Духовники российских императоров
Духовники российских императоров
Император, Престолом Всероссийским обладающий, не может исповедывать никакой иной веры, кроме Православной728.
Взаимоотношения российских самодержцев и православной церкви имели свою, весьма драматическую историю. При этом следует иметь в виду, что все российские монархи были религиозными людьми, но к православной церкви как к институту власти они относились по-разному.
В первой четверти XVIII в. Петр I сумел подчинить православную церковь, сделав ее частью государственного механизма. В результате священнослужители фактически превратились в государственных служащих. Это решение не связано с личной религиозностью монарха. Это было политическое решение. Поэтому на протяжении XVIII – начала XX вв. церковные структуры интегрировались в бюрократическую систему Российской империи.
Процесс подчинения церкви государству сопровождался бюрократизацией ее структур и постепенной утратой морально-нравственного авторитета священнослужителей в глазах народа. Совершенно не случайно то, что в великой русской литературе XIX в. крайне мало положительных образов священников. Художники также отдали дань антирелигиозной пропаганде. Достаточно вспомнить картины В.Г. Перова «Монастырская трапеза» и «Крестный ход на Пасху». Тем не менее именно православная вера цементировала целостность Империи, а российские монархи фактически определяли стратегию церковного влияния на душу народа. Поэтому небезынтересно оценить уровень личной религиозности российских монархов, формировавшейся не без влияния царских духовников.
Следует отметить, что демонстративное пренебрежение национально-религиозными традициями со стороны монархов было редкостью и в конечном счете дорого им обходилось. Так, Петр III, внук Петра I, всячески выказывал свое пренебрежение православной обрядностью. В придворной среде спустя десятилетия об этом ходили самые разные рассказы. В 1860-х гг. министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг «рассказал, что слышал от императора Александра Павловича, как в Зимнем дворце была лютеранская церковь Петра III»729. Надо признать, что источники этой информации весьма авторитетны. Прагматичная Екатерина II активно использовала «религиозный фактор» в процессе подготовки переворота, подчеркнуто демонстрируя приверженность идеалам православия.
Тем не менее после воцарения Екатерины II в 1762 г. никакого религиозного фанатизма при Российском императорском дворе не наблюдалось. Что весьма характерно для XVIII в., вошедшего в европейскую историю как век Просвещения, густо замешанный на атеизме.
Однако в XIX в. ситуация изменилась. Следует отметить, что система домашнего образования российских монархов и великих князей предполагала их обязательное и традиционное религиозное образование в детские годы. Вместе с тем уровень религиозности особ Императорской фамилии, естественно, оказывался разным, хотя на протяжении жизни со всеми ее драматическими коллизиями он мог меняться в ту или иную сторону.
Несмотря на свое исключительное положение, российские монархи, конечно, оставались людьми, разграничивавшими личную религиозность и религиозную политику империи, во главе которой они находились. Говоря об уровне религиозности членов Императорского двора, необходимо также разграничивать личную религиозность императоров и сложившуюся, весьма устойчивую религиозную практику Высочайшего двора. Вплоть до последней четверти XIX в. религиозная практика Императорского двора оставалась в рамках формально-религиозных традиций, сложившихся еще при Екатерине II.
Для придворных в первой четверти XIX в. в целом присуще формально-скептическое отношение к религии, характерное для XVIII в. Безусловно, в этом сказалось воспитание Александра I в духе космополитических просветительских идей Ж. – Ж. Руссо и Вольтера.
Религиозным образованием Александра I в детские годы руководил протоиерей А.А. Самборский. Судя по воспоминаниям современников, это был человек достаточно светский, лишенный глубокого религиозного чувства. Протоиерей Андрей Афанасьевич Самборский (1732–1815) не только обучал будущего Александра I основам православия, но и стал его первым духовником.
А.А. Самборский.
В.Л. Боровиковский. Конец 1790-х и.
Говоря о духовниках российских императоров, следует иметь в виду, что по традиции, сложившейся к концу XV в., духовниками русских царей, а затем и российских императоров становились настоятели Кремлевского Благовещенского собора. Хотя в имперский период российской истории духовники и жили в Петербурге, но по традиции протопресвитер Большого придворного собора в Зимнем дворце одновременно возглавлял и Благовещенский собор Московского Кремля, будучи духовником императорской семьи.
Как правило, духовники российских императоров были широко образованными людьми, подолгу жившими в Европе. Не являлся исключением и А.А. Самборский. Окончив в 1765 г. Киевскую духовную академию, он, по воле Екатерины II, отправлен в Англию для изучения агрономии. Одновременно с этим на него возложили обязанности ведения церковных служб при российском посольстве в Лондоне. В 1768 г. он женился на англичанке, которую обратил в православие. В 1868 г. его официально назначили на должность священника при посольской церкви. Наряду со службами на русском языке он совершал службы для греков и сочувствующих православию англичан на греческом или латинском языках. В Англии Самборский пробыл 15 лет. В 1780 г. императрица Екатерина II отозвала Самборского в Россию.
В 1781 г. его включают в свиту наследника Павла Петровича во время его путешествия по Европе. По завершении путешествия «графа Северного» Самборский награжден Екатериной II бриллиантовым крестом на голубой ленте. В 1785 г. Самборского назначили наставником в Законе Божием и духовником к великим князьям Александру и Константину Павловичам. Позже в этом же звании он был и при великих княжнах, дочерях Павла I. Когда в 1788 г. в Царском Селе возвели величественный Софийский собор, Самборский стал его первым протоиереем.
Его деятельность высоко оценили. В 1799 г. Самборский удостоился ордена Св. Анны I степени. В этом же году его определили духовником к великой княгине, эрцгерцогине австрийской Александре Павловне, при которой он находился вплоть до ее кончины в 1801 г. Его не забывали и после смерти Павла I. Самборского удостоили алмазными знаками ордена Св. Анны и позволили жить в Михайловском дворце «на покое».
Литургический прибор из походной церкви Александра I. Россия. Около 1812 г.
Влияние священника-агронома Самборского сказалось на экуминистических увлечениях Александра I. В результате император, воспитанный в традициях энциклопедистов, стал, по сути, космополитом, оставаясь православным монархом православной Империи. Проявлялось это в различных поступках. Известно, что император длительное время поддерживал отношения с баронессой В. – Ю. Крюденер, проповедовавшей идею слияния православной и католической церквей. В 1813 г. император посетил в Германии общину моравских братьев. С 1812 г. он начинает систематически читать Библию и посылает сестре Екатерине Павловне список «мистической литературы»730. Все эти увлечения были весьма далеки от канонического православия.
А.А. Самборский являлся духовником Александра I с 1785 г. по 3 апреля 1808 г., то есть на этой должности он пребывал 23 года. После ухода с должности одряхлевшего Самборского его место при императоре занял Павел Васильевич Криницкий (1752–1835). Он происходил из дворян Черниговской губернии, образование получил в Черниговской гимназии и Киевской духовной академии. По окончании курса Криницкий некоторое время преподавал поэзию и греческий язык в черниговской гимназии. Однако в 1783 г. его жизнь резко изменилась, поскольку его отправили священником в Париж, где он пробыл до 1791 г. и стал свидетелем начала Великой французской революции. По возвращении в Россию он с 1793 по 1795 г. состоял законоучителем в Академии художеств.
Император Александр I перед отъездом из Санкт-Петербурга 1 сентября 1825 г. Г.Г. Чернецов. 1825 г.
В 1799 г. началась придворная карьера П.В. Криницкого. Его определили законоучителем младших детей императора Павла Петровича и протоиереем Софийского собора. В расходных документах великого князя Николая Павловича впервые имя Криницкого упоминается в 1801 г., когда повелением императрицы Марии Федоровны «находящемуся при
Их Императорских Высочествах великих князьях духовником и законоучителем протоиерею Павлу Криницкому» выдается «в пожалование 100 руб.»731.
Именно П.В. Криницкий стал первым законоучителем будущего императора Николая I. Любопытно, что таинство исповеди при Императорском дворе было «платной услугой». По крайней мере, в финансовых документах прямо фиксируется, что помимо жалованья в марте 1810 г. «духовнику протоиерею Павлу Криницкому» выдано «за исповедь 200 рублей»732. Систематические занятия Законом Божьим начались у великого князя Николая Павловича с осени 1802 г.
Постепенно Криницкий занял все должности дряхлевшего Самборского. В декабре 1803 г. его причислили к придворной церкви, 27 января 1806 г. назначили старшим над придворным духовенством. И, наконец, 3 апреля 1808 г. назначили духовником царским и членом Священного Синода. Таким образом, в 1808 г. у Александра I появился второй духовник.
После 1815 г. близ царской семьи появляется новое духовное лицо – Николай Васильевич Музовский, он стал духовником Николая и Михаила Павловичей. В результате вплоть до 1825 г. Криницкий оставался духовником Александра I, императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны, а Музовский был духовником «младших» великих князей – Николая и Михаила. При этом, несомненно, решающее слово при решении «кадровых вопросов» в делах придворного духовенства играли Александр I и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Примечательно, что Криницкий оставался духовником вдовствующей императрицы вплоть до ее смерти в 1828 г., а после этого его продолжали официально называть «бывшим духовником покойной государыни императрицы»733.
На момент коронации Николая I в августе 1826 г. «Камер-фурьерский журнал Высочайшего двора обеих половин» зафиксировал разделение полномочий между священниками следующим образом: среди духовенства, присутствовавшего на коронации, упоминается «Их императорских Величеств протопресвитер Криницкий» и «Его Императорского Величества духовник протоиерей Музовский»734.
Формальная религиозность Высочайшего двора проявлялась и во внешнем облике духовника Николая Павловича – Николая Васильевича Музовского735. Своим внешним обликом он мало напоминал православного священника. В 1817 г. он ходил «в черной одежде, в белом галстуке и без бороды», и, по мнению современников, в нем «трудно было признать… нашего православного священника»736.
Прибор для причастия. 1820-е и.
Наряду с церковными службами, крещениями, венчаниями и прочим, одной из его обязанностей было обращение в православие немецких принцесс, выходивших замуж за великих князей дома Романовых. Когда в 1817 г. в Россию приехала будущая жена Николая I, духовник «постоянно должен был находиться в приемной принцессы, чтобы, пользуясь каждым свободным часом, помогать ей выучить наизусть Символ веры»737.
Надо признать, что формальный подход Н.В. Музовского к вопросам веры сделал переход из протестантизма в православие для прусской принцессы Шарлотты тяжелым испытанием. Спустя много лет императрица Александра Федоровна вспоминала, что «Священник Муссовский, знакомивший меня с догмами греческой церкви, должен был подготовить меня к принятию
Святых Тайн; он был прекрасный человек, но далеко не красноречив на немецком языке. Не такой человек был нужен, чтобы пролить мир в мою душу и успокоить ее в смятении в подобную минуту»738. Сама процедура приобщения к православию произвела тяжелое впечатление как на прусскую принцессу, так и на ее свиту: «С грехом пополам прочла я Символ веры по-русски; рядом со мной стояла игуменья в черном, тогда как я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее; я имела вид жертвы; такое впечатление произвела я на всю нашу прусскую свиту, которая с состраданием и со слезами на глазах взирала на участие бедной принцессы Шарлотты в церковном обряде, естественно, странном в глазах протестантов»739.
Для протестантки адаптация к новой для нее религии оказалась тяжелой. Не только из-за неизбежного духовного перелома, но и из-за особенностей повседневной обрядности. Для православной великой княгини Александры Федоровны, в прошлом прусской принцессы Шарлотты, необходимость выстаивать на ногах продолжительные службы показалась крайне тяжелой. Спустя много лет Александра Федоровна вспоминала о своем первом посещении Москвы: «Мне пришлось пролежать в постели, а затем на кушетке в течение нескольких дней; настолько утомили коленопреклонения мои ноги, я даже с трудом могла двигать ими»740.
Таким образом, мы можем констатировать, что, во-первых, в период правления «западника» Александра I религиозная жизнь российского Императорского двора в полной мере воспроизводила традиции формальной религиозности, сложившиеся в XVIII в. Во-вторых, император Александр I после 1815 г. во многом находился во власти идей, связанных со стремлением к слиянию католической и православных церквей. В-третьих, оба духовника императора Александра I были широко образованными людьми, подолгу служившими при православных храмах в Европе. Немаловажно было и то, что внешний облик царских духовников был далек от канонического образа русского православного священника.
Николай I, став императором в декабре 1825 г., будучи православным по рождению и воспитанию, за 30 лет правления прошел через серьезную духовно-религиозную эволюцию, связанную с постепенным отказом от формальной религиозности.
Будущего императора начали учить молитвам и креститься с февраля 1803 г., когда ему шел восьмой год741. Главными учителями, закладывавшими религиозность в детскую душу, были воспитательницы, как это ни странно, исповедовавшие протестантизм и лютеранство, что, безусловно, накладывало свой отпечаток на личную религиозность детей.
Если во второй половине 1820-х гг. молодой Николай I был достаточно формально религиозным человеком, то с начала 1830-х гг. его личная религиозность приобретает более одухотворенные формы. Духовная трансформация Николая I теснейшим образом связана с формированием собственного сценария власти, основанного на национальных традициях и отрицании западной религиозно-политической практики.
Подчас поступки императора Николая I настолько выбивались из привычных стереотипов поведения, что это буквально приводило в смятение придворных. Но со временем они выстроились в линию поведения, которая и формировала национально ориентированный сценарий власти. И важнейшей частью нового сценария власти стала искренняя православная религиозность Николая Павловича.
Так, мемуаристы упоминают, что иногда во время службы император Николай I становился впереди, рядом с хором певчих и подпевал им своим красивым голосом. Одна из дочерей Николая I вспоминала, что «для Папа было делом привычки и воспитания никогда не пропускать воскресного Богослужения, и он, с открытым молитвенником в руках, стоял позади певчих. Но Евангелие он читал по-французски и серьезно считал, что церковнославянский язык доступен только духовенству. При этом он был убежденным христианином и глубоко верующим человеком, что так часто встречается у людей сильной воли»742. Это очень показательная цитата. Действительно, искренне верующий православный монарх, читающий Евангелие по-французски, является неким символом переломных процессов, начало которым положил Николай Павлович.
Одной из старых православных традиций, существовавших при царском дворе со времен московской Руси, была практика изготовления «родовых» икон. С новорожденных снимали «мерку», по ее длине отрезали кусок доски, на нем иконописцы писали лик святого, в день которого появился на свет царственный младенец. Николай I в своих записках упомянул, что он для своих детей сохранил этот обычай, и «Императрица дарила каждому новорожденному икону его святого, сделанную по росту ребенка в день его рождения»743. Примечательно, что в своем духовном завещании, составленном в 1844 г., Николай Павлович упомянул и о своей «родовой» иконе, распорядившись ее судьбой: «Образ Чудотворца Николая, в рост мой при рождении, должен всегда оставаться в Аничкове»744. Когда в 1857 г. у Александра II родился сын, названный в честь Сергия Радонежского, то сразу по его рождении известному иконописцу Пешехонову был заказан образ преподобного Сергия Радонежского «в рост Его Высочества, как того требовал старинный благочестивый обычай»745.
Любопытно, что в Большой церкви Зимнего дворца богослужения совершались и по «политическим» поводам. В период правления Николая I каждый год 14 декабря совершалось богослужение, на которое приглашались только лица, причастные к событиям, связанным с подавлением восстания декабристов в 1825 г. После службы все допускались к руке императрицы Александры Федоровны и целовались с императором, как в Пасху.
Примечательно, что традиция богослужений в память событий 14 декабря сохранялась и при Александре II, правда, уже только по юбилейным датам. Например, 14 декабря 1875 г., в память 50-летия событий на Сенатской площади, состоялся торжественный обед, на который пригласили оставшихся участников событий, в числе которых были князья А.А. Суворов, В.Ф. Адлерберг, Р.Е. Гринвальд. На это время в Зимний дворец привезли мундир Николая I по форме лейб-гвардии Измайловского полка, в котором был император в этот трагический день. Естественно, старики вспоминали о событиях. Нашел о чем рассказать сыновьям и Александр II, которому в декабре 1825 г. было 7 лет746.
Николай Павлович с первой половины 1830-х гг., когда завершился процесс оформления его «сценария власти», всячески подчеркивал свою «русскость». Наряду с введением в повседневный придворный быт русского языка (он разговаривал на русском языке «даже с женщинами (дотоле неслыханное дело при Дворе)») он первый ввел в моду «привычку петь тропари праздничные и даже всю обедню вместе с хором в церкви – это одни мелочи; но модные дамы времен Александра рассказывают, какое это сделало впечатление, как удивило, как показалось странным, причудливым и какой переворот сделало в гостиных, а впоследствии и в семейной жизни, и в воспитании, и мало-помалу разбудило народное чувство»747.
Следует подчеркнуть, что вера Николая I была совершенно искренней, и он сознательно «подтягивал» свой Двор к искренней и благоговейной православной религиозности. Фрейлина А.Ф. Тютчева вспоминала, что в дни больших праздников и особых торжеств богослужение отправлялось в Большой церкви Зимнего дворца. На службе мужчины были в парадной форме, при орденах, дамы – в придворных костюмах, то есть в повойниках и сарафанах с треном, расшитым золотом, производивших величественное впечатление.
Впрочем, обрядовая религиозность Императорского двора, естественно, была далека от проявлений простонародных традиций православного благочестия. Славянофилка фрейлина А.Ф. Тютчева упоминала, что она не смела ни становиться, как привыкла, на колени, ни класть земных поклонов, «так как этикет не допускал подобных проявлений благочестия. Все стояли прямо и вытянувшись….Члены императорского дома, однако, держали себя в церкви примерно и, казалось, молились с истинным благочестием. Император Николай стоял один впереди, рядом с хором певчих и подпевал им своим красивым голосом»748.
При Николае Павловиче начали возводиться новые придворные соборы. Любовно обустраивая Петергофскую Александрию, Николай I приказал возвести домашнюю церковь близ Коттеджа. Ее построили в модном тогда готическом стиле и назвали Капеллой Св. Александра Невского. С июля 1834 г. там начались богослужения. Они носили семейный, камерный характер. К службе кроме членов семьи Романовых приглашали по особым спискам лишь близких родственников и придворных. При Николае I исключение делали только для кадет. В Царском Селе в 1825–1827 гг. в Александровском парке соорудили в готическом стиле Шапель749. В арочном своде Шапели устроили вход в квартиру духовника императора Н.В. Музовского.
Религиозному воспитанию своих детей Николай I уделял большое внимание. Следуя традиции, он лично выбрал кандидатуру законоучителя для старшего сына – цесаревича Александра Николаевича. Им стал доктор богословия Г.П. Павский.
Герасим Петрович Павский в 1814 г. окончил Петербургскую духовную академию со званием магистра. В этом же году он занял в академии кафедру еврейского языка. В 1815 г. Павский получил должность священника при Казанском соборе в Петербурге. В 1817 г. его определили законоучителем в Царскосельский лицей, ив 1821 г. Павский получил степень доктора богословия и высочайше награжден орденом Св. Владимира IV степени. На то время ему исполнилось только 34 года. На этом карьерный взлет молодого богослова не окончился. После открытия в 1819 г. Петербургского университета попечитель Учебного округа С.С. Уваров предоставил Павскому кафедру богословия. И в академии, и в лицее, и в университете лекции талантливого богослова вызывали всеобщий интерес. Поэтому не случайно он вошел в круг преподавателей цесаревича Александра Николаевича, которых подбирал В.А. Жуковский. По поручению императора Николая I Павский составил программу преподавания Закона Божия, по которой начал свои занятия с цесаревичем с 30 ноября 1826 г.
Свои занятия он начал с изучения молитвы «Отче наш», применительно к представлениям восьмилетнего ученика. Занимаясь преподаванием цесаревичу, Павский составил два руководства («Начертание церковной истории» и «Христианское учение в краткой системе»), их издали ограниченным тиражом.
Царственным родителям и руководителям воспитательного процесса цесаревича В.А. Жуковскому и К.К. Мердеру Павский понравился. Об этом свидетельствует запись в дневнике воспитателя цесаревича К.К. Мердера: «2 февраля 1829 г. Вечером Их величества присутствовали при экзамене в Законе Божием. Великий князь отличался в особенности, все ответы его были прекрасны и доказывали большую правильность его суждений». По результатам экзамена Николай I «объявили совершенное удовольствие» отцу Павскому750.
Вскоре Павский начал преподавать Закон Божий и дочерям Николая I – Марии, Ольге и Александре. Кроме этого, его причислили к Большому собору Зимнего дворца. И, наконец, пиком придворной карьеры Павского стало его назначение духовником всех высоких воспитанников. Его неоднократно отмечали и награждали (бриллиантовым наперсным крестом, алмазными знаками Св. Анны II степени, орденом Св. Владимира III степени и еще двумя бриллиантовыми перстнями). При Императорском дворе Павский проработал 9 лет. Столь заметные успехи порождали зависть среди церковных иерархов.
В 1835 г. разразился скандал. Поводом к нему стали «конспекты-методички» Павского, подготовленные для цесаревича. Его обвинили в ошибках, недобросовестности и неблагонамеренности. В дневнике А.С. Пушкина в феврале 1835 г. появилась запись: «Филарет751 сделал донос на Павского, будто бы он лютеранин. Павский отставлен от великого князя. Митрополит и Синод подтвердили мнение Филарета. Государь сказал, что в делах духовных он не судия; но ласково простился с Павским. Жаль умного, ученого и доброго священника! Павского не любят»752.
Тем не менее Павский сохранил доброе расположение со стороны Николая I, поскольку только с его ведома Павского могли назначить на должность священника Таврического дворца, сохранив за ним все права и преимущества по службе.
Поскольку цесаревич лишился не только законоучителя, но и духовника, то встал вопрос о его замене. Эту проблему вновь решал лично император Николай I. Инициатор «дела Павского» московский митрополит Филарет обратил внимание императора на молодого священника Василия Борисовича Бажанова.
К 1835 г. В.Б. Бажанов уже считался опытным преподавателем. После окончания в 1823 г. Духовной академии со званием магистра он до 1827 г. преподавал Закон Божий во Втором кадетском корпусе, а после ухода Павского из университета принял от него кафедру богословия. Одновременно он преподавал в Главном педагогическом институте и в 1-й гимназии. Именно в гимназию на урок Бажанова и пришел Николай I. Императору хватило 15 минут, чтобы составить мнение о священнике, после чего он ушел. По воспоминаниям Бажанова, император по возвращении во дворец заявил, что нашел, наконец, законоучителя для наследника. Естественно, не все встретили это назначение доброжелательно. Фрейлина императрицы Александры Федоровны отметила в дневнике: «Променяли ястреба на кукушку»753.
Здесь уместно будет сослаться и на мнение А.С. Пушкина, тот, будучи близким приятелем В.А. Жуковского, лично знал и Г.П. Павского (1787–1863), и В.Б. Бажанова (1800–1883). Первого он называл «умным, ученым и добрым священником», а второго – человеком «очень порядочным»754. Таким образом, мы можем констатировать, что законоучителями и духовниками у подраставшего цесаревича были грамотные и достойные священники.
Очень важно и то, что Николай I лично приобщал своих детей и внуков к семейно-религиозным традициям. Внуков Николая I, включая будущего Александра III, крестил духовник императора Николая Павловича протопресвитер Музовский755. Подрастающие внуки исполняли все положенные религиозные обязанности: накануне воскресений, царских дней и больших праздников их водили ко всенощной, а в воскресные и праздничные дни они слушали обедню в Малой церкви Зимнего дворца в присутствии царя и родителей756.
Николай I и родители, цесаревич Александр и цесаревна Мария Александровна, своим отношением в церковным службам прививали детям серьезное отношение к религиозным обрядам. Мемуаристка с почтительным удивлением писала: «Лицо цесаревны выражало полную сосредоточенность. Ее сопровождали все дети, даже самый маленький, которому еще не было трех лет и который стоял молча и неподвижно, как и остальные, в продолжение всей длинной службы. Я никогда не понимала, как удавалось внушить этим совсем маленьким детям чувство приличия, которого никогда нельзя было бы добиться от ребенка нашего круга; однако не приходилось прибегать ни к каким мерам принуждения, чтобы приучить их к такому умению себя держать, оно воспринималось ими с воздухом, которым они дышали»757.
То – взгляд близкого, но стороннего наблюдателя. Детей, конечно, приучали к порядку. Император Николай Павлович внимательно следил за порядком в церкви, обращая внимание на мельчайшие детали, в том числе и на поведение своих внуков. Так, в 1852 г. Николай I, внимательно наблюдая за внуками на богослужении, высказал главному воспитателю внуков генералу Н.В. Зиновьеву, что «они стоят за обедней очень хорошо, но что плечи держат неправильно и каблуки не вместе»758. Эти «каблуки не вместе» по отношению к маленьким внукам759 действительно поражают, рисуя во всей полноте особенности характера Николая I.
Личная религиозность российских императоров, безусловно, имела и политическую составляющую. Постоянная демонстрация приверженности православным святыням Руси была важной и обязательной частью их публичного имиджа. Так, в семье Романовых вплоть до 1917 г. сохранялся обычай при визитах в Москву буквально первым делом посещать икону Иверской богоматери, а затем мощи московских святых. В октябре 1831 г. при посещении Москвы Николай I и цесаревич Александр Николаевич, которому тогда было 13 лет, немедленно по приезде отправились поклониться гробнице митрополита Алексия760. Спустя 20 лет, в сентябре 1851 г., когда в Москву приехала цесаревна Мария Александровна, она сама отвезла детей в Троице-Сергиеву лавру, где они отстояли обедню в Троицком соборе, а затем молились перед ракой Св. Сергия Радонежского. Мать и дети посетили Гефсиманский скит и отправились в Ростов на поклонение Св. Дмитрию Ростовскому761. Летом 1855 г. еще не короновавшийся Александр II впервые посетил древнюю столицу в качестве императора. Один из дней весьма напряженного визита посвящался Троице-Сергиевой лавре, где Александр II и императрица Мария Александровна усердно молились у мощей Св. Сергия762.
На детские души посещение московских религиозных святынь производило большое впечатление, поскольку «было принято сейчас же по прибытии совершать поклонение мощам; один из постоянно там молящихся пяти монахов поднимал крышку гроба»763.
Тем не менее, дочь Николая I Ольга Николаевна оценивала характер религиозного воспитания царских детей как достаточно формальный. Она объясняла это тем, что «нас окружали воспитатели-протестанты, которым едва были знакомы наш язык и наша церковь»764. Вместе с тем следует отметить, что воспитательный процесс в царской семье предусматривал существенную разницу в подготовке цесаревича и его сестер.
Дело в том, что, по сложившейся практике, дочери российских императоров рано или поздно становились супругами протестантов. Возможно, поэтому их приобщение к православной религии носило, пожалуй, формальный характер.
Николай I сделал очень много для изменения религиозной жизни Российского императорского двора, однако надо признать, что ему так и не удалось переломить формального отношения к православным канонам в придворно-аристократической среде. Пышные богослужения в дворцовых домовых храмах по большей части являлись только необходимой частью пышных дворцовых церемоний. В них не было самого главного – искренней веры. Фактически придворные религиозные службы носили характер светской церемонии.
Личный авторитет императора и его религиозность, безусловно, дисциплинировали присутствовавших в Большой церкви Зимнего дворца. Как упоминала А.Ф. Тютчева, «все стояли прямо и вытянувшись», «члены императорского дома… держали себя в церкви примерно»765. Отсутствие на церковной службе или опоздания сурово и немедленно пресекались Николаем Павловичем. Например, в апреле 1834 г. камер-юнкер А.С. Пушкин нарушил этикет, не явившись в придворную церковь «ни к вечерне в субботу, ни к обедне в вербное воскресенье». После этого он немедленно получил приказ явиться для объяснений. Сам поэт писал: «Однако ж я не поехал на головомытье, а написал изъяснение»766.
Но и при грозном императоре во время длинных служб великие князья периодически умудрялись выскакивать из церкви «перекурить» на церковную лестницу. Поэтому 28 апреля 1847 г. издается высочайший указ о категорическом запрете употребления «табаку в церквах во время отправления службы». После смерти императора Николая I весь строгий порядок очень скоро нарушается: «Каждый мог запаздывать, пропускать службу по желанию, не будучи обязан никому отдавать отчета»767.
Как и каждый православный, Николай Павлович периодически исповедовался своему духовнику Н.В. Музовскому (1772–1848). Его он «получил» от матери и старшего брата Александра I, память о котором Николай Павлович глубоко чтил. Однако, видимо, облик и личностные качества Музовского претили Николаю I. Об этом косвенно свидетельствуют его слова, произнесенные в 1848 г. после назначения Бажанова на место умершего Музовского. После первой исповеди у нового духовника Николай I сказал семейству, что он «первый раз в жизни исповедовался». Сам Бажанов писал, что он не знает, что эти слова означают, но предположил, что «государь не исповедовал своих грехов перед духовниками, и духовники не предлагали ему вопросов, а прочитывали только молитвы пред исповедью и после исповеди»768.
О личностных предпочтениях Николая I свидетельствует и то, что в 1841 г. именно В.Б. Бажанову, а не Музовскому поручается приобщить будущую императрицу Марию Александровну к таинствам православной церкви. Императрица Александра Федоровна, невольно сравнивая происходящее, отмечала, что «конфирмация моей невестки, цесаревны, совершалась совершенно при иных условиях: она нашла здесь прекрасного священника, который объяснил ей слово за словом все догматы и обряды нашей церкви…»769. Тем не менее, в завещании, составленном Николаем Павловичем в 1844 г., «отдельным пунктом» выражена благодарность «отцу-духовнику» Музовскому «за его верную долговременную службу; душевно его почитав»770.
Мы можем предположить, что Музовский изначально не устраивал царя, но снять его с должности означало пойти против воли Александра I, чью память чтил Николай I. В результате только после смерти Музовского в 1848 г. В.Б. Бажанов стал духовником не только цесаревича Александра Николаевича, но и Николая I.
Современники неоднократно отмечали глубокую личную православную религиозность Николая I. Так, графиня А.Д. Блудова писала, что «Николай Павлович – самый православный государь из царствующих над нами со времен Федора Алексеевича»771. В этом контексте особенно весомо звучит фраза Николая I, которую он произнес в ходе своей предсмертной беседы с В.Б. Бажановым о вере: «Я не богослов; верую по-мужицки»772. И эта твердая мужицкая православность добавляет новый важный штрих к облику самодержца Николая I.
Отношение Александра II к религии не выходило за общепринятые рамки его круга. Он был, конечно, верующим человеком, выполнявшим все обязательные обряды православной церкви. Но его религиозность сродни религиозности Александра I: формальная вера, но без глубокого религиозного чувства. В отличие от отца, к нарушениям дисциплины во время церковных служб он относился совершенно спокойно. Александр II не любил Москву, не любил, когда ему напоминали, что он родился в Чудовом монастыре древней столицы. Он – «западник» и лучше чувствовал себя в каком-нибудь Эмсе и вообще в Пруссии…773
В семье Александра II подлинным носителем православной религиозности была, как это ни странно, императрица Мария Александровна. Бедная немецкая принцесса, ставшая цесаревной, а затем и императрицей, всем сердцем восприняла православные каноны. По свидетельству воспитательницы царских детей А.Ф. Тютчевой, «душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю»774.
В начале1850-х гг. внуки Николая I начали последовательно включаться в систему религиозного образования. Для старшего сына цесаревича Александра великого князя Николая Александровича уроки Закона Божия начались со 2 ноября 1850 г. Эти уроки вел Бажанов, его утвердили в должности 20 января 1851 г., с оплатой в 285 руб. в год. Столько же он получал за преподавание всем остальным детям цесаревича. В начале 1851 г., когда великому князю Николаю Александровичу шел восьмой год, Бажанов стал готовить мальчика к первой исповеди и Великом посту775. В 1853 г. Бажанов готовил к первой исповеди уже восьмилетнего великого князя Александра Александровича, будущего Александра III776.
Следует заметить, что кандидатура В.Б. Бажанова в качестве учителя Закона Божьего при детях Александра II не была бесспорной. Императрица Мария Александровна хотела сама подобрать законоучителя для своего старшего сына, даже пойдя против традиций. Поэтому в начале 1850-х гг. в качестве возможной кандидатуры законоучителя рассматривался духовник принцессы Вюртембергской Ольги Николаевны – протоиерей И.И. Базаров. Главной причиной такого решения стало то, что Бажанов занимал иные многочисленные должности и детям мог уделять только малую толику своего внимания. А императрице духовник требовался все время. Она писала Ольге Николаевне о Базарове: «…Мы примем его с распростертыми объятиями.
Но если в него запала хоть малейшая доля протестантизма, то мы не поймем друг друга. Я очень дорожу учебною частью (которой, увы, пренебрегает Бажанов)… я еще ничего не говорила Бажанову до получения ответа. Полагаю, что он сам поймет, что у него не хватает на это времени… не слишком ли он мягок? Но для детей мне прежде всего нужна сердечность»777. Однако по ряду причин вариант с И.И. Базаровым не прошел, и преподавание осталось за Бажановым, его цари «глубоко уважали как своего многолетнего духовника, не пожелали оскорбить или просто даже огорчить»778.
Но Мария Александровна, не осуществив свой замысел для старшего сына, все-таки реализовала его для младших сыновей. Бажанова освободили от обучения, и в 1859 г. преподавание Закона Божьего поручается протоиерею Рождественскому, служившему при церкви Мариинского дворца, с одновременным преподаванием Закона Божьего детям великой княгини Марии Николаевны. Н.В. Рождественского перевели в Малую церковь Зимнего дворца и причислили к ней сверх штата779. К такому назначению Н.В. Рождественского подтолкнуло охлаждение его отношений с хозяйкой Мариинского дворца, великой княгиней Марией Николаевной. Это связано с тем, что священник отказался тайно совершить обряд венчания дочери Николая I и графа Строганова. Позже Н.В. Рождественский стал настоятелем Малой церкви Зимнего дворца, членом Священного Синода и духовником императрицы Марии Александровны. С 1866 г. Н.В. Рождественского назначили на должность учителя Закона Божьего и духовника великого князя Сергея Александровича, а когда подрос великий князь Павел Александрович, он стал и его духовником780.
Надо сказать, что царские дети искренне полюбили Н.В. Рождественского. Великий князь Сергей Александрович после наступления совершеннолетия просил мать, императрицу Марию Александровну, подарить Ивану Васильевичу красивый наперсный крест. Императрица сама выбирала камни для креста и заказывала его рисунок. В январе 1876 г. одна из фрейлин императрицы Марии Александровны, по просьбе Сергея Александровича, купила материю на рясу И.В. Рождественскому. Видимо, священник сумел установить со своими духовными сыновьями ту тонкую душевную связь, которая и делает религию религией. После исповеди в феврале 1876 г. Сергей Александрович записал в дневнике: «Иван В. так со мною хорошо говорил!»781
Вместе с тем И.В. Рождественский мог быть и строгим к своим подопечным. Того же Сергея Александровича его духовник строго разбранил за то, что его подопечный пропустил всенощную во время масленицы (2 февраля 1877 г.).
Умер И.В. Рождественский в 1882 г. Удар с ним случился через несколько дней после кончины императора Александра II от горя и страшного потрясения, так как, когда умирающего государя привезли во дворец, именно Иван Васильевич Рождественский приобщал Святых Тайн умирающего императора782.
Примечательно также и то, что когда в начале 1860-х гг. цесаревичу Николаю Александровичу начали преподавать «университетский курс», то в качестве «учебных пособий» использовали такие бесценные сокровища, как подлинники Остромирова Евангелия и летопись Нестора «Повесть временных лет»783. Профессор Московского университета Буслаев вспоминал: «Никогда не забуду, с каким наслаждением читал я ему об Остромировом Евангелие, об Изборнике Святославовом и о великолепных миниатюрах Сийского Евангелия по драгоценным рукописям, которые были доставлены нам для лекций из Петербургской Публичной библиотеки, из Московской синодальной и с далекого Севера, из Сийского монастыря»™.
Воспитатели детей императора Александра II оставили дневниковые записи, в которых упоминается об эпизодах повседневной религиозной жизни царских сыновей. Так, в марте 1862 г. великий князь Владимир Александрович (15 лет) «отвез Василию Борисовичу (Бажанову. – И. 3.) материю на рясу в подарок от императрицы»785. В апреле 1862 г., накануне пасхальных торжеств, дети рано утром пошли «на половину великого князя наследника на исповедь. Они вернулись назад в 10 минут девятого, что, мне кажется, слишком скоро для исповеди». После этого они отправились «к родителям, чтобы читать с императрицею книги духовного содержания»786. На следующий день мальчики, следуя традиции, красили яйца. И, наконец, в субботу 7 апреля 1862 г. воспитатель «В половине двенадцатого… разбудил великих князей, чтобы идти к заутрене. Разговлялись у государя около половины четвертого.
Вернувшись назад, сейчас же легли спать»787. Так для мальчиков прошла Пасха 1862 г.
Пасха, как и везде на Руси, – особый праздник. Конечно, подносились традиционные подарки в виде пасхальных яиц. Если кто-то из семьи отсутствовал в Зимнем дворце, то подарки им обязательно отправлялись по месту пребывания. Например, в Вербное воскресение 1865 г. Александр II отправил фельдъегеря в Ниццу к императрице Марии Александровне с пасхальными подарками. Сам же император в пасхальную ночь 1865 г., как обычно, работал. Сначала с тремя сыновьями и всеми членами дома Романовых он присутствовал на торжественной светлой заутрене в Большой церкви Зимнего дворца. После заутрени он, по традиции, христосовался с присутствующими знатными особами и с представителями гвардейских полков. Разговенный завтрак, как всегда, состоялся в Золотой гостиной Зимнего дворца. По признанию самого царя, он «вернулся в кабинет усталый после христосования с 416 лицами, отчего, по его выражению, у него закружилась голова»788.
Мемуаристы в один голос отмечают, что религиозная жизнь в Зимнем дворце при императоре Александре II концентрировалась вокруг его жены – императрицы Марии Александровны. Как писал хорошо знавший Марию Александровну граф С.Д. Шереметев: «Нужно признать, что она с полным сознанием и убеждением изучала все русское, и прежде всего православие. Ее переход в православие не был простой формальностью. У нее были такие руководители, как митрополит Филарет, такие друзья, как В.Д. Олсуфьев, когда она была еще цесаревною, такие поклонники, как Николай I»789. Пожалуй, после Екатерины II не было императрицы, столь глубоко изучившей «нашу веру, наш строй и нашу народность. Она оставила крупный след, отразившийся на ее детях и придавший им то, что так отсутствует в других членах семьи иных ее поколений….Отражение матери следует искать в детях императора Александра II. Она воспитала «русское», честное поколение»790.
Православная религиозность императрицы Марии Александровны не могла не повлиять на формирование искренней религиозности ее детей. Александр III вспоминал: «Мама постоянно нами занималась, приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глубоко христианскою верою приучила нас любить и понимать христианскую веру, как она сама понимала. Благодаря Мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными христианами и полюбили и веру, и Церковь»791. После смерти матери цесаревич Александр Александрович писал младшему брату: «Если бы речь шла о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что я знаю, что она была святая»792. Так старший сын оценил роль матери в формировании его искренней православной религиозности.
Следует также отметить, что «кружок» императрицы Марии Александровны был центром придворных славянофилов. Большое влияние на императрицу во второй половине 1850– 1860-е гг. имели ее фрейлины А.Ф. Тютчева и А.Д. Блудова. По воспоминаниям мемуаристов, Антонину Блудову при дворе прозвали «жандармом православия»793.
В конце царствования Александра II наметили «кадровый резерв» на должность царского духовника, так как духовник Бажанов достиг уже весьма преклонного возраста. В качестве преемника на должность духовника выбрали Ивана Леонтьевича Янышева. Он родился в 1826 г. в Калужской губернии в семье дьякона. Курс в Санкт-Петербургской духовной академии Янышев завершил с ученой степенью бакалавра физико-математических наук. В 1851 г. его определили священником в православную церковь в Висбадене. В 1856 г. Янышева перевели в Санкт-Петербургский университет профессором богословия и философии. В 1858 г. вновь направили в заграничную командировку, назначив священником в церкви русской миссии в Берлине. Затем – вновь в Висбаден, где он проработал с 1859 по 1864 г. Все это время Янышев достаточно активно занимался научной работой.
Придворная карьера И.Л. Янышева началась в 1864 г., когда его пригласили в Копенгаген преподавать Закон Божий невесте российского цесаревича принцессе Дагмар. Это произошло, когда тяжело болевший Николай Александрович счел необходимым лично встретиться с Янышевым, с которым «долго беседовал… о предстоящей задаче и остался вполне доволен отношением к столь важному делу ученого-богослова»794. После того как в 1866 г. Дагмар превратилась в цесаревну Марию Федоровну, услуги Янышева не забыли, и его назначили ректором Санкт-Петербургской духовной академии (1866–1883 гг.).
Именно Янышев в своих проповедях с церковной кафедры толковал великие реформы Александра II. Когда осенью 1866 г. в Россию прибыла невеста цесаревича Александра Александровича датская принцесса Дагмар, И.Л. Янышев готовил ее к церемонии миропомазания, а императрица Мария Александровна учила ее, как подходить к иконам и молиться. 12 октября 1866 г. в Большой церкви Зимнего дворца состоялась церемония миропомазания, и датская принцесса Дагмар получила новое имя – Мария Федоровна795. Обряд миропомазания совершал митрополит Исидор в Большой церкви Зимнего дворца. Принцесса во время обряда была одета в простое белое платье со шлейфом, без украшений. Свидетельницей выступила сама императрица Мария Александровна796. В 1874 г. Янышев призвали к участию в делах по старокатолическому вопросу в качестве официального представителя русской церкви на боннской конференции. Именно он произнес проповедь 2 марта 1881 г. над гробом убитого террористами Александра II. Судя по воспоминаниям Богданович, эта речь произвела большое впечатление на присутствовавших: «Государь не скончался – он убит! Убит!» – закричал он на всю церковь. Эти слова были встречены глухими рыданиями»797.
Продолжателем православной традиции на российском императорском престоле стал Александр III. Частью его «сценария власти» стала подчеркнутая «народность», тесно связанная с его искренней православной религиозностью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.