ПОЛУМЕСЯЦ И КРЕСТ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОЛУМЕСЯЦ И КРЕСТ

XII и XIII столетия в полной мере были отмечены почти повсеместными войнами, но тем не менее внимание историков в первую очередь сосредотачивает на себе громадная волна антиисламского движения, известного как Крестовые походы. Это массированное вторжение продолжалось многие годы (1096–1271), вовлекая в себя людей всех сословий и занятий – от королей до обывателей. Первый крестовый поход вполне может олицетворять собой дух крестоносцев в его лучших – или худших – проявлениях, поэтому он и выбран нами в качестве типичного для всего движения, участники которого были исполнены веры, алчности и тяги к авантюрам. В среде многих из этих вооруженных пилигримов господствовало очень глубокое и искреннее желание освободить святые места христианства от правления мусульман. Чтобы понять это, необходимо попытаться проникнуться той смесью веры, суеверий, невежества, жестокости и нетерпимости, которую представляли собой верования наших предков. Первейшим мотивом мощного порыва на восток людей столь разных народностей и столь различного положения было желание захватить Иерусалим.

Это достаточно неожиданное и ошеломляющее своей интенсивностью желание завоевать город, который уже несколько столетий находился в руках мусульман, было вдохновлено все возрастающей мощью турок-сельджуков. Этот воинственный кочевой народ завоевал Багдадский халифат, наголову разбил войска Восточной Римской империи при Манцикерте и подчинил себе всю Малую Азию. В 1076 году турки захватили Иерусалим, изгнав оттуда своих же единоверцев-мусульман (чрезвычайно терпимо относившихся к пилигримам-христианам и их храмам), и, будучи, подобно всем новообращенным, вдвойне ревнивыми и нетерпимыми, стали железной рукой править Святой землей, притесняя пилигримов, которые ежегодно направлялись туда на поклон святыням христианства.

Сообщения о жестокостях мусульман и поругании христианских святынь достигли Европы – скорее всего, в сгущенных красках, но вполне достаточных для того, чтобы взбудоражить ревностных церковников, которые с такой же страстью воспылали желанием освободить Иерусалим, с какой турки хотели удержать его за собой. Христианская церковь мечтала направить боевой дух аристократов на дело, более угодное Господу, чем постоянные стычки друг с другом из-за земли, неизменно сопровождавшиеся бедами и несчастьями как для духовенства, так и для простых обывателей. Точно так же и правители были только рады направить внимание и энергию своих буйных и неуправляемых вассалов в другую сторону. Те же, в свою очередь, получали шанс сразиться с достойным соперником, что вместо обычных осточертевших проклятий с амвонов давало перспективу прощения грехов и гарантию рая после смерти.

Европа была переполнена младшими сыновьями аристократических родов и их дальними родственниками, жаждавшими владеть землей своих предков, однако не обладавшими правами на наследство. Эти искатели приключений всегда были готовы воспользоваться шансом выкроить себе поместье или королевство из чьей-нибудь страны – а уж возможности сделать это за счет неверных и с благословения святой церкви упустить нельзя было никак.

Вторжение на легендарно богатый Восток как магнитом притягивало и целую армию всякого сброда – отставных солдат, беглых преступников, подавшихся в бега от своих хозяев крепостных, всякого рода убежденных бездельников, воров и объявленных вне закона преступников, привлеченных надеждой на возможность вволю грабить и насильничать, причем под защитой церковных знамен.

Этапы изготовления кольчуги

Вверху: рыцарь в кольчуге и цилиндрическом шлеме, с ним рядом солдат – примерно 1200 год н. э. Внизу: цилиндрический шлем с гребнем из металла или вываренной кожи, меч и щит

Действовали здесь и другие мотивы – зависть и экспансионистские амбиции таких торговых городов-республик, как Генуя и Пиза, а также интриги Византии, жаждавшей воспользоваться помощью с Запада, чтобы отвоевать часть отобранной у нее территории. Для большинства же воинов креста это было увлекательное приключение, повод на какое-то время вырваться из надоевшей обыденности своей жизни, а превыше всего – помахать мечом во имя христианства и таким образом обрести толику спасения – и толику добычи.

Эта разнородная масса состояла из разнообразных воинов, но основой этой силы, конечно, являлись тяжеловооруженные конники. Это были прирожденные бойцы – обладатели дорогостоящих защитных кольчуг, выезженных боевых коней и дорогого оружия. В основном они происходили из мелкопоместного дворянства – владельцев небольших поместий – или из незначительных феодалов, вассалы которых поклялись служить им мечом и копьем. Они проводили свою жизнь в охоте – единственном занятии, к которому имели склонность помимо войны и с помощью которого не только высвобождали большую часть своей дикой энергии, но и заполняли кладовые своих поместий.

С раннего отрочества они уже были отличными конниками, знакомыми с мечом и копьем. Их заветная мечта заключалась в том, чтобы быть посвященными в рыцари – получить пояс со своим собственным мечом, доспехи, меч, копье и боевого коня, надеть на сапоги позолоченные шпоры, которые выделяли бы их из прочих людей как членов великого ордена рыцарей. Тогда они становились по сути равными герцогу или даже королю, выделяясь тем самым из массы мелкого люда, простолюдинов, лакеев, слуг и купцов, которые составляли серый и грязный мир под их стопами – мир, существующий только затем, чтобы служить им в их новом грубом, но возвышенном состоянии.

Воинами они были великолепными – физически сильные, превосходно обученные владению оружием, облаченные в броню и вооруженные лучшим оружием той эпохи.

Их оружие и защитное снаряжение по сути были такими же, как те, которые использовались норманнами при Гастингсе тридцать лет назад. К этому времени в обиход уже вошли полностью защищающая тело кольчуга и круглый шлем, закрывающий голову и лицо. Единственным новым дополнением к кольчуге была напоминающая штаны кольчужная защита для ног, которая начала появляться примерно в начале XII столетия. Облаченный в такую броню, конный воин неизмеримо превосходил любое количество обычных пехотинцев, плохо вооруженных и не имеющих никакого защитного снаряжения. Именно это поддерживало власть феодала – не кто другой, а лишь равный по положению человек мог противостоять ему.

Как солдаты, имея лишь некоторые понятия о дисциплине, порядке и повиновении, рыцарство было ничем не лучше необученных новобранцев. Каждый местный феодал мог ожидать некоей видимости повиновения от рыцарей своего окружения, но в целом же каждый рыцарь вел свою собственную битву. О тактике боя они имели самое смутное представление, о стратегии знали еще меньше, а о походном порядке, организации снабжения, о военных перевозках или о медицинской помощи не знали абсолютно ничего. Опыт боев в конце концов приносил им эти знания, как и любому рекруту, – и те из них, кто добрался до Иерусалима, уже были в полном смысле закаленными ветеранами. Но из большой толпы аристократов, пустившейся на освобождение Святой земли, лишь очень немногие имели хотя бы какое-то представление о ведении военных действий в суровой и бесплодной стране. Мало кто из рыцарей, не говоря уж о простолюдинах, мог представить себе, как далеко находится Иерусалим, какие страны – или моря – отделяют от них вожделенный Восток и какие народы живут на пути к нему. Очень большое число таких людей отправилось в путь, но можно не сомневаться, что далеко не каждый из них смог преодолеть болезни, голод, жажду, засады и выжить в ряде сражений, прежде чем им удалось добраться до Святого города.

Многие из них так никогда и не добрались до Константинополя. Невозможно себе представить, чтобы эта разношерстная толпа, не имеющая никакого понятия о дисциплине, в условиях отвратительного снабжения и отсутствия промежуточных баз могла проделать сотни миль даже по дружественным им странам без грабежа. Так и случилось. Их не знающие границ грабежи, жестокость в отношении христианского населения стран, лежавших у них на пути, вызывали вооруженное сопротивление. Маршрут следования крестоносцев был отмечен рядом серьезных стычек. Самыми грубыми оскорбителями местного населения были участники так называемого Народного крестового похода, во главе которых стояли Петр Пустынник и рыцарь по прозвищу Вальтер Голяк[8]. Это странное сборище крестьян, мелкопоместных дворян, всякого рода отъявленных головорезов и сброда – в том числе и женщин – медленно двигалось весной и летом 1096 года из южных районов Франции и Рейнской области через Швабию и Баварию, обрастая по пути такими же оборванцами, напоминая своими телегами, скотом и женщинами с детьми некое германское племя времен переселения народов. На территории Венгрии грабежи и насилие стали уже совершенно невыносимыми. После нескольких стычек с разгневанным населением дело дошло даже до схваток с пограничными частями византийского императора. Соглашения с византийским правителем провинции о восстановлении порядка и прекращении дальнейших грабежей не возымели никакого воздействия на бредущий сброд. Неподалеку от Ниша императорские конные лучники нанесли «крестоносцам» серьезное поражение. Сброд, ведомый Пустынником, лишился большей части своего обоза (и, как можно предположить, большей части награбленного добра); оставшиеся в живых были взяты под охрану (или под конвой) византийской кавалерией вплоть до их прибытия в Константинополь.

Император, пришедший в ужас от прибытия такой толпы головорезов и голодранцев, расположившихся в пригородах его столицы (помимо всяческих других выходок, они содрали свинцовые листы с крыш храмов, чтобы продать их на рынке), постарался как можно скорее переправить их через пролив на азиатское побережье. Здесь они расположились лагерем, весело грабя окрестное население и приходя в себя после тягот длительного перехода. Организованная ломбардцами и баварцами вылазка привела к первому столкновению с турками, которые отрезали лагерь от источников воды и в конце концов взяли многих в плен.

«Командир баварцев договорился с турками о сдаче всех остальных. Все, кто отказался принять их Бога, подлежали смерти. Турки поставили их как мишени и прикончили стрелами, а остальных пленных распределили между собой, продавая как животных на рынке».

Восточный шлем и наручь

Пришедший от всего этого в отчаяние Пустынник стал молить о помощи императора, а в его отсутствие неуправляемая толпа, несмотря на предупреждения Вальтера и его офицеров, решила двинуться навстречу врагу. Результат такого броска можно было себе представить заранее. Осторожные турки отступали до тех пор, пока у них не оказалось необходимое для маневра пространство, а затем окружили толпу. Вальтер Голяк погиб одним из первых – семь турецких стрел пробили его кольчугу, а оставшаяся без предводителя толпа обратилась в бегство. Турки преследовали бегущих вплоть до их лагеря и убивали всех, оставляя в живых лишь привлекательных женщин. Несколько сотен человек смогли укрыться в старом форте, в котором они продержались до тех пор, пока их не вывезли оттуда на византийских судах. Так закончился Народный крестовый поход – печальное напоминание о том, чем могут обернуться даже задуманные с самыми лучшими намерениями предприятия людей, отягощенных невежеством, алчностью и отсутствием дисциплины.

Пришельцам из Европы противостояли турки-сельджуки, крепкие и фанатично отважные воины. Они были прежде всего конными лучниками и применяли проверенную веками тактику наступления и отхода – оставляя пространство перед собой перед тем, как противник открывал огонь, чтобы обойти его с флангов. Физически они уступали пришельцам с севера, а их легкие изогнутые сабли не могли парировать удары тяжелых прямых мечей трех футов в длину, которыми были вооружены христианские рыцари. Лишь немногие из турок надевали легкую броню и шлем с заостренным шишаком, вокруг которого часто был обернут тюрбан. Большинство имело лишь небольшие круглые щиты, а некоторые были вооружены еще и легким копьем.

Однако последователи Магомета испытывали трудности гораздо большие, чем те, которые давало несоответствие в весе воинов и оружия. Поскольку мир ислама раздирали междоусобные войны, империя сельджуков уже распадалась на множество мелких государств. Если бы не это обстоятельство, крестоносцам никогда не удалось бы продвинуться дальше Константинополя. На деле же после первого сражения они почти без всяких препятствий прошли через христианскую Армению и осадили Антиохию, чего бы им никогда не удалось сделать, если бы в живых остался великий сельджукский правитель Алп-Арслан[9].

За исключением схваток с византийцами, с их многовековой военной организацией, конфликт между Востоком и Западом обычно происходил по одной и той же схеме: мощный наступательный удар, ответом на который была гибкая и подвижная оборона – удар палицы, парируемый пуховой подушкой. Удары тяжеловооруженной и защищенной мощной броней конницы снова и снова наносились в пространство разреженного воздуха – проворные мусульманские всадники на быстрых конях совершали угрожающие вылазки, но тут же отступали, рассыпались, наносили острые жалящие удары, кружили вокруг врага, скрывшись в поднятом облаке пыли, выжидая время для нового удара под постоянный аккомпанемент свистящих стрел.

Так было в Дорилеуме. Отряд рыцарей-крестоносцев, знакомых с дисциплиной и возглавляемых более опытным командиром, чем несчастный Пустынник, добрался до Константинополя, ограничившись самыми минимальными грабежами и убийствами. Помня о своих проблемах с голодной толпой народных крестоносцев, император Византии снабжал каждый прибывающий отряд продуктами, а также большим и бдительным эскортом, похожим скорее на конвой. Перебравшись на азиатский берег и добравшись до Никеи, отряд начал движение через Малую Азию по направлению к Иерусалиму. Первой целью на этом пути должна была стать большая турецкая крепость Антиохия.

Их путь шел через Дорилеум, и здесь крестоносцы вступили в свой первый серьезный бой. Отряд христиан двигался колоннами, воспользовавшись двумя идущими параллельно дорогами. Одна из колонн под командованием отважного Боэмунда, старшего сына норманнского герцога Роберта Гюискара, возобновила движение, прервав привал, когда передовое охранение сообщило о приближении неприятеля. Поспешно был организован временный лагерь, где остались женщины, дети и обоз под охраной лучников и пеших воинов, тогда как конники образовали передовую линию. Едва это было сделано, как масса турецкой конницы пошла на них в атаку по равнине под рокот боевых барабанов и звон цимбал. Передовая шеренга крестоносцев тоже пошла в атаку, но турки рассыпались по полю, осыпая рыцарей стрелами и обходя их с флангов. Рыцари никак не могли сойтись с врагами в ближнем бою. Легкая турецкая конница обрушивалась на них со всех сторон и исчезала, как только рыцари готовились нанести ей сокрушающий удар, нанося при этом неожиданные удары по флангам. По равнине носились рои всадников, наступая и тут же отходя и вновь преследуя. Турецкие стрелы наносили ужасный урон ценнейшим боевым коням, и многие рыцари, оставшись без коней, были вынуждены продолжать бой пешими.

На флангах строя крестоносцев появились свежие отряды турецкой конницы, а большое подразделение их обрушило удар на лагерь, разметало пехотинцев и ворвалось верхом между стоявшими телегами и палатками. Многие монахи и раненые, лежавшие в палатках, были убиты, а женщины изнасилованы и тоже убиты. Затем волна отступавших крестоносцев смогла выбить турок из захваченной ими части лагеря. Постоянные атаки и контратаки совершенно измотали рыцарских коней. Да и все эти атаки не производили никакого впечатления на не державшую организованного строя турецкую конницу. Сами же турки атаковали, наваливаясь всей массой коней и людей под прикрытием туч стрел.

На этом поле в клубах пыли, поднятой конскими копытами, сошлись в смертельной схватке фанатики двух вер – причем каждая из сторон, вполне возможно, была изумлена отвагой и неистовством своих противников. Нигде не было видно даже и следа второй колонны крестоносцев, а измотанные рыцари, несшие тяжелые потери под градом стрел, уже начинали терять всякую надежду на отмщение. Затем наконец появилась вторая половина отряда и с ходу обрушилась на турецкий фланг и тыл. Их легкая конница не могла противостоять сокрушительному удару свежих сил рыцарей. Зажатая между двумя отрядами крестоносцев, она потеряла и пространство для маневра. Ничто теперь не могло устоять перед ударом тяжеловооруженной западной конницы, которая смяла ряды турок, опрокидывая их коней и рассекая всадников.

Турки пустились в бегство, бросив на произвол судьбы свой лагерь. Победа осталась за крестоносцами, но и они понесли тяжелые потери, особенно же досталось лошадям. Рыцарям предстояло дорого заплатить за это, поскольку им предстоял долгий и трудный путь по местности, в которой не было для них ни еды, ни питья. Неизвестный норманнский рыцарь, проделавший этот путь вместе с Боэмундом, оставил выразительное описание трудностей, пережитых крестоносцами. Историки дали ему имя Аноним. Вот выдержка из этого описания: «Мы едва переставляли ноги. Нам приходилось питаться зерном, которое мы шелушили и провеивали в ладонях, – жалкая еда! Большая часть наших лошадей пала, поэтому большинство гордых рыцарей брело пешком. Из-за недостатка вьючных лошадей нам пришлось использовать скот и, в нашем отчаянном положении, нагрузить вьюки на козлов, овец и даже собак».

Лишения и полученные в бою раны стали причиной больших человеческих потерь. Но хотя ряды рыцарей постепенно таяли от яростных атак турок, палящих лучей солнца, голода, жажды и болезней, оставшиеся в живых стали спаянным ядром, несмотря на вавилонское смешение самых различных языков: «Кто когда-либо слышал ранее такое число различных наречий в одной армии? Среди нас были франки, фламандцы, германцы, фризы, галлы, лотаринщы, аллоброги, баварцы, норманны, англы, скотты, аквитанцы, итальянцы, даки, апулийцы, иберы, бретонцы, греки и армяне… Но мы были братьями во Христе и стали близки, как кровные родственники».

Переход по значительной части Малой Азии в августовской жаре был серьезным испытанием, но впереди еще лежали и высокие горы Тавра. «Лошади срывались в ущелья, и одна упряжка тянула за собой другие. Во всех отрядах рыцари были уже больше не в силах переносить страдания, они били себя руками в грудь, вопрошая сами себя, что им делать и как им поступить со своей броней. Некоторые из них продавали свои щиты и прекрасные кольчуги со шлемами за сумму от трех до пяти динаров или за столько, сколько им удавалось получить. Те же, кому не удавалось продать их, просто бросали их и продолжали свой путь».

При переходе через горы погибло больше крестоносцев, чем от стрел и мечей турок, но вот, наконец, кошмарное путешествие было окончено: «Вот так в конце концов наши рыцари добрались до долины, на которой раскинулась Антиохия, царский город, столица Сирии, которую некогда Господь Иисус Христос вручил досточтимому Петру».

Антиохия была мощным укрепленным городом, обнесенным стеной, по которой могли проехать в ряд четверо всадников, с сотнями башен. По счастью для крестоносцев, им удалось перехватить обоз с припасами, идущий в город, так что теперь, по крайней мере на какое-то время, в лагере крестоносцев было достаточно еды. На военном совете было высказано предложение, что город надо взять штурмом, но большинство сочли оборону города слишком мощной, так что подобная попытка обернулась бы заведомой неудачей; стены же были оценены как слишком прочные даже для штурма с применением осадных орудий – даже если бы подобные орудия и удалось построить. Христиане решили осадить город.

Правитель города оказался сообразительным солдатом и стал держать осаждающих в напряжении постоянными вылазками мелких отрядов. В лагере христиан начал ощущаться недостаток продуктов, а провиантские партии, высланные на поиск пропитания в округе, почти ничего не смогли добыть. Армянские и сирийские торговцы заламывали за еду запредельные цены, и крестоносцы, которые не могли платить такие деньги, стали умирать от голода.

После появления подмоги, прибывшей к туркам из Алеппо, крестоносцы сформировали конный отряд для ее перехвата, пешие же воины должны были отбивать неизбежные вылазки осажденных из города. Удалось найти только семьсот годных для сражения коней, и семьсот рыцарей с Боэмундом во главе стали ожидать атаки турецкой армии. Согласно легендам, они сидели на боевых конях – длинная линия всадников в кольчугах с поднятыми копьями, на которых развевались флажки, распевая песни под градом стрел. Поскольку они не двигались с места, турки пошли в атаку; тут линия копий склонилась, и рыцари пошли в контратаку. Будучи сначала отброшенными назад, они собрались с силами – Боэмунд ввел в дело последний, весьма незначительный резерв – и мощным ударом оттеснили турок на вторую линию. Те пришли в замешательство, и началось массовое бегство, причем, отступая через территорию своего лагеря, турки подожгли его. Победа крестоносцев была полной и еще раз подтвердила, что турецкая конница не может противостоять западным конникам в ближнем единоборстве на узкой линии столкновения. Вылазка отряда из города тоже была отбита, и длинный ряд копий с насаженными на их острия головами турок отнюдь не способствовал поднятию духа осажденных. Голод продолжал делать свое дело, и наконец турецкий офицер-изменник впустил крестоносцев в город. Так пал этот великий город – кроме цитадели в его центре.

Победители с отменной жестокостью стали грабить богатую столицу, но, пока христиане избивали и насиловали жителей, оскверняли мечети, под стенами города появилась большая армия, посланная на помощь туркам. Осаждающие теперь, в свою очередь, стали осаждаемыми, к тому же голод стал свирепствовать с новой силой. Козлиные потроха продавались за пять шиллингов – большая сумма по тем временам, – а лошадиная голова без языка за три. Христиане совсем пали духом – голод свирепствовал, за их спинами была невзятая цитадель, а под стенами города – большая армия. Но тут произошло одно из тех событий, довольно обычных по сути, которые превращают толпу наполовину разбитых людей в разъяренных львов, порой меняя ход истории. Некий юноша объявил, что ему было видение, в котором небесный ангел поведал ему, под какой из церквей закопано копье, которым пронзили распятого Христа. После интенсивных раскопок наконечник копья был найден – самим юношей, как можно и было предположить. Но христиане жаждали знамения, как бы ни были подозрительны его обстоятельства. Воины воодушевились и потребовали вести их в бой. В конце концов военачальники уступили их требованиям.

Странного вида толпы двигались навстречу язычникам. Небольшой отряд конных рыцарей – гораздо больше шло пешком, потому что у них уже не было боевых коней, – священники, женщины, пехотинцы, все изнуренные и голодные, следовали за волшебным символом – ржавым наконечником копья, привязанным к кресту. За их спинами была голодная смерть, впереди, в клубах пыли, поднятых турецкой конницей, им грезилось спасение. Армия турок была сильна, но их генерал Кербога совершил ошибку, недооценив своих врагов. Впрочем, винить его трудно, так как ряды оборванцев не казались серьезным противником. И ни один человек, не ходивший в атаку под знаменами таких христианских воителей, как Танкред, Боэмунд или Готфрид Лотарингский, не мог бы оценить яростную силу их атаки. Еще более серьезную ошибку совершил турецкий полководец, когда он атаковал на слишком узком фронте, вследствие чего флангам крестоносцев не грозил традиционный для тактики турок охват.

Христианские воины – пехотинцы, копьеносцы, лучники и арбалетчики – стали к тому моменту закаленными ветеранами, победителями во многих сражениях, а влившиеся в их ряды лишившиеся лошадей рыцари только усилили их мощь. По всей видимости, сочетание метательного оружия и ударной мощи во многом способствовало поражению турок. Во всяком случае, сражение развертывалось вопреки всем правилам – и, возможно, мусульмане были правы, возлагая вину за поражение на Кербогу. Арабские отряды, не будучи особо расположены к туркам, первыми обратились в бегство. По всем канонам крестоносцы должны были бы быть сотнями и сотнями повергнуты на землю стрелами, а отдельные группы оставшихся в живых обратиться в бегство. Каким-то образом ничего подобного не произошло. Турки, изумленные фанатичным натиском людей, которые не хотели умирать – и все же были готовы умереть, – дрогнули, и сражение завершилось торжествующей погоней христиан за турками вплоть до их лагеря и дальше. Это была сокрушительная победа, столь же удивительная для христианских военачальников, сколь и для турок, открывшая путь на Иерусалим. Она же, хотя крестоносцы и не подозревали об этом, подорвала турецкое владычество в Сирии. После нее главными воинами-иноверцами станут арабы, возглавляемые Египетским халифатом. Силы халифата захватили Иерусалим вскоре после Битвы Копья, и, когда крестоносцы подошли к городу, он удерживался силами всего около 1000 человек.

Попытка подняться на стены города была отбита, и христиане осадили город, посылая рабочие партии в ближайший лес за тридцать миль. Наконец осадные орудия были готовы – две башни по три уровня каждая, с площадками на самом верху для лучников, которые должны обстреливать стены, тогда как уровнем ниже штурмовые партии, перебросив мостки, должны ворваться на городские стены. Были также сооружены «свиньи» – передвижные навесы для защиты таранов и рабочих – и многочисленные камнеметные машины. Изготовлено было множество укрытий-щитов для защиты лучников, которым предстояло обстреливать стены, и много складных лестниц.

Согласно хроникам, крестоносцы смогли овладеть одной из башен, откуда затем и заняли стены города. Как только они получили опорный пункт, все уже было предрешено. Гарнизон города, слишком малочисленный по сравнению с силами осаждавших, не мог организовать сопротивление. После его подавления крестоносцы устроили подлинную бойню мирных жителей. Пожалуй, это был вполне закономерный конец Крестового похода, который с самого начала представлял собой на редкость странное сочетание молитв и проклятий, отваги и трусости, самопожертвования и грабежа, христианской веры и кровавой резни.

Достаточно трудно сравнивать относительные достоинства крестоносцев и мусульман. Религиозный энтузиазм присутствовал как на одной, так и на другой стороне, так что можно сказать, что этот фактор уравновешивался и его можно не принимать в рассмотрение. Руководство, или, лучше сказать, полководческое искусство, играло важную роль, гораздо большую, чем в настоящее время, поскольку в то времена судьбы солдата и командующего были гораздо более тесно связаны между собой. Там, где сражение представляет собой состязание между двумя отдельными группами мужчин, от исхода которого зависит жизнь не одних только его участников, но очень часто и их семей, тогда оно и в самом деле становится очень личным делом. И в девяноста девяти случаях из ста оно требует высокого искусства со стороны военачальника – его способности верно оценить поле сражения и силы противника – и не в последнюю очередь его личной храбрости для превращения поражения в победу.

Во времена, о которых мы повествуем, затяжные битвы были редкостью. Большинство же решалось в ту ли иную сторону за несколько часов. И тогда как победа обычно вознаграждалась славой, трофеями и некоторым периодом спокойствия, поражение означало не отход на более тихий участок фронта для переформирования, не пребывание на какой-то срок в тыловом госпитале, но смерть на поле брани или во время неизбежного преследования (обычно куда более кровопролитного, чем само сражение) либо по крайней мере рабство. Так что становится вполне понятно, сколь жизненно важно было для солдат пребывать под началом победоносного командира, сколь ревниво они охраняли его жизнь и каким смятением сопровождалась его гибель.

В те времена личная доблесть и репутация человека, обладающего исключительной храбростью, играла громадную роль. Юный норманн Танкред был именно таким человеком – он, возможно, не обладал особыми стратегическими талантами, но его голос и меч воодушевляли воинов на любом участке поля брани, так что во главе немногих сотен своих приверженцев он был равен по силе целой армии. Боэмунд также был военачальником, который соединял в себе силу воина и яростную отвагу с опытом бывалого командира, – одного вида его темно-красного стяга бывало порой более чем достаточно, чтобы воодушевить рать воинов Христа.

Несколько позже могучий Саладин выступил подобным великим военачальником уже на стороне мусульманского полумесяца, а его ошеломительная победа в битве при Хиттине, самом значительном сражении с крестоносцами, навсегда положила конец христианскому Иерусалимскому королевству. Чтобы отомстить за потерю Святого города, под его стены снова пришли христианские воины, во главе с могучей фигурой короля-воителя – Ричарда Львиное Сердце, английского суверена. При Арсуфе его личная отвага и воинское искусство обеспечили победу над войсками грозного Саладина. Вид его мощной фигуры в самых жарких местах поля сражения, повергающей наземь сарацин могучими ударами, делал его имя боевым кличем всей христианской рати и наводил ужас на полчища неверных. Арабы прозвали его Мелех-Рик, и долгое время арабские матери пугали им своих непослушных детей.

Восточный составной лук – изображен без тетивы, с наложенной тетивой и в натянутом состоянии

По вооружению и личной выносливости преимущество было на стороне крестоносцев. Их защитное снаряжение обычно отличалось большим совершенством, их оружие было более мощным, а их кони более сильными. Арбалет, которым были вооружены многие пешие воины, хотя и требовал больше времени для подготовки его к стрельбе, чем луки сарацин и турок, обладал гораздо большей мощностью. Мусульманский летописец, один из секретарей Саладина, писал, что гамбесоны (тяжелые стеганые одеяния, часто покрытые сверху кожей) арбалетчиков Ричарда были «так часто утыканы стрелами, что напоминали ежей», причем их владельцы не получили никаких ранений – на дальних дистанциях огня легкие стрелы сарацинских луков могли нанести лишь незначительные повреждения. При Хиттине большая часть рыцарей была взята в плен потому, что их лошади были поражены стрелами, а не потому, что они сами получили ранения, хотя и находились под непрерывным градом стрел. Другие рыцари, чьи лошади не были убиты, смогли прорваться сквозь окружившую их конницу и избежать плена.

Противники его обеих сторон обладали недюжинной личной храбростью, но, возможно, склонение перед волей Аллаха предрасполагало этих людей и к склонению перед волей других. Безусловно, в большинстве уроженцев Востока было мало той властной уверенности в себе, которая была свойственна многим людям Запада и которая снова и снова давала возможность небольшим отрядам крестоносцев нападать и обращать в бегство во много раз превосходящие их количественно силы правоверных.

Что касается тактики воинов креста и полумесяца, то они мало чем отличались друг от друга. Ни те ни другие не достигали того уровня дисциплины, которой отличались, скажем, византийцы, а без определенного уровня дисциплины применение сложной тактики боя, кроме простейших приемов, невозможно. Однако христиане быстрее воспринимали новый стиль ведения военных действий и, сочетая силу удара тяжеловооруженной конницы с огнем арбалетчиков (и, уже позднее, конных лучников) и с поддержкой надежных пехотинцев, вооруженных копьями и топорами, они неизбежно выходили победителями в сражениях с куда более многочисленным противником. Легкая конница сарацин редко что могла противопоставить объединенным действиям конницы и пехоты христианских воинов.

Однако христиане попали – а по сути, находились в ней с самого начала – в стратегически тупиковую ситуацию. Завоеванные ими территории в Святой земле требовали не только сильного централизованного управления из Иерусалима, но и установления тесных дружественных отношений с палестинскими подданными, а также, что было важнее всего, постоянной подпитки людьми, деньгами и поставками из Европы. В те времена ни одно из этих требований выполнить было невозможно. Поэтому люди Леванта – уже больше не крестоносцы, но владельцы феодов на Востоке и властелины восточных замков, селений и рабов – постепенно двигались к своему окончательному поражению и изгнанию, не оплаканные своими прежними подданными и забытые странами, некогда их пославшими.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.