I. ПРИСЛУШИВАЮСЬ

Когда Ляле было два с половиной года, какой-то незнакомый спросил ее в шутку:

— Ты хотела бы быть моей дочкой?

Она ответила ему величаво:

— Я мамина и больше никовойная.

Однажды мы гуляли с ней по взморью, и она впервые в жизни увидела вдали пароход.

— Мама, мама, паровоз купается! — пылко закричала она.

Милая детская речь! Никогда не устану ей радоваться. С большим удовольствием подслушал я такой диалог:

— Мне сам папа сказал…

— Мне сама мама сказала…

— Но ведь папа самее мамы… Папа гораздо самее.

Было приятно узнавать от детей, что у лысого голова босиком, что от мятных лепешек во рту сквознячок, что женщина-дворник — дворняжка.

И весело мне было услышать, как трехлетняя спящая девочка внезапно пробормотала во сне:

— Мама, закрой мою заднюю ногу!

И очень забавляли меня такие, например, детские речения и возгласы, подслушанные в разное время:

— Папа, смотри, как твои брюки нахмурились!

— Бабушка! Ты моя лучшая любовница!

— Ой, мама, какие у тебя толстопузые ноги!

— Наша бабуля зарезала зимою гусей, чтоб они не простудились.

— Мама, как мне жалко лошадок, что они не могут в носу ковырять.

— Бабушка, ты умрешь?

— Умру.

— Тебя в яму закопают?

— Закопают.

— Глубоко?

— Глубоко.

— Вот когда я буду твою швейную машину вертеть!

Жорж разрезал лопаткой дождевого червя пополам.

— Зачем ты это сделал?

— Червячку было скучно. Теперь их два. Им стало веселее.

Старуха рассказала четырехлетнему внуку о страданиях Иисуса Христа: прибили боженьку гвоздями к кресту, а боженька, несмотря на гвозди, воскрес и вознесся.

— Надо было винтиками! — посочувствовал внук.

Дедушка признался, что не умеет пеленать новорожденных.

— А как же ты пеленал бабушку, когда она была маленькая?

Девочке четырех с половиною лет прочли «Сказку о рыбаке и рыбке».

— Вот глупый старик, — возмутилась она, — просил у рыбки то новый дом, то новое корыто. Попросил бы сразу новую старуху.

— Как ты смеешь драться?

— Ах, мамочка, что же мне делать, если драка так и лезет из меня!

— Няня, что это за рай за такой?

— А это где яблоки, груши, апельсины, черешни…

— Понимаю: рай — это компот.

— Тетя, вы за тысячу рублей съели бы дохлую кошку?

Басом:

— Баба мылом морду моет!

— У бабы не морда, у бабы лицо.

Пошла поглядела опять.

— Нет, все-таки немножечко морда.

— Мама, я такая распутница!

И показала веревочку, которую удалось ей распутать.

— Жил-был пастух, его звали Макар. И была у него дочь Макарона.

— Ой, мама, какая прелестная гадость!

— Ну, Нюра, довольно, не плачь!

— Я плачу не тебе, а тете Симе.

— Вы и шишку польете?

— Да.

— Чтобы выросли шишенята?

Окончание «ята» мы, взрослые, присваиваем только живым существам: ягнята, поросята и проч. Но так как для детей и неживое живо, они пользуются этим окончанием чаще, чем мы, и от них всегда можно слышать:

— Папа, смотри, какие вагонята хорошенькие!

Сережа двух с половиною лет впервые увидел костер, прыщущий яркими искрами, захлопал в ладоши и крикнул:

— Огонь и огонята! Огонь и огонята!

Увидел картину с изображением мадонны:

— Мадонна с мадонёнком.

— Ой, дедуля, киска чихнула!

— Почему же ты, Леночка, не сказала кошке: на здоровье?

— А кто мне скажет спасибо?

Философия искусства:

— Я так много пою, что комната делается большая, красивая…

— В Анапе жарко, как сесть на примус.

— Ты же видишь: я вся босая!

— Я встану так рано, что еще поздно будет.

— Не туши огонь, а то спать не видать!

Мурка:

— Послушай, папа, фантазительный рассказ: жила-была лошадь, ее звали лягавая… Но потом ее переназвали, потому что она никого не лягала…

Рисует цветы, а вокруг три десятка точек.

— Что это? Мухи?

— Нет, запах от цветов.

— Обо что ты оцарапался?

— Об кошку.

Ночью будит усталую мать:

— Мама, мама, если добрый лев встретит знакомую жирафу, он ее съест или нет?

— Какой ты страшный спун! Чтобы сейчас было встато!

Лялечку побрызгали духами:

Я вся такая пахлая,

Я вся такая духлая.

И вертится у зеркала.

— Я, мамочка, красавлюсь!

— Когда же вы со мной поиграете? Папа с работы — и сейчас же за книгу. А мама — барыня какая! — сразу стирать начала.

Все семейство поджидало почтальона. И вот он появился у самой калитки. Варя, двух с половиной лет, первая заметила его.

— Почтаник, почтаник идет! — радостно возвестила она.

Хвастают, сидя рядом на стульчиках:

— Моя бабушка ругается все: черт, черт, черт, черт.

— А моя бабушка все ругается: гошподи, гошподи, гошподи, гошподи!

Юра с гордостью думал, что у него самая толстая няня. Вдруг на прогулке в парке он встретил еще более толстую.

— Эта тетя заднее тебя, — укоризненно сказал он своей няне.

Замечательное детское слово услышал я когда-то на даче под Питером в один пасмурный майский день. Я зажег для детей костер. Издали солидно подползла двухлетняя соседская девочка:

— Это всехный огонь?

— Всехный, всехный! Подходи, не бойся!

Слово показалось мне таким выразительным, что в первую минуту я, помнится, был готов пожалеть, почему оно не сделалось «всехным», не вошло во «всехный» обиход и не вытеснило нашего «взрослого» слова «всеобщий».

Я как вижу уличный плакат:

ВСЕХНАЯ РАБОТА НА ВСЕХНОЙ ЗЕМЛЕ

ВО ИМЯ ВСЕХНОГО СЧАСТЬЯ!

Так же велика выразительность детского слова сердитки. Трехлетняя Таня, увидев морщинки на лбу у отца, указала на них пальцем и сказала:

— Я не хочу, чтобы у тебя были сердитки!

И что может быть экспрессивнее отличного детского слова смеяние, означающего многократный и длительный смех.

— Мне аж кисло во рту стало от баловства, от смеяния.

Трехлетняя Ната:

— Спой мне, мама, баюльную песню!

«Баюльная песня» (от глагола «баюкать») — превосходное, звучное слово, более понятное детям, чем «колыбельная песня», так как в современном быту колыбели давно уже сделались редкостью.

Повторяю: вначале эти речения детей казались мне просто забавными, но мало-помалу для меня, благодаря им, уяснились многие высокие качества детского разума.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.