Эрих Кох – гауляйтер и рейхскомиссар

Эрих Кох – гауляйтер и рейхскомиссар

Родился 19 июня 1896 г. в городке Эберфельде (Рейнская область). Окончил вечерние коммерческие курсы. Участвовал в Первой мировой войне в 1916–1918 гг. на Восточном фронте. Старейший член НСДАП (партбилет № 90), с 1925 г. близко сотрудничал с одним из основателей этой партии Г. Штрассером. В своих воспоминаниях Э. Кох пишет: «…два года спустя Грегор Штрассер сказал мне: “Партия направляет вас, Кох, в Восточную Пруссию. Партия дает вам ответственейшее задание: создать там восточное крыло нашего движения…”» Кох переехал в Кёнигсберг. В 1928 г. при разгроме Гитлером оппозиции в партии был исключен из нее, однако через два месяца восстановлен, после чего стал бессменным гауляйтером Восточной Пруссии (1928–1945). С 1930 г. депутат рейхстага. В 1933–1945 гг. обер-президент Восточной Пруссии. Автор книги «НСДАП, идея, вождь и партия». В 1939–1944 гг. гауляйтер и шеф гражданской администрации Белостокского и Цеханувского округов оккупированной Польши. C мая 1942 г. по март 1944-го рейхскомиссар (высший руководитель гражданской и военной администрации) оккупированной немцами Украины. Отличался крайней жестокостью по отношению к населению оккупированных территорий даже на фоне других эмиссаров Третьего рейха (что, по мнению А. Розенберга, О. Скорцени и других лидеров и известных деятелей Третьего рейха, сильно способствовало усилению там партизанского движения).

С 16 ноября 1944 г. имперский комиссар обороны Восточной Пруссии, руководил эвакуацией ее гражданского населения. Во время боев за Восточную Пруссию в 1945 г. бежал на буксире в Данию, откуда, сделав пластическую операцию, вернулся в Германию и поселился в местечке Хазенмоор недалеко от Гамбурга под видом сельскохозяйственного рабочего Рольфа Бергера. В мае 1949 г. был опознан и как военный преступник решением суда английской зоны Западной Германии 14 февраля 1950 г. передан Польше (а не СССР, хотя он был рейхскомиссаром Украины). Есть сведения, что в этот период он находился в Мокотовской тюрьме. Как ни странно, суд над ним начался в Варшаве лишь 19 октября 1958 г. и длился более четырех месяцев. 9 марта 1959 г. Э. Кох был приговорен к смертной казни. Однако по непонятным причинам (формально – якобы из-за состояния здоровья, так как польские законы не позволяют казнить больного человека) приговор в исполнение так и не был приведен, и Кох умер своей смертью в польской тюрьме Барчево 12 ноября 1986 г. в возрасте 90 лет. По иронии судьбы тюрьма эта была построена в Польше во время войны по его собственному указанию. Однако некролог о его смерти, напечатанный в еженедельнике «Панорама», издававшемся в г. Катовице, гласил: «12 ноября 1986 г. в дачном поселке Барчево Ольштынского воеводства на 91 году жизни скончался бывший гауляйтер Восточной Пруссии и рейхскомиссар Украины Эрих Кох». В этой скупой информации содержится намек на особые условия его жизни: почему-то вместо тюрьмы указан дачный поселок. В других публикациях говорится, что в его камере имелся цветной телевизор, он регулярно получал газеты и журналы, в том числе иностранные.

Кох в годы Великой Отечественной войны управлял огромной территорией Третьего рейха – Восточной Пруссией, Цеханувским и Белостокским округами Польши, а также Украиной, граничащими между собой (в рейхе его называли за это герцогом Эрихом). На этой территории находились обе восточные Ставки фюрера – «Вольфшанце» («Волчье Логово») под Растенбургом в Восточной Пруссии и «Вервольф» («Волк-оборотень») под Винницей, что давало Коху в тот период особые права и возможности (в сравнении с другими партийными бонзами Третьего рейха) для личных контактов с фюрером, хотя он пользовался его особым доверием и благосклонностью всегда.

Следует отметить, что при всем этом Э. Кох считался сторонником восточной (то есть прорусской) ориентации. Сам он в мемуарах, написанных в польской тюрьме, утверждает, что именно этого ему не простили англичане, выдав его для суда в отличие от многих других оказавшихся в их зоне фашистских военных преступников.

Есть сведения, что еще во времена Веймарской республики Э. Кох вел тайные переговоры от имени НСДАП с представителями ВКП(б), в частности с К. Радеком. В 1938–1939 гг. через резидента советской разведки в Литве С. А. Родителева («Глебова») находящийся в ближайшем окружении гауляйтера Восточной Пруссии Э. Коха информатор советской разведки «Люкс» (работавший консультантом Коха по коммерческим вопросам) сообщал: «Здесь, в Кёнигсберге, налицо сильные просоветские настроения. В руководящих кругах Германии существует три подхода к военно-политическому партнерству на ближайшее будущее: союз с Францией, союз с Англией – за счет Франции, союз с Россией против всего Запада. Кох – один из ведущих сторонников этой линии» [94, c. 278]. «В Германии за мирное урегулирование отношений с Советским Союзом выступали в среде влиятельных военных “лишь выходцы из Восточной Пруссии”» [118, с. 145].

«О просоветских настроениях Коха и Оберлендера (профессора Кёнигсбергского университета, друга Эриха Коха, который непродолжительное время даже работал под началом Коха на Украине, человека русофильских убеждений. – А. О.) пишут немецкие авторы Густав Хильгер и Альфред Мейер в книге “Несовместимые союзники”… Соседство Кёнигсберга с Советским Союзом развило в Кохе скорее радикализм, чем германский национализм. В 1934 году он опубликовал книжицу под названием Aufbau nach Osten – “Прорубая окно на Восток”.[134] Какова бы ни была ней доля участия самого Коха, во всяком случае, книга обнаруживает то, чему Кох дал свое имя, а именно – теорию о том, что немецкая молодежь должна связать свою судьбу скорее с ожесточенной внеклассовой молодежью Советского Союза, нежели с декадентствующей молодежью капиталистического Запада…[135] В год публикации своей книги Кох присутствовал при тайном разговоре Оберлендера с человеком из старой большевистской гвардии, Карлом Радеком… (В 70-х годах я читал киносценарий Федора Шахмагонова, в котором описывались первые тайные переговоры НСДАП и ВКП(б), причем вели их Карл Радек и Эрих Кох. Эпизод их встречи начинался с того, что один стоял на берегу моря, а другой подплыл к нему на лодке. – А. О.). И Оберлендер, и Радек были против враждебного бездействия своих правительств… У советского режима были какие-то свои, глубоко затаенные причины нежелания разбираться (в причинах и целях, формах и способах, а также истории взаимоотношений высшего руководства Третьего рейха и СССР. – А. О.)… Большое неудобство для историка представляли протоколы Молотова – Риббентропа и весь начальный период Второй мировой войны, когда Берлин и Москва были союзниками» [2, с. 10–11].

Не исключено, что именно Кох был тем не названным до сего дня единственным гауляйтером,[136] который входил в состав немецкой правительственной делегации, прилетевшей 23 августа 1939 г. во главе с Риббентропом в Москву для заключения пакта о ненападении между Германией и СССР. О высокой степени вероятности участия Коха говорит и тот факт, что делегация вылетела в Москву именно из Кёнигсберга. Внимательно рассматривая опубликованные в последние годы фотографии церемонии подписания, я обнаружил на одном из снимков человека, весьма похожего на Э. Коха (хотя справедливости ради следует отметить, что писатель Теодор Гладков считает, что это Г. Гоффман – личный фотограф Гитлера, который также был в составе немецкой делегации и, кстати, сделал все эти снимки). Интересно, что на снимке именно с ним чокается хрустальными бокалами с шампанским И. В. Сталин.[137]

Интересен и тот факт, что у Коха были особые отношения с М. Борманом, который тоже воевал в Первую мировую войну на Восточном фронте, попал в плен к русским и вернулся в Германию после революции.[138] Во время расследования в ноябре 1935 г. верховным судьей нацистской партии Бухом фактов коррупции и деспотизма Э. Коха как гауляйтера Восточной Пруссии Борман по поручению фюрера прилетал в Кёнигсберг вместе с Бухом,[139] своим тестем, и сделал все, что мог, для смягчения ситуации. С тех пор они стали с Кохом друзьями.

Известно, что 22 июля 1942 г., находясь в ставке Гитлера «Вервольф», Борман предпринял 12-часовую поездку по селам оккупированной Украины в сопровождении Карла Брандта и еще двух человек, одним из которых вполне мог быть Э. Кох (сопровождал же он во время поездки по Украине другого фашистского лидера – А. Розенберга, что подтверждается множеством фото). Руководитель западногерманской разведки Р. Гелен (в годы войны начальник армейской разведки германского генштаба «Иностранные армии Востока») в своей книге «Служба» написал, что «Борман в тот раз ездил на встречу с курьером из Москвы». Он же утверждает, что «Борман был важнейшим источником информации и консультантом Советов, начав работать на Москву еще до русской кампании». Гелен называет это «тщательно скрывавшимся Советами секретом, который может стать ключом к пониманию одной из самых удивительных и загадочных историй нашего века».

Оценивая правдоподобность процитированных слов Гелена, нельзя не отметить такие важные факты биографии Бормана, как его нахождение в русском плену в Первую мировую войну и возвращение в Германию после Октябрьской революции, а также целый ряд других загадочных эпизодов в его жизни: исчезновение из бункера имперской канцелярии после смерти фюрера в начале мае 1945 г.; вынесение ему смертного приговора в Нюрнберге в 1946 г. (Гиммлеру, факт смерти которого был установлен, смертный приговор не выносился) и, наконец, тот факт, что советская массовая пропаганда никогда не упоминала Бормана в числе лидеров фашистской Германии в течение всей войны.

П. Судоплатов пишет: «Дыма без огня, как известно, не бывает, хотя Борман никогда не сотрудничал с нами. Он, так же как и шеф гестапо Мюллер, постоянно находился в сфере нашего внимания. Когда Борман был еще никому не известным рядовым функционером нацистской партии и проживал в 1930 г. в скромном пансионате под Веной, с ним поддерживал “полезное знакомство” крупный нелегал нашей разведки Борис Афанасьев» [118, с. 193–194].

В этой связи нельзя также не отметить, что в книге А. Колпакиди и Д. Прохорова «Внешняя разведка России» [63] в статье о разведчике Б. М. Афанасьеве говорится: «В июне 1941 г. Б. М. Афанасьев прибыл в Берлин для восстановления полезных для разведки связей и, в том числе, для попытки выхода на рейхсляйтера НСДАП Мартина Бормана». Для того чтобы такую попытку предпринимать, надо было иметь веские причины, значит, они имелись. Небезынтересна тема контакта героя художественного фильма «Семнадцать мгновений весны» советского разведчика Штирлица с Борманом – именно его Штирлиц привлекает к операции по срыву заключения сепаратного мира между Германией и США.

Однако вернемся к фактам широко известным. Именно за рейхскомиссаром Украины Э. Кохом полтора года с поддержкой целого спецотряда НКВД охотился выдающийся советский разведчик Николай Кузнецов (и даже был у него на приеме), однако почему-то Кох остался жив, а Н. Кузнецов погиб. Тем не менее, звание Героя Советского Союза ему присвоили, значит, свое главное задание он выполнил (и оно состояло не в убийстве Эриха Коха, а в чем-то другом).

Почему-то именно в Кёнигсберге у Коха оказалась вывезенная в 1941 г. из Петергофа Янтарная комната, по его указаниям ее там демонстрировали,[140] а в конце войны упаковали в ящики, вывезли и спрятали так, что не могут найти по сей день.

Непонятно также, каким образом ему, пожалуй единственному из нацистской верхушки, удалось бежать из Германии в Данию, по крайней мере так объясняла его исчезновение в конце войны мировая пресса. (Хотя есть сообщения и о том, что Кох сумел выехать в апреле 1945 г. в Швецию.[141] Во всяком случае, на интернетовском сайте «Военная литература: Вторая мировая война: Битва за Берлин, Красная Армия» опубликован документ № 205 «Из протокола допроса личного референта Геббельса по вопросам науки и культуры В. Хейрихсдорфа» от 4 мая 1945 г. Отвечая на вопрос о местонахождении видных нацистов, Хейрихсдорф упомянул высших руководителей Третьего рейха – Геринга, Гиммлера, Геббельса, Бормана, Риббентропа, Лея, Розенберга и почему-то лишь одного единственного гауляйтера – Коха. Принимая во внимание отсутствие в этом перечне имени Кейтеля, можно предположить, что о нем допрашивающий просто не задавал вопросов, потому что он уже был задержан. А вот о Кохе, нацистском лидере гораздо меньшего ранга, он почему-то спросил. Из этого следует, что либо Коха усиленно искали, либо проверяли, что известно в Германии о его исчезновении.

Непонятно также, зачем Кох вернулся в оккупированную Германию, почему после опознания и ареста в 1949 г. в Гамбурге (английская зона оккупации) англичане через год передали его не СССР, а Польше, почему суд над ним начался лишь через 8 (!!!) лет после этого, почему, после того как его приговорили к смертной казни, он прожил еще 27 (!) лет и умер от старости.

Это может означать лишь одно: по каким-то причинам его тронуть не могли! Даже после смерти Сталина и ликвидации Берии! Столь велика была тайна, которой он владел. Вполне возможно, что это и была тайна контактов высшего руководства СССР и Германии, которые осуществлялись до и во время Великой Отечественной войны. Не исключено, что все составляющие особый секрет этих контактов письма, договоры, протоколы, планы, стенограммы переговоров и телефонных разговоров, а также имеющие к ним отношение фотоснимки хранились именно в Кёнигсберге у Коха, который сам начинал эти контакты и был активным участником многих из них (возможно, даже вместе с полным комплектом документов по послерапалльскому советско-германскому военному и военно-техническому сотрудничеству). Эти документы, назовем их условно «Восточный архив Э. Коха», во время стремительно развивающейся Восточнопрусской операции в январе 1945 г., скорее всего, были вывезены из Восточной Пруссии морем (для самолета их объем был слишком велик) и до сих пор хранятся где-то, возможно, вместе с Янтарной комнатой, отчего ее никак и не могут найти уже столько лет.

Дело в том, что вывезенная в октябре 1941 г. немцами из захваченного ими Петергофа, якобы для личного музея фюрера в Линце (Австрия), Янтарная комната до указанного места назначения почему-то так и не дошла, а обосновалась в Кёнигсберге. Уже 14 ноября того же года она была показана высшим чинам рейха в одном из помещений кёнигсбергского Королевского замка, из чего следует, что Э. Кох не умыкнул это сокровище, а имел на это согласие фюрера. Возможно, что вначале Янтарная комната задержалась в Кёнигсберге для реставрации – восстановления панелей и элементов, поврежденных или утраченных при демонтаже и транспортировке, а может, для приведения ее в первозданный вид, в котором она была подарена в 1716 г. прусским королем Фридрихом-Вильгельмом I русскому царю Петру I (известно, что она была существенно доработана при Елизавете I). Это тем более вероятно, что именно вблизи Кёнигсберга, в Пальмникене (ныне пос. Янтарное), находится самое крупное в мире месторождение янтаря.

Однако по неизвестной причине Янтарная комната задержалась в Кёнигсберге до приближения советских войск, хотя с февраля 1944 г. (якобы из-за того, что в замке произошел пожар, слегка повредивший ее панели) считалось, что она демонтирована, упакована в ящики и спрятана в одном из самых потайных подвалов замка. По имеющимся сведениям, последним эти 80 ящиков видел офицер вермахта Георг Штайн 28 января 1945 г. Значит, в этот день их в очередной раз грузили либо, чтобы отправить в другой подвал-хранилище, либо для транспортировки. Затем следы Янтарной комнаты теряются. Правда, в показаниях директора кёнигсбергского музея, в котором она хранилась, доктора Альфреда Роде советскому коменданту города говорилось, что до 5 апреля 1945 г. ящики с имуществом Янтарной комнаты все еще находились в Королевском замке, но вполне возможно, что это была попытка пустить ее поиски по ложному следу.

Упоминал о Янтарной комнате во время допросов после задержания и бывший гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Он заявил, что знает место ее нахождения и готов рассказать о нем в обмен на свободу (это предложение он неоднократно повторял во время своего в общей сложности 36-летнего заключения). В своих показаниях он упомянул название судна «Вильгельм Густлофф». Исходя из этого, некоторые считают, что ящики с панелями Янтарной комнаты были погружены именно на этот корабль в числе других вывозимых на нем ящиков с ценностями и важными документами и погибли с ним в водах Балтийского моря 30 января 1945 г.

Однако возможен и другой вариант ее отправки, описанный в статье М. Ершова «Сто жизней Янтарной комнаты»:

30 января 1945 года у одного из пирсов кёнигсбергского порта стояло еще одно судно под названием «Вильгельм Густлофф». Ледокол отбуксировал этот пароход в Пиллау (нынешний Балтийск. – А. О.), откуда он ушел на запад, и затем след его затерялся. Может быть, именно этот «Густлофф» имел в виду хитрый Эрих Кох? (упоминая его в своих показаниях. Может, это и был тот ранее упомянутый буксир, на котором Э. Кох пересек Балтийское море и оказался в оккупированной немцами Дании? – А. О.). Может быть, именно это судно приняло на борт драгоценный груз, который в гитлеровской Германии оценивали в миллион марок (а сегодня в некоторых публикациях сообщается, что уже в четверть миллиарда долларов. – А. О.)? Увы, ни положительного, ни отрицательного ответа на поставленные вопросы нет. Еще были предположения, что Янтарную комнату отправили за океан или в укромный уголок Европы на подводной лодке. Однако погрузить и разместить восемнадцать (почему-то лишь 18, а не 80, как указывал П. Штайн. – А. О.) крупных ящиков в столь ограниченном пространстве практически невозможно!

[42, с. 5]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.