В

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В

ВАН ГОГ Винсент (1853–1890) — голландский художник. Известно, что Ван Гог страдал приступами безумия, один из которых привел даже к тому, что он отрезал себе часть уха. За год с небольшим до смерти Ван Гог добровольно решил поселиться в приюте для душевнобольных в Сен-Поль-де-Мозоле (Франция). Здесь ему выделили отдельную комнату, которая одновременно служила мастерской; он имел возможность в сопровождении служителя бродить по окрестностям, чтобы писать пейзажи. Здесь у него первый и последний раз в жизни купили картину — некая Анна Бош заплатила 400 франков за картину «Красная виноградная лоза».

29 июля 1890 г. после обеда Ван Гог в одиночку, без служителя ушел из приюта. Он немного побродил по полю, затем зашел на крестьянский двор. Хозяев не было дома. Ван Гог достал пистолет и выстрелил себе в сердце. Выстрел не был столь точен, как его мазки. Пуля, попавшая в реберную кость, отклонилась и прошла мимо сердца. Зажимая рану рукой, художник вернулся в приют и лег в постель. Вызвали врача Мазри из ближайшего поселка и полицию. То ли рана не причиняла Ван Гогу больших страданий, то ли он был малочувствителен к физической боли (вспомним историю с отрезанным ухом), но только, когда прибыла полиция, он спокойно курил трубку, лежа в постели.

Ночью он умер. Тело Ван Гога положили на бильярдный стол, а по стенам повесили его картины. Доктор Гаше, лечивший художника, зарисовал эту сцену карандашом.

ВЕРНАДСКИЙ Владимир Иванович (1863–1945) — русский ученый, создатель учения о ноосфере. Утром 25 декабря 1944 г. Вернадский собрался завтракать и, позвав свою жену Прасковью Кирилловну, спросил, готов ли кофе. Жена ушла на кухню, затем вернулась с салфеткой, чтобы застелить на краю стола. Вернадский резко поднялся из-за стола, чтобы не мешать жене, и тотчас же пошатнулся, не смог удержать равновесие и упал. У него отнялась речь, язык не действовал — произошло кровоизлияние в мозг. Когда-то то же самое случилось с отцом Вернадского, и ученый всю жизнь боялся повторить его судьбу. Но именно это и случилось. Вернадскому было суждено прожить еще 13 дней. Вскоре после излияния крови ученый потерял сознание. Так, не приходя в сознание, он и умер в 17 часов 6 января 1945 г.

ВЕСПАСИАН ТИТ Флавий (9-79) — римский император. Веспасиан был одним из самых умных, трезвых и энергичных правителей Рима за всю его историю. В то же время он любил и умел шутить. Как говорит Светоний,

«даже страх перед грозящей смертью не остановил его шуток: когда в числе других предзнаменований двери Мавзолея (то есть усыпальницы. — А.Л.) вдруг раскрылись, а в небе появилась хвостатая звезда, он сказал, что одно знаменье относится к Юнии Кальвине из рода Августа, а другое к парфянскому царю, который носит длинные волосы; когда же он почувствовал приближение смерти, то промолвил: «Увы, кажется, я становлюсь богом».

В девятое свое консульство он, находясь в Кампании, почувствовал легкие приступы лихорадки. Тотчас он вернулся в Рим, а потом отправился в Кутилии и в реатинские поместья, где обычно проводил лето. Здесь недомогание усилилось, а холодной водой он вдобавок застудил себе живот. Тем не менее, он продолжал, как всегда, заниматься государственными делами и, лежа в постели, даже принимал послов. Когда же его прослабило чуть не до смерти, он заявил, что император должен умереть стоя; и, пытаясь подняться и выпрямиться, он скончался на руках поддерживавших его в девятый день до июльских календ, имея отроду шестьдесят девять лет, один месяц и семь дней.

ВИТЕЛЛИЙ АВЛ (12–69) — римский император. Вителлий стал императором, победив Отона, но в том же году его войска потерпели поражение от Веспасиана. 21 декабря 69 г., когда лазутчик принес весть, что враги приближаются к Риму, Вителлий «спрятался в качалке и с двумя только спутниками — это были пекарь и повар — тайно поспешил в отцовский дом на Авентин, чтобы оттуда бежать в Кампанию. Но тут пронесся слух, пустой и неверный, будто удалось добиться мира, и он позволил отнести себя обратно во дворец. Здесь все уже было брошено, люди его разбежались; тогда он надел пояс, набитый золотом, и спрятался в каморку привратника, привязав у дверей собаку и загородив дверь кроватью и тюфяком.

Передовые солдаты уже ворвались во дворец и, никого не застав, принялись, как водится, шарить повсюду. Они вытащили его из убежища и стали допрашивать, кто он, и не знает ли он, где Вителлий, — они не знали его в лицо. Он солгал и вывернулся, но скоро был узнан; тогда он стал кричать без умолку, чтобы его пока оставили под стражей, хотя бы в тюрьме — он что-то скажет, важное для жизни Веспасиана. Наконец, связав ему руки за спиною, с петлей на шее, в разодранной одежде, полуголого, его поволокли на форум.

По всей Священной дороге народ осыпал его издевательствами, не жалея ни слова, ни дела: за волосы ему оттянули голову назад, как всем преступникам, под подбородок подставили острие меча, чтобы он не мог опустить лицо, и всем было его видно; одни швыряли в него грязью и навозом, другие обзывали обжорой и поджигателем, третьи в толпе хулили в нем даже его телесные недостатки. Действительно, был он огромного росту, с красным от постоянного пьянства лицом, с толстым брюхом, со слабым бедром, которым он когда-то ушибся о колесницу, прислуживая на скачках Гаю. Наконец в Гемониях его истерзали и прикончили мелкими ударами, а оттуда крюком сволокли в Тибр.

ВОЛОДАРСКИЙ В. (псевдоним, настоящее имя и фамилия Моисей Гольдштейн) (1891–1918) — комиссар (министр) по делам печати, пропаганды и агитации в первом большевистском правительстве.

20 июня 1918 г. Володарский на автомобиле направлялся на очередной митинг. В это время в Прямом переулке за часовней его уже поджидал эсер-боевик Сергеев.

О покушении на Володарского сохранились показания его шофера Гуго Юргенса.

«…Из Смольного, около семи часов вечера, поехали на фарфоровый завод. Я перед этим сказал Володарскому, что у меня мало бензина, на то он ответил: «Доедем и там достанем».

Мы приехали в районный Совет около фарфорового завода. Туда зашел Володарский и находился там минут восемнадцать. Мимо нас проехал Луначарский. Одна из женщин, сопровождавших Володарского, остановила Луначарского и о чем-то с ним говорила. Потом вышел из Совета Володарский, и женщина сказала ему, что Зиновьев на фарфоровом заводе. Мы поехали дальше: Володарский и с ним две женщины. Едва доехали до «Кассы» — бензин кончился. Я сказал об этом Володарскому. Он вышел из машины с женщинами и хотел идти в районный Совет.

Когда мотор остановился, я заметил шагах в двадцати от мотора человека, который на нас смотрел. Был он в кепке темного цвета, темно-сером открытом пиджаке, темных брюках. Сапог не помню.

Бритый, молодой. Среднего роста, худенький. Костюм не совсем новый, по-моему рабочий. В очках не был. Приблизительно 25–27 лет. Не был похож на еврея тот черный, а он скорее похож на русского.

Когда Володарский с женщинами отошел от мотора шагов на тридцать, то убийца быстрыми шагами пошел за ними и, догнав их, дал, с расстояния приблизительно трех шагов, три выстрела. Направил их в Володарского и женщин, которые с тротуара убежали к середине улицы, а убийца побежал за ними. Женщины побежали к Совету, а Володарский, бросив портфель, засунул руку в карман, чтобы достать револьвер. Но убийца успел подбежать к нему совсем близко и выстрелить… в грудь.

Володарский, схватившись рукой за грудь, направился к мотору, а убийца побежал по переулку по направлению к полям. Когда раздались первые выстрелы, то я испугался и спрятался за мотор. У меня не было револьвера.

Володарский подбежал к мотору. Я поднялся к нему навстречу и поддержал его. Он стал падать. Подбежали его спутницы. Посмотрели, что он прострелен в сердце. Потом я слышал где-то за домом был взрыв бомбы.

Володарский скоро умер. Минуты через три. Ничего не говорил, ни звука не издавая.»

Минут через пять подъехала автомашина. Из нее вышел Зиновьев, большевистский лидер Петрограда. Склонился над Володарским.

— Бензин кончился, — сказал шофер.

— Возьмите у нас немного бензина. Труп немедленно отвезите в ближайшую больницу…

Семянниковская больница оказалась запертой. Одна из женщин долго стучала в дверь и окна. Вышел человек в военной форме, поглядел равнодушно и сказал: «Мертвый, чего тут смотреть…» Спутницы Володарского запротестовали, потребовали тщательного медицинского осмотра. Тогда вышла женщина-врач и, кое-как осмотрев раны, подтвердила: мертв.

ВОЛОШИН Максимилиан Александрович (1877–1932) — русский поэт и художник.

Последние 10 лет жизни Волошин почти безвыездно жил в своем доме в Коктебеле. Это место пользовалось популярностью у советских литераторов, любивших отдохнуть в Крыму, и к Волошину нет-нет да и наведывались друзья— писатели. Так, в июле 1932 г. к Волошину заехал Николай Чуковский (сын Корнея Чуковского). За несколько дней до этого у Волошина случился удар (что-то вроде инсульта).

«Макс, необычайно толстый, расползшийся, сидел в соломенном кресле, — вспоминает Н.Чуковский. — Дышал он громко. Он заговорил со мной, но слов его я не понял — после удара он стал говорить невнятно. Одна только Марья Степановна[13] понимала его и в течение всей нашей беседы служила нам как бы переводчиком.

При все том он был в полном сознании. Когда я сказал ему, что стихи его пойдут в «Новом мире», лицо его порозовело от радости. Снова и снова почти нечленораздельными звуками просил он меня повторять привезенную мною новость.

Через несколько дней Он лежал в саду перед своим домом в раскрытом гробу. Гроб казался почти квадратным — так широк и толст был Макс. Лицо у него было спокойное и доброе — седая борода прикрывала грудь. Мы узнали, что он завещал похоронить себя на высоком холме над морем, откуда открывался вид на всю коктебельскую долину. Гроб поставили на телегу, и маленькая процессия потянулась через накаленную солнцем степь. До подножия холма было километра три, но мы сделали гораздо больший путь, так как обогнули холм кругом — с той стороны на холм подъем был легче. И все же лошадь на холм подняться не могла, и метров двести вверх нам пришлось нести гроб на руках.

Это оказалось очень трудным делом. Макс в гробу был удивительно тяжел, а мужчин среди провожающих оказалось только пятеро… Солнце жгло немилосердно, и, добравшись до вершины, мы были еле живы от усталости. Отсюда мы увидели голубовато-лиловые горы и мысы, окаймленные белой пеной прибоя, и всю просторную, налитую воздухом впадину коктебельской долины и далекий дом Волошиных с деревянной башенкой, и даже дельфинов, движущихся цепочкой через бухту. Знойный воздух звенел от треска цикад в сухой траве. Могильщики уже вырыли яму, гроб закрыли крышкой и опустили в светло-рыжую сухую глину. Чтец Артоболевский, высокий, худой, в черном городском пиджачном костюме, прочел над могилой стихотворенье Баратынского «На смерть Гете»:

Предстала, и старец великий смежил

Орлиные очи в покое;

Почил безмятежно, зоне совершил

В пределе земном все земное!

Над дивной могилой не плачь, не жалей,

Что гения череп — наследье червей…

И мы поплелись вниз с холма.

ВОЛЬТЕР (псевдоним, настоящее имя Мари Франсуа Аруэ) (1694–1778) — французский философ, писатель, историк. После многих Лет скитаний по Европе в феврале 1778 года Вольтер с триумфом возвратился в Париж. Он приобрел себе особняк на улице Ришелье, активно работал над новой трагедией «Агафокл», над проектом академического словаря французского языка. Но в это время он периодически уже чувствовал сильные боли и вынужден был принимать большие дозы опия.

В мае последовало неожиданное обострение болезни. Троншен констатировал рак предстательной железы. 25 мая была признана неизбежность близкого смертельного исхода. Больной испытывал ужасные мучения. 30 числа его племянник аббат Миньо пригласил к умирающему аббата Готье и приходского кюре церкви св. Суль-пиция Терсака. Они вошли в спальню. Вольтер не узнал или сделал вид, что не узнает их, но сказал: «Дайте мне умереть спокойно». В одиннадцать часов вечера он обратился к стоявшему у его кровати слуге со словами: «Прощай, дорогой Морен, я умираю». Вслед за этим наступил мгновенный конец.

ВЫСОЦКИЙ Владимир Семенович (1938–1980) — актер, поэт и певец. 14 сентября 1979 г. Высоцкий выступал на Пятигорской студии телевидения. «Какой вопрос вы бы хотели задать самому себе?» — спросил его ведущий. Высоцкий ответил: «Я вам скажу… Может быть, я ошибусь… Сколько мне еще осталось лет, месяцев, недель, дней и часов творчества? Вот такой я хотел бы задать себе вопрос. Вернее, знать на него ответ».

К сожалению, ответ на этот вопрос был бы неутешителен. В момент интервью Высоцкому оставалось жить чуть более 9 месяцев.

В последние годы жизни Высоцкий часто «уходил в пике» — то есть злоупотреблял алкоголем, а потом и наркотиками. Как считают друзья Высоцкого, эти срывы были для него какой-то формой разрядки. К сожалению, они же стали причиной его ранней гибели. Врач Анатолий Федотов, который не раз спасал Высоцкого от верной смерти, вспоминает: «18 июля 1980 года я с сыном был на «Гамлете» — меня нашел Валера Янклович[14].

— Володе очень плохо.

Я — за кулисы. Вызвали скорую. Сделали укол — он еле доиграл. А на следующий день ушел в такое «пике»! Таким я его никогда не видел. Что-то хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно! Теперь-то понятно, что надо было силой увезти.

23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифосовского[15]. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привести к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире — решили забрать через день, когда освобождался отдельный бокс. Я остался с Володей один — он уже спал. Потом меня сменил Валера Янклович.

24 июля я работал… Часов в восемь вечера заскочил на Малую Грузинскую (домой к Высоцкому. — А.Л.). Ему было очень плохо, он метался по комнатам. Стонал, хватался за сердце. Вот тогда при мне он сказал Нине Максимовне:

— Мама, я сегодня умру…

Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то после двенадцати звонит Валера:

— Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть.

Я приехал. Он метался по квартире. Стонал. Эта ночь была для него очень тяжелой. Я сделал укол снотворного. Он все маялся. Потом затих. Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате.

А я был со смены — уставший, измотанный. Прилег и уснул — наверное, часа в три.

Проснулся от какой-то зловещей тишины — как будто меня кто-то дернул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные. Поздно.

Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике — был острый инфаркт миокарда. А когда точно остановилось сердце — трудно сказать… Вызвал реанимацию, хотя было ясно, что ничего сделать нельзя. Вызвал для успокоения совести. Позвонил в милицию, чтобы потом не было слухов о насильственной смерти.

Смог бы я ему помочь? Трудно сказать, но я бы постарался сделать все. До сих пор не могу себе простить, что заснул тогда… Прозевал, наверное, минут сорок.

ВЫШИНСКИЙ Андрей Януарьевич (1883–1954) — представитель СССР в ООН, бывший генеральный прокурор СССР. Вышинский был одним из тех, кто помогал теоретически обосновывать сталинский террор и вложил немалый практический вклад в реализацию своих теорий, главная из которых заключается в возведении признания обвиняемого в ранг «царицы доказательств».

Последние годы жизни Вышинский представлял СССР в ООН. Он умер, готовясь к очередной речи — по поводу создания Международного агентства по атомной энергии. Накануне выступления, в воскресенье 21 ноября Вышинский вызвал в служебный кабинет (Нью-Йорк, Парк-авеню) стенографистку Валентину Карасеву и диктовал допоздна стенограмму будущей речи.

«Ночью, — пишет биограф, — почувствовал себя плохо. Вызвали дежурного врача представительства: тот сделал успокаивающий укол и дал снстворное. Все разошлись, оставив Вышинского одного в кабинете; он уснул на диване. Рано утром, проснувшись, почувствовал себя лучше. Был снова бодрым и свежим: последняя правка подготовленной заново речи, и он готов хоть сейчас на трибуну. Попросил повара Ивана Илларионовича сварить кофе покрепче — он еще больше взбодрил его. Стал диктовать Карасевой — вдруг осекся и прошептал: «Мне плохо!» Истерический крик Карасевой «Помогите!» поднял на ноги весь дом. Прибежал личный врач, живший этажом выше, следом — весь небольшой персонал советского медпункта. Вышинский сидел на вращающемся стуле, рубашка расстегнута, откинута голова. Его перенесли на диван. Он не произносил ни слова — только хрипел. Вызвали жену и дочь. Зинаида Андреевна закричала: «Его убили!» Началась паника. Все средства, имевшиеся в распоряжении медпункта, были исчерпаны. Жизнь угасала у всех на глазах.

Раздался телефонный звонок. Трубку взял дежурный дипломат. Звонил постоянный представитель США в ООН Генри Кэбот Лодж. «Что у вас происходит?» — спросил он вместо приветствия. Дежурный дипломат опешил. «Ничего, господин посол». — «Вы уверены?? — иронично отреагировал Лодж. — Может быть, вам нужна медицинская помощь?» — «Нет, господин посол». — «Хорошо… Если будет нужна, звоните сразу по этому телефону…» Кабинет тем временем наполнялся людьми. Хозяин кабинета уже не хрипел — он был мертв. Шел десятый час утра. До начала намеченного выступления Вышинского на трибуне ООН оставалось 50 минут.

В сейфе Вышинского после его смерти обнаружили заряженный браунинг, и это обстоятельство породило впоследствии легенду о самоубийстве бывшего генерального прокурора в каменных джунглях капиталистического «рая».