Урбана

Урбана

Во вторник было по-рабочему. С утра встретились в кафе с Реджинальдом, который ведет этот семинар, что-то уточнили. Доехали до университета, он близко. Потом надо было повозиться с заполнением разных отчетных бумаг, потом семинар. Там славные люди, да. Потом Кутик показал мне кэмпус — здания в парке, вокруг искусство — средней величины скульптуры: Кальдер, Мур, Миро. Джакометти только не отыскался — ну, может, убрали на всякий случай, раз уж он сейчас подорожал. Хотя Миро стоит, а уж такой великолепный. Небольшой: золотой шар практически висит внутри дыры в черной металлической плите — неровной и нестерильной.

Жизнь как жизнь. Солнце светит, озеро блестит, апрельская листва мягко зеленеет, тюльпаны вокруг, Миро и т. п. Разошлись по своим делам — до гостиницы от университета квартала три, что ли. Вечером поужинали, выпили пиво в каком-то баре — Чикаго не Чикаго, никакой разницы. Профессия свое берет, то есть наоборот: если она участвует в ситуации, то нет разницы, где находишься.

На следующее утро начиналось следующее приключение. Надо было ехать в Урбану, тоже в университет. Тоже выступать, но там иначе: одна лекция — просто как человека из Москвы про всякую политику и т. п., а вторая — чуть позже — про онлайн-СМИ в России. По стечению обстоятельств во второй истории я оказался давно, в середине 90-х, так что получался как бы экспертом. К этим лекциям особо готовиться не надо было. Выписался с утра из гостиницы, и поехали.

Урбана — не рядом, и можно было уточнять в собственном уме детали workshop. Вообще, он был главным делом, так что теперь получались почти что каникулы. Для важности можно добавить, что чикагский Northwestern входит в топовую десятку в США. Понятно, мое попадание туда на workshop не моя заслуга, а Кутика: такова, значит, сила его позиции. Которая, с другой-то стороны, основана на разделяемых нами творческих позициях по части меташколы и всего такого прочего. Ну, дело сделано, едем в Урбану, говорить об общегуманитарном.

С утра уже едем, Кутик ведет, а я, не вполне еще проснувшийся, думаю о вчерашнем — ну почему бы и не подумать? Формат лекций тут не совсем такой, как в Европе. Если время лекции час с чем-то, то лекция займет минут двадцать, потом — вопросы и ответы. Безусловно, вопросы будут заданы. Не потому, что так положено, но чтобы выяснить конкретно, о чем была речь. Это я знаю — годом раньше выступал на конференции в нью-йоркской Колумбии. Но там было в расслабленном варианте: все-таки конференция, где большую часть слушателей составляли участники. Тут-то жестче.

Ну и вот, рассказываю я о descriptive-прозе и ее отличиях от нарративной. О том, чем descriptive-проза отличается от других дескриптивных форматов, типа нон-фикшна, эссеистики и т. п. О том, что в ней требуется еще то да се, потому надо поступать так и этак — чтобы сдвинуть фактуру и вытащить текст из plain-описания. С уточнениями до самой простой схемы: смысл такого письма в том, что читателю не сообщается о какой-то произошедшей с кем-то истории, а выстраиваются пространство и обстоятельства, внутри которых читатель сам ощутит то, что ему и предлагается ощутить. Да, такой тип письма можно рассматривать как literature art, рубрика не «литература», а «современное искусство». Фактически словами делается то же самое, что и в случае акций, перформансов и т. п. И еще много всяких нюансов, но о них надо думать уже на практике, примерно в таких-то случаях.

Как-то я это все рассказал, следуют вопросы — о них-то и речь. Дело в том, что сама эта идея (насчет descriptive prose — еще бы ладно) про прозу как contemporary art для них (человек двадцати) была вовсе не типичной. Вообще это скорее европейская штука. Но вопросы оказались правильными, что и удивило, заставив теперь их вспоминать.

Например, спрашивают: вот вы про дескрипции говорите, а русская проза же чисто нарративна. Вы себя ей явно противопоставляете? То есть даже так: то, что противопоставляете, это понятно, но это было принципиальным, намеренным или как-то сложилось само по себе? Да, о том, что я не российский русский, а латвийский, отчего у нас с нарративами ситуация другая, я не упоминал. Было бы некстати, речь бы ушла в боковые детали. Теперь же в ответ рассказываю, поясняю отличия, уточняю, что нам логичнее работать дескрипциями, но это, разумеется, не является общим правилом для всех русских, которые пишут вне России. Наша ситуация лишь дает дополнительный повод сообразить, что бывает и такой вариант письма. Конечно, здесь не было принципиального решения поступать наперекор — все можно объяснить и простыми причинами, просто — это естественно. Задавший вопрос удовлетворен, большой черный умный человек.

Другой вопрос: вы что же, строите какую-то конструкцию, чтобы потом по ходу текста ее уничтожить, поскольку для общего текста и его смысла она оказывается лишь служебной — она затаскивает в имеющийся контекст то, что надо сказать, а потом убирается? Вопрос имел в виду ту самую Тварь, о которой шла речь выше. Ответ: да, разумеется, — это я и в самом деле упустил. Да, есть некоторая unknown entity, которую надо реализовать. Тогда сначала выставляется какая-то… какая-то ее кукла, создается временный предмет. Он выбирается в качестве удобной подмены, но в нем сводятся, складываются детали, части той сущности, которая существует для автора, но которую прямо описать еще не получится. Не хватает известных элементов и связей между ними. Потому и кукла: через нее все описывается-записывается, она затем и нужна, чтобы собрать элементы в ней и их сцепить. А потом она уничтожается, и остается та реальная unknown entity, которая и была нужна. Да, когда она расписана — ups! — все убирается, уничтожается, а структура остается. Тварь уже не нужна, это как Вена в конце «Вены, операционной системы» уже тоже не нужна.

Я чрезвычайно удивился тому, что парень это сообразил. Собственно, оба парня, но особенно второй — его вопрос не прямо следовал из того, что я там бормотал, он исходил уже из перевода «Счастьеловки». Это же уловить надо, при том что это не совсем тривиально. От таких мыслей во мне образовался новый икспириенс, и я его обдумывал, причем это мы еще ехали среди Чикаго, хотя уже и были на его южном краю, где последние станции красной линии CNA, склады и промзоны, постепенно переходящие в пустоши и поля.

Ладно, допустим, что им было интересно — я продолжал осваивать свой новый икспириенс, — но вопросы оказались правильными, это могло произойти только от их личной конкретной заинтересованности: что из этой истории можно извлечь? Вопросы были точны — то есть у них, в не совсем типичной ситуации, сразу же поняли предмет, причем по сути, а не его частности. С ходу, почти инстинктивно сообразили.

Конечно, это была не лекция, а workshop. Да, вопросы задавали не первокурсники, а аспиранты и преподаватель creative writing. Разумеется, у них были предпосылки к пониманию в рамках темы, в которую меня включили, а люди, которые ведут эту тему (Reginald Gibbons & Ilya Kutik), им уже сообщили все, чтобы в ней разбираться. Но присутствующих интересовало именно то, как все устроено. Не так, чтобы сформировать свое мнение или отношение к предмету и при случае его высказать — в той или оценочной форме, а именно разбирая механику. Главной в них была эта склонность: вот, есть на свете и такое, значит — надо уловить, что это и почему. И это полезно, даже если и нельзя использовать в личной деятельности конкретно.

Тут надо быть аккуратным, потому что есть варианты. Скажем, можно быть дотошным, желая понять то, с чем столкнулся. Можно быть умным, чтобы это и в самом деле понять. Но было еще что-то, что прямо не пояснишь: будто бы у них возникает ощущение, что нечто имеет отношение к ним, относится к кругу их интересов и как минимум может быть полезно прагматически. Нет, не так: прагматика так не сработает, сразу не сообразишь, что тебе может пригодиться, а желание что-либо усвоить впрок не обеспечит возможность задать точные вопросы. Тут же сразу жесткое — а не рассусоленное с допущениями — понимание того, что имелось в виду. С вписыванием этого понимания куда-то к себе, в себя. В точной и компактной форме.

Да, я могу преувеличивать, но ощущение этого немедленного понимания было настолько непривычным, что тут не спутаешь. Собственно, иначе бы само это ощущение и не возникло бы. Еще раз: оно состоит в том, что в людях тут же что-то включилось, а сказанное сразу же ставилось на какие-то места в них. При этом была очевидна их умственная автономность — они это делали как-то именно внутри себя, а не подключаясь по ходу дела к какому-то общему — для группы, сословия, коллег — пространству. Что, разумеется, не исключает наличия структур, которые содержат знание профессии, круга и т. п., с которыми можно соотнестись, если возникнет необходимость. Но в момент непосредственного действия у них все — в них самих. Чисто просто капитализм какой-то с присущим ему индивидуализмом — как об этом и писали в книжках.

Тут я сообразил спросить Илью: эти ребята, которые вчера задавали вопросы, они правда умные? Он сказал: да, это очень умные ребята. И добавил, что все прошло нормально, и Реджи как организатор доволен, а там была и начальница с факультета — она тоже. В общем, все хорошо, и мы прервали профессиональные разговоры, свернув на фуд-корт, потому что уже хотели есть. Он удачно появился, фуд-корт. И на этом эти предыдущие мысли были закончены, можно было начинать думать следующие, о непосредственной реальности и ее предметах: вот дорога, вот фуд-корт — парковка в стороне от трассы, по периметру которой стояли закусочные. Низенький, но обширный, бесхитростные названия, Good Food, например. Там я впервые в жизни сейчас выпью root beer, что куда лучше и колы, и прочих лимонадов. Это только в названии — пиво, это безалкогольное питье, что-то солодовое. Но да, надо запомнить: если есть некоторая unknown entity, которую надо реализовать, то для этого сначала выставляется кукла, через нее расписываются все связи и элементы, а затем она уничтожается, и по факту остается структура реальной unknown entity, которая и была нужна. Ну а в заведении «Good Food» с двух до пяти p.m. Happy Hour и цены вполовину. Там есть музыкальная машина 1950–1960-х годов (округлая, гладкая и блестящая, похоже — работающая), а в остальном все как обычно. Куски льда вокруг машинки, которая насыпает его в стаканы, как же иначе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.