Общественные здания, площади и торговые ряды

Общественные здания, площади и торговые ряды

Безусловно, карты Мехико существовали и до Кортеса. Невозможно поверить, чтобы администрация ацтеков, чьи писцы постоянно вели земельные реестры и налоговые отчеты, пренебрегла бы самой столицей. Кроме того, известно, что первейшей обязанностью каждого кальпуллека было хранить и, если необходимо, обновлять «картинки», которые изображали его район и разделение района между семьями.

К сожалению, ни один из этих документов не сохранился. Мексиканский национальный музей антропологии и истории имеет, правда, один ценный фрагмент, «карту на бумаге из агавы», которая, несомненно, появилась чуть позже времени завоевания. Сохранившийся кусочек изображает всего лишь небольшую часть города к востоку от Тлателолько. Однако даже в таком виде этот план дает хорошее представление о структуре районов, равные участки которых разграничены каналами, улицами и главными транспортными артериями. Я здесь упоминаю неуклюжий план, приписываемый Кортесу, ради полноты картины: он почти совершенно бесполезен с его детским приукрашиванием и маленькими картинками, на которых в деревушках вокруг города изображены башни на европейский манер.

Более того, так как постройки Теночтитлана стали жертвами систематического вандализма, почти не имеющего аналогов в истории, как во время осады, так и сразу же после капитуляции императора Куаутемоцина, представляется чрезвычайно трудным определить, где именно находились незастроенные пространства, или описать окружающие их здания. Можно только основываться на более или менее точных записях летописцев и на результатах того объема археологических раскопок, который был возможен в сердце современного города. Хотя с этим можно и не согласиться и восстанавливать основные черты общественных зданий Мехико по образчикам ацтекской архитектуры за пределами столицы, которые захватчики не тронули, особенно пирамиду Тенайука.

Центральная площадь Теночтитлана, видимо, совпадает почти полностью с современной Сокало города Мехико. Это был прямоугольник приблизительно 175 на 200 ярдов, более короткие стороны которого были обращены на север и юг. С севера его ограничивала часть огороженной территории, прилегающей к большому храму, над которой в то время возвышалась пирамида одного из храмов солнца. Южная сторона граничила с каналом, тянувшимся с востока на запад; с восточной стороны располагались, вероятно, двухэтажные дома высоких вельмож, а с западной – фасад императорского дворца Монтесумы II, который стоял на том месте, где в настоящее время находится дворец президента республики. Дворец, который когда-то принадлежал Ашайакатлю (1469–1481) и в котором останавливались испанцы во время их первого посещения Мехико, стоял к северу от домов вельмож, и его западный фасад выходил на территорию великого храма. До этой площади можно было добраться по каналу, который уже упоминался, по насыпной дороге из Ицтапалапана, которая проходила вдоль стены дворца Монтесумы и заканчивалась у южных ворот храма, или по различным маленьким улицам. Насыпная дорога из Тлакопана почти совпадала с современной Калье-Такуба и, ведя вдоль стены дворца Ашайакатля, выходила к храму с западной стороны.

Грунт современной Сокало, равно как и фундаменты зданий, которые ее окружают, буквально нашпигованы остатками ацтекских скульптур, статуй и кусками разбитых памятников и барельефов. Появилась возможность откопать некоторые из них, особенно камень Тисока, знаменитый ацтекский календарь и теокалли священной войны. Другие, чье местонахождение известно, еще ждут своей очереди; и все же многие, без сомнения, потеряны навсегда. Хотя ее несколько портят магазины и коммерческие здания, эта огромная центральная площадь с ее собором и президентским дворцом великолепна в наши дни. Но какое необыкновенное воздействие она, вероятно, оказывала на зрителя в Теночтитлане времен Монтесумы! Государство и религия слились в своих наивысших проявлениях в одном этом месте и производили глубокое впечатление своим величием: белые фасады дворцов, их висячие сады, пестрые толпы, постоянно выходящие и входящие через огромные ворота, зубчатая стена теокалли и стоящие в отдалении одна позади другой, словно свита неподвижных гигантов, пирамиды богов, увенчанные своими многоцветными святилищами, где между знаменами из драгоценных перьев курились облака ладана. Уходящие ввысь храмы и медлительное спокойствие дворцов сходились в этом месте словно для того, чтобы объединить и надежды людей, и божественное провидение в сохранении установленного порядка.

Одной из первейших обязанностей правителя с самого возникновения города была «защита храма Уицилопочтли». Именно эта задача была возложена на второго императора Уицилиуитля (1395–1414) и Ицкоатля, истинного основателя власти ацтеков.

Видимо, третий правитель, Чимальпопока, пожелал расширить храм. И наверное, слабость города и его собственная несчастливая судьба позволили ему сделать это (Чимальпопока, «дымящийся щит», правил с 1414-го по 1428 год в городе, который все еще находился в зависимости от Ацкапотсалько; он был убит по приказу правителя Ацкапотсалько. – Авт.), если он все же начал строительство. Но первые по-настоящему серьезные работы были предприняты во время правления Монтесумы I Ильуикамина. У этого императора возникла идея пригласить соседние города поучаствовать в этом предприятии, и, более или менее добровольно, Кольуакан, Куитлауак, Койоакан, Мишкик и Шочимилько согласились предоставить необходимые материалы, в особенности камень и известь. Жители Чалько, однако, отказались оказать помощь, и это была одна из причин длительной войны, которая закончилась их поражением.

Работа продолжалась два года. Храм был построен на пирамиде, к вершине которой вели три лестницы: главная шла по южной стороне, две другие – по восточной и западной. В сумме количество ступеней составляло цифру 360, что равнялось количеству дней в году, при этом не повезло пяти дням: их отбросили, – то есть в каждом лестничном марше было по 120 ступеней. Церемония открытия здания состоялась в 1455 году после победы Монтесумы I над уаштеками, и пленники-уаштеки были первыми жертвами, принесенными в этом храме.

Во всяком случае, такова была традиция. Но может возникнуть вопрос: не относит ли это храм к более раннему периоду, чем позволяют считать факты? Ведь если на самом деле здание уже поднялось в полный рост во времена Монтесумы I, трудно понять, какие работы могли быть выполнены при последующих правителях. Есть все основания полагать, что теокалли Уицилопочтли был построен в несколько последовательных этапов, как большинство мексиканских пирамид. Точно так же очень вероятно, что храм, поскольку он был перестроен при Монтесуме Ильуикамина, был не такой большой, каким он станет позднее.

Ашайакатль внес свой вклад в оснащение той постройки, которую оставил ему его предшественник: он установил огромный жертвенный камень, куаутемалакатль («каменный диск орлов»), который, говорят, был доставлен из Койоакана 50 тысячами человек при помощи веревок и катков. Но именно в годы правления Тисока и Ауицотля огромный теокалли был закончен и принял тот вид, в котором его впервые увидели европейцы.

В Национальном музее Мехико находится скульптурная стела, увековечившая открытие храма. Она изображает двух императоров, чьи имена написаны иероглифами, и стоит дата: чикуэй акатль, «восьмой год Камыша», или 1487 год по нашему летоисчислению. Тисок, который, очевидно, начал новые работы, уже год как умер.

В «Кодексе Теллериано-Ременсис» мы видим, что это предприятие проходило в два этапа. В годы правления Тисока, в науй акатль, то есть «четвертый год Камыша», или в 1483 году, «был заложен первый камень великого храма, который нашли христиане, когда впервые пришли в эту страну». На картине, изображающей следующий год, макуилли текпатль, символ, который обозначает год, связан одной линией с рисунком пирамиды, составленной из четырех элементов и возвышающейся на четырехугольном основании, две лестницы которой залиты кровью; кактус, символ Теночтитлана, стоит на самой верхушке платформы. Подстрочник на испанском языке гласит: «Деревня Цинакантепек восстала против своих владык – мексиканцев. Они напали на нее и устроили такую резню, что едва ли там осталась одна живая душа, так как всех пленников отвезли в Мехико, чтобы принести там в жертву в великом храме, который в то время был еще не закончен».

Символ чикуэй акатля, «восьмого года Камыша», или 1487 года, соединен с храмом, но на этот раз это, без сомнения, уже законченный храм с двумя святилищами, стоящими бок о бок наверху пирамиды: на одном крыша и вход обозначены красным цветом, на другом – синим. Значение этих деталей станет понятным позже. Линия соединяет храм с тлекуауитлем, факелом; из него исходят дым и пламя, которые символизируют новый ритуальный огонь, зажженный в честь открытия этой святыни. Другая линия ведет от факела к символу Теночтитлана, и такая последовательность картинок может, таким образом, означать: «В восьмой год Камыша был торжественно открыт (двойной) теокалли Теночтитлана». Рядом с этими картинками находится фигурка человека, закутанного в расшитый плащ. Он изображен сидящим на некоем подобии стула со спинкой, королевском икпалли, а над ним имеется символ, означающий сказочное водяное существо, обитающее в озере, ауицотль: этот человек – император, носящий точно такое же имя. И наконец, под изображением храма и вокруг него нарисованы воины с белыми перьями на головах, а еще ниже – ритуальные изображения человеческих жертвоприношений, а также названия городов, откуда прибыли эти жертвы: Шиукоак, Куэтлацтлан и Цапотлан. Ниже воинов нарисован значок шикипилли (8 тыс.) дважды и значок сенцонтли (400) десять раз, что вместе составляет 20 тыс. Эти рисунки можно интерпретировать так: «По этому случаю Ауицотль приказал принести в жертву 20 тыс. воинов, которые прибыли из Шиукоака, Куэтлацтлана и Цапотлана». Испанский подстрочник несколько менее точен. Он гласит: «Великий храм города Мехико был закончен и доведен до совершенства. Старики говорят, что в тот год были принесены в жертву 4 тыс. человек, которых привели из провинций, побежденных в войне».

К жертвоприношениям мы вернемся чуть позже, а пока ограничимся тем, что констатируем: великий храм в том виде, в котором испанцы увидели его в 1519 году, был торжественно открыт Ауицотлем тридцатью двумя годами ранее. К сожалению, описания и отчеты, написанные после завоевания, часто неточны. Словами «великий храм» они иногда называют храм Уицилопочтли и комплекс храмовых зданий в центре города, а иногда храм Тлателолько. Мы должны попытаться провести различие между этими разными постройками.

Начнем с самого храма Уицилопочтли. Действительно, это был двойной храм, как его изображает «Кодекс Теллериано-Ременсис», и эту картину подтверждают некоторые другие документы, например иллюстрации к тексту Саагуна из рукописи, находящейся в Мадриде, и «Кодекс 1576 года». Пирамида покоилась на прямоугольном фундаменте, чья длина с севера на юг составляла 110 ярдов, а ширина с запада на восток 88 ярдов. Пирамида состояла из четырех или, возможно, пяти элементов, каждый из которых имел меньшие размеры, чем тот, что находился ниже. Только по западному фасаду пирамиды шли ступени, очень широкая двойная лестница с балюстрадой по краям, которая заканчивалась почти вертикально, перед тем как достичь расположенной на вершине платформы. У ступеней с краю имелся парапет, который начинался с голов огромной змеи: одну из этих голов недавно нашли во время раскопок неподалеку от собора. Лестница насчитывала 114 ступеней и была одной из самых высоких лестниц, известных в Мексике. В храме Тецкоко было 117 ступеней, а в храме Чолула – 120, если верить Берналю Диасу. Высота пирамиды составляла, вероятно, около 100 футов.

Два святилища, одно возле другого, были возведены на плоской вершине этого огромного постамента. То, что расположено севернее и окрашено в бело-синий цвет, было посвящено Тлалоку, самому древнему богу дождя и молодой зелени. То святилище, которое находилось южнее и украшено вырезанными белыми черепами на красном фоне, было посвящено богу Уицилопочтли. В каждое святилище вела широкая дверь, расположенная с западной стороны, перед которой стоял жертвенный камень.

Одинаковые крыши, пирамидальные по форме, имели деревянный каркас, покрытый цементом и известью, и вытягивались к небу подобием стены или гребня, очень напоминающего те, что были найдены на постройках майя и чье предназначение было зрительно увеличивать высоту. Крыша святилища Тлалока была окружена волнистой гирляндой из раковин, которые символизировали воду, а крышу святилища Уицилопочтли украшали бабочки, символы огня и солнца. Там, где балюстрада поднималась к платформе, стояли статуи, в руки которых вкладывали древки знамен, устанавливаемых по определенным большим праздникам. Знамена были сделаны из великолепных перьев тропических птиц. Эти знаменосцы были особенно характерны для архитектуры и скульптуры тольтеков, у которых ацтеки их позаимствовали. Змеиные головы, одна к одной, образовывали «змеиную изгородь», коатепантли, которая шла вокруг пирамиды: это тоже было типично для культуры тольтеков.

Таков был монумент, который возвышался в центре города и империи: колоссальный, но тем не менее гармоничный по своим размерам, окруженный поклонением и ужасом. Говорили, что в фундаменте были спрятаны бесчисленные золотые украшения и драгоценные камни, которые были перемешаны с камнями и цементом по приказу императоров. Берналь Диас утверждает, что эта традиция действительно существовала и что, когда испанцы разрушили теокалли, они нашли схороненные сокровища.

В те времена, о которых мы ведем речь, двойной храм Тлалока и Уицилопочтли был не одинок. По своим размерам и высоте он занимал главенствующее положение в истинно религиозном городе, заставленном пирамидами. Он был окружен стеной из змеиных голов (коатепантли), которая, вероятно, имела около 440 ярдов в длину с востока на запад и 330 ярдов в ширину. Эта стена шла вдоль одной стороны центральной площади, затем мимо дворца Монтесумы, следуя современной Калье-де-ла-Монеда. На восток она простиралась, следуя современной Калье-де-Кармен и Коррео-Майор, а на запад – по улицам Монте-де-Пьедад и Санто-Доминго. На севере она выходила на канал, параллельный тому, которым ограничивалась площадь, и, как мы уже видели, на императорский дворец. В стене были трое или, возможно, четверо ворот; они были укреплены, и все «помещения были заполнены разнообразным оружием». Ворота охранялись гарнизоном из отборных воинов. От южных ворот начиналась насыпная дорога в Ицтапалапан и Койоакан, от северных – в Тепейак, а от западных ворот шла насыпная дорога в Тлакопан.

Саагун предоставляет перечень из не менее чем 78 построек или видов зданий, которые образовывали главный храм, то есть культовый квартал, окруженный коатепантли; но возникает вопрос, нет ли здесь некоторого преувеличения или скорее какой-нибудь ошибки: не включил ли сюда достопочтенный отец здания, которые в действительности находились по внешнюю сторону стены, где-то в другом месте города. Это подозрение укрепляет тот факт, что некоторые упоминаемые им постройки носят точно такие же названия, что и районы Теночтитлана или даже Тлателолько, а также то, что в том же самом перечне он отмечает дома для поста и медитаций, которые примыкали к местным храмам на территории кальпулли. Но как бы там ни было, мы можем все же постараться установить, какие категории зданий находились на территории, огороженной стеной.

Начнем с храмов в полном смысле этого слова: и другие великие боги имели свои жилища поблизости от Тлалока и Уицилопочтли. Среди них был Тескатлипока, «дымящееся зеркало», чей храм высился пирамидой у южного края этой огороженной территории напротив императорского дворца. Тескатлипока исполнял несколько ролей в пантеоне богов: он был богом ночи, войны и молодости; его также называли Йоалли Ээкатль («ночной ветер»), Йаотль («воин») и Тельпочтли («юноша»). И был еще Кецалькоатль («змей, покрытый драгоценными перьями»), герой, принесший культуру, бог ветра. Его храм располагался в 100 ярдах к востоку от великой пирамиды, вровень с его главной лестницей. В отличие от всех других храмов это была округлая постройка, имевшая форму цилиндра, возведенного на пирамидальном фундаменте. Внутрь можно было войти через вход, который был сделан и раскрашен так, чтобы напоминать открытую пасть змеи. «На некотором расстоянии от великой пирамиды, – пишет Берналь Диас, – находилась башня меньшего размера, которая тоже была вместилищем идолов, или, вернее, это был настоящий ад, так как входом в него служила одна из тех ужасающих пастей, которые можно увидеть на картинах. Говорят, в аду есть такие пасти с огромными зубами, которые глотают тех, кто был проклят… Ад для меня всегда был связан с именем этой башни».

Можно легко составить себе представление о том, как выглядел храм Кецалькоатля, вспомнив круглую башню Калиштлауака в районе Толука, в стране матлалцинков, которая была построена в годы правления ацтеков. Цилиндрические конструкции редки в Мексике, стране пирамид и острых углов, и если их возводили, то обычно в честь бога ветра, который, как считалось, отдавал им предпочтение, потому что они не мешали воздушным потокам. Что же касается дверного проема в виде змеиной пасти, впечатляющий образец ее можно увидеть у входа в ацтекский храм в Малиналько.

Мы также можем примерно определить местоположение храма богини-матери Циуакоатль («женщина-змея») и Коакалько («у храма змеи»): они стояли рядом друг с другом в северо-западном углу огороженной стеной территории. Коакалько был пантеоном: «Именно там жили боги городов (альтепететео), которые были завоеваны мексиканцами. Они взяли этих богов в плен и поместили их в этом храме; там они и находились в Коакалько». Действительно, религия ацтеков была весьма эклектичной, они окружали своих богов как можно большим числом чужих богов изо всех уголков империи.

Наконец, нам известно, что храм солнца стоял к юго-западу от этой группы храмов напротив дворца Ашайакатля.

Великое множество вспомогательных зданий окружало храмы: места для молитвы, наказаний или жертвоприношений. Одним из них был куаушикалько, «место, где находится куаушикалли», или чаша для сердец принесенных в жертву людей. Здесь император и жрецы постились и накладывали на себя епитимью, втыкая себе в ноги колючки агавы и принося в жертву богам свою кровь. Другими постройками были тсомпантли, где выставлялись напоказ черепа принесенных в жертву людей. Там был темалакатль, огромный круглый камень, положенный плашмя на низкую пирамиду, рядом с которым отважные пленники, привязанные к нему веревкой, бились в своем последнем бою с ацтекскими воинами. Заведения под названием кальмекак были одновременно и монастырями и школами. В них жили жрецы, аскеты, иссушенные постами, суровые в своих черных одеяниях, с длинными волосами. Здесь молодые люди, принадлежавшие к правящему классу, обучались обрядам, письму и истории своей страны. У каждого храма был свой собственный кальмекак, где жрецы и их ученики жили вместе.

Внутри огороженной территории было много водных источников, и к тому же, как указывает Берналь Диас, сюда из Чапультепека тянулся акведук, и из него вода по крытому каналу лилась в водоем. Ночью жрецы огня купались в Тлилапане («темной воде»). Еще один источник, Тошпалатль, обеспечивал питьевой водой не только жрецов, но и всех остальных. Только верховный жрец храма Коакалько купался в ручье или водоеме под названием Коаапан.

Но в культовом квартале имелись также и мирские постройки. Во-первых, там находился тлачтли, площадка для игры в мяч, любимого развлечения высших слоев общества, которое в то же время представляло собой и нечто вроде ритуальной пантомимы. Длинные параллельные стены этой площадки тянулись в восточном направлении, а располагалась она к западу от храма Кецалькоатля, между ним и внешней стеной. На этом месте была найдена очень красивая статуя Шочипилли, «принца цветов», бога молодости, музыки и игр. Игру в мяч высоко ценили все цивилизованные народы древней Мексики: жители Теночтитлана позаимствовали ее у своих соседей по долине, к которым, в свою очередь, она перешла от тольтеков, страстных любителей этой игры.

Там находилось несколько зданий, называемых тлакочкалли или тлакочкалько («дом копий»), которые служили арсеналами не только при возможной обороне храма, но и для военных операций вообще. Их охраняли воины, за которых отвечал тлакочкалькатль, высокий военный чин.

Два дома использовались как гостиницы «для владык Анауака, для тех, кто прибыл из далеких городов. И Монтесума оказывал им высокие почести, даруя им подарки, роскошные плащи, драгоценные ожерелья или великолепные браслеты». И наконец, там находился Мекатлан, специальное здание для школы тлапицке, музыкантов, играющих на флейте или других духовых инструментах в различных торжественных случаях, и для их репетиций.

Все это живое сложное образование представляло собой большое количество домов, высоких и низких, башен, стен и крыш, украшенных барельефами, сияющими белизной и красками. Здесь, вокруг сплетенной из тростника хижины, и зародился город; и здесь же ему было суждено умереть под грохот ружей и треск пылающих храмов.

Но по мере роста города и государства правители, как и их боги, сменили бедность на богатство, а тростниковую хижину на дворец. Кажется, что каждый император был полон решимости построить свой собственный дом. Дворец Ауицотля, расположенный к северу от великого теокалли, все еще стоял на своем месте, когда испанцы пришли в Мехико, равно как и дворец Ашайакатля, в котором они остановились. Он, как уже было сказано, находился напротив западной стороны стены змей. Что касается Монтесумы II, то он жил в огромном дворце под названием «Casas nuevas»,[3] чьи размеры и роскошное убранство повергли искателей приключений в удивление и восхищение.

Этот дворец, расположенный к востоку от площади, занимал прямоугольную площадь со стороной приблизительно 220 ярдов. Он также представлял собой целый город со многими воротами, через которые можно было попасть внутрь либо пешком, либо на лодке. «Несколько раз я ходил в резиденцию императора, – утверждает очевидец, – чтобы просто посмотреть на нее. Всякий раз я ходил по ней до изнеможения, и все равно я так и не увидел ее всю». Надо полагать, дворец представлял собой расположенные в определенном порядке здания, многие – если не все – из которых были двухэтажными, сгруппированными вокруг овальных или квадратных внутренних двориков с садами.

Апартаменты монарха находились на верхнем этаже, как утверждает «Кодекс Мендоса». В нем же говорится и о комнатах для королей присоединенных городов Тецкоко и Тлакопана, которые содержались на этом же этаже. На первом этаже размещались те, кого сейчас можно было бы назвать главными двигателями власти и правительства, – высший гражданский и уголовный суды и специальный трибунал, который судил высоких сановников, обвиненных в преступлениях или серьезных проступках, таких, как супружеская неверность. Также там находился военный совет, на котором собирались высшие военачальники; ачкаукалли, место сбора чиновников рангом пониже, которые исполняли судебные распоряжения; петлалько, или общественное хранилище, где находились большие запасы кукурузы, бобов, зерна и другого продовольствия, а также одежда и разнообразные товары; и «зал кальпишке», чиновников, которые отвечали за казну. Другие части дворца использовались как тюрьмы либо для военнопленных, либо для обычных преступников.

Но помимо этих было огромное множество залов и двориков, которые были приспособлены к тому роскошному и утонченному образу жизни, к которому стали привычны мексиканские императоры. Этот образ жизни копировали высшие сановники, но, разумеется, настолько, насколько это позволяли им их средства. Молодые люди приходили сюда из местных школ по вечерам, чтобы петь и танцевать, в то время как искусные певцы и музыканты были наготове в другой комнате на тот случай, если у императора вдруг возникнет желание получить такое удовольствие. У них были наготове барабаны и флейты, колокольчики и погремушки – все, чего мог пожелать их господин. Здесь также находились ремесленники, чьи искусные пальцы обрабатывали нефрит, или плавили золото, или составляли кусочек за кусочком мозаики из перьев. Далее располагался тотокалли, «дом птиц», который звенел от пения всех крылатых обитателей тропиков, а где-то в другом месте рычали в своих деревянных клетках ягуары и пумы. Редчайшие цветы и лечебные травы со всех уголков страны были посажены в садах, а в больших водоемах обитали утки, лебеди и белые цапли.

«У Монтесумы, – пишет Кортес, – был такой великолепный дворец в городе, что, мне кажется, почти невозможно описать его красоту и роскошь. Я только скажу, что ничего подобного в Испании нет». Эти смелые слова были адресованы испанским идальго королю Карлу V. Но описания Берналя Диаса, простота которых подтверждает их правдивость, полны такого же восторга.

Чуть позже мы коснемся деталей, которые позволяют составить представление об образе жизни правителей Мексиканского государства. А пока достаточно уже нарисованной картины Власти, находящейся рядом с Религией, в общей панораме города. Можно представить себе степень изумления сельского жителя, индейца с побережья или с гор, прибывшего в Мехико и глазеющего на лес пирамид теокалли или на череду фасадов и террас императорского дворца. Производимое всем этим впечатление великолепия было еще большим за счет бесчисленных барельефов, статуй и разнообразных скульптур, в основном религиозного содержания, но иногда и мирского, которые украшали здания, населяли святилища и большие залы и представали перед зрителями со стен и площадей. Несмотря на крупномасштабные разрушения в XVI веке, то, что осталось от этого великолепия и хранится в национальном музее, удивляет своим богатством, размерами и совершенством.

Центральная площадь Теночтитлана, как и в других районах, служила также и рыночной площадью. «В этом городе много площадей, – сообщает Кортес, – на которых всегда располагаются рынки, где можно что-то купить и продать. Но, – добавляет он, – есть еще одна, по своим размерам вдвое превышающая город Саламанку, полностью окруженная сводчатыми галереями, где каждый день более шестидесяти тысяч человек что-то покупают и продают и где можно найти всевозможные товары изо всех провинций, будь то продукты питания или драгоценности из золота или серебра».

Очевидно, здесь имеется в виду рыночная площадь в Тлателолько. Жители Тлателолько всегда славились своей страстью к торговле, так что после присоединения города к Теночтитлану он стал главным деловым центром столицы. «Когда мы достигли большой площади под названием Тателулько, – пишет Берналь Диас, – то, поскольку мы никогда ничего подобного не видели, стояли пораженные бесконечным числом людей и товаров и тем, какой во всем царил порядок и размеренность». Автор «Реласюн абреже» утверждает, что от 20 до 25 тыс. продавцов и покупателей приходили туда каждый день и что каждый пятый день был большой базар, посещаемый от 40 до 50 тыс. человек.

Во всех сообщениях одинаково говорится о необычайном разнообразии огромного рынка, и все они в голос отмечают заведенный в нем порядок. Каждому виду товара отводилось привычное и определенное место в рядах, похожих на улицы, «точно так же, как это бывает у меня на родине, в Медине-дель-Кампо, – пишет Берналь Диас, – когда проходит ярмарка». В одном месте продают драгоценности из золота и серебра, а также драгоценные камни и разноцветные перья из Жарких Стран; в следующем ряду – рабов, покорных и ожидающих своих покупателей, некоторые из них развязаны, а у некоторых на шеях тяжелые деревянные колодки. Дальше мужчины и женщины торгуются из-за плащей, набедренных повязок и юбок из хлопка или ткани, полученной из волокон алоэ.

Обувь, веревки, шкуры ягуаров, пум, лис и оленей, сырые или дубленые, были сложены в местах, специально для них отведенных. И было отдельное место для перьев орлов, ястребов-перепелятников и соколов. Кукуруза, бобы, маслосодержащие семена, какао, перец, лук, тысяча видов зелени; индейки, кролики, зайцы, оленина, утки и маленькие нелающие безволосые собачки, которых так любили употреблять в пищу ацтеки; фрукты, сладкий картофель, мед, патока из кукурузных стеблей или сока агавы; соль; краски для крашения и письма, кошениль, индиго; гончарные изделия всех форм и размеров, утварь из тыквы-горлянки, вазы и блюда из раскрашенного дерева; ножи из кремня и обсидиана, медные топоры; дерево, доски и брус для строительства, хворост, древесный уголь, смолистые факелы; сделанная из коры или алоэ бумага; цилиндрические бамбуковые трубки, снаряженные и готовые для курения; все дары озер, начиная от рыбы, лягушек и ракообразных и кончая подобием икры из яиц насекомых, собранных с поверхности воды; циновки, стулья, печи…

«Что же еще я могу добавить? – восклицает Берналь Диас. – На продажу были выставлены даже несколько лодок, которые, простите за подробность, были наполнены человеческими экскрементами; они были причалены в топком месте недалеко от рынка, и их использовали для дубления кож. Я упоминаю об этом, хотя прекрасно знаю, что кое-кого это рассмешит». Со всех сторон навалено огромное количество съестных припасов, неслыханное множество всевозможных товаров, а между этими рядами туда и сюда двигалась плотная толпа, неспешная, степенная, не шумная толпа, а бормочущая и шепчущая, какой и по сей день остаются толпы индейцев. На этой рыночной площади, по словам Кортеса, «есть места, похожие на аптекарские лавки, где продают готовые к употреблению лекарства, мази и припарки. Есть парикмахерские, в которых можно помыть голову и подстричься; есть дома, где, заплатив, можно поесть и попить». А еще там были женщины, которые готовили пищу на своих печках на открытом воздухе и предлагали покупателям блюда из тушеного мяса или рыбы с овощами, или кукурузную кашу со специями, или леденцы из меда с отличными маисовыми лепешками под названием тлацкалли, или пироги из кукурузной муки, под чьей дымящейся корочкой была начинка из бобов, мяса и перца.

Можно целый день бродить по этому празднику торговли, присаживаясь покушать и встречаясь там с родственниками и друзьями. Так делали многие: гуляли туда-сюда по рядам, вдоль которых выстроились в ряд осыпающиеся горы фруктов или были развешаны пестрые одежды. Можно было обстоятельно поговорить с индианкой, сидящей на корточках позади своей овощной продукции, или забавляться диким видом индейца-отоми, спустившегося с гор, чтобы продать несколько шкур. Или можно было с завистью глядеть на почтекатля, торговца, только что вернувшегося из овеянных небылицами юго-западных районов, на его перья попугаев, его драгоценности из полупрозрачного нефрита и его внешний вид, говорящий о его богатстве.

Бесстрастные стражи рынка, тианкиспан тлайакаке, ходили взад и вперед по огромной площади, молчаливо наблюдая за толпой и торговцами. Если возникал какой-нибудь спор, например, покупатель заявлял, что его надули, или кто-то увидел разложенные для продажи товары, которые у него были украдены, то мгновенно всех, кого это касалось, отводили в суд, который непрерывно заседал на одном конце рынка, и трое судей постоянно вставали то на одну, то на другую сторону и выносили свой вердикт прямо на месте. Если на обидчика налагался штраф, то он посылал за своими домочадцами, и можно было увидеть, как они идут, задыхаясь под тяжестью куачтли, рулонов ткани, которую использовали в качестве денег. И все возвращалось на круги своя: удовлетворенная толпа опять начинала свое муравьиное движение между крытыми галереями, которыми была расчерчена площадь, у подножия высокой пирамиды храма Тлателолько.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.