Детство и юность, воспитание и образование
Детство и юность, воспитание и образование
В «Кодексе Мендоса» есть серия картинок, разделенных на две колонки (слева для мальчиков, а справа для девочек), которая демонстрирует ступени воспитания мексиканского ребенка. Это воспитание, по-видимому, было одной из главных забот родителей и осуществлялось с большой заинтересованностью и твердостью. В то же самое время эта таблица показывает, что давали каждому ребенку: половина маисовой лепешки во время каждого приема пищи трехлетнему малышу, одна лепешка четырех– и пятилетнему, полторы лепешки ребенку от шести до двенадцати лет и две лепешки подросткам от тринадцати лет. Этот рацион был одинаков для обоих полов.
Если судить по этому манускрипту, воспитание мальчика от трех до пятнадцати лет было возложено на его отца, а воспитание девочки – на ее мать. Очень вероятно, что таково было положение вещей в семьях со скромным достатком, так как судьи и важные чиновники, очевидно, не имели достаточно времени для воспитания своих детей лично. Кроме того, как мы увидим чуть позже, роль семьи в воспитании обычно сходила на нет значительно раньше.
Картинки в «Кодексе Мендоса» также показывают, как были одеты дети. Иногда мальчики до тринадцати лет носили небольшой плащ, завязанный у плеча, но не носили мацтлаль; только после тринадцати лет, в начале возмужания, они появлялись в набедренной повязке. С другой стороны, маленькие девочки носили обычную рубашку с самого начала и юбку, которая хотя и была сначала короткой, очень скоро удлинялась до лодыжек.
В течение первых лет жизни ребенка воспитание со стороны родителей ограничивалось добрыми советами (на картинке виден голубой завиток, слетающий с их губ; голубой – цвет драгоценного камня) и демонстрацией того, как выполнять несложную работу по дому. Мальчики учились носить воду и дрова, ходить на рынок со своим отцом и выбирать кукурузу, рассыпанную на земле. Маленькая девочка наблюдала, как прядет ее мать, но не получала веретена в руки, пока ей не исполнится шесть лет. В возрасте от шести до четырнадцати лет мальчики учились ловить рыбу, управляться с лодками на озере, в то время как девочки пряли хлопок, подметали дом, перемалывали маис на метлатле и, наконец, начинали учиться работать на ткацком станке, очень хрупком приспособлении, существовавшем в доколумбовской Мексике.
Это было в высшей степени практичным воспитанием, к тому же очень суровым: наказания сыпались на ленивого ребенка, который получал от родителей царапины от колючек агавы, или они заставляли его дышать разъедающим дымом костра, в который был высыпан красный перец. Видимо, мексиканские воспитатели были большими поклонниками «железной руки».
Тем не менее, согласно «Кодексу Мендоса», в пятнадцать лет юноши могли поступать либо в кальмекак, либо в храм, либо в монастырь, где они вверялись в руки жрецов, либо в школу под названием тельпочкалли («дом молодых людей»), которой руководили учителя, выбранные среди опытных воинов. Но здесь документ вступает в противоречие с самыми авторитетными текстами. Кажется несомненным, что домашнее воспитание заканчивалось значительно раньше. Некоторые отцы посылали своих детей в кальмекак, как только они научались ходить; в любом случае в школу они начинали ходить в возрасте от шести до девяти лет.
Как мы уже видели, перед семьей открывались две возможности: кальмекак и тельпочкалли. Теоретически кальмекак предназначался для сыновей и дочерей высокопоставленных лиц, но туда принимали и детей торговцев, а у Саагуна есть отрывок, в котором говорится, что, видимо, и дети из простых семей могли ходить туда. Это предположение подкрепляется тем фактом, что верховные жрецы «избирались независимо от их происхождения, а принимая во внимание только их моральные устои, их деятельность, их знание вероучения и чистоту их жизни»; и все же для жреца обязательным условием было получение образования в кальмекаке.
В Мехико было несколько кальмекаков, каждый из которых был прикреплен к конкретному храму. Во главе их администрации стоял Мешикатль теоуацин, «главный викарий» мексиканской церкви, который был ответственным за воспитание в них мальчиков и девочек. С другой стороны, в каждом округе было несколько тельпочкалли, которые управлялись тельпочтлатоке, «учителями молодых людей», или ичпочтлатоке, «учительницами девочек»; и те и другие не имели отношения к религии, а были просто чиновниками.
В целом образование, полученное в кальмекаке, готовило учеников либо к деятельности жреца, либо к высоким государственным должностям. Оно было жестким и суровым. Из тельпочкалли выходили обычные граждане, хотя это не мешало некоторым из них достигать самых высоких рангов, у его учащихся было значительно больше свободы, и с ними обращались не так сурово, как с учащимися в религиозных школах.
Ночи не проходило, чтобы сон учащихся кальмекака не был прерван. Им приходилось вставать в темноте и идти в горы поодиночке, чтобы воскурить фимиам богам и окропить своей кровью из ушей и ног колючки агавы. Их заставляли часто соблюдать строгие посты. Им приходилось много трудиться на землях храма, и их жестоко наказывали за малейшую провинность.
Весь акцент такого образования и воспитания делался на самопожертвовании и самоотречении. «Послушай, сын мой, – говорил отец мальчику, собирающемуся поступить в кальмекак, – тебя не будут ни почитать, ни слушаться, ни уважать. На тебя будут смотреть свысока, унижать и презирать. Каждый день ты будешь срезать колючки агавы для епитимьи, и из твоего тела будет капать кровь от этих шипов, и ты будешь купаться по ночам, даже когда очень холодно… Приучай свое тело к холоду… а когда придет время для поста, не уходи и не нарушай поста, но смиренно прими и пост, и епитимью». Прежде всего эта школа учила владеть собой и быть твердым по отношению к себе. Учащихся также обучали «хорошо говорить, уметь правильно приветствовать и кланяться» и, наконец, «(жрецы) обучали молодых людей всем песнопениям, которые называются священными и которые были записаны в их книгах, а также индейской астрологии, толкованию снов и умению вести счет годам».
Девочек посвящали храму с самого рождения: они либо должны были оставаться там определенное число лет, либо до замужества. Ими руководили и их обучали пожилые жрицы, и девочки вели скромную жизнь, постепенно становясь прекрасными мастерицами-вышивальщицами, принимали участие в церемониях и воскуряли фимиам богам по нескольку раз за ночь. Они носили титул жриц.
Какой же совершенно другой и значительно менее аскетичной была жизнь остальных молодых людей! Да, мальчик, который посещал тельпочкалли, получал много неприятных и ничем не примечательных заданий, таких, как подмести в общем доме; он ходил вместе с другими мальчиками рубить дрова для школы или принимал участие в общественных работах: починке сточных канав и каналов и обработке общественной земли. Но на закате «вся молодежь шла петь и танцевать в дом под названием куикакалько («дом пения»), и мальчики танцевали с другими молодыми людьми… до после полуночи… а те, у кого были подружки, шли спать с ними».
В их воспитании было мало места религиозным упражнениям, постам и епитимьям, которые играли такую важную роль в воспитании учащихся кальмекака. Делалось все, чтобы подготовить их к войне; с самого раннего возраста они общались только с опытными воинами, чьими подвигами они восхищались и с кем мечтали соперничать. Пока они были холосты, они жили коммуной, развлекаясь танцами и песнями и компанией молодых женщин, ауианиме, с которыми им официально было дозволено общаться как с куртизанками.
В самом деле, эти две системы воспитания были такими различными, что с определенной точки зрения они кажутся противоположными и даже враждебными друг другу. Саагун, сделав себя глашатаем знати, бывших учащихся кальмекака, пишет, что молодые люди из тельпочкалли «не вели добропорядочной жизни, так как имели любовниц; они осмеливались произносить легкомысленные и насмешливые слова и говорили с гордостью и безрассудством». Этот антагонизм сказывался и бурно проявлялся, с одобрения общественного мнения, в определенных обстоятельствах: во время месяца Атемоцтли, например, когда молодежь из кальмекака и учащиеся тельпочкалли набрасывались друг на друга в шуточных драках.
За этим антагонизмом кроется антагонизм между богами, которые возглавляли две отрасли воспитания. Богом кальмекака был Кецалькоатль, собственный бог жрецов, бог самопожертвования и наказания, книг, календаря и искусств, символ самоотречения и культуры. Богом молодых людей был Тескатлипока, которого также называли Тельпочтли («молодой человек») и Йаотль («воин») и который был старым врагом Кецалькоатля, изгнавшим его из земного рая Тулы много лет назад при помощи своей магии.
Отправить мальчика в кальмекак означало посвятить его Кецалькоатлю; отправить его в тельпочкалли значило обещать его Тескатлипоке. Под маской этих богов противостоят друг другу два различных взгляда на жизнь. С одной стороны, жреческий идеал самоотречения, изучение звезд и знаков, созерцательное знание и целомудрие. С другой – идеал воинов, сознательно подчеркивающий действие, сражение, коллективную жизнь и преходящие радости юности. Безусловно, одна из наиболее любопытных черт цивилизации ацтеков состоит в том, что общество, так страстно предававшееся войне, избрало учение Кецалькоатля для воспитания своих правителей, а учение Тескатлипоки оставило для более многочисленного, но менее благородного класса.
Более глубокое изучение этого общества, безусловно, выявило бы резкие противоречия, которые, в свою очередь, объяснили бы то внутреннее напряжение, от которого общество время от времени освобождалось при помощи ритуалов. Происхождение этих противоречий следовало бы искать в совмещении и смешении отличающихся друг от друга культур: культуры тольтеков, заимствованной у оседлых обитателей долины, и культуры кочевых племен, к которым принадлежали ацтеки, и вместе они составили цивилизацию мексиканцев в том виде, в каком она открылась европейцам. Мышление местных жителей находилось в двойном подчинении (в этом случае Кецалькоатлю и Тескатлипоке), и этот дуализм также сказывается и на самом воспитании.
Как бы там ни было, это воспитание действовало: взращивались правители, жрецы, воины и женщины, которые знали, чем будут заниматься в будущем. Только в кальмекаке большое место отводилось тому, что можно назвать интеллектуальным обучением: там обучали всем знаниям, которые существовали в то время в этой стране, – письму и чтению пиктограмм, предсказаниям, умению вести счет времени, поэзии и риторике.
Также следует помнить, что песни, которые выучивались наизусть, часто были связаны с историей городов, предыдущих царств и войнами, и таким образом молодые люди узнавали свое собственное прошлое. Но в тельпочкалли песни, танцы и музыка не обременяли будущих воинов излишним грузом знаний.
В целом воспитание у мексиканцев в обеих формах имело своей целью выработать силу духа и тела и характер, направленный на общественное благо. Стоицизм, с которым ацтеки могли встречать самые ужасные испытания, доказывает, что это воспитание достигло своей цели.
И наконец, хотя их система воспитания и была разделена на два заметно отличающихся направления, очевидно, что это разделение не создало непреодолимый барьер перед возможностью возвыситься для мальчиков из бедных семей или семей низкого происхождения, так как высшие посты, такие, как тлакочкалькатль, иногда занимали простолюдины, которые ранее посещали тельпочкалли. А затем, в свою очередь, сыновья этих выдвинувшихся простолюдинов могли пойти учиться в кальмекак.
Несомненно, стоит отметить, что в ту эпоху и на том континенте у коренных жителей Америки принято было обязательное обучение для всех, так что ни один мексиканский ребенок в XVI веке, каким бы ни было его происхождение, не был лишен возможности ходить в школу. Стоит лишь сравнить такое положение дел с тем, что нам известно из нашей классической древней истории или Средних веков, чтобы понять то внимание, которое мексиканская цивилизация – при всей своей ограниченности – уделяла обучению молодежи и воспитанию из нее своих граждан.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.