Глава 10 Соединенные Штаты и немецкая военно-морская политика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Соединенные Штаты и немецкая военно-морская политика

Сухопутные предрассудки Гитлера, сыгравшие свою роль в неготовности флота к войне, сохранились и после ее начала – он уделял почти все свое внимание операциям на континенте и нуждам армии и авиации, с помощью которых надеялся добиться победы. В своем стремлении уступить Британии господство на море в качестве желаемого дополнения к немецкой мощи на суше Гитлер не мог понять, как указывал Хинсли, одной простой вещи – именно сильный морской флот помог бы ему установить господство в Европе, о котором он так мечтал. Тем не менее устойчивые предрассудки Гитлера в отношении флота усиливались теперь еще одним фактором, из-за которого он вынужден был сдерживать пыл своих адмиралов. Этим новым фактором стали Соединенные Штаты.

Обычное представление об осторожном Генеральном штабе, прилагающем все усилия, чтобы сдерживать импульсивные порывы фюрера, совершенно не подходит для характеристики его отношений с адмиралами, как во всей военно-морской политике в целом, так и в политике в отношении США. В этом случае наблюдалась совершенно противоположная картина: умеренный, колеблющийся фюрер был так не похож на вояку, рвущегося в бой, каким его знали в Германии, особенно в свете его хорошо известного пренебрежения к американской мощи. Однако мы вернемся к этой проблеме в конце нашего описания битвы за Атлантику.

Несмотря на все послевоенные заявления немецких адмиралов о том, что у них не было никакого намерения втягивать США в конфликт, стенограммы совещаний фюрера по делам флота, меморандумы самих адмиралов и дневники военных моряков свидетельствуют об обратном – ОКМ всячески стремилось устранить все ограничения, наложенные на военно-морские операции, и добиться разрешения освободить моря от коммерческого судоходства союзников. Защищая этот курс, военно-морские советники Гитлера демонстрировали законную обеспокоенность действиями Америки и настаивали на проведении политики, которая на самом деле привела бы к немедленному вступлению в бой ВМС США.

Реакция Гитлера на эти просьбы (и здесь его полностью поддерживало министерство иностранных дел) заключалась в том, что он либо сразу же отвергал то или иное предложение, либо откладывал свое решение, либо шел на незначительные уступки. Он оправдывал свою осторожность общими соображениями о том, что в первую очередь надо обеспечить безопасность на континенте, а также постоянными ссылками на угрозу со стороны Америки. Яростнее всего Гитлер отвергал именно те предложения ОКМ, которые в чем-то могли ущемить интересы США. Однако из этого вовсе не следует, что осторожность фюрера вытекала из реалистичной оценки фактов, которую он противопоставлял безрассудности своих адмиралов. Решения Гитлера могли основываться на его безразличии или неуверенности в том, как лучше поступить. Вполне возможно, что неограниченная, полномасштабная война против британского торгового флота, начатая с самого начала, как и предлагали немецкие адмиралы, привела бы к быстрой капитуляции Британии и тем самым устранила бы единственную реальную причину для вторжения Америки на континент. Все дело заключалось в том, что в военно-морской политике не было единодушия – между ОКМ, с одной стороны, и Гитлером и министерством иностранных дел, с другой, существовали разногласия, главной причиной которых как раз и были Соединенные Штаты.

Эти разногласия в военно-морской политике, а также превращение Соединенных Штатов в важный фактор этой политики стали особенно заметны в последние месяцы 1939 года. Менее чем через неделю после начала войны Гитлер и его советники пришли к соглашению, что, поскольку Америка является нейтральной («по крайней мере, внешне»), следует проводить политику ограничений до тех пор, пока ситуация не прояснится. Эти ограничения включали в себя отзыв ряда субмарин, запрещение атаковать пассажирские корабли Франции. Однако к 23 сентября Редер потерял всякое терпение. Он заявил, что необходимо постепенно отказываться от ограничений, делая это незаметно. Он особенно настаивал на отмене приказов, запрещавших атаковать британские и французские суда, а также требовал увеличить производство подводных лодок. Гитлер согласился с рядом высказанных им предложений, и в конце сентября появились директивы, дававшие кораблям немецкого флота больше свободы в нападении на корабли союзников, хотя по-прежнему запрещалось атаковать пассажирские суда и суда нейтральных стран[76].

Министерство иностранных дел было недовольно перспективой усиления войны на море, и причиной этого беспокойства были Соединенные Штаты. В меморандуме ОКМ от 7 сентября Верман из политического отдела писал, что суда нейтральных стран должны предупреждаться о переговорах по радио, тактике отступления и о кораблях, идущих без огней, и что операции в море должны быть ограничены, чтобы «американцы не могли заявить, что мы воюем с ними». Верман предлагал избегать «грубых» маневров подводных лодок до тех пор, пока не прояснится американское законодательство о нейтралитете и не будет определено, имеют ли американские пассажиры право находиться на борту тех судов, которые могут подвергнуться нападению.

Однако предупреждения, поступившие с Вильгельм-штрассе, совсем не отвечали намерениям ОКМ. К октябрю Редер был готов устранить все ограничения в отношении английских судов. Он настаивал, чтобы Гитлер разрешил флоту приступить к боевым действиям максимальной интенсивности. Даже угроза вступления в войну Америки, в чем Редер не сомневался, если война затянется, не должна была ограничивать действия военного флота Германии, поскольку они только затянут конфликт. В стенограмме было отмечено, что Гитлер «полностью согласился с этим». Однако, когда дело дошло до конкретных решений, таких как объявление первоочередной задачей строительство подводных лодок, Гитлер тут же пошел на попятную, пообещав рассмотреть этот вопрос позже.

Министерство иностранных дел снова встревожилось. Вайцзеккер напомнил Риббентропу, что решение о начале неограниченной подводной войны было не только военным, но и политическим. Государственный секретарь спрашивал, стоит ли обзаводиться новыми противниками в войне, не имея еще достаточного числа подводных лодок, чтобы поставить Англию на колени. Он хотел, чтобы министр иностранных дел был лучше информирован в военно-морских делах. Риббентроп сам 27 декабря поднял вопрос о нейтралах и войне на море. Он считал, что потопление американских судов и судов других нейтральных стран будет иметь такие политические последствия, что он решил сам сообщить об этом Гитлеру, а также «об общих проблемах усиления войны на море».

Поняв, что в несговорчивости Гитлера по этому вопросу виноваты США, Редер 10 ноября передал ему меморандум, в котором объяснил, какой точки зрения придерживается ОКМ в отношении Америки. Назвав законы о нейтралитете «ловким прикрытием самого воинственного из американских президентов», Редер соглашался с тем, что действия флота не должны дать Рузвельту повода для нарушения этих законов. Однако командование флота было уверено, что война с Британией в Атлантике может быть усилена и без провоцирования Соединенных Штатов, хотя конечную стадию этого усиления можно отложить до того момента, когда немецкий флот станет достаточно сильным, чтобы не бояться вмешательства США. На Гитлера этот меморандум не произвел особого впечатления, ибо, хотя ноябрьские директивы и предоставили флоту больше свободы, в них подчеркивалось, что права нейтралов (и среди них особенно подчеркивались США) должны строго соблюдаться. Последнее совещание 1939 года оставило вопрос нерешенным. Попытки Редера заставить Гитлера выступить с заявлением о том, что если Британия будет нарушать международное право, то Германия ответит на это потоплением всех судов, которые окажутся в районе боевых действий, были безоговорочно отвергнуты. Как записал Йодль в своем дневнике 30 декабря 1939 года, «суда нейтральных стран, которые будут вести себя корректно и идти без конвоя, трогать запрещалось».

На немецкую военно-морскую политику большое влияние оказывало беспокойство Гитлера по поводу Великобритании, что неизбежно привело его к проблеме Соединенных Штатов, которые, как он теперь считал, виноваты в отказе англичан подчиниться его воле. Гитлер никак не мог понять, почему британцы продолжают воевать, хотя надежды на победу у них нет, но при этом он не хотел использовать свой флот на полную мощность, чтобы заставить их это понять. Отсюда и смятение фюрера по поводу битвы в Атлантике и вторжения в Англию (операция «Морской лев»), и утерянные возможности в Дюнкерке, и постоянный поиск более подходящих континентальных альтернатив (захват Норвегии и Франции, планы нападения на Гибралтар и СССР). Желая добиться быстрого решения всех своих проблем, но не желая спустить с поводка флот, который помог бы ему достичь этого решения, Гитлер в 1940 году внес пораженческие настроения в немецкую военно-морскую политику.

Эта политика развивалась в условиях постоянного давления со стороны ОКМ, стремившегося освободиться от пут континентальных устремлений, и все более увеличивающегося беспокойства по поводу американской политики. Интерес США к Средиземноморью и Африке, неудобства, вызванные созданием панамериканской зоны безопасности, а также помощь Англии (особенно сделка с эсминцами и провозглашение ленд-лиза), которые, по мнению руководства флота, могли стать решающими факторами в длительной войне, – все эти проблемы были порождены Америкой. Они постоянно упоминались в меморандумах ОКМ, о них постоянно говорилось Гитлеру в надежде, что он разрешит начать неограниченную морскую войну. Но Гитлер и слышать об этом не хотел.

В январе Редер написал Гитлеру об этих проблемах. Он критиковал высшее командование вооруженных сил (ОКВ) за то, что оно придает слишком большое значение «континентальной идее», и требовал, чтобы люфтваффе оказывало военно-морским операциям более мощную поддержку. Редер настаивал, что главным врагом Германии является Британия, и жаловался, что руки флота связаны недостатком техники и личного состава, поскольку главной целью немецкой промышленности было производство вооружения для других родов войск, а пополнение тоже шло в первую очередь туда. Отмечалось, что Гитлера все это «нисколько не тронуло». Он просто еще раз повторил, что намерен сначала обеспечить завоевание континента, и выдвинул аргументы в пользу того, чтобы все ресурсы направлялись на достижение этой цели. Редеру пришлось уступить, но через месяц он обратился с просьбой, чтобы флоту разрешили хотя бы открывать огонь по судам, идущим в американских водах без огней, и проводить операции в территориальных водах Галифакса. Но фюрер отверг и эти просьбы, объяснив это тем, что они произведут неблагоприятный «психологический эффект на США». Когда же Гитлер отверг предложения послать подводные лодки в Средиземное море, Редер в огорчении назвал результаты совещания как «самое настоящее отступление» и сообщил американскому военному атташе в Берлине, что немецкий флот получил приказ избегать любых контактов с американскими судами.

То, что Редер не преуспел в своих попытках заставить Гитлера обратить более пристальное внимание на флот, подтверждают планы операций на Западе («Желтое дело»), которые разрабатывались весной 1940 года. Из них хорошо видно, что в сухопутных и воздушных операциях флоту отводилась второстепенная роль. В связи с этим снова возникли разногласия между военно-морским флотом и авиацией по поводу того, какие страны следует оккупировать (руководство ВМС возражало против вторжения в Центральную Европу и предлагало создать базы для подводных лодок на западном побережье Франции и Норвегии) и какую тактику использовать[77].

Фактор Соединенных Штатов присутствовал даже в этих тактических спорах. На совещании 7 мая Гитлер встал на сторону руководства люфтваффе, которое считало, что линкоры беспомощны против воздушных атак, поскольку чувствовал, что гибель линкоров «может повлиять на планы США». Впрочем, флоту обещали дать большую свободу действий, а в июне Гитлер заверил своих адмиралов, что после падения Франции флоту будет уделяться первостепенное внимание. Но этот счастливый для флота день так и не наступил – сначала надо было подчинить себе Францию, а потом, как мы увидим, всю Европу, включая Россию.

Тем временем в Норвежской кампании Гитлер использовал флот для поддержки вторжения. Однако руководству ВМС пришлось преодолеть нежелание фюрера положиться на флот для достижения своей цели. Как свидетельствовал один из его военно-морских советников, «провести операцию, преодолев такое большое водное пространство, было для него очень странным». Однако после этого Норвегия стала для Гитлера навязчивой идеей – он стал опасаться, что англо-американские войска изберут ее местом своего вторжения. И задачей номер один для флота стала теперь охрана Норвегии, а Северная Африка и Атлантика отодвинулись на второй план.

В июне и июле в штабе ВМФ занимались подготовкой операции вторжения в Англию, которая получила название «Морской лев». Но в этом случае неуверенность Гитлера дополнялась неуверенностью его советников. Гитлеру не нравилась сама идея столь крупной военно-морской операции, а его адмиралы растерялись перед обилием технических деталей, которые надо было предусмотреть. Гитлер согласился на проведение этой операции, только убедившись, что это самый лучший способ достижения победы над Англией, о которой он так мечтал. Но даже в операции «Морской лев» флоту, по-видимому, отводилась роль угрожающей силы или силы, наносящей завершающий удар по стране, уже обескровленной воздушными налетами[78].

При обсуждении деталей операции разногласия между Гитлером и ОКМ и ОКМ и другими родами войск еще больше усилились.

Редер опасался, что вместо вторжения будет осуществлена морская блокада Британии, поскольку задание, которое получил флот, «никоим образом не соответствовало его мощи и никак не было связано с задачами, поставленными перед армией и военно-воздушными силами». Поведение Гитлера тоже не внушало надежд – он постоянно обсуждал с представителями этих родов войск сроки операции, дату ее начала и тип фронта, который надо было создать. К августу стало ясно, что фюрер обдумывает альтернативы для этого сомнительного предприятия, а в сентябре операция вообще была отложена на неопределенный срок. У нас нет прямых доказательств тому, что в расчетах Гитлера, связанных с операцией «Морской лев», фигурировали США, но все понимали, что надо срочно сломить сопротивление Англии до того, как американская помощь достигнет своего полного объема[79].

Впрочем, во время обсуждения альтернатив вторжению в Британию много говорилось о том, какую роль может сыграть Америка.

Когда подготовка операции «Морской лев» была прекращена и осенью 1940 года обсуждались другие варианты удара по Британии, ОКМ сосредоточил свое внимание на четырех географических регионах: Средиземноморье, Африке, испанских и португальских островах, а также Атлантике и Западном полушарии. Во всех этих регионах Америка имела определенное влияние. Гитлер не проявил равнодушия к этим вариантам, но после июля 1940 года у него появилась собственная континентальная альтернатива «Морскому льву» – операция «Барбаросса» (план вторжения в Россию). В связи с этим он планировал опереться на Францию и Испанию в Средиземноморье и ограничить немецкие договорные обязательства. Изменение приоритетов стало ясным во время его разговора с адмиралами. 9 сентября руководство флота в качестве альтернативы «Морскому льву» предлагало нанести удар по Гибралтару и Суэцу, поскольку, по мнению адмиралов, Британию надо было «изгнать из Средиземноморья». Более того, эти операции надо было разработать «до того, как вмешаются Соединенные Штаты». Это были не второстепенные операции, предупреждало ОКМ, а главный удар по Британии. Редер повторил этот аргумент две недели спустя, когда в разговоре с Гитлером охарактеризовал Средиземноморье как «опорный пункт их империи» и подчеркнул значение немецкого удара, который надо нанести до того, как вмешается Америка[80].

В Германии хорошо понимали, что Африка, Испания и португальские острова представляют для Америки непосредственный интерес. ОКМ не исключало даже возможность американской военной операции в этом регионе. В большом меморандуме, озаглавленном «Проблема США», представленном на совещании в сентябре, ОКМ предупредило о том, что Америка может оккупировать испанские и португальские острова и британские и французские колонии в Западной Африке. В качестве превентивной меры было предложено захватить Канары и использовать французский флот для защиты французских колоний[81].

Редер постоянно подчеркивал решающее значение Северо-Западной Африки, он предвидел англо-американо-французское сотрудничество в этом регионе. Гитлер согласился, что и для Средиземноморья, и для Северной Африки существует опасность, но не предложил ничего иного, кроме как заключить договоры с Францией и Испанией. 20 ноября фюрер сообщил Муссолини, что его задача в Афро-Средиземноморском регионе – «выгнать британский флот из его убежища», но Редер по-прежнему был уверен, что Германия делает большую ошибку, не принимая всерьез англосаксонского вторжения в этот регион.

Но больше всего, конечно, беспокоило ОКМ укрепление отношений между США и Англией и угроза, которую они представляли для военно-морских операций в Атлантике. Адмиралы не были уверены в том, какие цели преследует в данном случае Америка. Они полагали, что американский флот имеет экспансионистские устремления и надеется унаследовать британскую военно-морскую и имперскую мощь. Поэтому в представлении ОКМ, увеличивая свою помощь Великобритании, Соединенные Штаты могли преследовать не только свои интересы, но и надеялись создать англосаксонское господство в океане. Но каковы бы ни были цели или мотивы США, немецкие адмиралы не меньше, чем Томсен или Дикхоф, были поражены желанием Америки усилить английский флот, что особенно ярко проявилось в договоре об аренде эсминцев («акт неприкрытой враждебности по отношению к Германии»). В ОКМ росло убеждение, что английское сопротивление Германии в значительной степени базировалось на уверенности, что США не оставят Британию без поддержки. И хотя выражались сомнения в том, что Америка сможет доставить нужные Англии товары немедленно, штаб ВМС Германии охарактеризовал американскую помощь как «исключительно важный фактор» в долгосрочной перспективе, поскольку США, Великобритания и Канада все теснее сплачивались в борьбе против нацизма[82].

В декабре 1940 года адмиралтейство делало все, чтобы убедить Гитлера в том, что американская помощь Англии и перспектива ее значительного увеличения требовали, чтобы с Британией было покончено как можно скорее. С помощью решающих ударов по Англии, как было записано в одном из военных дневников, Германия сможет убедить американцев, что их помощь Британии – «никому не нужное дело». Пришло время «использовать все имеющееся под рукой оружие для того, чтобы сокрушить сопротивление британцев и заставить их запросить мира». Объявление Рузвельта о ленд-лизе, последовавшее в декабре, только подтвердило эту мысль. По мнению ОКМ, эта мера имела «далекоидущие последствия для продолжения английской борьбы», поскольку она поставила весь огромный военный потенциал Соединенных Штатов «на службу врагам Германии». Представив себе мрачную картину кораблей, продовольствия, самолетов и даже военно-морских соединений, идущих через Атлантику все более увеличивающимся потоком, немецкие адмиралы безо всяких обиняков назвали этот шаг «вступлением в войну без тех политико-милитаристических осложнений, которое дает ее официальное объявление». ОКМ удивлялось: неужели «политическое руководство рейха не может принять хотя бы дипломатических контрмер»? Нет ничего более важного сейчас, писалось в заключение меморандума, чем пресечение поставок из Америки и скорейшее покорение Англии.

Эти мысли из военного дневника были переданы Гитлеру Редером во время последнего совещания у фюрера 27 декабря 1940 года. Предупредив, среди прочих других вещей, что с помощью Америки Англия с лихвой заменит корабли, потерянные во время ограниченных подводных операций, что объемы поставок сырья возросли «во много раз» и что производство военных самолетов в США может резко усилить воздушный флот Англии, Редер потребовал «как можно скорее» бросить против нее все силы Германии. Он заявил, что прежде, чем нападать на Россию, надо разделаться с Англией, и пожаловался, что ОКВ никак не хочет этого понять. Редер подвел четкий итог своему выступлению: «Главная наша проблема теперь – это американская помощь Британии и нехватка у нас субмарин». Гитлер снова выразил свое согласие и снова разбил все надежды Редера рассуждениями о том, что сначала надо обеспечить континентальную базу[83].

После этого он дал Редеру обещание, которое тот уже не раз слышал, что флот дождется своего часа. Когда же Редер, находившийся, должно быть, на грани отчаяния, напомнил Гитлеру, что они вернулись к тому, с чего начали, фюрер отмел его слова ссылкой на какие-то «новые политические факторы». Редеру пришлось удовольствоваться теми подводными и надводными силами, которые он имел в Атлантике, и постараться выжать из них все возможное.

В конце 1940 года само Западное полушарие и вступление Америки в войну начали интересовать немецких разработчиков военно-морских операций. Особенно раздражала их панамериканская зона безопасности, создание которой было провозглашено на панамериканском конгрессе в сентябре 1939 года. Установление трехсотмильной зоны вокруг обеих Америк, в которую не допускались военные корабли, с самого начала было встречено в штыки, хотя и были изданы директивы, запрещавшие вторгаться в эту зону[84].

Признав стратегическое значение Западного полушария для США, немецкие адмиралы тем не менее были встревожены тем, что район крейсерских операций значительно уменьшился, и привлекли внимание фюрера к этому вопросу на совещании 1 ноября. Они также утверждали, что, раз США уже фактически отказались от нейтралитета, который был единственным оправданием для создания зоны, немецкие надводные корабли должны получить право нападать на их суда в пределах этой зоны. Однако Гитлер отказался дать им это право, добавив, что он рассмотрит это предложение позже. В декабре 1940 года вопрос был поднят снова. Теперь уже, после сделки с эсминцами, не могло быть и речи о нейтралитете Америки, и существование зоны потеряло свое значение[85].

Относительно вступления Америки в войну мы говорили выше, что, по мнению немецкого военно-морского командования, отход США от политики нейтралитета зашел уже так далеко и можно было считать, что Америка уже де-факто находится в состоянии войны с Германией. Тем не менее в военный дневник за 1940 год были занесены высказывания по поводу ее официального вступления в войну. Вначале в дневнике было отражено мнение Беттихера о том, что главным препятствием для него стало влияние «Генерального штаба» Америки на политиков и неуверенность в действиях Японии, однако к августу выводы стали более мрачными: «По всем признакам США будут готовы к войне в начале 1941 года и к этому времени, если не раньше, вступят в нее».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.