4. КВАЛИФИКАЦИЯ АВИАЦИОННОГО КОМАНДОВАНИЯ И ЛЕТЧИКОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4. КВАЛИФИКАЦИЯ АВИАЦИОННОГО КОМАНДОВАНИЯ И ЛЕТЧИКОВ

Менее эффективная по сравнению с немецкой тактика воздушного боя в значительной степени – если не прежде всего – объясняется еще двумя факторами, делавшими советскую истребительную авиацию менее эффективной, чем немецкая:

а) низким профессионализмом советских авиационных командиров и

б) слабой по сравнению с немецкой выучкой советских летчиков.

Что касается командования, то, как было показано выше, на тактике советских «ястребков» отрицательно сказывались уже использование им большей части истребителей для решения оборонительных задач. Лишенные возможности самим искать врага, вынужденные пассивно ожидать его появления, советские воздушные патрули и истребители сопровождения, как правило, не могли использовать важнейший тактический козырь – внезапность удара. А будучи скованы задачей удержаться в границах района прикрытия или рядом с прикрываемыми ударными самолетами, они поневоле отдавали немецким истребителям и другое важнейшее тактическое преимущество – превосходство в скорости к моменту начала боя. Это затрудняло захват инициативы в завязавшемся бою.

Ставка на использование истребителей в качестве воздушных патрулей, а не воздушных охотников делалась, как мы помним, до конца войны – причем по соображениям, далеким от военного искусства. И это, похоже, не случайно! При решении чисто тактических вопросов советское авиационное командование еще в первой половине 1943 г. демонстрировало прямо-таки анекдотическое непонимание природы воздушного боя и азов тактики истребителей (или же нежелание с этой природой и этими азами считаться, т.е. преступную безответственность). А как еще расценить, например, приказ, отданный в апреле 1943-го, в разгар воздушных сражений на Кубани, штабом 265-й истребительной авиадивизии 4-й воздушной армии Северо-Кавказского фронта летать... в сомкнутом боевом порядке, на малой скорости и небольшой высоте? «Все это, как нам разъясняли, – писал бывший летчик 812-го истребительного авиаполка этой дивизии И.В.Федоров, – вдохновляет защитников Малой земли. Высокому командованию это нравилось: так сказать, психологический фактор для наземных войск – небо закрыто краснозвездными истребителями»80. Но ведь этот приказ, можно сказать, отдавал их на съедение немецким истребителям в качестве легкой добычи летающих мишеней!

О каком использовании вертикального маневра, «соколиного удара» могла идти речь, если приказ лишал советские истребители необходимого для выполнения таких атак преимущества в высоте?

О какой инициативе в воздушном бою могла идти речь, если приказ лишал советские истребители превосходства в скорости?

О каком скоростном маневрировании в бою могла идти речь, если приказ сгонял советские истребители в компактные звенья-тройки, где пилот следил не столько за воздушной обстановкой, сколько за тем, чтобы не врезаться в соседний «ястребок»?

Невольно вспоминается фраза И.В.Сталина, брошенная им в 1943 г. руководителям наркомата авиационной промышленности в связи с выпуском бракованных истребителей: «Это работа на Гитлера!»81

О подобной дикости вспоминал и другой участник весенних сражений 43-го на Кубани – Н.Ф.Исаенко, летавший тогда в 267-м истребительном авиаполку 236-й истребительной авиадивизии 5-й (а затем – 4-й) воздушной армии Северо-Кавказского фронта: «[...] Армейское командование нет-нет да и требовало от нас держаться на высоте вражеских бомбардировщиков, и многие летчики не осмеливались ослушаться подобных приказов [опять-таки лишавших летчиков преимущества в высоте, а значит, и возможности наносить «соколиный удар». – А.С.82. Понятно, что общевойсковое начальство инструктировало рядовых пилотов не непосредственно, а через авиационных командиров – и, значит, это они снова шли на поводу у не разбиравшихся в тактике авиации общевойсковиков... Безответственность (или безграмотность?), тем более непростительная, что в 43-м авиаторы общевойсковому командованию – за исключением командующих фронтами – напрямую подчинены уже не были.

А чего стоят неоднократные случаи, когда командиры авиационных полков и дивизий заставляли своих пилотов взлетать с аэродрома, над которым уже ходили, подстерегая жертву, немецкие истребители? Действительно ли эти авиаторы не знали, что на взлете, еще не набрав скорости и не имея запаса высоты, самолет абсолютно беззащитен и представляет собой простую мишень? Или же они стремились проявить столь ценившуюся в Красной Армии «активность во что бы то ни стало»? В любом случае эти «волевые командиры» демонстрировали воинствующий непрофессионализм – и, по существу, прямо помогали немцам уничтожать советские истребители. Из-за подобного приказания, отданного, например, в один из осенних дней 1942 г. командиром 42-го истребительного авиаполка Ф.И.Шинкаренко, от огня «мессершмиттов» на взлете один за другим напрасно погибли три ЛаГГ-3 и три пилота – в том числе один командир эскадрильи (а это, по оценке бывшего штурмана 100-го гвардейского истребительного авиаполка М.Г.Петрова, «главная фигура на войне»...)83. А тупость командира 258-й смешанной авиадивизии 7-й воздушной армии Карельского фронта Г.А.Рейфшнейдера (Калугина) привела к тому, что 12 марта 1943 г. два «мессера» безнаказанно сожгли над аэродромом Шонгуй (близ Мурманска) сразу пять машин 19-го гвардейского истребительного авиаполка. «Тот, кто был в это время на командном пункте полка, – вспоминал ветеран этой части Д.С.Гончаренок, – рассказывал: [командир полка. – А.С.] Новожилов после каждого вылета самолета докладывал по телефону командиру дивизии: «Выпустил третий самолет – горит». «Выпускай следующего», – слышно было в трубке телефона. «Выпустил четвертого – сбит». «Выпускай следующего!»84 Снова прямая работа на Гитлера...

Не слишком ли много находится примеров, заставляющих не только отказать фигурирующим в них советским авиационным командирам в каком бы то ни было профессионализме, но и усомниться в их умственной полноценности?

На этом фоне чуть ли не мелочью выглядит еще одна тактическая ошибка, допускавшаяся советским авиационным командованием, по крайней мере, до последнего года войны. Речь идет о привычке высылать для прикрытия наземных войск слишком маленькие группы истребителей (4—6—8 машин). В результате при огромном численном перевесе советской истребительной авиации над немецкой в конкретных боях советские «ястребки» такого перевеса не имели – или же он был минимальным. Конечно (как мы увидим ниже), еще летом 1943-го применение групп из 12—18 машин эффекта все равно не давало: из-за слабой слетанности пар, четверок и шестерок в бою большие группы распадались. Но многие авиационные командиры исходили не из анализа уровня выучки летного состава, а из простого нежелания отступать от привычного шаблона. К примеру, июньские воздушные бои 1944-го в районе Ясс показали, что воздушные патрули 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта вполне могли действовать группами по 12—16 самолетов. Однако в первые два дня воздушного сражения над Яссами – 30 и 31 мая 1944 г. – на прикрытие наземных войск по-прежнему высылались шестерки и восьмерки...

Складывается все-таки впечатление, что беда советского авиационного командования заключалась не в том, что оно было обделено знаниями, а в том, что оно просто не желало думать – применять свои знания, учиться на ошибках, изучать боевой опыт, – и предпочитало идти по пути наименьшего сопротивления, по накатанной колее, пусть даже и наступая при этом по многу раз на одни и те же грабли... Сказывалось, по-видимому, невысокое общее развитие типичного советского командира времен Великой Отечественной – как правило, выходца из рабочей или крестьянской среды, не получившего до поступления в военно-учебное заведение среднего (а то и неполного среднего) образования, а значит, и привычки к умственной работе. «Как известно, – напоминал еще в 1935 г. заместитель начальника 2-го отдела Генерального штаба РККА С.Н.Богомягков, – тактически грамотные командиры – это на 99% – люди с хорошим общим развитием и широким кругозором. Исключения единичны»85. А между тем еще накануне Великой Отечественной у 46,2% советских авиационных командиров, начиная от комполка и выше, было лишь начальное общее образование!86 Красноречива характеристика командиров дивизий 4-го истребительного авиакорпуса, которую дал им в своей дневниковой записи от 16 апреля 1943 г. начальник связи корпуса майор Ф.М.Смольников. (Напомним, что дневники не предназначаются для прочтения другими лицами, и поэтому их авторы, как правило, искренни в своих суждениях и оценках.)

«На совещании.

Доклады ком-ов ав. дивизий Сухорябова, Литвинова. Сухорябов свой доклад читает, ему, видно, писали, а он даже не удосужился прочитать. Читал «свой» доклад местами по складам. Много цифр по памяти боевых и не боевых часов [налета. – А.С.]. Характерного о воздушном бое сказал очень мало, а что сказал (читал), то нам известно. Поучительного мало, почти ничего.

Литвинов. Он все свое время (30 м[инут. – А.С.]) говорил о работе штаба. Много и совсем не нужно говорил о строевом отделе, что нет пишущей машинки. Стыдно, ей-богу стыдно за ком-ов ав. дивизий. Неужели не о чем говорить было, ведь вот уже месяц, как деремся на Воронежском фронте!»87

Такими, подчеркнем, предстают перед нами первые же два командира истребительных авиадивизий, о которых заходит речь в первом же опубликованном дневнике авиатора-фронтовика, не прошедшем советскую цензуру!

Сравним теперь уровень подготовки пилотов обеих сторон. Мнение опрошенных уже в начале XXI в. советских летчиков-истребителей Великой Отечественной об уровне их немецких противников совпало не только у воевавших с 1941 г. И.Д.Гайдаенко («Это были очень хорошие, подготовленные летчики»), В.И.Клименко («У немцев были слабые летчики, но в основном это были очень опытные бойцы») и А.Е.Шварева (только к концу войны стали попадаться, как говорят, «лопухи», у которых «и маневр не тот, и стрельба не та»), но и у сталкивавшихся с немецкими истребителями лишь в конце 1943—1945 гг. Л.З.Маслова («[...] Хорошие они были летчики»), В.А.Тихомирова («Я всегда их уважал. Тех, кто пренебрегал ими, сбивали. [...] У них много хороших летчиков было [...]») и К.Г.Звонарева («Хорошие летчики. Только в конце войны появились слабые, а так сильные летчики были»). Более критично оценили средний за войну немецкий уровень лишь воевавший с марта 1942 г. Н.Г.Голодников («В начале войны летчики у немцев были подготовлены (я не побоюсь этого сказать) почти идеально», но с 1943-го «у них пошли на фронт летчики, качество подготовки которых стало заметно ниже») и И.И.Кожемяко («В 1943 году, когда я прибыл на фронт, у немцев количество опытных и неопытных летчиков было примерно поровну. Потом количество опытных стало снижаться, и уже в 1944 году на опытных приходилась едва ли четверть от общего числа»)88.

При сравнении же ветеранами уровня выучки немецких и советских летчиков разброс мнений получился б?льшим. Н.Г.Голодников из 2-го гвардейского истребительного авиаполка ВВС ВМФ считает, что уже в 1943 г. немецкие летчики-истребители стали уступать советским – и не только в умении вести маневренный бой (что, в общем-то, неудивительно; см. выше. – А.С.), но и в тактической подготовке. Другие утверждают, что в ходе войны было достигнуто примерное равенство. Только по мнению В.И.Клименко, летчики его 1-го гвардейского истребительного авиаполка «на равных» с немцами оказались уже после летне-осенних боев 1942 года, а из слов пришедшего в 814-й (затем – 106-й гвардейский) истребительный в июне 1943 г. Н.Е.Беспалова можно заключить, что равенство было достигнуто не ранее конца 1943-го: «У нас старые кадры соответствовали их уровню, молодежь подтягивалась. Потом уже, когда опыт приходил, вроде и у нас неплохо стало получаться. Основной костяк полка мог с ними драться на равных, а в отдельных случаях и бить их». Примерно то же самое вытекает и из высказываний Б.С.Дементеева – попавшего на фронт, в 101-й гвардейский истребительный авиаполк, лишь в октябре 1943-го, но до конца года еще успевшего столкнуться над Таманским и Керченским полуостровами с асами II группы 52-й истребительной эскадры: «У них военная подготовка лучше была. Опять же, опыт больше. [...] После 1943 года, когда завоевали господство в воздухе, немцы стали не те, даже их асы стали не те». Из оценки, которую дал немецким летчикам времен войны однополчанин Беспалова К.Г.Звонарев (немцы «нам не уступали ни по морально-волевым качествам, ни по технике пилотирования»), явствует, что, по мнению этого начавшего воевать в июле 1943-го пилота, равенство в выучке советских и немецких летчиков-истребителей сохранялось до конца войны89.

А вот слова провоевавшего (в 31-м, 236-м, 111-м гвардейском и 40-м гвардейском истребительных авиаполках) всю войну А.Е.Шварева можно расценить как признание того, что выучка противника была лучше до самого конца Великой Отечественной: «У немцев, конечно, опыта было больше, а подготовка лучше. Особенно это чувствовалось в начале войны [а в меньшей степени, выходит, и в конце. – А.С.90. Обо всей Великой Отечественной в целом говорил, – заявив в данном им в 1997 г. интервью, что у немецких летчиков-истребителей «подготовка была намного выше», – и один из лучших советских асов В.И.Попков, провоевавший в 5-м гвардейском истребительном авиаполку с весны 1942-го до конца войны91.

Мнение А.Е.Шварева и В.И.Попкова совпадает с общим мнением ветеранов люфтваффе. Согласно этому последнему, «выучка русских летчиков-истребителей и их опыт значительно уступали боевой подготовке немецких пилотов» не только в 1941—1942 гг., но еще и в конце 1943-го. Немцы не только настаивали на этом, но и считали, что именно по этой причине советская истребительная авиация так и не сумела завоевать в 1943 г. господство в воздухе, а добилась – к осени 43-го – лишь «равновесия сил». Даже в элитных гвардейских частях, утверждали ветераны люфтваффе, «общий уровень летного состава» в 1943-м был «не выше, чем в рядовых немецких эскадрильях и полках [точнее, в отрядах и группах. – А.С.92. А ведь выучка пилотов гвардейских частей (как уточняет Г.Ралль, провоевавший на Восточном фронте, в III группе 52-й истребительной эскадры, с июня 41-го до конца апреля 44-го) была «намного выше, чем у остальных»93... Правда, отмечали бывшие немецкие авиационные командиры, уже в 1942—1943 гг. в советской истребительной авиации «появилось большое количество хороших летчиков и командиров низшего звена»94. «В 1943 г., – указывает В.Швабедиссен, – немецким летчикам пришлось столкнуться со многими русскими пилотами и даже отдельными авиачастями, которые по своему мастерству почти сравнялись с ними». А в конце войны, подытоживает этот автор, даже «средний советский летчик-истребитель стал достойным противником»95. И все-таки, по единодушному мнению бывших командиров люфтваффе – респондентов В.Швабедисссена – «в индивидуальном плане советские летчики-истребители были слабее своих немецких оппонентов» даже и в 1944—1945 гг.96

О том, что еще, по крайней мере, к осени 1944-го разрыв в уровне выучки летчиков-истребителей двух армий лишь сократился, а не исчез, свидетельствует и источник другого рода – протокол допроса сбитого 22 августа 1944 г. над Сандомирским плацдармом летчика I группы 52-й истребительной эскадры унтер-офицера Р.-Д.Шефера. Сведения этого источника представляются нам очень весомыми. Ведь, во-первых, в отличие от вышеупомянутых немецких авиационных командиров – этот пилот, успевший одержать лишь 5 официальных побед, прибыл на Восточный фронт уже в конце войны, свидетелем прогресса, достигнутого советской истребительной авиацией после 1941 года, не был – и сравнивать советских пилотов 1944-го мог только с немецкими того же времени. Во-вторых, Шефер находился в плену – а пленные обычно стремятся говорить то, что приятно слышать допрашивающим. И тем не менее оценка немца оказалась однозначной и для советской стороны нелицеприятной: «уровень подготовки средних русских пилотов остается недостаточным; особенно они уступают нам в выполнении сложного пилотажа»97.

Оценку Шефера фактически подтверждают и воспоминания И.Н.Кожедуба, из которых следует, что если в 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта к осени 44-го имелись целые полки опытных воздушных бойцов, специализировавшихся на «свободной» охоте, то во всей 14-й воздушной армии 3-го Прибалтийского фронта тогда никто не мог тягаться с противостоявшими ей пилотами I и II групп 54-й истребительной эскадры люфтваффе. В самом деле, для того чтобы нейтрализовать пилотов «Грюнхерца», в сентябре 1944 г. в полосу 3-го Прибалтийского, в Латвию, пришлось перебросить группу «воздушных охотников» с 1-го Белорусского, из Польши – десятку Ла-7 из кожедубовского 176-го гвардейского истребительного... То, что еще к лету 44-го в советской истребительной авиации, «наряду с опытными офицерами, командовавшими эскадрильями и полками», «имелось много «желторотых юнцов»», подчеркивает и Д.Б.Хазанов98.

О превосходстве немецкой истребительной авиации над советской по среднему уровню выучки пилота еще и в 1943—1944 гг. свидетельствует и советская статистика результативности выполненных истребителями воздушных атак. Согласно ей, летом 1943 г. 75% сбитых немецкими истребителями советских бомбардировщиков и штурмовиков были сбиты в первой же атаке99. Из «ястребков», потерянных по той же причине в октябре 1943 – июне 1944 г. 4-м истребительным авиакорпусом 2-го Украинского (до 30 октября 1943 г. – Степной) фронта, процент жертв первой немецкой атаки составил 85,2 – а остальные 14,8% были сбиты во второй. Между тем из немецких истребителей, занесенных на боевые счета летчиков-истребителей ВВС Красной Армии в июле 1943 – апреле 1945 г., сбитыми в первой атаке числились лишь 67,4%, сбитыми во второй – целых 23,7%, а 8,9% считались сбитыми только в третьей и последующих100. На самом деле процент жертв первой немецкой атаки мог быть и еще меньшим: ведь за сбитые могли быть приняты и самолеты, ушедшие из-под атаки на форсаже (и потому сильно дымившие) или пикированием... Конечно, на величине процента сбитых в первой же атаке должны были сказываться и факторы, не зависевшие от мастерства летчиков – более мощное в среднем, чем у советских, вооружение немецких истребителей второй половины 1943—1945 гг. (см. об этом в разделе 5 этой главы) и широко применявшаяся немцами «свободная охота», обеспечивавшая выгодные условия нанесения первого удара. И все же надо, думается, согласиться с В.И.Перовым и О.В.Растрениным в том, что процент сбитых с первой атаки является прежде всего показателем уровня индивидуального мастерства летчика101. Причем, что очень важно, показателем интегральным, характеризующим уровень и летной, и тактической, и стрелковой подготовки пилота. Ведь чтобы добиться успеха с первой же попытки, летчик должен был, во-первых, занять наиболее выгодную позицию для стрельбы (а для этого хорошо владеть своей машиной и рационально маневрировать), а, во-вторых, метко поразить вражеский самолет в наиболее уязвимые его места (а для этого быть хорошо подготовленным стрелком).

В общем, если средний уровень выучки советского летчика-истребителя и сравнялся с таковым немецкого, то, видимо, лишь в 1945 г. (или в самом конце 44-го). Такому выводу не противоречат и излюбленные у нас указания на гибель во второй половине войны на Восточном фронте многих асов люфтваффе. Чаще, чем раньше, их в это время должны были сбивать уже потому, что в 1943—1945 гг. численный перевес советских ВВС стал (как мы видели) просто подавляющим. «Град свинца и стали, заполняющий воздух, – резонно замечают Р.Ф.Толивер и Т.Дж.Констебль, – делал совершенно неизбежным для любого пилота однажды оказаться на пути такого смертоносного шквала. [...] Хотя Хартманн, Ралль, Баркгорн и другие лучшие германские асы были самыми искусными пилотами-истребителями всех времен [утверждение, конечно, спорное. – А.С.], численное неравенство обращалось против них. Элементарная теория вероятности приводила к тому, что их сбивали так или иначе»102.

Лучшая выучка немецких пилотов неудивительна: еще с конца 30-х гг. подготовка, которую давали советские летные школы, была откровенно неполноценной. Гипертрофированный количественный рост советских ВВС в 30-е гг. вынуждал выпускать пилотов с недостаточным налетом – для того, чтобы дать им больше летной практики, не хватало ни учебных и учебно-тренировочных самолетов, ни горючего. Так, весной 1939-го на один учебный самолет в летных школах ВВС приходилось по 10—12 курсантов (в строевых частях – лишь 3—4 летчика). В результате, отмечал 17 мая 1939 г. на заседании Главного военного совета РККА заместитель начальника Управления военно-учебных заведений ВВС РККА полковник Миттельман, «школы вместо надлежащей выучки натаскивают курсантов перед экзаменами, а это ведет к тому, что люди через короткий промежуток времени теряют свои навыки [...]»103. «Летный состав, прибывающий [из школ. – А.С.] в войсковые части, в громадном своем большинстве не удовлетворяет в летном отношении требованиям» ВВС, – писал в том же году наркому обороны К.Е.Ворошилову командующий ВВС Московского военного округа комбриг И.Еременко104. «Просто преступление выпускать из школ людей с таким малым налетом, – возмущался вслед за авиаторами на заседании Главного военного совета 17 мая 1939 г. и сам Ворошилов, – такие люди, конечно, еще не летчики»105.

Однако положение не только не улучшалось, но и становилось все хуже и хуже... К примеру, будущий летчик-истребитель Н.А.Козлов, обучаясь в 1937—1939 гг. в Чугуевской военной авиационной школе, налетал там на боевом самолете (И-16) 25 часов, а А.И.Покрышкин в Качинской в 1938—1939 гг. (тоже на И-16) – только 10 часов 38 минут106. Приказом наркома обороны № 070 от 4 июня 1939 г. эту цифру для каждого выпускника следовало увеличить до 30 часов – однако Г.А.Баевский, окончивший Серпуховскую военную авиационную школу летчиков в ноябре 1940-го, сумел налетать в ней на боевом истребителе (И-15 бис) лишь 22 часа 15 минут, а выпущенные в том же 1940-м из Качинской школы С.Амет-хан, В.И.Гаранин, С.Ф.Долгушин, А.Г.Котов и В.А.Орехов получили в ней всего от 8 часов 01 минуты до 10 часов 24 минут (в среднем 9 часов 03 минуты) налета на гораздо более сложном в пилотировании, чем И-15 бис, И-16!107 А приказом наркома обороны № 080 от 3 марта 1941 г. был уменьшен и плановый налет выпускника на боевом истребителе (И-15 бис или И-16) – для школ военных пилотов, которые должны были выпускать основную массу летчиков-истребителей, он устанавливался уже только в 15 часов108.

Между тем немецкий летчик-истребитель, покидая летную школу, имел тогда за плечами не менее 80 часов налета на Bf109109. Общий же его налет к моменту выпуска составлял тогда 400 часов, а вот С.А.Микоян из Качинской школы в августе 1941 г. был выпущен всего с 85 часами общего налета, а В.И.Клименко в сентябре 1940-го из Чугуевской – с 40—45 (когда, вспоминает Виталий Иванович, в строевом полку у нас «опытные летчики начали проверять технику пилотирования, они сказали: «Ребята, вам еще учиться надо», и мы фактически заново стали осваивать И-16»)...110

Все более неполноценным становилось год от года и содержание школьной подготовки. Так, уже упомянутым приказом от 4 июня 1939 г. из программы обучения вновь набираемых курсантов исключалась воздушная стрельба (!) – ничего лучше для того, чтобы увеличить время на отработку техники пилотирования, в руководстве ВВС не придумали... А в 1940-м – чтобы снизить уровень аварийности – перестали обучать и высшему пилотажу. (Несколько лучшей была ситуация с подготовкой летчиков-истребителей для авиации ВМФ. Так, Н.Г.Голодников из Ейского военно-морского училища летчиков в июне 1941 г. был выпущен с налетом не 40—85, а примерно 110—120 часов (в том числе на И-16 – около 45, а не 10—30) и пройдя обучение и стрельбе, и даже воздушному бою111.)

В результате в конце 1940 – начале 1941 г. в истребительные авиачасти прибыла масса молодых пилотов, которые как летчики-истребители не были подготовлены вообще! Так, выпускники Серпуховской военной авиационной школы летчиков, получившие назначения в войска в ноябре 1940-го, никогда не обучались ни боевому применению истребителя, ни даже сложному пилотажу; выпущенные летом 1940-го из Борисоглебской и в ноябре из Качинской школы освоили только взлет и посадку да пилотирование в зоне (т.е. полеты по кругу). А в 126-м истребительном авиаполку 9-й смешанной авиадивизии ВВС Западного особого военного округа подобные пилоты к 22 июня 1941 г. составляли большинство! «[...] Никто из нас, – вспоминал один из них, Г.И.Герман, – к тому времени ни разу не стрелял ни по воздушным, ни по наземным целям, никто ни разу не был участником хотя бы учебного воздушного боя»; общего налета у каждого было всего около 60—70 часов112. И это после ввода в строй – доучивания в полку, которому подлежал каждый прибывший в линейную часть выпускник летной школы. Доучить молодое пополнение помешала не только преобладавшая зимой 1940/41 г. в западных районах СССР нелетная погода, не только отсутствие техники для расчистки аэродромов от снега, но и все та же, традиционная для гипертрофированно раздутых советских ВВС, нехватка бензина и учебно-тренировочных самолетов. В ВВС Ленинградского военного округа, например, в конце 1940 г. на один УТИ-4 (учебно-тренировочный вариант истребителя И-16) приходилось аж 35 летчиков – причем в течение дня полетать на нем могло успеть не более десяти113. И средний налет на одного пилота в зимнем периоде обучения 1940/41 учебного года по ВВС Красной Армии составил лишь 16 часов, а, например, в ВВС Киевского особого военного округа – всего 6. В итоге, констатировалось в приказе наркома обороны от 17 мая 1941 г., «самостоятельный выпуск на боевых самолетах молодого летного состава недопустимо затянулся и не был закончен к концу зимнего периода»114.

А сражаться этому «молодому летному составу» пришлось с пилотами, которые еще в школе получили и специальную летную, и стрелковую, и тактическую подготовку, – а часов налетали больше на целый порядок! Ведь в процессе ввода в строй – осуществлявшегося у немцев в запасных истребительных группах (Ergдnzungsgruppen) – выпускник немецкой летной школы к своим 400 часам общего налета добавлял еще около 200...115

Кроме того, в страхе перед аварийностью курс боевой подготовки в строевых частях советских ВВС упростили перед войной настолько, что даже старые летчики стали «не столько поддерживать, сколько терять выучку и навыки в пилотаже, стрельбе, воздушном бое и вообще в боевом применении»116. Так, ввиду приказа наркома обороны № 0339 от 13 декабря 1940 г. и указаний начальника Главного управления ВВС Красной Армии от 2 февраля 1941 г. пилотаж на самолетах И-16 с моторами М-62 и М-63 и на И-153 был ограничен на 80%!117 Летать на этих самолетах, составлявших тогда больше половины парка советских истребителей118, можно было теперь лишь «при условии, если крен не больше 45 градусов, скорость не превышает 400 километров в час, угол пикирования не более 35 градусов. Фигуры высшего пилотажа и воздушный бой категорически воспрещались»119. А между тем в реальном бою на виражах машине, чтобы развернуть ее как можно круче, приходилось придавать угол крена и в 80°, в реальном бою на вертикалях приходилось пикировать и под углами, близкими к 90°. А чтобы уметь переносить большие перегрузки, создававшиеся при столь крутых разворотах и при выходе из столь крутого пикирования, требовались тренировки, тренировки и еще раз тренировки! Но в дальнейшем пилотаж ограничили и при полетах на остальных типах истребителей...

Неудивительно, что в 1941 г. советские летчики-истребители, по свидетельству генерал-майора люфтваффе К.Уэбе, «часто игнорировали даже самые примитивные правила, «теряли головы» после начала схватки и дальше реагировали так неумно, что сбить их не составляло труда»120. Неудивительно, что, по докладам пилотов 54-й и 52-й истребительных эскадр люфтваффе, действовавших в 41-м на всех трех главных стратегических направлениях, «группы советских истребителей можно было идентифицировать с большого расстояния благодаря характерной неправильности строя», «в котором не просматривалась какая-либо разумная организация», а после внезапных атак «мессершмиттов» и распада оборонительного круга «большинство советских летчиков были беспомощны в воздушном бою и немецкие пилоты легко сбивали их»121. Неудивительно, что, по свидетельству немцев, советские истребители в 1941 г. сплошь и рядом действовали тактически неграмотно, атакуя немецкие бомбардировщики, – нападали бессистемно, с невыгодных ракурсов, огонь открывали с чрезмерно больших дистанций, вместо кабин и моторов (это уже свидетельство советского источника) стреляли... по крестам на фюзеляже бомбовозов, т.е. по наименее уязвимым местам этих крупных цельнометаллических машин122.

Вообще, с тактической подготовкой в советской истребительной авиации к началу войны дело, похоже, обстояло хуже всего. Так, в 17-м истребительном авиаполку 14-й смешанной авиадивизии ВВС Киевского особого военного округа весной 41-го летали немало, но увлекались в основном отработкой групповой слетанности. Об уровне же тактической грамотности пилотов 17-го можно судить по тому, что, получив 25 июня 1941 г. задачу прикрыть с воздуха станцию Шепетовка, шестерка его И-153 стала барражировать над ней... на бреющем. Как она могла обнаружить и перехватить немецкие бомбардировщики, если те подходили к цели на высоте порядка 3000 м?.. Тактическая «запущенность» тогдашних советских летчиков-истребителей доходила подчас до прямо-таки патологического непонимания самой сущности тактики, до какого-то воинствующего непрофессионализма. Например, еще зимой 1941/42 г., по свидетельству воевавшего тогда в 13-м (затем – 4-й гвардейский) истребительном авиаполку ВВС Балтийского флота В.Ф.Голубева, «многие даже опытные наши летчики считали фашистов трусами, а их тактику «воровской»: они ведь избегали лобовых атак, не ввязывались в затяжные воздушные бои, особенно на виражах, где шансы на победу были незначительны»123. И столь дикие «тактические» взгляды, достойные романтически настроенных школьников, а не профессиональных военных, исповедовали морские, подготовленные лучше своих армейских коллег летчики! О распространенности подобных взглядов свидетельствует и то, что немцы считали характерной особенностью советских летчиков-истребителей 1941 года ставку на «грубую силу вместо тонкого расчета»124 и то, что отголоски этих взглядов в отечественной литературе встречались еще десятилетия спустя и встречаются до сих пор. Так, стремясь показать превосходство советских летчиков над «фашистскими воздушными пиратами», бывший командующий Московским фронтом ПВО Д.А.Журавлев (или редактор его мемуаров) с явным пренебрежением отмечал, что «если в первые месяцы войны немецкие летчики еще вступали в бой на равных, то в дальнейшем атаковали лишь в случае численного превосходства или используя фактор внезапности. Атак «мессершмиттов» летчики ПВО могли ожидать, как правило, только со стороны солнца, из-за облаков или с большой высоты»125. Но это же просто грамотная тактика воздушного боя! Именно внезапными атаками из-за облаков в прикрывавшем Москву 6-м истребительном авиакорпусе ПВО только 24 октября 1941 г. были сбиты Як-1 лейтенанта Б.А.Васильева из 11-го истребительного авиаполка и МиГ-3 лейтенанта А.И.Щербатых из 34-го, а 14 ноября – «миги» лейтенантов В.Ф.Пойденко и Чернова, младшего лейтенанта Глушко и сержантов Алексеева и Безгубова из 28-го истребительного...126 Не сумел скрыть пренебрежение к «трусливому» противнику и такой мудрый и честный мемуарист как Ф.Ф.Архипенко, окончивший летную школу в 1940 г. и воевавший в 17-м, 508-м и 129-м гвардейском истребительных авиаполках. «В отношении немецких летчиков, – пишет он, – у меня сложилось твердое мнение, что в открытом воздушном бою – «кто кого» – они все же не блистали отвагой. [...] Они старались сбивать наши самолеты, как говорится, «из-за угла» [...]»127. Но ведь задачей летчика-истребителя является сбивать вражеские самолеты, а не «блистать отвагой» ради отваги! Еще в мае – июне 1944-го в воздушном сражении в районе Ясс практически все «Аэрокобры», потерянные по боевым причинам дивизией, в которой служил Архипенко – 205-й истребительной 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта, – были сбиты либо в боях с превосходящими силами противника, либо в результате все тех же стремительных внезапных атак с высоты...128 Воевавший в 1941—1944 гг. на Карельском фронте в 147-м (затем – 20-й гвардейский) и 760-м истребительных авиаполках Герой Советского Союза Василий Иванович Королев (которому автор этой книги приходится внучатым племянником) утверждал, что уцелеть смог только благодаря тому, что еще до войны в свободное от службы время продолжал изучать тактику и тщательно продумывал возможные варианты своих действий в воздухе. Но от внезапной атаки из-за облаков «мессершмитта», сбившего его Ла-5 в январе 1944 г., не смог уберечься и он.

Вне всякого сомнения, именно слабой выучкой большинства советских летчиков-истребителей 1941 года объясняется и распространенное среди них стремление уклониться от вступления в бой – даже если это и не диктовалось характером выполняемой ими боевой задачи. Читателю, воспитанному на советской военно-исторической и мемуарной литературе, просто невозможно поверить в это – ведь лейтмотивом любой работы, посвященной советским летчикам Великой Отечественной, было подчеркивание их беззаветной отваги и стремления бить врага везде и в любой обстановке! И тем не менее, по свидетельствам немецких летчиков-фронтовиков, обобщенным В.Швабедиссеном, в 41-м «характерными чертами среднего советского пилота выступали склонность к осторожности и пассивности вместо упорства и стойкости [...]»129. Так, «все сообщения командиров немецких бомбардировочных подразделений свидетельствуют, что в 1941 г. советские истребители не представляли угрозы соединениям немецких бомбардировщиков и часто избегали боя с последними». В частности, Й.Йодике, командовавший тогда отрядом в 3-й бомбардировочной эскадре «Блитц» на центральном участке фронта, вспоминал, что «до осени 1941 г. его подразделение или не сталкивалось с советскими истребителями, или те просто не атаковали». Х.фон Райзен, воевавший в составе 30-й бомбардировочной эскадры «Адлер» в Заполярье, «несколько раз чуть ли не сталкивался с русскими истребителями, а они даже не открывали огня»130. Точно такой же случай описывает и отечественный мемуарист, чьи воспоминания вышли уже в постсоветское, бесцензурное время, – О.Д.Казачковский, служивший в начале войны в 641-м артиллерийском полку РГК. «Наши истребители устаревшей конструкции И-16 [...] как встревоженный рой, взвиваются вверх, – вспоминает он о налете немецких бомбардировщиков на железнодорожную станцию Кишинев в конце июня 1941 г. – Однако вместо того, чтобы нападать, просто кружатся в воздухе, стараясь держаться подальше от немцев. [...] Отбомбившись, немецкие самолеты спокойно, без потерь улетают. И потом все в том же роде»...131 Бывший командующий ВВС Северного (затем – Ленинградский) фронта А.А.Новиков в своих воспоминаниях не уставал прославлять «фантастическую стойкость духа советских летчиков», сражавшихся под его началом в 1941 г. Однако, по сообщениям пилотов оперировавшей на ленинградском направлении 54-й истребительной эскадры люфтваффе, советские «истребители часто уклонялись тогда и от схваток с немецкими истребителями132.

В других случаях краснозвездные «ястребки» «не проявляли необходимого упорства» в атаке – это отмечали, например, А.Блазиг, возглавлявший в 1941-м IV (пикировочную) группу 1-й учебной эскадры в Заполярье, Х.-Х. барон фон Бойст, командовавший тогда III группой 27-й бомбардировочной эскадры «Бёльке» в Северном Причерноморье, и М.фон Коссарт, водивший звено Ju88 в 1-й бомбардировочной эскадре «Гинденбург» в Прибалтике и под Ленинградом (кстати, по уверениям А.А.Новикова, «ленинградские летчики делали все, чтобы ослабить удары вражеской авиации»...)133.

А после 22 июня 1941 г. положение с подготовкой летчиков-истребителей в СССР стало еще хуже. Нехватка горючего и учебных истребителей И-15 бис и И-16, значительную часть которых пришлось передать на пополнение фронтовых частей, – все это вынудило сократить число полетов настолько, что цифры получаемого курсантом налета стали просто смешными, а вернее, пугающими. В 1942 г., например, общий налет выпускника советской истребительной авиашколы в среднем составлял всего около 30 часов (и лишь в лучшем случае доходил до 80), тогда как немецкий выпускник имел 215 часов. При этом собственно на истребителе немец успевал налетать в школе 40 часов, а советский летчик – только 12134. Сержант В.И.Попков весной 1942 г. прибыл на Калининский фронт, в 5-й гвардейский истребительный авиаполк, имея за плечами лишь 3 часа налета на боевом самолете135. А под Сталинград осенью 1942-го присылали и таких пилотов, которые на истребителе – и то не на том, на котором им предстояло воевать, – сумели налетать в школах всего 1,5—2 часа! В запасных авиаполках (где осуществлялось доучивание выпускников школ) эти сержанты успевали выполнить лишь один-два полета на Як-1136: в тылу остро не хватало бензина, а фронт так же остро нуждался в пополнениях и не мог ждать... С набранными в конечном итоге 2—3 часами налета на боевом самолете молодые пилоты и вступали в бой с немецкими летчиками – каждый из которых к этому моменту налетал на истребителе как минимум (!) 240 часов, т.е. больше даже не на один, а на два порядка! Ведь за время тренировки в запасной истребительной группе, выпускник истребительной авиашколы люфтваффе в 1942-м успевал добавить к своим 40 часам налета на Bf109 еще не менее 200137. Не более чем с 1—2 часами самостоятельного налета на боевом самолете (3—5, и лишь у одного 10 самостоятельных полетов на И-16) прибыло в августе 42-го молодое пополнение и в воевавший в Заполярье (причем опять-таки не на И-16) 20-й гвардейский истребительный авиаполк138. «Если говорить честно, то готовили просто кандидатов в покойники, по принципу «взлет-посадка», – подчеркивает выпущенный осенью 1942 г. из Качинского училища С.З.Букчин. – Ко времени выпуска у меня набралось чуть больше 20 часов налета, из них, может быть, 1 час (4 полета) самостоятельно!»139

При этом в советских авиашколах по-прежнему не обучали боевому применению истребителя – ни групповому пилотажу, ни тактике, ни высшему пилотажу, ни воздушной стрельбе. Правда, 16 октября 1942 г. в программу истребительных авиашкол снова включили обучение высшему пилотажу и воздушной акробатике, а в декабре 42-го – еще и воздушной стрельбе и тактике – но, как это бывало в Советском Союзе сплошь и рядом, программы зачастую оставались на бумаге. Так, К.Г.Звонарев окончил училище уже в марте 1943 г., но научился в нем лишь «взлету-посадке и пилотажу, а боевого применения не знал»140. Предполагалось, правда, что боевым применением выпускник овладеет в запасном авиаполку. Однако нехватка бензина и самолетов (которые непрерывно пожирал фронт) не давала ему это сделать и здесь! Так, И.И.Кожемяко (имевший после окончания Чугуевского училища около 30 часов общего налета, в том числе 4—5 часов на И-16) пробыл в запасном полку весь 1942 год – но за все это время сумел налетать на истребителе (Як-7б) всего 5 часов! «Летали редко, поскольку были серьезные проблемы с ГСМ. Все же на фронт шло. Да и самолеты поизносились капитально – не столько летали, сколько ремонтировались»141. В итоге ни одной стрельбы Кожемяко не удалось выполнить и здесь! С.З.Букчин находился в запасном полку в первой половине 1943 г. – но из-за отсутствия самолетов и бензина и ему за семь месяцев удалось совершить всего несколько полетов на истребителе. А.И.Рязанову в учебной эскадрилье при ВВС Балтийского флота в конце 42-го дали выполнить лишь по два полета на И-15 бис и И-153142; в запасном полку, где переучивался в октябре – ноябре 42-го С.А.Микоян, не учили воздушному бою; поверхностным оказалось и обучение в учебно-тренировочном авиаполку, в который в феврале 1943 г. попал из училища и из которого в июне ушел на фронт Н.Е.Беспалов... Из шести летчиков-истребителей, выпущенных из запасных частей в 1941 – первой половине 1943 гг., чьи воспоминания о полученной ими подготовке опубликованы А.В.Драбкиным, с послеучилищной подготовкой повезло лишь К.Г.Звонареву, сумевшему в марте – июне 43-го налетать в учебно-тренировочном авиаполку «часов сто»143.

Немцы же не только овладевали азами боевого применения истребителя еще в летной школе, но и получали гораздо более полноценную по содержанию тренировку в запасных частях. Некоторые из последних располагались в прифронтовой полосе, так что молодые пилоты доучивались в условиях, максимально приближенных к боевым. Выполняя под руководством инструкторов-фронтовиков ознакомительные полеты в зону боевых действий, они постепенно осваивались во фронтовой обстановке. Советских же летчиков в запасных частях даже не знакомили с опытом войны...

Доучиться же во фронтовом полку молодым летчикам до лета 1943 г. мешала принятая тогда нерациональная система пополнения этих частей. Пополняли их только после того, как они оказывались практически полностью выбитыми, так что после переформирования в тылу полк оказывался состоящим почти целиком из молодых пилотов. Доучивать их, вводить в строй было, таким образом, практически некому. Естественно, недоученная молодежь быстро погибала, и полк вновь приходилось отправлять на переформирование в тыл – после чего все повторялось... Кроме того, для тренировок на фронтовых аэродромах подчас не хватало все того же горючего.

Неполноценной была в 1941 – первой половине 1943 гг. и боевая подготовка в линейных истребительных авиачастях тыловых округов, откуда тоже прибывало пополнение на фронт. Опыт войны, требования фронта в ней не учитывались совершенно! Подготовка летчиков ночной истребительной авиации вообще не велась. «У немцев на подготовку профессионала такой специальности уходило минимум два года! В курс обучения входили «слепые» полеты, изучение РЛС, отработка взлета-посадки в ночных условиях и многое другое» – а в СССР «летчик-ночник фактически отличался от «дневника» лишь тем, что вылетал по тревоге ночью, а днем спал»144. В итоге еще в июне 1943-го, при отражении налетов на Горький, Саратов и Ярославль летчики-ночники оказались совершенно беспомощными: половина их не умела использовать маскирующие свойства темной стороны горизонта, пилоты не умели определять дистанцию до обнаруженного самолета и вообще полагались не столько на бортовое оружие, сколько на таран...

Ну а в дневной истребительной авиации еще летом – осенью 1942 г. значительная часть пилотов совсем не умела вести основной для Второй мировой войны групповой воздушный бой – что на виражах, что на вертикалях. Для этого им – с их ничтожным опытом пилотирования – не хватало слетанности в группе и даже в паре. Иными словами, ведомые не умели неотступно следовать в бою за ведущими, повторяя все их маневры, – и пары уже в начале боя распадались. Об умении пар согласовывать свои маневры в бою с маневрами других пар (т.е. о слетанности четверок, шестерок и восьмерок) и говорить не приходится... Поэтому «воздушный бой велся неорганизованно и в конечном итоге выливался в изолированные действия одиночек, оказывающих друг другу» лишь «случайную поддержку»145. В частности, в 8-й воздушной армии Юго-Восточного и 16-й воздушной армии Сталинградского фронта в начале сентября 1942-го – в разгар боев за Сталинград! – слабую слетанность в группе и паре имело свыше половины летчиков-истребителей146.

А воздушная стрельба? Не будучи ей обучены, советские летчики-истребители образца 1942 года не только открывали огонь с чрезмерно больших дистанций и стреляли слишком длинными очередями (так, что сила отдачи оружия успевала сбить наводку), но и, как правило, неверно выбирали точку прицеливания.

Сравним теперь с этим уровнем средний уровень немецких летчиков-истребителей 1942 гг. в оценке не склонного переоценивать противника Н.Г.Голодникова: «Они пилотировали очень хорошо, стреляли великолепно, практически всегда действовали тактически грамотно и очень хорошо взаимодействовали между собой в бою. Особенно взаимодействие поражало, не успеешь в хвост ему пристроиться, как тебя уже другая пара у него из-под хвоста «отшибает»147.

Даже и к лету 1943 г. большинство советских «летчиков-истребителей все еще имели слабую осмотрительность в воздухе, слетанность в парах и группах. Навыки ведения воздушного боя в составе звена и эскадрильи были недостаточно устойчивые. Как правило, после начала воздушного боя ведомые отрывались от своего ведущего со всеми вытекающими из этого последствиями. Стрелковая подготовка также оставляла желать лучшего»148. Даже в июле – августе 1943-го в ходе Курской битвы воздушные бои советских истребителей «в большинстве случаев протекали неорганизованно», «выявилась слабая слетанность экипажей в парах и группах. Ведущие пар теряли в групповом воздушном бою своих старших групп, а ведомые пар теряли своих ведущих [...]»149. Молодняку не хватало не только практики действий в группе, но и навыков сложного пилотажа, а, например, в 7-й гвардейской и 322-й истребительных авиадивизиях 1-й воздушной армии Западного фронта к началу Орловской операции (12 июля 1943 г.) молодняк составлял соответственно до 50% и 53% летного состава...150

Данный текст является ознакомительным фрагментом.