Ц

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ц

ЦЕЗАРЬ Гай ЮЛИЙ (100-44 до н. э.) — римский император и полководец. В день своей смерти (15 марта) Цезарь колебался, идти ли ему в сенат, но его уговорил один из друзей. По дороге кто-то из встречных сунул в руку Цезарю записку с предупреждением о готовящемся против него заговоре. Но император присоединил ее к другим запискам, которые держал в левой руке — он собирался прочитать их в сенате. Однако сделать это он не успел.

«Он сел, и заговорщики окружили его, словно для приветствия. Тотчас Тиллий Цимбр, взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и когда тот, отказываясь, сделал ему знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарь кричит: «Это уже насилие!» — и тут один Каска, размахнувшись сзади, наносит ему рану пониже горла. Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытается вскочить, но второй удар его останавливает. Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть, укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон, — хотя некоторые передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал: «И ты, дитя мое?» (По другой версии: «И ты, Брут?» — А.Л.).

Все разбежались; бездыханный, он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой. И среди стольких ран только одна, по мнению врача Антистия, оказалась смертельной — вторая, нанесенная в грудь…

У некоторых друзей осталось подозрение, что Цезарь сам не хотел дольше жить, а оттого и не заботился о слабеющем здоровье и пренебрегал предостережениями знамений и советами друзей. Иные думают, что он полагался на последнее постановление и клятву сената и после этого даже отказался от сопровождавшей его охраны из испанцев с мечами; другие, напротив, полагают, что он предпочитал один раз встретиться с грозящим отовсюду коварством, чем в вечной тревоге его избегать. Некоторые даже передают, что он часто говорил: жизнь его дорога не столько ему, сколько государству — сам он давно уж достиг полноты власти и славы, государство же, если что с ним случится, не будет знать покоя, а только ввергнется во много более бедственные гражданские войны. Как бы то ни было, в одном согласны почти все: именно такого рода смерть была ему почти желанна. Так, когда он читал у Ксенофонта, как Кир в предсмертном недуге делал распоряжения о своем погребенье, он с отвращением отозвался о столь медленной кончине и пожелал себе смерти внезапной и быстрой. А накануне гибели, за обедом у Марка Лепида в разговоре о том, какой род смерти самый лучший, он предпочел конец неожиданный и внезапный.»

Стоит еще добавить, что никто из убийц Цезаря не пережил его более, чем на три года, причем, все они умерли не своей смертью. Кто-то предпочел погибнуть в битве, другие попали в кораблекрушение, а иные закололи себя теми же кинжалами, на которых когда-то краснела кровь Цезаря.

ЦИЦЕРОН Марк Туллий (106-43 до н. э.) — римский оратор, политический деятель и писатель. После смерти Цезаря, выступая за республику в качестве вождя сенатской партии, Цицерон энергично нападал на Антония, и тот добился внесения имени Цицерона в проскрипционные списки. Лица, попавшие в эти списки, объявлялись вне закона и всякий, кто убивал или выдавал этих людей, получал награду, имущество их конфисковывалось, а рабы получали свободу.

Цицерон узнал о том, что объявлен вне закона, когда находился вместе с братом Квинтом в своем поместье близ Тускула.

«…Они решили, — пишет Плутарх, — перейти в Астуру, приморское поместье Цицерона, а оттуда отплыть в Македонию к Бруту,[95] ибо уже ходили слухи, что он располагает большими силами. Отправились они, удрученные горем, в носилках; останавливаясь в пути и располагая носилки рядом, они горько сетовали друг перед другом. Особенно беспокоился Квинт, думая об их беспомощности, ибо, говорил Квинт, он ничего не взял с собой, да и у Цицерона запас был скуден. Итак, лучше будет, если Цицерон опередит его в бегстве, а он догонит его, захватив из дому необходимое. Так они и порешили, а затем обнялись на прощание и в слезах расстались. И вот, несколько дней спустя. Квинт, выданный рабами людям, искавшим его, был умерщвлен вместе с сыном. А Цицерон, принесенный в Астуру и найдя там судно, тотчас сел на него и плыл, пользуясь попутным ветром, до Цирцея. Кормчие хотели немедля отплыть оттуда, но Цицерон, потому ли, что боялся моря или не совсем еще потерял веру в Цезаря, сошел с судна и прошел пешком 100 стадий, как бы направляясь в Рим, а затем, в смятении, снова изменил намерение и спустился к морю в Астру. Здесь провел он ночь в ужасных мыслях о безвыходном своем положении, так что ему приходило даже в голову тайно пробраться к Цезарю[96] в дом и, покончив с собою у его очага, навлечь на него духа мести; и от этого шага отвлек его страх мучений. И опять хватаясь за другие придумываемые им беспорядочные планы, он предоставил своим рабам везти его морем в Кайету, где у него было имение — приятное убежище в летнюю пору, когда так ласкающе веют пассатные ветры. В этом месте находится и небольшой храм Аполлона, возвышающийся над морем. В то время, как судно Цицерона подходило на веслах к берегу, навстречу ему налетела, каркая, поднявшаяся с храма стая воронов. Рассевшись по обеим сторонам реки, одни из них продолжали каркать, другие клевали крепления снастей, и это показалось всем дурным предзнаменованием. Итак, Цицерон сошел на берег и, войдя в свою виллу, прилег отдохнуть. Множество воронов сели на окно, издавая громкие крики, а один из них, слетев на постель, стал понемногу стаскивать с лица Цицерона плащ, которым он укрылся. А рабы, видя это, с укором спрашивали себя, неужели будут они ждать, пока не станут свидетелями убийства своего господина и не защитят его, тогда как животные оказывают ему помощь и заботятся о нем в незаслуженном им несчастии. Действуя то просьбами, то понуждением, они понесли его в носилках к морю.

В это же время появились убийцы, центурион Геренний и военный Трибун Попиллий, которого Цицерон некогда защищал в процессе по обвинению его в отцеубийстве; были при них и слуги. Найдя двери запертыми, они взломали их. Цицерона на месте не оказалось, да и люди, находившиеся в доме, утверждали, что не видели его. Тогда, говорят, некий юноша, вольноотпущенник Квинта, брата Цицерона, по имени Филолог, воспитанный Цицероном в занятиях литературой и науками, указал трибуну на людей с носилками, по густо обсаженным, тенистым дорожкам направлявшихся к морю. Трибун, взяв с собою несколько человек, побежал вокруг сада к выходу; Цицерон же, увидев бегущего по дорожкам Геренния, приказал рабам поставить носилки тут же, а сам, взявшись по своей привычке левой рукой за подбородок, упорно смотрел на убийц; его запущенный вид, отросшие волосы и изможденное от забот лицо внушали сожаление, так что почти все присутствовавшие закрыли свои лица в то время, как его убивал Геренний. Он выставил шею из носилок и был зарезан. Умер он на шестьдесят четвертом году от рождения. Затем Геренний, следуя приказу Антония, отрубил Цицерону голову и руки, которыми он написал «Филиппики»: Цицерон сам назвал свои речи против Антония «Филиппиками».

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич (1794–1856) — русский философ и публицист. Задолго до смерти Чаадаев из-за его диссидентских убеждений официально был объявлен сумасшедшим, но оставлен на свободе под врачебным присмотром.

В начале апреля 1856 г. у Чаадаева началось недомогание, он жаловался на сильную слабость и отсутствие аппетита. Очевидец говорит о поразительно быстром увядании Чаадаева:

«Со всяким днем ему прибавлялось по десяти лет, а накануне и в день смерти, он, вполовину тела согнувшийся, был похож на девяностолетнего старца».

Врач запрещает Петру Яковлевичу выезжать, но тоска и привычное желание прогуляться на свежем воздухе заставляют его превозмочь себя… Он по обыкновению едет обедать к Шевалье, где к нему подходят Соболевский и Лонгинов.

Оба они старались скрыть тягостное впечатление, произведенное на них «живым мертвецом», едва проглотившим ложку супу, и завели разговор о последних светских новостях. Чаадаев же рассказывал им о своей простуде, мучительных желудочных коликах, а после их ухода еще долго полулежал в кресле, закинув голову, пока кто-то из знакомых не окликнул его.

Вернувшись в новобасманный[97] флигель, Петр Яковлевич велел слуге пригласить священника Николая Александровича Сергиевского. Он любил беседовать с этим протоиереем, обладавшим, несмотря на молодость, обширными познаниями в богословии, философии, психологии, логике…

Но не для философской беседы нужен ему теперь отец Николай.

«Чаадаев встретил его словами о своей болезни. — пишет Свербеев. — Священник сказал, что до сего дня ожидал увидеть Петра Яковлевича в церкви и тревожился, не болен ли он; ныне же решился и сам навестить его и дома предложить ему всеисцеляющее врачество, необходимое для всех. Все мы, сказал он, истинно больны и лишь мнимо здоровы. Чаадаев сказал, что боится холеры и, главное, боится умереть от нее без покаяния; но что теперь он не готов исповедаться и причаститься… На другой день в великую субботу, после обеда, священник поспешил к больному. Чаадаев был гораздо слабее, но спокойнее, и ожидал святыню: исповедался… удаляющемуся священнику сказал, что теперь он чувствует себя совсем здоровым…»

После ухода священника, Петр Яковлевич приказал закладывать пролетку, а тем временем стал пить чай и заговорил с Шульцем о своих хлопотах за него перед Закревским.[98] Почувствовав за чаепитием внезапную слабость, он едва перешел из одной комнаты в другую, где его усадили на диван, а ноги положили на стул. Пульс уже почти совсем не бился, и приехавший доктор объявил хозяину дома, что жизнь его квартиранта подходит к концу.

Когда врач уехал, Шульц, явившийся единственным свидетелем его последних минут, вошел к умирающему жильцу, продолжавшему несколько бессвязно говорить о его деле. Затем Петр Яковлевич заметил, что ему становится легче и что он должен одеться и выйти, так как прислуге необходимо сделать уборку к празднику. Сказав, пишет Жихарев (племянник Чаадаева. — А.Л.), Чаадаев «повел губами (движение всегда ему бывшее обыкновенным), перевел взгляд с одной стороны на другую — и остановился. Присутствующий умолк, уважая молчание больного. Через несколько времени он взглянул на него и увидел остановившийся взгляд мертвеца. Прикоснулся к руке: рука была холодная.

Умер Чаадаев 14 апреля 1856 г., когда до наступления Пасхи оставалось несколько часов.

Примерно за год до смерти Чаадаев запасся рецептом на мышьяк и постоянно носил его в кармане. Порой, когда его собеседники восторженно кричали о наступающей «светлой эре прогресса», он молча доставал этот рецепт и показывал им. Он и умер с рецептом в кармане. Найдя рецепт, племянник бросил бумажку в камин — документ, значения которого он не понял: духовное завещание, которое Чаадаев приобщил к либеральным надеждам своих современников и потомков, рецепт на лекарство от иллюзий.

ЧАЙКОВСКИЙ Петр Ильич (1840–1893) — русский композитор. По официальной версии, 21 октября 1893 г. Чайковский заболел холерой. Болезнь протекала очень тяжело, в ночь на 25-е началась агония. Долгие годы причину смерти Чайковского никто не подвергал сомнению. Но затем появилась версия о самоубийстве.

Главным ее адептом стала А.А.Орлова, которая в 1938 г. работала в Доме-музее Чайковского в Клину. Эмигрировав из СССР, Орлова сообщила, что у нее имеется неопровержимые доказательства того, что Чайковский покончил жизнь самоубийством. Наиболее полная статья Орловой по этому вопросу помещена в апрельском номере английского журнала «Music & Letters» за 1981 г. На Западе у версии нашлись как сторонники (Джоел Спигелман, Дэвид Браун), так и противники (Н.Берберова, А.Познанский). В России же до сих пор практически все исследователи отвергают версию о самоубийстве. Рассмотрим доводы сторон.

«За» самоубийство.

Орлова пишет, что врач В.Б.Бертенсон говорил ее мужу о том, что Чайковский отравился. На это же указывал сын врача А.Л.Зан-дера, лечившего композитора. Об этом же якобы говорил племянник Чайковского Ю.Л.Давыдов (в своих воспоминаниях он, однако, отвергает версию о самоубийстве). В рассказах врачей и брата Чайковского — Модеста Ильича — о ходе болезни композитора встречаются противоречия. В Шестой (предсмертной) симфонии, названной «Патетической», слишком явно звучит тема смерти, об этом свидетельствуют и подготовительные записи композитора: «Финал — смерть — результат разрушения». Символично, что Шестая симфония посвящена племяннику Чайковского Владимиру Давыдову, покончившему жизнь самоубийством. Потрясающая картина прощания с жизнью, изображенная в Adagio lamentoso Шестой симфонии, просто не могла не вызвать размышлений, особенно после того, как за первым исполнением симфонии (кстати, кончившимся почти провалом) последовала неожиданная смерть композитора. Наконец, главный довод: сотрудник Русского музея в Ленинграде А.Войтов, бывший выпускник училища правоведения (которое окончил и Чайковский) поведал (со слов другого выпускника, однокашника композитора Н.Б.Якоби), что в 1893 г. граф Стенбок-Фермор подал жалобу Н.Б.Якоби (он был в то время обер-прокурором сената) на то, что Чайковский проявляет неестественное влечение к племяннику графа. Чтобы избежать огласки и позора как для Чайковского, так и для воспитанников училища, Н.Б.Якоби якобы собрал бывших однокашников композитора и устроил суд чести, на котором Чайковскому было предложено покончить самоубийством. Известна запись, сделанная композитором в марте 1887 г.: «Что мне делать, чтобы нормальным быть?»

Чайковский мог избрать два способа самоубийства. Первый, традиционный, — принять яд. Это маловероятно, поскольку трудно подобрать яд, по действию схожий с холерой. Второй способ — добровольно заразиться и скрывать заболевание до момента, когда болезнь войдет в неизлечимую стадию. Поскольку в Петербурге в это время свирепствовала холера, то композитору достаточно было пить каждый день сырую воду. Шансы заболеть от этого холерой были достаточно высоки.

«Против» самоубийства.

Эти доводы суммирует автор одной из последних книг о Чайковском Б.С.Никитин.

О гомосексуализме.

Во-первых, «никакие страшные наказания Чайковскому не грозили», поскольку «даже такой российский деятель, как князь Владимир Мещерский (кстати, тоже выпускник училища правоведения, не раз попадавший в скандальные истории из-за своих аномальных похождений, не только не был наказан за них, но после очередной весьма нашумевшей истории стал доверенным советником Александра III».

Во-вторых, «Чайковский в течение всей своей жизни, за исключением короткого периода, связанного с его женитьбой, никогда не испытывал каких-либо особых страданий или угрызений совести из-за своей аномалии…, жил в свое удовольствие, не беспокоясь ни о чем.

Относительно холеры.

…Действительно ли он умер от холеры или намеренно ею заразился, выпив стакан сырой воды? Но в этой невозможности определить истину и кроется вся нелепость такой версии. Если бы в самом деле Петр Ильич намеренно заразился холерой, то уж, безусловно, никому не открыл своей тайны. Его смерть в этом случае должна была бы выглядеть естественной для всех без исключения. То есть, если нет ни малейших документальных подтверждений, то версия совершенно некорректна.

Что же касается музыки, то «если поверить тем, кто склонны рассматривать Шестую симфонию как прощание с жизнью перед задуманным самоубийством, то получается, что этот страшный акт был задуман Чайковским более чем за два года до его совершения. Не слишком ли смелое предположение, не говоря уже о том, что при таком подходе рушатся все версии, связанные с судом чести.

Итак, на каждый довод тотчас же находится контрдовод. А посему, смерть Чайковского no-прежнему оставляет простор для воображения потомков.

ЧАПЛИН Чарлз Спенсер (1889–1977) — американский актер, сценарист и кинорежиссер. Последние годы жизни Чаплин жил в своем доме в Вене (Швейцария). Биограф Чаплина так рассказывает о последних двух месяцах жизни великого комедиографа:

«Силы Чаплина быстро таяли, теперь он нуждался в постоянном уходе. Несколько недель Уна (жена Чаплина. — А.Л.) упорно никого к нему не подпускала, пока родные и домочадцы не начали всерьез тревожиться уже о ее здоровье и не уговорили ее разделить заботы с сиделкой.

Под Рождество вся семья, за исключением Джералдины, занятой на съемках в Испании, по традиции собралась на вилле встретить праздник. У Чаплина набралось уже порядочно внуков. В канун Рождества месье Инмус поднялся к ним из деревни, обряженный Рождественским Дедом, чтобы раздать подарки с елки… Подарки от детей отнесли Чаплину в спальню и оставили дверь открытой, чтобы он слышал, как юное поколение веселится у елки с Рождественским Дедом.»

Этой ночью, в предрассветный час Рождества 1977 года, Чарлз Чаплин тихо скончался во сне.

ЧАУШЕСКУ Николае (1918–1989) — президент Румынской Социалистической Республики.

В последние годы своего диктаторского правления Чаушеску патологически боялся, что его отравят или он заразится от кого-нибудь болезнью. По окончании дипломатических приемов и других официальных встреч, на которых президенту приходилось пожимать руки, шеф группы телохранителей медленно лил ему на ладони 90-процентный спирт.

По свидетельству Ионы Пачепы, бывшего шефа секретных служб Румынии, во время визитов Чаушеску в другие страны охранники обрабатывали атисептиками весь отведенный ему номер: полы, ковры, мебель, дверные ручки и электровыключатели — все, к чему мог прикоснуться Большой Хозяин. В спальне его слуга и его парикмахер снимали постельное белье отеля и заменяли его личным бельем, прибывшим из Бухареста в намертво запечатанных чемоданах. Нижнее белье и настольные салфетки Чаушеску, хотя и стерилизованные и привезенные из Румынии в герметически запечатанных пластиковых мешках, перед использованием заново проглаживали, чтобы убить всех микробов.

У Чаушеску был также личный инженер-химик майор Попа, который сопровождал президента с портативной лабораторией, предназначенной для проверки еды (также привезенной из Бухареста). Попа должен был убедиться, что в пище нет бактерий, яда или радиоактивности.

Однако все эти меры предосторожности оказались бессмысленны, когда восстал народ.

В понедельник 18 декабря 1989 г Чаушеску отправился с визитом в Иран, но в среду был вынужден вернуться — в Румынии началась революция, направленная против его диктаторского режима. Чаушеску вместе с женой Еленой бежал из Бухареста на вертолете. Затем с помощью двух офицеров из тайной полиции «Секуритате» они захватили автомобиль какого-то рабочего и заставили его возить их в поисках убежища. Николае иногда начинал плакать, а Елена держалась твердо и отдавала приказы водителю, угрожая пистолетом. В конце концов, чета Чаушеску попросила помощи в частном доме, хозяева которого, заперев их в одной из комнат, вызвали солдат.

Арестованных супругов поместили в камере отделения военной полиции. Они находились там трое суток, пока решалась их судьба. Кто-то выступал за открытый суд над ними, но высшее армейское командование торопило: казармы атакуются агентами «Секуритате», они прекратят сопротивление только после смерти Чаушеску.

Суд военного трибунала длился всего 2 часа. Он превратился скорее в соблюдение необходимых формальностей — для придания казни бывшего диктатора законности.

Николае и Елену Чаушеску обвинили в геноциде; обвиняемые отказались признать законность такого суда. Председатель военного трибунала Джорджица Попа говорил, что экс-правитель и его жена были в тот момент

«Такими же глупыми, как обычно. И он, и она. Не было никакой возможности вести с ними диалог. Слово «геноцид»… Елена десять раз спросила меня, что это значит».

Во время заседания трибунала Елена то и дело наклонялась к мужу и что-то ему шептала. Им задавали вопросы, но большая часть их осталась без ответа. Когда Чаушеску и его жене предложили признать свою психическую неуравновешенность (единственная зацепка для защиты и сохранения жизни), оба с презрением отвергли это предложение.

Суд приговорил обоих к расстрелу.

25 декабря в четыре часа дня супругов Чаушеску вывели во двор солдатской казармы. Английские журналисты, собравшие материал об их казни, говорят, что экс-правитель и его жена вели себя вызывающе и лишь в последний момент дрогнули: мрачное небритое лицо Николае Чаушеску на какое-то мгновение выдало страх, который он испытывал, стоя перед расстрельной командой. По пути на казнь Елена спросила кого-то из солдат: «За что вы нас? Ведь я была вам матерью». Солдат сухо возразил: «Да что ты за мать, если убивала наших матерей?».

Расстрелять чету Чаушеску вызвались сотни добровольцев, но отобраны были только четверо — офицер и трое солдат. Они выстроились в линию и прицелились. Чаушеску успел только крикнуть: «Я не заслуживаю…», и тут прогремели выстрелы. Осужденные были убиты. По предположению, их тела погребены в безымянной могиле неподалеку от Тырговиште; это место зафиксировано в документах.

К истории смерти Чаушеску следует кое-что добавить.

1. Американские эксперты, изучая посмертные фотографии четы Чаушеску (характер пулевых отверстий и так далее), пришли к выводу, что, возможно, их убили еще до суда.

2. Председатель военного трибунала, осудившего диктатора и его жену, генерал-майор Джорджица Попа 1 марта 1990 г. покончил жизнь самоубийством (см. статью «ПОПА»).