Южный крест

Южный крест

Уже была поздняя ночь, но долгожданной прохлады потянувший было с океана ветерок все не приносил. В темноте чувства обострялись, и влажный теплый воздух, казалось, можно было потрогать и даже покатать между кончиками пальцев. Густая зелень извилистых аллей прибрежной виллы и незримые в ночи пальмы над головой прятали и без того скромное освещение разбросанных по большой территории бунгало, замыкая окружающий мир на расстоянии вытянутой руки. Только ночные цветы, наперебой заполнявшие вокруг себя густыми ароматами неподвижный воздух, стирали появившиеся в воображении границы. К незнакомым южным запахам хотелось принюхиваться, представляя себя аборигеном, уверенно отыскивающим дорогу в темноте густых зарослей. Впрочем, большинство приехавших отдохнуть на далекий остров в океане не хотели менять привычный образ жизни.

Со стороны бара доносился звонкий женский смех, рокотал выстрелами боевика телевизор, через чье-то открытое окно были слышны взволнованные голоса. Натолкнувшись на эту волну шума, словно на реальное препятствие, посреди аллеи, ведущей к освещенной веранде, остановился мужчина. В тот момент отголоски вечеринки, на которой развлекались туристы, показались ему совершенно чуждыми тому лирическому настроению, что внезапно охватило его душу. Повернув в противоположную сторону, к океану, берег которого в эти часы всегда был пуст, мужчина двигался очень медленно, словно боялся что-то уронить. Вернее, он старался удержать в своем воображении внезапно вспыхнувший образ той удивительной женщины, что так волновала его последнее время. Сейчас она была в России, но тысячи километров, разделявшие их, казалось, только усиливали чувство. Порой он так явно ощущал ее рядом, что сдерживался, чтобы не протянуть руки для объятий. Вот и сейчас ее задумчивый взгляд вспыхнул светлячком в ночной тиши, увлекая к шелесту волн на пустынном пляже.

За неделю пребывания на вилле охрана привыкла к его ночным прогулкам и не препятствовала чудачествам странного гостя. Теперь тоже никто не мешал уединению. Когда твердая плитка, которой были выстланы аллеи на вилле, закончилась, он почувствовал под ногами что-то зыбкое. Словно перешагнул границу бытия, где все так неопределенно. И тут же над головой засияли звезды. Да-да, именно засияли, вспыхнув в глубокой темно-синей пустоте, так не похожей на нашу северную ночь. Это был знак. Что-то должно было произойти, и предчувствие наполняло тревогой.

Сев на еще теплый песок, он откинулся назад и стал разглядывать звезды, пытаясь понять, зачем он здесь. Ведь не случайно образ женщины с задумчивым взглядом привел его сюда. Небо было удивительным. Звезды располагались иначе и не складывались в привычные силуэты, разве что Млечный путь так же наискосок перечеркивал темную бездну над головой. Ему подумалось, отчего эту неделю он все время смотрел по сторонам и под ноги, не поднимая головы. А ведь именно там, в непостижимых глубинах космоса, скрыты великие тайны и предсказания.

Взгляд некоторое время блуждал по бескрайнему звездному небу, пока отчего-то не остановился. Ба, да это же Южный Крест. Когда-то в детстве он читал о нем в романах о пиратах и путешествиях в дальние страны, а теперь, прожив половину своей жизни, оказался на пустынном пляже сказочного островного государства и впервые увидел это созвездие. Мужчина попытался вспомнить какую-нибудь легенду наподобие той, что повествует о превращении прекрасной Каллисто в Большую Медведицу, да не смог. Интересно, какую легенду сочинили бы древние греки о Южном Кресте, если бы могли его видеть. Ведь у них крест был символом четырех стихий, хотя и равносторонний. У созвездия же перекладины не равны, и большая точно указывает на Южный полюс. Ему вспомнилось, что и у египтян тоже был крест, правда, его верхушка была совмещена с кругом, обозначавшим бесконечность. Это был символ бессмертия. Впрочем, наверное, и египтяне не могли наблюдать это созвездие. Из жителей северного полушария только островитяне в тропиках видят по ночам Южный Крест. Ему, жителю Подмосковья, посчастливилось.

Сколько людей так же, как он, смотрели на эти звезды, доверяя им свои мысли. Наверное, у каждого они были о чем-то большом и значимом. Трудно быть мелочным перед такой величественной красотой. Постепенно сознание его очистилось, и возникло состояние удивительного покоя. Исчезло время, и окружающий мир растворился в темноте. Наверное, таким бывает ощущение вечности – бескрайней, не поддающейся определениям и заполняющей собою все и вся. Как любовь. Вот! Это созвездие стало для него символом любви. Безграничной и непостижимой.

«Нужно будет непременно рассказать ей об этом», – пронеслось у него в голове.

И, поймав себя на этой мысли, он удивился тому, как он сроднился с этим милым образом за последнее время. Часто, разговаривая как со старинным другом детства, он доверял удивительной женщине с задумчивым взглядом самые сокровенные идеи и мечты. Но это не пугало его, он любил беседовать сразу за двоих, он жила в его душе. Вот и сейчас явственно ощущалось, что она все понимает.

Ему вспомнились последние слова перед отъездом. Они обнялись и долго так стояли, не решаясь разомкнуть рук. И только ее шепот:

– Да хранит тебя Бог…

У обоих перехватило дыхание от этих слов и неожиданных открытий. Очень ясно и просто они поняли, как дороги стали друг другу, как нужны, как любимы… Как и тогда, он почувствовал приближение того странного состояния, когда становилось трудно дышать. Душу окутывало волной бесконечной нежности, усыпляя и волнуя одновременно, обостряя какую-то потаенную чувственность, дремлющую в обыденной жизни. Было ли это когда-нибудь с ним раньше? Таких сильных приступов он не мог припомнить. Да, он влюблялся, и его любили, и он был счастлив и писал стихи. Правда, ему всегда не везло: его романтические иллюзии разбивались о прозу жизни. Потом все как-то успокаивалось и уже не тревожило его. Порой в душе поселялась меланхолия и сожаление о несбывшемся, но все это проходило достаточно спокойно, плавно, с тихой печалью.

Сейчас же он абсолютно не мог совладать с собой. Откуда-то изнутри поднималось невыразимое состояние блаженства. Оно накатывало совершенно неожиданно и овладевало им полностью. Он закрывал глаза и уходил, вернее, проваливался куда-то. Что это было? Он не знал. Душа вырывалась из каких-то оков и ликовала. Порой ему казалось, что это происходит не с ним, что он только сочувствует кому-то. Сознание как бы со стороны наблюдало за лихорадкой, охватившей душу. Мысли с трудом удерживались в голове, с каким-то эхом повторяя ускользающие фразы. Он никогда не пробовал наркотики, но, наверное, что-то подобное испытывали эти несчастные.

Правда, иногда его угнетали сомнения, имеет ли он на это право. Как посмел он ворваться в ее жизнь и менять свою, но это был голос разума. Каждый раз из глубин его души поднималась ослепительная волна счастья, сметавшая все сомнения и тревоги. Он любил удивительную женщину с задумчивым взглядом. И это чувство ожило в нем впервые. Прожитая ранее жизнь казалась некоей прелюдией к тому, что охватывало его сейчас, когда душу заполняла только она. Когда он даже не знал, стучит ли его сердце, дышит л и он вообще.

Это было такое сладостное ощущение, что весь мир становился каким-то второстепенным и незначительным. Каждый такой приступ поднимал его над суетой, и он готов был отдать за свою избранницу всю свою грешную жизнь. Это был какой-то душевный экстаз! Он даже не смог бы описать его потому, что не ощущал свое тело. Казалось, оно оставалось где-то там, в ином измерении. Порой ему казалось, что слезы заполняют закрытые глаза и ему нужно отворачиваться куда-нибудь, чтобы следы на щеках оставались незамеченными. И сколько продолжался такой побег из реальной жизни, он тоже не знал.

Когда же разум просыпался, и он мог что-то соображать, замутненное сознание медленно начинало воспринимать окружающую реальность, пытаясь вытеснить из памяти образ удивительной женщины с задумчивым взглядом. Это было не просто, и он еще долго наслаждался блуждающими видениями, словно после бурной физической близости, когда, насытившись друг другом, они лежали, обнявшись, и тихо целовались. Он уже не отдавал себе отчета в том, где – иллюзии, а где – реальность. Вот и теперь, сидя на безлюдном пляже далеко за полночь, он мысленно ласкал милый образ. Захотелось незаметно оказаться рядом с ней и тихо шепнуть на ухо:

– Я тебя очень-очень люблю.

Но только ночь была рядом, да в темно-синей бездне спокойно мерцал символ его удивительной любви – Южный крест.