ЮНОСТЬ

ЮНОСТЬ

Океан спокоен. Незаметно стемнело, и все кругом стало черным, только у бортов светится вода, отражая сотни желтых иллюминаторов. В темно-синем небе зажглись знакомые звезды. Вега, Орион, Альдебаран… Старые, испытанные друзья. Сколько раз капитан определялся по ним в море, сколько раз они выручали…

Только что за кормой тускло блеснул маяк «Кап Лизард» и скрылся. Теперь несколько суток теплоход останется один на один с океаном.

Привычно и мерно стучат дизели, снизу доносятся отдаленные звуки музыки — это пассажиры танцуют в салоне, откуда-то слышится женский смех, изредка щелкает картушка репитора в затемненной рубке. Все как обычно. Советский лайнер «Александр Пушкин» совершает свой очередной рейс в Канаду.

Капитан наклоняется над картой и смотрит на ломаную линию дуги большого круга: это — курс, которым идет «Александр Пушкин». Ну что ж. Так они и пойдут.

Капитан подходит к помощнику и говорит:

— Я спущусь к себе. Если будут какие-либо сомнения, немедленно вызывайте меня на мостик. Не жалейте, если буду спать. Сразу же будите.

Капитан всегда произносит эту фразу, когда уходит с мостика. Он знает, что помощники помнят об этом, но все равно повторяет ее. Не дай бог, если у сомневающегося поднимется жалость к нему… Он всегда готов прийти на помощь молодому штурману. В любую минуту.

Позади остался Ла-Манш. Его проходили в тумане, и капитан долгие часы не сходил с мостика. Кругом гудели, ревели встречные и обгоняемые суда. На экране локатора, как тыквенные семечки, рассыпанные вокруг «Пушкина», тускло светились корпуса этих судов. Черт знает какое движение стало в Ла-Манше за последние годы! Давно пора сделать здесь одностороннее. Вдоль одного берега идут с океана, вдоль другого — в океан. Так было бы легче плавать. Капитан здорово устал от того напряжения, которое владело им все время, пока он лавировал в этом «супе из судов». Нужно быть предельно внимательным, не то столкнешься. Столько страшных аварий помнит старик Ла-Манш. Гибель кораблей и людей. Ну ладно. Пролив пройден благополучно, можно и отдохнуть.

У поста управления.

Арам Михайлович Оганов опускается к себе в каюту. Нет, пожалуй, это не каюта, а квартира. Конечно, квартира. Спальня, кабинет, огромный салон для приемов, ванна, бар. Телефоны, соединяющие его с самыми отдаленными уголками судна, приборы, по которым он определяет, что делается на мостике. По теории, можно было бы командовать теплоходом, не выходя из каюты. Но это только по теории. Море не терпит капитанов, которые слишком много времени проводят в каюте. Оно жестоко мстит таким за нерадивость.

Арам Михайлович садится в кресло, с наслаждением вытягивает ноги и закрывает глаза. Устал по-настоящему. Но это приятная усталость, смешанная с удовлетворением. Выполнена сложная задача, и выполнена хорошо.

Вообще, если бы кто-нибудь опросил у капитана Оганова, доволен ли он жизнью, он ответил бы, что доволен. Правда, много еще хочется успеть сделать, есть неисполненные мечты и желания, но все-таки основная мечта воплощена в жизнь. Ему сорок пять лет, за плечами тысячи пройденных миль во всех широтах. Командовал многими разными судами, и вот теперь он капитан такого удивительного теплохода, как «Александр Пушкин».

Он знает свой корабль, уверен в нем и не сомневается, что судно не подведет его, если он сам будет отдавать ему всего себя. Ну а он будет… «Александр Пушкин» — его любовь.

Арам Михайлович протягивает руку, включает радио. Нежные, негромкие звуки скрипки наполняют каюту. Полонез Огинского… Какая знакомая мелодия. Тридцать пять лет тому назад…

*

…Маленький городок Закаталы, недалеко от Тбилиси. Белые игрушечные домики, пыльные улочки, разноязыкий базарчик. Здесь можно встретить армян, грузин, азербайджанцев, украинцев. Все говорят на своем языке, поэтому на базаре такой шум. Вокруг синие горы и палит солнце. Знойно.

На квадратном дворике, в трикотажной распахнутой на волосатой груди безрукавке, с капелькой пота на носу, Михаил Багратович Оганов чинит швейную машину. Он большой мастер по этому делу и славится на все Закаталы. И соседки донимают его просьбами:

— Михаил Багратович, пожалуйста, челнок заедает… Михаил Багратович, посмотрите, иголка не ходит… Михаил…

Не может мастер отказать женщинам.

…Жена его поздно приходит с работы. Она большой человек. Директор шелкопрядного производства. Директор! Смешно подумать. Ведь пришла на это производство простой уборщицей, и вот теперь директор. Конечно, много с тех пор воды утекло, была и на партийной работе, и училась… а он как был мастером, так и остался. Ну что ж… Все-таки Михаил Оганов — хороший и всем нужный мастер.

Рядом с Михаилом Багратовичем стоит черноглазый мальчонка со скрипкой в руках.

— Ну играй же, Арам. Папа тебе говорит: играй. Ну? Раз…

Мальчик взмахивает смычком и не очень уверенно выводит мелодию полонеза Огинского. У забора сидят мальчишки и ждут, когда Арам кончит играть. У них более интересное дело. Как только Арам опускает смычок, товарищи кричат:

— Арам! Арам! Иди скорее! Мы достали «то». Ну, знаешь сам что. Иди!

Но Михаил Багратович не отпускает сына:

— Молодец, Арам. Хорошо играешь. Будешь музыкантом. Да? Ты представь себе только. Огромный зал… И на сцене появляешься ты… В черном фраке, галстук-бабочка, волосы назад… Взмахиваешь смычком — и льются волнующие звуки… Ты окончил, поклонился, и гром аплодисментов! Гром! И мы с мамой тоже на концерте. Да? Я так хочу, чтобы ты стал музыкантом! А ты хочешь?

Арам не хочет огорчать отца и молчит. Нет, он не будет музыкантом. У него есть заветная мечта. Это — море. Он должен плавать. Вот и пацаны, его приятели, все мечтают стать моряками или летчиками. Чкалов, Воронин, полярные исследователи стали их кумирами. Только о них и думают.

«То», что достали мальчишки, — это книжка Новикова-Прибоя «Море зовет». Теперь надо скорее читать ее. Садятся в кружок, и Арам читает вслух:

— «Вступив на вахту, я стою у руля, держась за ручки послушного штурвала, вглядываясь в круглую картушку компаса, разделенную на румбы и градусы, очень чувствительную к малейшим поворотам судна, и стараюсь не сбиться с курса…»

Мальчишки слушают, глаза горят, рты полуоткрыты. Вот бы им стоять у штурвала, они бы повели судно, они бы… Что может быть лучше, чем стоять у штурвала! Ничего, осталось совсем немного, и они будут на море…

Немного! Ах, как долго тянулось время до того момента, когда Арам наконец перешел в последний, десятый класс. Надо было решать окончательно, кем быть. Для него вопрос был ясен. Арам уже несколько раз бывал в Баку, познакомился с морем не по книгам, а по-настоящему, ощущал его тепло на своем теле, часами просиживал на берегу, любуясь необозримой спокойной далью или штормами, когда шипящие, белоголовые волны набегали на берег и откатывались обратно, уступая место другим, еще более свирепым.

А тут еще Лида, девочка, школьница, его первая любовь, твердила Араму, что он должен быть моряком, капитаном большого судна. Она приехала в Закаталы из Сочи и скучала по морю. Ей не хватало простора в городишке, стиснутом горами. Она не уставала вспоминать Черное море, рассказывала о белых огромных теплоходах, приходящих в порт, о веселых моряках, появляющихся на берегу.

Его друг и единомышленник Меджид Кардашев перед самым окончанием школы оказал ему:

— Не знаю, как ты, Арам, но я не изменю морю. Что бы ни решали мои родные…

Арам пожал плечами:

— Напрасно ты говоришь мне так, Меджид. Ты же знаешь… Мы поедем вместе.

Наконец школа окончена с отличием. Дома произошел большой разговор. Отец долго убеждал Арама выбрать что-нибудь другое.

— Ну если не хочешь быть профессиональным музыкантом, то стань инженером или кем-нибудь другим, только не моряком. Ведь это опасно! Мы с мамой всегда будем жить в тревоге за тебя. Это только в книжках все выглядит легко и просто. Нет, ты подумай, подумай сам. А там появится семья. Что тогда будешь делать? Ну?

— Я уже все обдумал, папа. Не могу тебе этого толково объяснить, но другой профессии для меня нет. Это где-то внутри меня. Хотя я согласен с тобой: все не так просто…

За Арама, как ни странно, вступилась мать. Он-то думал, что будет наоборот. Она сказала:

— Знаешь, Миша, пусть сын идет туда, где ему будет приятно работать. Он должен любить свое дело. В этом большое счастье. Иначе может быть очень плохо…

Вопрос был решен. Осенью Арам и Меджид выехали в Баку поступать в мореходное училище. Арама, как отличника, приняли без экзаменов. Ему было шестнадцать с половиной лет. Курсантская форма делала его вдвойне счастливым. Он — настоящий моряк. Начиналась новая жизнь.