Бригада Геббельса в 1943 г.
Бригада Геббельса в 1943 г.
Напомню, что для немцев Катынское дело было решающим пропагандистским сражением войны, благодаря которому немцы объединяли вокруг себя Европу под знаменами борьбы с жидоболыиевизмом. Показывая тогдашним европейцам трупы других европейцев – польских офицеров, немцы вкладывали в сознание жителей Европы страх того, что с ними будет, когда вслед за русскими казаками, английскими сипаями и американскими неграми в Европу ворвутся и русские, английские и американские евреи с местью за предвоенный европейский антисемитизм.
Поэтому немцы к этому делу подходили ответственно: им лично руководил Гитлер, Геббельс сам руководил кампанией прессы в освещении Катынского дела, Риббентроп руководил внешнеполитической стороной этого вопроса и, в частности, подбором за рубежом тех лиц, которых можно было пригласить оттуда на осмотр трупов. В их числе были и писатели, и журналисты, и судмедэксперты, и прочие, кто за деньги способен был написать для немцев в прессе нужный пропагандистский материал. Однако это были не просто желающие – специально оговаривалось, что это должны быть люди антибольшевистских или антисемитских убеждений.[109]
Но это одна сторона вопроса. Ненавистью к евреям подбор кадров не ограничивался – в Смоленске тщательно готовились и те, кому полагалось встречать делегации. Место, которое до прихода немцев в Смоленск было излюбленным местом гуляний смолян, было обнесено колючей проволокой, сделаны ворота. Помимо того, что его охраняла жандармская часть, укомплектованная поляками в немецкой форме, дополнительно были присланы и чисто немецкие жандармы.[110] В Катыни действовали немецкая рота пропаганды и специальные офицеры, к которым Геббельс предъявлял высокие требования. На уже упомянутых инструктажах он приказывал: «Международный Красный Крест, приглашенный не только нами, но и поляками, не может более уклоняться от этого приглашения, иначе мы обрушимся на Красный Крест. Мы должны принять его очень вежливо, безо всякой пропагандистской тенденции. Мы скажем: «Нам нужна правда!» Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство, должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, которые могут действовать ловко и уверенно. Такими же должны быть и журналисты, которые будут при этом присутствовать. Министр, между прочим, считает целесообразным, чтобы присутствовал кто?то из круга министерской конференции, чтобы в случае возможного нежелательного для нас оборота дела можно было соответствующим образом вмешаться. Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии. Целесообразно было бы избрать одного человека от нас и одного от ОВК, которые уже теперь подготовили бы в Катыни своего рода поминутную программу».[111]
Вы видите, что, будучи умным человеком, Геббельс не скрывал от подчиненных, что Катынское дело – это фальшивка. Не скрывал, чтобы позволить подчиненным действовать осмысленно, не заблуждаться и тем самым не допустить ошибки. Он прекрасно понимал, что «кадры решают все» (ему, кстати, принадлежат и слова: «Я не Сталин, но я им стану»), и требовал отобрать для Катыни самых умных офицеров и журналистов, дать им время на осмысление ситуации и на подготовку к тому, что нужно делать, если при раскопках все эти комиссии наткнутся «на вещи, которые не соответствуют нашей линии». А то, что там такие вещи есть, Геббельс, как видите, не сомневался. Главное было, чтобы на них не наткнулись. И заметьте, никакой самостоятельности для приезжающих комиссий не допускалось: программа их пребывания должна была быть расписана даже не по часам, а по минутам – посмотри на то, что тебе показывают «ловкие офицеры», и будь здоров!
Как вы помните из первой части этой книги, гестапо послало гонцов сообщить полякам армии Андерса о том, что польские офицеры расстреляны русскими, еще в декабре 1941 года. У нас обязан возникнуть вопрос: а почему немцы не раструбили об этом на весь мир уже тогда, в конце 1941?го? Причем если бригада Геббельса об этом факте молчит, то уж о следующем молчать не может.
Отступление немцев от Москвы, зима 1941–1942 гг.
Могилы с польскими офицерами немцы закопали так небрежно, что их даже зимой, в январе 1942 г., нашли поляки, служившие в немецкой армии.[112] Убедившись, что это могилы польских офицеров, поляки поставили на них кресты. Надо представить и обстановку в Катыни. Здесь дислоцировался штаб немецкой группы армий «Центр» и был построен командный пункт Гитлера на Восточном фронте. То есть район Катыни был перенасыщен немецкими войсками и штабными частями. И вот польские солдаты вермахта в начале 1942 г. сообщили о находке немецкому командованию. И что? Ничего! Польский геббельсовец Ч. Мадайчик пишет о немцах, что «они не проявили к этому особого интереса» [113]. А почему? У них что, все Министерство пропаганды в декретный отпуск ушло во главе с Геббельсом? С 5 декабря 1941 г. по 20 августа 1942 г. как раз на группу армий «Центр» шли непрерывные атаки советских войск. Гитлер дал войскам группы «Центр» приказ «Ни шагу назад!», названный самими немцами «Стоп?приказом». 15 января 1942 г. Гитлер снял за отступление командующего 9?й армией генерал?полковника Штрауса. Кейтель об этой страшной зиме пишет: «…Катастрофы удалось избежать только благодаря силе воли, настойчивости и беспощадной твердости Гитлера. Если бы продуманный план поэтапного отступления в том виде, в каком его желала осуществить в своем узколобом, эгоистическом и диктуемом бедственной ситуацией ослеплении тяжко теснимая и страдающая от жутких холодов (этой причины апатии) группа армий «Центр», не был перечеркнут неумолимым, бескомпромиссным противодействием и железной энергией фюрера, германскую армию в 1941 г. неизбежно постигла бы судьба наполеоновской армии 1812 г. Это я как свидетель и участник событий тех страшных недель должен сказать совершенно определенно! Все тяжелое оружие, все танки и все моторизованные средства остались бы на поле боя. Сознавая возникшую таким образом собственную беззащитность, войска лишились бы также ручного оружия и, имея за своей спиной безжалостного преследователя, побежали бы.
…К началу января 1942 г. на всем Восточном фронте удалось изменить существовавшую до начала декабря группировку войск и создать более или менее упорядоченный фронт обороны. Ни о каком зимнем покое не могло быть и речи. Русские проявляли себя крайне активно и переходили в наступление во многих местах чрезвычайно ослабленного потерями и удерживаемого чуть ли не одними боевыми охранениями, растянувшегося тонкой линией фронта. Инициатива находилась в руках врага – мы были вынуждены перейти к обороне и расплачивались за это ощутимыми потерями.
…Сухопутные войска потеряли за первые месяцы зимы более 100 тыс. человек, в декабре 1941 г. и начале 1942 г. – вдвое больше. Армия резерва отдала всех новобранцев, включая контингент 1922 г. рождения».[114]
И немцам, чтобы усилить стойкость своих солдат в этой ужасной для них обстановке, не потребовался устрашающий пример того, что русские делают со взятыми в плен?!
Причина молчания немцев единственна, и она, разумеется, в другом. Если немцам в январе 1942 г. закричать, что русские расстреляли поляков, то придется тут же раскрыть могилы. А польских офицеров немцы расстреляли осенью 41?го, тела лежали в могилах только 3–4 зимних месяца, они сохранились как в морге. Они никак не были похожи на тела, которые лежали в могиле с мая 1940 г., т. е. два лета. Никто бы не поверил, что они лежат так долго. Вот это единственная причина, почему немцы в Катыни спотыкались о кресты, поставленные на могилах польских офицеров, но до весны 1943 г. ни звука не испустили по этому поводу. Но это, разумеется, и неопровержимое доказательство того, что поляков в Катыни расстреляли немцы, настолько неопровержимое, что нынешние геббельсовцы предпочитают о нем молчать либо лепетать нечто идиотское, типа лепета Ч. Мадайчика про отсутствие у немцев «интереса».
Но вот с начала весны 1943 г. в Катыни начинается работа комиссии под председательством немецкого профессора Г. Бутца. Специалист он замечательный: его не только ценил доктор Геббельс и гестапо, о нем высоко отзывается и весь нынешний состав бригады Геббельса. Вместе с ним работали столь же высокопрофессиональные специалисты судебной медицины из всех вассальных Германии стран, а также из Испании и Швейцарии, тщательно отобранные Риббентропом по принципу наличия антисемитских взглядов.
Правда, немцы не всегда церемонились. Среди членов геббельсовской комиссии был чехословацкий профессор судебной медицины Ф. Гаек, и он так описывал в 1952 году принцип формирования комиссии: «Тогдашнее Министерство внутренних дел протектората передало мне приказ гитлеровских оккупантов направиться в Катынский лес, указывая при этом, что если я не поеду и сошлюсь на болезнь (что я и делал), то мой поступок будет рассматриваться как саботаж и в лучшем случае я буду арестован и отправлен в концентрационный лагерь». Строга была бригада Геббельса. И вот эта «международная комиссия» с угрозой концентрационного лагеря «в лучшем случае» приступила к написанию отчета со «своими» выводами по Катынскому делу. «Небезынтересно, – пишет Гаек, – происходило также составление тогдашнего отчета с подписями судебно?медицинских экспертов из оккупированных европейских стран. Некоторые не владели в такой степени немецким языком, чтобы суметь написать научный отчет. Написал его и стилизировал немецкий врач из Бреславля Бутц…».[115]
Не менее интересно происходило и подписание отчета, о чем свидетельствует уже другой член международной комиссии, болгарский судмедэксперт Марко Марков. Утром 1 мая 1943 года международная комиссия, побыв в Катыни 2 дня и вскрыв 9 трупов, вылетела обратно, но вместо Берлина самолет неожиданно приземлился на глухом уединенном аэродроме. «Аэродром был явно военным, – рассказал доктор Марков. – Там мы обедали, и сразу после обеда нам предложили подписать экземпляры протокола. Нам предложили их подписать именно здесь, на этом изолированном аэродроме!».[116]
Правда, нынешняя бригада Геббельса этим членам международной комиссии уже категорически не верит. Вот, к примеру, Мадайчик пишет: «…правдоподобность изменения мнения М. Маркова умаляет тот факт, что в 1944 году он вошел в конфликт с болгарской народной властью, был арестован и должен был идти под суд «за участие в провокационном катынском деле». Но после того как он поставил под сомнение свою подпись под протоколом международной медицинской комиссии, его освободили».[117]
Правдоподобность повествования самого Мадайчика сильно умаляют следующие факты.
Во?первых. Помимо общего протокола каждый член комиссии писал свое собственное заключение на родном языке. Марков в этом заключении не сделал выводов о том, что поляки убиты в 1940 году, и, несмотря на то, что впоследствии немцы сильно на них настаивали, он не сделал их и впоследствии.
Во?вторых. По этой причине «народная власть» не могла иметь претензий к Маркову, и он сам явился в софийский суд с заявлением о Катынском деле в январе 1945 года, когда в Болгарии была власть многопартийного Отечественного фронта. Коммунисты пришли к власти в Болгарии только в 1946 году.
А профессор Гаек выпустил в Праге брошюру «Катынские доказательства» в 1945 году, в правление чешского аналога польского Сикорского, но только более умного – Бенеша. В Чехословакии, кстати, в это время находились не только советские войска, но и американские, причем наши покинули Чехословакию раньше американцев.
Итак, эта комиссия подготовила рукой Бутца акт и подписала его на неизвестном аэродроме. На основании этого акта немцы опубликовали в 1943 г. в своей прессе «Официальный материал…», от которого нынешняя бригада Геббельса в восторге. «Проводимые с немецкой дотошностью эксгумационные работы…» [118] – хвалят геббельсовцы профессора Г. Бутца, нимало не смущаясь, что медицинские выводы Бутца были сделаны на основе околонаучного бреда, о чем геббельсовцы нам через 200 страниц тоже сообщают: «Предложенный венгерским профессором Ф. Оршосом метод псевдокаллуса (датировка по солевым отложениям на внутренней поверхности черепа) не нашел достаточного последующего подтверждения медицинской практикой».[119]
Противопоставляя эту замечательную по своей научной бредовости работу тому, что впоследствии расследовала в Катыни советская комиссия под руководством академика Бурденко, «эксперты» прокурорской части геббельсовцев так оценивают изделие Г. Бутца: «1. «Официальный материал…» имеет вполне ясную структуру изложения и фактически приводит относительно полные данные о характере тех действий, которые были осуществлены в ходе эксгумации в апреле?июне 1943 г., дает протокол исследования массовых могил и выводы экспертизы, которые подписали участники международной комиссии врачей».[120]
А польские профессора различных наук, которые провели «экспертизу» заключения комиссии Бурденко и нашли его фальшивым,[121] даже и в мыслях не держали проанализировать на этот счет и «Официальный материал…» немцев – как можно! Жена Цезаря – вне подозрений!
Все «расследование» немцев, помимо бредовых медицинских выводов, было построено на сборе у трупов документов и утверждении, что среди этих документов нет бумаг с датами позже мая 1940 г. Эти бумаги то ли в 9, то ли в 14 ящиках числом 3184 единицы перевозились на двух грузовиках.[122] Поскольку исполнены катынские документы были на польском и русском языках, то наверняка немцы где?нибудь какую?нибудь дату упустили и мы можем немцев уличить, если посмотрим эти документы заново. Черта с два!
При наступлении советских войск немцы эти документы перевезли из Кракова под Дрезден, а когда стало ясно, что поражение Германии неминуемо, как пишет известный геббельсовец Ч. Мадайчик, «здесь начальник железнодорожной станции при приближении советских войск сжег в соответствии с распоряжением документы».[123] Как вам это нравится? Бригада Геббельса пытается сделать вид, что ничего особого не произошло – дескать, это обычное дело, когда подсудимый уничтожает оправдывающие его документы. И те читатели, кто с этим согласен, может идти в посольство Польши и требовать себе польский паспорт – он поляк! Я же до такого состояния еще не дошел и утверждаю, что немцы сожгли эти документы именно потому, что в них содержалось доказательство их вины. И этих доказательств было много.
К примеру. Фотокопии части найденных в могилах документов немцы опубликовали в 1943 г. в книге «Официальные материалы о массовом убийстве в Катыни». До захвата советских архивов геббельсовцами в 1991 г. директором Центрального государственного особого архива СССР, в котором хранились документы на польских военнопленных, был В. Н. Прибытков. И он пишет об этих «Официальных материалах…» немцев:
«…Решающий документ, приведенный в книге, представляет собой свидетельство о гражданстве, выданное капитану Стефану Альфреду Козлинскому в Варшаве 20 октября 1941 г. (с. 330). То есть этот документ, содержащийся в официальном немецком издании и извлеченный из катынской могилы, полностью перечеркивает версию гитлеровцев о том, что расстрелы были произведены весной 1940 г., и показывает, что расстрелы производились после 20 октября 1941 г., то есть немцами».[124]
Немцы имеют репутацию людей, которые все делают очень тщательно, и если уж у них подобные документы попали даже в итоговые «Официальные материалы…», то сколько же их было в этих 14 сожженных ящиках?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.