающая в Москве, в то время как муж… В общем, обычная история. Судя по всему, несколько раз Малахов даже встречался с ней на закрытых вечеринках, но ничего, кроме того, что ее «понедельники с шампанским» известны на всю Москву, вспомнить так и не смог. В результате, когда накал телефонных страстей достиг апогея, наш заинтригованный мальчик понесся с широко открытыми глазами за обещанной конфетой. Как пишут в романах в мягкой обложке нежных, пастельных тонов, «они прошли весь этот путь». От щелки в занавесях до приглашения на чай в один из одиноких субботних вечеров, когда на Андрюшу накатил очередной сплин.

– Уже ложишься? – шепчет в трубку почти родной нежный голос.

– Нет… А ты?

– Только после тебя…

И Малахов решился и переименовал банальный секс по телефону в несколько затянувшуюся прелюдию. Через десять минут через двор-колодец к его подъезду быстро прошла в свете фонарей одинокая черно-белая фигурка…

Дальше – понятно.

– У тебя уютно…

– Чай?

Добавьте к полуторамесячной прелюдии еще 15 минут, и свежезаваренный чай благополучно стынет в чайнике…

Так мы попали в круг Светы. Светланы. Ланы. Очень характерное попадание, вся его природная леность, вся его ограниченность – все в этом выборе! Да и не выбор это, а элементарное «чего далеко ходить?».

Нетрудно догадаться, чем закончился для моего подопечного этот роман по соседству. Если в 10 лет он понял, что Деда Мороза не существует, в 16, что вечная любовь не вечна, а в 25 дотумкал, что она может развалиться, как построенный из песка замок на пляже в Анталье, то в 36 ему открылось, что между покаявшимся мужем олигархического толка и звездой пусть даже и Первого канала женщина непременно выберет мужа. Она и так пожертвовала во имя любви слишком многим – не поехала на очередной аукцион и прозевала парочку импрессионистов, в которых остро нуждается ее коллекция.

Вот уже третий месяц окно напротив молчит. Муж Ланы, разочарованный в очередной молоденькой любовнице, решил провести лето на вилле в Ницце вместе с опальной женой. Понедельники с шампанским и субботы с Андреем закончились.

* * *

Зная это умение Малахова отважно хватать то, что само плывет в руки, не считаю возможным ограничиваться ожиданием горничной. Все выходные, пользуясь его расслабленностью, составляю список мест, где концентрация потенциальных звезд на единицу площади достаточно велика. (Хватит с меня теорий о несуществующих Мэри Поппинс!) Что я имею в виду под потенциальной звездой? Это достаточно привлекательная девушка (в нашем случае), которая активно жаждет перемен к лучшему. Поэтому лидируют в списке столичные клубы в версии «стрип».

Настоящая кузница кадров! Прекрасные члены этого профсоюза периодически всплывают в передачах Малахова. Лично мне запомнилась парочка просто отличных экземпляров. Одна стала впоследствии популярной солисткой женской группы, другая – актрисой нашумевшего сериала. Правда, ни та, ни другая, ни все остальные не хотят вспоминать, что начинали свою карьеру у шеста, активно участвуя в стрип-марафонах и милицейских субботниках Северо-Восточного административного округа.

Под цифрой 2 в моем списке – просто клубы. Москва летом не так щедра на события, но есть пара-тройка мест, которые никогда не пустуют. «Rай» или «Сохо», к примеру. Чтобы попасть сюда, прекраснейшие девушки согласны выстаивать в очереди чуть ли не часами. Их можно понять: согласно московской легенде, слишком велика вероятность встретить здесь свою судьбу в виде российского олигарха или на худой конец просто состоятельного иностранца.

Дальше идут модные рестораны и бары. Все скопом заведения Аркадия Новикова плюс Симачев Бар (новая любовница Миши Паронина – глянцевая редактриса, ходит туда ланчевать)…

Нет! Мой список никуда не годится, все не то, слишком мало времени играть в эту рулетку.

Эх, если бы у нас в запасе был хотя бы год! Можно было бы и вдоль лотков с картошкой побродить, и к Трем вокзалам сходить… Встречая любой поезд более или менее дальнего следования, можно увидеть столько прекрасных ищущих глаз…

Кстати, про глаза. Салон изящных искусств? Галерея «Победа»? Вернисажи? Нет, там много общих знакомых. Надо что-то более демократичное. Во всех этих модных местах мелькают одни и те же физиономии. Все журналисты жалуются на катастрофическое отсутствие в многомиллионном городе новых лиц.

Итак, демократичное, но не до такой степени, как вокзал, гламурное, но не до такой степени, как салон изящных искусств… Футбол! После того как Роман Абрамович росчерком пера на чеке заставил этот вид спорта парадоксально балансировать между самым доступным и самым дорогим удовольствием, на трибунах наших стадионов сидят рядком и замученные семьей мужички с пивом, и высокие чиновники, и представители бомонда, ну и потенциальные звезды, разумеется.

Нет ли поблизости каких-то знаковых матчей? Судя по отсутствию шумихи, нет.

Тогда что? Заменитель сахара в виде Интернета? Есть же всякие сайты знакомств, в конце концов!

* * *

– Это правда, что Дюжев нашел жену в Интернете? – провоцирует тему Малахов.

Верной дорогой идешь, товарищ. В редакции такого могут докидать в наш список, что и во сне не снилось.

– Правда, – вздыхает Пятницкая, – порядочным людям ничего другого не остается, как искать пару там… Андрей, я договорилась с этой горничной, которая с платьями, она согласна встречаться, когда тебе удобно.

Кто бы сомневался.

– Когда ты можешь?

Жизнь звезды в версии Малахова – это не то, что вы думаете, а забитый под завязку ежедневник с вставками-страничками, не хуже записных книжек его редакторов. Конечно, можно было бы пригласить ее в редакцию, но встретиться в неофициальной обстановке будет все же вернее. Понедельник, то есть сегодня, забит сверху донизу. Завтра? Эх, ведь было окошко, было, так нет, он занял его под поездку в ДАС, Дом аспиранта и стажера на Шверника. Уговорила одна корреспондентка принять участие в съемках сюжета об этом историческом месте, где он прожил свои студенческие годы. Надо ехать. Конечно, это не колыбель революции, но в каком-то смысле прогулочная коляска звезды.

– Лен, скажи ей, что в четверг, хорошо? Пусть она позвонит мне в среду вечером, и мы договоримся.

Пятницкая угрюмо кивает.

– Лен, – замечает этот траур Малахов (та еще Мэри Поппинс), – ты чего такая мрачная?

– Что мы тут делаем? Чем занимаемся? – бубнит она себе под нос. – Лето, а тут парься, никакой личной жизни.

– Просто надо влюбиться, – освещает комнату улыбкой романтичная Камышева.

Разумеется, Лариса понимает, что большинству мужчин большого города нравятся легкие беззаботные «косяки», намекающие о готовности женщины ко всему, кроме долгих и прочных отношений. Но где-то же есть и высокие чувства и другие мужчины?!

– В этом городе любви нет, – режет правду-матку Пятницкая. – За МКАДом – может быть, а внутри – ничего подобного.

Выводы Пятницкой недалеко ушли и от наблюдений Нестора Рублевки, светского обозревателя газеты «Известия» Божены Рынска. Как-то на вечеринке в ГУМе они с Малаховым уединились за столиком, и он тут же поделился своими свежими сокровенными мыслями, возникшими сразу после отъезда Ланы:

– Просто удивительно: вокруг столько народу, а глаз положить не на кого.

Божена понимающе кивает и тоже оглядывает присутствующих профессиональным взглядом женщины и обозревателя:

– Ты абсолютно прав, – бесстрастно, как и подобает профессионалу, констатирует она. – И я уже пишу по этому поводу статью. В этом городе секса нет. Здесь все трахают друг другу только мозг.

Камышева против такой постановки вопроса.

– Нет, есть, любовь есть везде, – говорит она с убеждением, достойным девочки-подростка прошлого века.

– Да, но только за МКАДом, – повторяет Пятницкая.

– За Московской кольцевой дорогой, – усмехается Миша, – любви быть не может, потому что там вообще жизни нет. Как на Марсе.

– А я бы, – Бойко с шумом выдыхает, – за МКАДом очень даже пожила…

Экономический кризис пробил брешь в жизненной броне никогда не унывающей Наташи Бойко. Два года тому назад она решилась на улучшение жилищных условий и по уши влезла в ипотеку. Семейство Бойко – она, муж и дочь-старшеклассница – уже сидели на чемоданах, обсуждая, как постепенно, комната за комнатой, они займутся отделкой своих хором (сделать все сразу было невозможно, так как все заработанные деньги шли на ипотеку), как вдруг все рухнуло: муж Петя потерял работу. Выплачивать остатки за ипотеку было нечем. Наташа потеряла почву под ногами. День начинался и заканчивался с выяснения новостей о возможности взять где-то кредит, а неблагодарные муж и дочь продолжали жить своей беспечной жизнью, что страшно раздражало мать семейства.

– Нахапали наших денежек, – продолжает Бойко, заново открывшая для себя коммунистические лозунги, – накупят особняков внутри Садового и ноют – любви нет…

– Нет, Наташа, – просветленно убеждает ее Лариса, – и богатые любить умеют!

О tempora, o mores! Бомонд позапрошлого века приходилось убеждать в том, что и крестьянки любить умеют, а сейчас массовое сознание без устали щекочут темой, что богатые (и кто бы мог подумать!) тоже плачут.

Лариса упрямо продолжает:

– Я, например, до сих пор под впечатлением того, как один богатый поклонник признавался Тине Канделаки в любви на страницах StarHit.

– Да, когда мужик выкупает в журнале целый разворот и кроме как «Тина! Вы самая прекрасная женщина на свете!» ничего больше не публикует, это красиво, – соглашается с ней Бойко.

* * *

…Забегая вперед. Спустя всего полгода после этого разговора и год после той публикации богатый поклонник Канделаки, не дождавшийся ее ответного признания, не выдержал и притащил с собой на вечеринку 500 тысяч долларов, которые незамедлительно предложил ей за то, чтобы его грезы обрели почву под ногами, чтобы образ Прекрасной Дамы, регулярно являющийся ему в ночных видениях, обрел наконец плоть.

Но Тина решила, что олицетворять собой такую даму красиво, и из образа не вышла.

Прошло еще два месяца. Изможденный бессонницей поклонник предпринял еще одну попытку вернуть себе сон. На этот раз он позвонил Малахову и попросил его быть гонцом любви, то есть предложить Канделаки сразу две пачки по 500 тысяч евро.

Но жестокая Настасья Филипповна наших дней только посмеялась над его страданиями.

– О! – равнодушно ответила она. – Полгода назад было полмиллиона, теперь целый миллион, получается, через год он предложит два?

– Когда будет два, – предупреждает ее Малахов, – я сделаю операцию по перемене пола!

Впрочем, ни через полгода, ни еще через два месяца мы не будем рассказывать об этом аукционе редакторше Ларисе. Как я, Робби Дерипаска, не могу жить в иллюзиях, так нежная Камышева не в состоянии без них обходиться.

* * *

– Слушайте, это правда, что Дибров нашел невесту на кладбище? – Малахов продолжает без зазрения совести пользоваться служебным положением в корыстных целях, пытаясь как бы невзначай развязать обсуждение нужной нам темы. Манипулятор доморощенный.

– Да! – тут же отвечает Лариса, которая, похоже, в курсе всех более или менее романтических московских историй. – Только тогда он еще не знал, что она невеста. Ей тогда было 10 лет. Это были похороны ее дедушки, который был Диминым отчимом.

– Так она ему кем приходится, кроме как женой? – спрашивает Паронин, готовый перейти от темы романтических встреч к теме инцеста.

– Племянница, что ли… – Судя по тону, Лариса не вполне уверена в качестве своих познаний сложного древа родства, тем более когда его ветви так запутаны. – Они потом заново познакомились. Лет через 10 она зарегистрировалась на каком-то социальном сайте, случайно увидела там Диброва и написала ему письмо. Они немного попереписывались, а потом Саша переехала в Москву, и они стали встречаться. Очень красивая пара!

Что-то в последнее время все чаще и чаще всплывают истории интернет-знакомств с далеко вытекающими последствиями. Может, действительно стоит попробовать половить что-то в Сети?

– Пара просто замечательная, – соглашается Бойко, – жена в два раза моложе мужа, но зато в два раза выше. И вообще, для тех, кто не знает: эта Саша не вынесла семейного счастья и сбежала и от мужа, и от дяди.

Лариса расстроена, Миша – наоборот:

– Нет повести печальнее на свете: попользовалась дядюшкой, влезла в светскую тусовку – и поминай как звали!

Так-так-так. Саша Диброва. Надо взять на заметку эту шуструю племянницу.

– Нет, Миша, – не соглашается с такой трактовкой лавстори Лариса, – это честная история. Вот если бы она осталась с ним, тогда, конечно, все было бы так, как ты говоришь. И потом, судя по тому, что об этом разводе даже я не знаю, расстались они по-хорошему, никто друг на друга грязи не лил. Вот.

Лариса сидит с гордо поднятой головой и чуть порозовевшими щеками, всем своим романтически-боевым видом провоцируя менее лирически настроенных сотрудников на циничные подколки.

* * *

Вторник. Очередной виток столичной круговерти, полный апокалипсис (30 градусов в тени!), и вот предлагаемые обстоятельства заталкивают мою броуновскую частицу в ДАС.

Дом аспиранта и стажера – студенческое общежитие МГУ на пересечении Большой Черемушкинской и Шверника. Два соединенных между собой 16-этажных корпуса, построенных в 60–70-х годах прошлого века для разгрузки общежитий главного здания, чтобы в свою очередь незамедлительно быть загруженными под завязку.

Помню ужас Андрея, когда он впервые перешагнул порог этого святилища, этого домозаменителя для юношей и девушек, приехавших из глубокой периферии в многомиллионный город без копейки денег, чтобы питаться исключительно науками…

В комнате, где поселился мой юный объект, уже спали 5 человек. Андрюше было выделено скромное место за шкафом – с матрасом, но без лампочки. Если бы не я… «Не горюй, парень, – шептал я ему каждый раз, когда он собирался распустить нюни. – У тебя все получится!»

Думаю, вынужденные спартанские условия жизни для будущей звезды – жестокая, но весьма качественная питательная среда, своего рода продолжение подростковой темы, когда ты уверен в том, что твое окружение тебя не достойно. Ведь что такое звезда? Забудем о таких крайностях, как настоящая мания величия, но все-таки если собрать грамотный анамнез любого звездного заболевания, то получится все та же мания величия, но только без госпитализации.

Но все же, когда вы начнете писать главные страницы своей блестящей жизни, не стоит забывать ни о грязном катке, ни о брошенном прямо на пол матрасе. Даже подросток, обвешанный комплексами с головы до ног, должен понимать, как это важно – уезжая из маленького города, оставить на всякий случай запасной аэродром. Никто не знает, из какого колодца придется пить воду в этой жизни. Даже если, приехав в Москву, вы поймете, что ни из колодца, ни из-под крана пить воду не надо, и начнете пользоваться бутилированной минеральной водой. Не менее полутора литров в день. Так советуют диетологи, которым вам придется с приходом славы платить по 200 долларов за консультацию.

Но, как ни ухищряйся, пресловутая вода из колодца никуда не денется. При первых признаках известности сразу несколько бульварных изданий непременно наведаются на вашу малую родину, чтобы пройтись по следам вашей школьной жизни. И если вы не оставите себе пути отступления, то ваша первая учительница обязательно раскроет глаза общественности на то, каким вы были лентяем, обманщиком и хулиганом. Желательно, чтобы и она, и ваши школьные друзья отзывались о вас с уважением, зная, что и они когда-то подавали большие надежды, но в связи со своей леностью, бесперспективностью, а главное – отсутствием в них Робби Дерипаски так и остались на плохо расчищенном катке. Правда, теперь на нем катаются их дети.

* * *

Первые впечатления от этого города действительно были очень сильными. Когда наш герой вышел из поезда и людской поток вынес его на бескрайнюю площадь Трех вокзалов с высоткой гостиницы «Ленинградская» справа и каким-то широченным проспектом слева, Андрюша замер в восхищении и на время потерялся в пространстве.

А что вы хотите от парня, который в своей жизни не видел ничего прекраснее финской деревни (ну ладно, это был занюханный городок), куда они ездили в девятом классе по школьному обмену?

Зажав в потном кулачке серебряную медаль за окончание школы, прижимая к груди потрепанный папин чемодан, вытягивая тощую юношескую шейку поверх толпы, дитя ехало на станцию «Академическая». Неподалеку от которой пролегала улица Шверника, куда селили всех абитуриентов журфака МГУ.

Как я уже говорил, сначала его мечтой было поступление в мореходку, чтобы впоследствии получить дипломированную возможность носить подносы со жратвой на судах загранплавания. Но честолюбивый Робби Дерипаска в нем вовремя проклюнулся. Если точнее, я тогда чуть стукнул недоросля по его черепной коробке, и в начале восьмого класса он впервые задумался о другой профессии. И хотя, буду откровенен, думать ему в те годы было особенно нечем, парень все же догадался, что путь в журналистику будет менее тернистым, если прямо сейчас начать сотрудничество с местной газетой. И вот 14-летний отрок, получив задание в отделе новостей, уже несет в клюве свою первую заметку.

Информационный повод был неплохой – все происходило в преддверии 8 Марта, и в местной теплице вырастили алые тюльпаны. Разумеется, ничего занятного написать об этом было невозможно (уже скажите спасибо, что это были не гвоздики). И все же… Когда редактор взял из дрожащих, еще не остывших после прилива вдохновения рук Андрея листок с напечатанным на машинке текстом, то сначала закашлялся, словно чем-то поперхнулся, но через минуту пришел в себя (вот что значит профессионализм!) и прочел заголовок заметки:

– «На улицах нашего города скоро загорятся красные фонарики».

Пока новоиспеченный автор, заикаясь от смущения, объяснял свое поэтическое видение флоры, редактор думал о своем простатите и неосуществленной мечте хотя бы одним глазком увидеть витрины амстердамского квартала красных фонарей. Приятель из мурманского пароходства рассказывал, что там такие мулатки за стеклом, что…

Так беспомощная детская заметка под заголовком «Красные фонарики» появилась в печати, а Андрей Малахов вступил на путь, о котором Марк Бернес (звезда эстрады 60-х, советский вариант Фрэнка Синатры) пел так: «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете»). Хотя меньшие романтики в этой профессии умудряются писать в те же газеты и журналы после перелета первым классом компании Thai Airways International или классом «Империал» в «Трансаэро» и чудесного сна на кроватях «Plaza Anthenee» или «Waldorf Astoria», особенно если последний отель расположен в Лондоне, а не в шумном Нью-Йорке. Но таких репортерских командировок добиваются, разумеется, единицы, все остальные спят черт знает на чем и добираются до «горячих точек» (речь в данном случае идет не о купании в исландских гейзерах) чартерными рейсами.

* * *

Малахов уже пробежался с заманившей его сюда корреспонденткой по всем жизненно важным коридорам ДАСа. Кстати, задрипанным не менее, чем коридоры и туалеты Останкино. Мелькнувшая было мысль поискать что-то латентно-звездное здесь сразу улетучилась, студенческо-аспирантский муравейник пуст. Ближе ко второй половине лета уехали даже самые стойкие почитатели столицы, но эхо бурной жизни все еще блуждает по лестничным пролетам, залетая иногда в опустевшие кельи…

Вот и наша комнатушка…

Андрей затих, да и мне нечего ему сказать – никаких особых чувств эта давно чужая комната у меня не вызывает. Хотя нет. Вызывает вопрос: что, собственно говоря, мы тут делаем столько времени? Чего ждем? Легкий пинок по самолюбию (граф, что вы делали столько времени под Смоленском?), и мое Эго послушно закипает:

– Скажите, долго еще это продлится? У меня совершенно нет времени!

– Ой! – выдает фальшивый восторг худенькая корреспондентка, заманившая нас в эту дыру. – Понимаете, сейчас должна подойти одна девушка… С матрасом.

– А с веслом? С веслом никто не должен подойти? – с убийственным апломбом вопрошает Малахов. – Все, я пошел.

– Нет! Нет-нет, пожалуйста! – верещит она чуть не плача. – Еще буквально пять секунд! Это… это сюрприз! Дело в том, что это – ВАШ матрас! Тот самый, на котором вы спали вот тут, за шкафом. Помните?

Помним ли мы?!

«Граждане! Уважайте пружинный матрац в голубых цветочках! Это – семейный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое домашнего уюта, любовная база, отец примуса! Как сладко спать под демократический звон его пружин! Какие сладкие сны видит человек, засыпающий на его голубой дерюге! Каким уважением пользуется каждый матрасовладелец…»

Этот матрас Ильфа и Петрова мы, конечно, помним, но корреспондентка толкует о другом символе гнезда и уюта, объясняя Андрею следующее. Полтора года назад в самый разгар внезапно обрушившегося на ДАС стихийного бедствия в виде косметического ремонта в его коридорах вдруг разгорелся не менее стихийный аукцион под руководством то ли завхоза, то ли еще кого. Главный и единственный лот – Матрас Того Самого Малахова. Когда это полосатое чудовище уже уплывало в руки иностранным студентам, в бой за реликвию вступила ожидаемая нами сейчас девушка.

– Она вот-вот подойдет! – плачущим голосом заверяет корреспондентка.

– Ну… хорошо, – брюзгливо выдает Малахов и берет в руки своего маленького дружка весом в 102 грамма.

Пока он решает по мобильному бесконечные проблемы, связанные с обещавшими, но сбежавшими гостями, судебными исками, корпоративами, фотосессиями и прочей чушью, я погружаюсь в приятные умозаключения. Иногда жизнь телесная подбрасывает в топку моих мыслей такие темы… Подумать только! Ушел с молотка матрас – в данном случае не воспетый в романе «12 стульев», а некий фетиш, намекающий на то, что однажды его обладатель примет участие в грандиозном полоскании грязного белья на глазах у всей страны…

Опять же – приятное подтверждение звездного статуса. Помнится, на аукционе памятных вещей в Голливуде рубашка Леонардо Ди Каприо, в которой он снимался в «Титанике», была продана за 10 тысяч долларов.

– А за сколько? – улыбается Андрей, отрываясь от телефона. – За сколько его продали?

– За 150 долларов, – с готовностью рапортует разработчица матрасной темы.

И тут дверь открывается.

– А вот и она! – радуется корреспондентка.

Патриархально полосатый матрас под мышкой, робкая улыбка, легкий румянец, ищущий через дешевые очки взгляд… Ба, да это же наша с Андрюшей старая знакомая!!!

* * *

Пять провинциальных подружек стали тусоваться во дворе дома Малахова где-то года три тому назад. Ни с кем не общались, только между собой. Дожидались появления взмыленного кумира, сразу исчезающего в подъезде, счастливо вздыхали и – все. Довольно странный фан-клуб. Они не кидались к Малахову на шею, не просили автографы, ничего такого. Просто смотрели на него со стороны. Любовались. И как только часы били полночь, исчезали. Чтобы успеть в метро до закрытия.

На праздники они подкидывали под дверь открытки, иногда украшали подъезд шариками. Но «пять негритят судейство учинили, засудили одного, осталось их четыре». Не знаю, что там у них происходило – тонули они в море или пропадали в зверинце, согласно подсказкам неполиткорректной считалочки, – но в результате их осталось двое. Две верные подруги, дежурившие по сменам. Зимой они вытаптывали на снегу имя Андрей огромными буквами. Очень трогательно.

– Стипендию твои мышки, что ли, получили? – зевнула как-то Лана, выглянув в окно. – Ты только посмотри…

Андрей подошел к ней, зябко поводящей плечами, и увидел: действительно, по вытоптанному в снегу трафарету все было залито яркой красной краской. Потом еще несколько раз девочки обновляли цвет, так что весной, когда снег стаял, мираж имени Андрей еще некоторое время был виден из окна. Правда, Лана в эти окна уже не смотрела.

* * *

Странный роман по соседству исчерпал ресурсы к весне, и все-таки на 8 Марта наш совестливый парниша купил огромный букет. Миллион минус четыре нуля – ровно 100 роз, – решил он, будут достойным извинением за его отсутствие в праздник. Но до вручения букета дело не дошло: как только Лана узнала, что герой именно в этот день отправляется проводить очередной корпоратив, проходящий неподалеку от Северного полюса, тут же отключила телефон.

…А ведь я его предупреждал. Я говорил ему, что в этот день 99 процентов всех Ж страстно желают от М длинных и долгих подтверждений собственной женственности. На что он надеялся? Что любовница, которой он уделяет жалкие остатки себя, растратив все самое лучшее на основном месте работы, и сейчас «все поймет»? Ничего удивительного, что три часа до самолета, должного унести его на крыльях любви к сибирским женщинам, этот идиот остался наедине с цветами.

Он уже совсем было «догадался» подарить покаянный букет своей соседке из квартиры номер 13, пожилой женщине, которая живет со своим будильником, как вдруг, подходя к дому, заметил одну из девочек-поклонниц. Одинокая маленькая фигурка с зажатой в руке веревочкой от воздушного шарика. Большой воздушный шарик в виде красного сердца, слегка сдувшегося, но методично пульсирующего от ударов мокрого снега. Наверное, ей подарил его какой-то мальчик. Все-таки – 8 Марта… «Вперед!» – тихо скомандовал я, и наш герой решительно поздравил мышку-поклонницу с 8 Марта, ловко избавившись от букета.

Потом было возвращение из командировки, бурное примирение с Ланой, полуторамесячное весеннее обострение и – тихое, по-английски, расставание. В один прекрасный вечер она просто выключила в своей квартире свет и уехала.

И что бы вы думали? Вскоре после этого в нашей жизни вдруг аукнулись те розы! В один из редких субботних вечеров вместо того, чтобы рефлексировать в полном одиночестве и пялиться в окна – windows или соседские, – Малахов отправился наконец в гости к хорошим людям и как следует там повеселился. В прекрасном настроении он добрался до дома, постановив, что отныне навеки задернет занавеску и больше никогда не будет заглядывать в чужие окна. Насвистывая, поднимается на этаж и видит у порога своей квартиры… Что бы вы думали? Нет-нет, на этот раз не ловко замаскированные булавки и иголки с заговорами, которые он так часто находит в посланиях поклонниц, и не плюшевых зверей, которыми они его одаривают. Видит он цветочный горшочек с торчащим из него жалким ростком. А рядом – невинно белеющий листок бумаги. Письмо. В котором, по старинке, к нему обращались на Вы с большой буквы…

«Андрей! Помните, Вы подарили мне розы на 8 Марта? Глупо объяснять, чем стал для меня этот ваш подарок… Эти цветы, благоухающие так, что кружилась голова, на несколько месяцев стали для меня всем. До сих пор меня преследует запах роз…

Я привезла их к себе в общежитие. Кстати, мы почти соседи – вы когда-то жили в комнате напротив. И я мечтала, чтобы они стояли вечно. Но постепенно они начали вянуть. А мне так хотелось, чтобы они снова зацвели, заблагоухали, принесли радость. Но нет ничего вечного под луной. Мне стало невыносимо грустно и даже страшно… Казалось, завянет последний цветок, и случится что-то ужасное, что-то непоправимое! Я подумала, что их можно спасти, посадить, они пустят корни, дадут росток. Воображение уже рисовало распускающийся бутон… Даже не бутон, а целый куст. Распустившиеся розы были бы символом добрых чувств, которые, раз появляясь, никогда не забываются людьми. И я бы подарила их вам, Андрей, и это было бы символично! И я решила попробовать. Три месяца пытаюсь их вырастить. Стараюсь, забочусь, люблю! Но нет. Они так и не выросли. Все посаженные цветы не давали корни.

Но остался один цветок. И через какое-то время он дал корешок, потом распустилась почечка, появились листочки – сначала два, а потом еще три. Он болел почти неделю, и я болела вместе с ним. Смотрю, боюсь дышать, хочется даже поцеловать, но страшно повредить – такие маленькие они и хрупкие. И только и знаешь, что шепчешь: «Умоляю, расти». И он выстоял, прижился, пророс!

Вот такой вот подарок – вроде и не подарок совсем. И не цветок, а только пять листиков. Зато я его растила только для Вас! Это то тепло, которое навсегда остается в душе – даже когда уходят самые острые и бурные страсти.

Я поняла одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Если для человека главное – дражайший пятак, то дай ему этот пятак. Но если душа таит зерно пламенного растения – чуда, попытайся подарить это чудо, если можешь. Новая душа созреет и у тебя, и у него.

Когда миллиардер подарит писателю виллу, когда режиссер признает в опереточной певице актрису, когда жокей хоть раз попридержит лошадь ради другой, которой не везет, – все поймут, как это приятно и невыразимо чудесно.

Но не меньше и другие чудеса: улыбка, прощение, вовремя сказанное нужное слово…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.