Глава 4 Армия Восточной Римской империи после смерти Юстиниана и раннее Средневековье на Западе, 565 – 1079 гг. н. э.

Глава 4

Армия Восточной Римской империи после смерти Юстиниана и раннее Средневековье на Западе, 565 – 1079 гг. н. э.

В предыдущих трех главах мы рассмотрели преобразования в римской профессиональной армии со времен Августа до Юстиниана. Теперь я предлагаю проследить видоизменения этой армии до потери ею своих корпоративных традиций и обсудить переход военной системы на Западе от профессиональной к феодальной армии.

Вскоре после смерти Юстиниана в 565 году Римская империя вступает в период сокращения границ. Достоверно известно то, что до начала мусульманских завоеваний в 633 – 634 годах причина, лежавшая в основе такого сокращения, была скорее финансовой, нежели ею явилась военная слабость. Если слабо организованное государство вестготов могло успешно осаждать один за другим города южной Испании, то это происходило потому, что Константинополь не мог позволить себе собрать и перевезти сюда армию на помощь. (В это время шла тяжелейшая война с Ираном (604 – 628), а иранские войска трижды, в 609, 615 и 626 г., выходили к Босфору напротив Константинополя. – Ред.) Если лангобарды сумели распространиться по большей части Италии, то это произошло по тем же причинам. То же самое справедливо в отношении заселения славянами Балканского полуострова, за исключением того, что первые славяне были вполне готовы оказывать уважение и платить дань империи. К тому же как лангобарды, так и славяне появились в малозаселенных провинциях, где было достаточно земли, так что вновь прибывшим здесь были рады. Население империи уже давно сокращалось, а во времена Юстиниана жестокая эпидемия чумы еще больше ухудшила ситуацию. (Эпидемия чумы 541 – 543 гг., так называемая «Юстинианова чума», унесла жизни более 100 млн человек, а в Восточной Римской империи погибла половина населения. Во многих регионах (Италия, Балканский полуостров) старое население большей частью вымерло. – Ред.) Такое сокращение численности населения способствовало возникновению дефицита финансов, который еще усилился не только благодаря далеко нацеленным военным кампаниям Юстиниана, но и благодаря его страсти к строительству. Религиозные волнения увеличили число военных задач Юстиниана. Ему приходилось держать большие армии в Египте, чтобы сдерживать еретиков-монофиситов в неспокойной Александрии. Наконец, усиливалось давление на границе с Ираном, который всегда был главным источником неприятностей для империи. Это давление продолжалось на протяжении правления преемников Юстиниана, так что не было никакой возможности скопить какой-то излишек в истощенной казне. (В ходе войны 604 – 628 гг. иранские армии захватили Египет и Сирию, выходили к Босфору, и только наступление императора Ираклия через Армению в Месопотамию прекратило войну (захваченное иранцам пришлось вернуть). – Ред.)

Здесь возникает необходимость повторить обсуждение вопроса относительно того, добились бы или нет римляне большего успеха, если бы полагались на большие армии с коротким сроком службы в них. Я уже говорил, что, учитывая характер их государства и огромные расстояния в нем (измеряемые временем, необходимым для передвижения войск), им была нужна профессиональная армия с длительным сроком службы. Аксиомой является то, что такая армия более эффективна, чем равная по численности армия с коротким сроком службы, поскольку она забирает меньшее ко личество человеческих ресурсов из общества. Но такой же аксиомой является и то, что она гораздо более дорого стоит, чем равное ей по численности или даже значительно большее количество новобранцев. Принимая решение в пользу профессиональных вооруженных сил с длительным сроком службы, римские императоры без колебаний принимали сравнительно высокие расходы на одного солдата, с которыми связана такая организация. Вплоть до вторжения мусульман-арабов в VII веке римские войска были все еще самыми лучшими в мире. Если вестготы, лангобарды и славяне (в боестолкновениях со славянами у римлян часто были большие неприятности. – Ред.) получали от империи земли, то это происходило не потому, что они были такими же хорошими солдатами. Это происходило потому, что римская казна больше не имела возможности платить солдатам, вооружать и перемещать армии, чтобы сражаться со всеми.

К концу VI века римская армия, долгую и славную историю которой мы сейчас рассмотрели еще раз, приняла свою окончательную четкую форму.

Случилось так, что от этого периода у нас есть нечто вроде учебного устава и устава полевой службы, то есть «Стратегикон» императора Маврикия (585 – 602), который был написан, вероятно, в 579 году, когда он был еще командующим армией. (Впоследствии было установлено, что «Стратегикон» написан не императором, а его современником, поэтому автора называют Псевдо-Маврикием. – Ред.) «Стратегикон» показывает, что римская армия все еще сильно превосходила своих соперников. Из него мы узнаем, что правительство империи работало над тем, чтобы ослабить почти феодальную склонность солдат быть под началом определенных полководцев, нежели государства, и искоренить главный недостаток всех армий с длительным сроком службы – нехватку подготовленного резерва.

«Стратегикон» – это полный устав военной службы. Его название произошло от греческого слова «strategos», которое означает «полководец» и может быть переведено как «Устав для полководцев»; или от слова «strategeia», которое означало бы «Устав для руководства войсками». Он заключает в себе правильные принципы, состоящие в том, что военное обучение должно начинаться сверху и спускаться вниз до рядовых, что оно чрезвычайно важно и что высшие офицеры должны знать свое дело. Начинаясь с изучения традиционных противников Восточной Римской империи (в частности славян), «Стратегикон» рассматривает гражданские законы, касающиеся военной службы и набора в армию, различные особенности вербовки новобранцев, организацию армии в различных ее подразделениях – управленческих и тактических – и различные отделы штаба, на которые возложены задачи управления и снабжения. Затем в нем затрагиваются вопросы подготовки конников и пехотинцев, вопросы, связанные с полевой службой, в том числе разведывательной и контрразведывательной и т. д., и, наконец, вопросы тактики, включая как боевой дух, так и механизм сражения.

Автор рекомендует, чтобы ведение войны было адаптировано к тактике и организации противника, против которого она начата. Так, аварам с низовьев Дуная (авары, пришельцы из степей Северного Китая и Монголии (жужане) появились здесь в 557 г. (после того как в 552 – 555 гг. были разгромлены алтайскими тюрками) и уже в 568 г. образовали Аварский каганат, который был разгромлен в начале IX в. Карлом Великим. – Ред.), которые были конными лучниками, римский полководец должен навязывать сражение, заботясь при этом о том, чтобы защитить свои фланги и тыл и, прежде всего, не допустить неожиданного нападения на них. Воюя с лангобардами и другими народами Западной Европы, он должен делать все наоборот и стараться, чтобы они напали первыми. С другой стороны, лангобарды беспечны в отношении своих флангов и неожиданных нападений; их коммуникации и снабжение плохо организованы. Маврикий пишет, что лангобарды – это в основном конные копейщики. Славяне, у которых преобладает пехота, представляют собой грозную силу прежде всего потому, что в их краях сильно пересеченная местность. В войне с ними важно, чтобы римская армия не попала в засаду или не подверглась неожиданному нападению в узком проходе, заросшем лесом. Сражаясь с иранцами, самым опасным противником из всех, римский полководец должен призвать себе на помощь все свое умение. При всякой возможности он должен оказывать поддержку своей коннице хорошей пехотой.

Часть устава, рассматривающая вопросы вербовки в армию, сообщает нам о том, что старая, теоретически всеобщая обязанность проходить военную службу все еще сохраняется, как это было еще со времен Августа. В армию проводилась мобилизация, как это началось по крайней мере с IV века. Различные формирования неравноценны, и кажется, что по крайней мере некоторые ударные части все еще являются варварскими по своему составу. Но автор не делает это отличительным признаком, а проводит разграничительную линию исключительно по военной значимости. Во всяком случае, варвары играли менее важную роль, чем до этого. Ударные формирования были привилегированными во многих отношениях, особенно что касается количества следующей с ними вооруженной прислуги, которую им разрешалось иметь. Буцелариям, как называли личных телохранителей полководцев, было разрешено иметь столько прислуги, сколько они хотели. В строевых кавалерийских войсках был один служитель на каждые семь солдат. Как можно понять, конную армию из 20 тысяч человек сопровождали бы еще несколько тысяч таких служителей.

Главным административным и тактическим подразделением являлась тагма, то есть батальон (или эскадрон). Это подразделение, очевидно, является преемником нумера, или, как его иногда называли, арифмоса, что является греческим переводом слова «нумер». Его также иногда называют отряд. Каждая тагма делится на роты по 100 человек и отделения по 10 человек. Тот факт, что у Маврикия в тагме всего 300 солдат, тогда как в старом отряде нумеров насчитывалась тысяча, можно, вероятно, объяснить снижением общей численности римской армии. Ко времени Маврикия реальная численность тагмы вполне могла быть гораздо ниже ее изначальной численности на бумаге уже так давно, что ему показалось, что наилучшим выходом из положения будет провести реорганизацию и сделать это подразделение меньше.

В то время как в период правления Юстиниана не было никаких командных инстанций между нумерами и командующим армией, Маврикий организовал систему более крупных армейских звеньев (мы бы назвали их бригадами и дивизиями). Раньше нумер или полк численностью в тысячу человек был высшей организационной единицей. Теперь во время войны командование на поле боя должно было быть облегчено организацией трех или более рот в бригаду, а три бригады объединялись в дивизию. Перестройка, проведенная Юстинианом, напоминает нам об армиях XVIII века до Французской революции, которые были тактически неделимы. Однако следует отметить, что Маврикий не советует создавать большие войсковые соединения на постоянной основе, а предполагает, что полководец создаст их в случае начала войны. Интересно узнать, что Маврикий рекомендует практику, которой впоследствии последовал Наполеон, то есть создавать более крупные соединения неодинаковой численности, чтобы затруднить противнику подсчет количества бойцов во всей армии.

Еще более важными были реформы, затронувшие личный состав армий. Маврикий отчетливо видел опасность наличия слишком большой доли наемников-варваров и чрезмерной независимости высших командиров с их большими личными дружинами. Поэтому, хотя он и не покончил с вспомогательными наемными войсками (или федератами), он создал им противовес, поощряя набор в армию из числа крепких представителей народов, населяющих империю. Маврикий отобрал у полководцев их право назначения на командные должности, сосредоточив в руках самого императора право назначать всех командиров рангом выше центуриона – как мы бы сказали, всех офицеров действующей армии. Несомненно, именно эти меры придали армиям Восточной Римской империи единство, необходимое для сохранения Анатолии, благодаря которому сарацины были остановлены на рубеже гор Тавр. Младшие командиры назначались из числа слушателей кадетского корпуса, спатариев, которые служили в штабной роте каждого полководца.

В вооружении можно найти лишь одно новшество – использование стремян. До Августа все конники в древние времена, по-видимому, ездили верхом, подложив простое одеяло и перетянув его подпругой. У кавалеристов на заре империи было седло определенной формы с высокой лукой седла впереди и сзади, но до того, как в IV веке исчезли графические изображения, мы не имеем никаких указаний на то, что использовались стремена. В какой-то момент в течение V века или первых трех четвертей VI века стремена начали появляться, но когда – сказать невозможно. (Стремена были изобретены китайцами – неважными наездниками – и принесены в Европу в IV – V вв. гуннами. – Ред.)

Тактическое значение стремян самоочевидно. Они придают всаднику устойчивость, особенно при ударе, который он наносил копьем. Со стременами конница становилась еще более грозной силой.

Отрывки устава, касающиеся управленческого аппарата, показывают, что в армии Восточной Римской империи имелись хорошо организованные отделы снабжения, медицинская служба и полевые госпитали, военные священники и служба финансов. Жизнь солдат ценилась так высоко, что конные санитары скорой помощи получали повышенную плату за каждого спасенного серьезно раненного солдата. Разделы устава, касающиеся обучения конников и пехотинцев, довольно интересны и подробны. Они начинаются с обучения новобранцев и солдатской школы, затем рассматривают более высокую подготовку на уровне сотни, тагмы (300 – 400 воинов), мерии или хилиархии (200 – 300) и, наконец, армии.

«Стратегикон» намечает в общих чертах разумную службу боевого сражения как на марше, так и на стоянке, а также систему разведки и контрразведки, правила допроса военнопленных и методы оценки численности противника. Рассматриваются также полевые укрепления и укрепление ночных стоянок.

Раздел, посвященный ведению боевых действий, рекомендует уделять пристальное внимание службам снабжения во время боя. Боевой дух войск следует повышать всеми возможными средствами. Для Маврикия типичным боем является бой конницы. Он особенно настаивает на большей мобильности конницы и замечает, что в случае необходимости кавалеристы могут сойти с коней и сражаться в пешем строю. При наличии пехоты ее действия в бою обычно носят второстепенный характер по отношению к кавалерии. Однако читателю следует отметить, что автор «Стратегикона» особенно рекомендует пехоте поддерживать кавалерию, когда дело касается иранцев, самого сильного врага империи. Он настаивает на том, что очень важно иметь войска прикрытия и резервы, наносить удары по флангам противника и обеспечивать безопасность своих флангов и тыла. Он советует, чтобы всегда, когда только возможно, решающее наступление было предпринято из-за прикрытия, вроде цепи холмов. На самом деле лучше всего держать войска прикрытия и резервы вне поля зрения противника до тех пор, пока в них не возникнет нужда.

Пехота была явно вспомогательным родом войск. Только на местности, пересеченной настолько, что это мешает продвижению конницы, пехотинцы должны были играть ведущую роль. Тем не менее структура и тактика пехоты были так же тщательно продуманы, как и структура и тактика конницы. Дисциплина и сплоченность пехотинцев, вероятно, были очень высокими, так как нам известно, что они совершали ночные нападения.

Тактической и административной единицей был отряд или тагма, пришедший на смену старому нумеру. Ее численность была ближе к четырем, нежели трем сотням человек. Каждый отряд пехотинцев был поделен на тяжелую и легкую пехоту, что во многом было похоже на то, как в XVI веке батальон европейских армий делился на копейщиков и мушкетеров. Легкая кавалерия в армии Восточной Римской империи включала в себя конных лучников и копейщиков.

В смешанных войсках, состоящих из пехоты и кавалерии, если доля пехоты была высокой, то на поле сражения она обычно стояла в центре, а конница находилась на флангах и в резерве. Если доля пехоты была небольшой, то ее держали позади, и она должна была просто твердо стоять на месте и отражать вражескую контратаку в том случае, если атака византийской конницы потерпит неудачу.

Наступательная тактика тяжеловооруженной пехоты армии Восточной Римской империи, по-видимому, подразумевает то же самое противоречие, которое уже отмечалось в связи с победой Юлиана Отступника при Аргенторате (Страсбурге) в 357 году, завоеванной в наступлении копьем, мечом и боевым топором, и при этом наступление совершалось в сомкнутом строю. Нам четко говорят, что боевой порядок представлял собой фронт сомкнутых колонн глубиной 16 человек, причем щиты последних рядов были подняты над головами, как в старом осадном боевом порядке «черепаха». И на том же самом дыхании нам говорят, что копья бросали как раз до вступления в непосредственный контакт, как старый добрый пилум легионеров, и что ближний бой вели мечом и боевым топором. Это противоречие исчезает, если мы допускаем, что, метнув свои копья, передние ряды затем рубились мечами со всеми необходимыми промежутками между ними и дистанциями. Это то, что делали легионеры армий республики и на заре империи после метания своих пилумов. При этом допущении рассматриваемая тактика, хоть она и гораздо более осторожная и нацеленная на оборону, тем не менее выглядит как нормальный результат развития (или искажения) старой практики. Так как ни Аммиан, ни Маврикий не упоминают о таких действиях передних рядов, то это остается простым предположением, но возможным предположением. Построение в колонну вместо одной-единственной тяжеловооруженной линии шеренг солдат также представляет интерес. В ведении войны в целом мы видим, что Маврикий прямо следует вековым традициям римской профессиональной армии. Для него идеалом полководческого искусства является победа в военной кампании без проведения генеральных сражений. Как только принято решение атаковать, лучше производить небольшие атаки, нежели широкие наступления, и прежде всего использовать военные хитрости и пытаться захватить врага врасплох. Во время ведения осад, когда римляне являются осаждающей стороной, они не должны торопиться идти на штурм. Когда же их осаждают, они должны остерегаться потерь в живой силе во время вылазок. И тем не менее надо помнить, что, сражаясь с большинством своих врагов, римляне, если могли, выигрывали время, а их хуже организованные противники обычно либо совершали какую-нибудь глупость, которая позволяла напасть на них при благоприятных обстоятельствах, либо же (из-за несовершенства их организации) вставали перед выбором: или отступить, или умереть от голода. В то же время, с другой стороны, упрямое поспешное наступление могло повлечь за собой уничтожение римской армии, если враг превосходил ее по численности, как обычно и было.

Через тридцать лет после смерти Маврикия римской армии, им реорганизованной, предстояло встать лицом к лицу с мусульманами.

Как прелюдия к этой колоссальной борьбе, долгая война римлян с Ираном (сначала в обличье Парфянского царства, затем, с 224 – 226 гг., – Сасанидского Ирана) вступила в свою последнюю и самую большую фазу. На протяжении веков во время ведения войны то на одном, то на другом берегу Евфрата римляне три раза – при Траяне (98 – 117), Каре (282 – 283) и Юлиане (361 – 363) – оккупировали Месопотамию, тогда как иранцы ни разу не могли уйти дальше Антиохии. Однако теперь политическое положение в восточных провинциях обернулось против правительства империи. Это правительство было правоверно-католическим, и многие сирийцы и египтяне стали еретиками по своей религии. В Египте дела обстояли так плохо, что говорили, будто лишь 30 тысяч христиан в этой провинции противостояли огромной массе из 5 или 6 миллионов еретиков. Так как современному разуму не знакома эта идея, то нельзя лишний раз не повторить, что с IV по XVII век политика была тесно связана с религией. То, что иранцам в 604 – 626 годах удалось захватить Киренаику, Сирию и Египет, трижды пересечь Малую Азию (в которой не было еретиков) и осаждать Константинополь, произошло отчасти из-за некомпетентности правящего императора Фоки (602 – 610), но главным образом из-за ереси (и закономерного недовольства) в Сирии и Египте. Император Ираклий (610 – 641) вытеснил иранцев после ряда блестящих военных кампаний (622 – 628), полных военных хитростей, но также и тяжелых боев. Отплыв из Константинополя, Ираклий высадил свою армию в Киликии и проложил себе путь на восток дальше, чем какой-либо император до или после него, и в 628 году навязал Ирану мир на Иранском нагорье. География его походов подтверждает большой талант и энергию. (Высадки войск в Киликии (Средиземное море) и Трапезунте (Черное море), глубокие вторжения вплоть до Мидии и берегов Каспийского моря. – Ред.) Еще к большему сожалению, правление Ираклия памятно не столько победами в середине его жизни, сколько поражениями, нанесенными империи в его последние годы, когда он, больной, больше не мог участвовать в сражениях.

В 632 году пророк Мухаммед, умирая, оставил после себя объединенную Аравию и народ, распаленный желанием завоевать мир «неверных». Его преемники, халифы, увидели, что Восточная Римская империя и Сасанидский Иран истощены недавней войной. В случае с Восточной Римской империей здесь также имел место давнишний недостаток финансов плюс ересь в Сирии и Египте, то есть провинциях, расположенных по соседству с Аравией.

Так как мусульмане изначально были жителями пустыни, они предпочитали сражаться верхом на лошадях. У них был обычай сражаться мелкими отрядами, но теперь они научились наносить удары в конном строю, атакуя с тем же необыкновенным фанатизмом, который в наше время сделал их таким грозным противником в Судане и Афганистане. (Автор имеет в виду войны англичан в конце XIX – начале XX в. в этих странах. – Ред.) В начальный период ислама его во ины сражались с сознательным намерением найти свою смерть. Именно этот дух, а не недостатки противостоящих им вооруженных сил, принес им непрерывную цепь побед. Довольно трудно противостоять таким людям, даже имея современное мощное оружие. В эпоху войн до изобретения пороха это было еще труднее.

Помимо их необычайно высокого боевого духа первые мусульмане имели преимущество высокой мобильности и, часто, превосходство в численности. Выросшие в пустыне, они нуждались в немногом, что помогало им быстро передвигаться, не обременяя себя обозами. Тот факт, что они были добровольцами, сражавшимися за веру, а не за плату, дал возможность Аравии, несмотря на ее бедность, численно превзойти армии, которые сумел мобилизовать Константинополь. К тому же первые мусульмане так же, как и римляне в эпоху великих завоеваний, умели убеждать. В еретической Сирии и Египте их религиозный фанатизм стал заразительным, и к ним отовсюду потянулись новообращенные. Ближайшей исторической параллелью первым мусульманским завоеваниям является революционный и наполеоновский период во Франции. Здесь мы снова находим быстро собранные армии, которые наносят поражение профессиональным войскам посредством тех же трех факторов: превосходства в мобильности, численности и воодушевления. Однако даже самый искренний поклонник духа Французской революции должен признать, что демократическая теория никогда не возбуждала в людях такое же абсолютное презрение к смерти, которое было характерно для первых мусульман и иногда, хотя и редко, встречается у их последователей в наши дни.

Подробности первых завоеваний мусульман известны. В решающем сражении у Ярмука в Сирии римляне целый день имели превосходство благодаря мощи своих армянских лучников. Был уже почти вечер, когда стрелы у армян стали истощаться, и мусульмане, наконец, сумели подойти поближе и завершить бой. За девять лет со времени смерти Мухаммеда в 632 году его последователи завоевали весь Ближний Восток на севере до гор Тавр, а на юго-западе – Египет (в 642 г. пала Александрия). Иран в 637 – 661 годах был завоеван полностью. Надо отдать должное военной системе Восточной Римской империи (после завоевания арабами охваченных ересью провинций Сирии и Египта) в том, что остальная часть империи сумела хорошо проявить себя в сражениях. Мусульманам потребовалось более пятидесяти лет, чтобы завоевать имперские владения в Северной Африке, что случилось лишь в 698 году. В Малой Азии они так и не смогли закрепиться. В 663 году они блокировали Константинополь с моря и осаждали его в течение пяти лет, прежде чем их разбили в 667 году. В 717 году арабы снова осадили его. На этот раз их флот поддержала армия, которая сумела пересечь Малую Азию, и весь этот поход проводился с большим размахом, чем раньше. И тем не менее на следующий год они были вынуждены снять осаду, сохранив лишь малые остатки своих вооруженных сил (на помощь пришли болгары, которые разбили арабов на суше, а арабский флот был сожжен «греческим огнем». – Ред.).

Два поражения перед Константинополем были настоящими поворотными пунктами в защите христианства от ислама. (Кроме того, поворотными моментами в отражении арабской экспансии считают разгром арабов в битве при Ковадонге (718) в северной Испании, где последние свободные испанцы начали Реконкисту (до 1492 г.), и битву при Пуатье, где франки Карла Мартелла разгромили арабское войско халифа Абд эль-Рахмана (убит). – Ред.) С военной точки зрения они интересны, потому что огромную роль в них сыграло изобретение «греческого огня» («греческий огонь» представлял собой сочетание горючих компонентов и компонентов, поддерживающих горение. Один из рецептов: 1 часть канифоли, 1 часть серы, 6 частей селитры в тонко измельченном виде растворялись в льняном или лавровом масле. Второй рецепт: 1 часть серы, 2 части липового или ивового древесного угля, 6 частей селитры – все это истолченное в мраморной ступке. – Ред.). Он был таким эффективным зажигательным средством, что благодаря его использованию христианам удалось уничтожить арабский флот. Трубки с «греческим огнем» (предполагают, действовали по принципу шприца) устанавливались на носу христианских кораблей, и из них на арабские корабли струей пускали «жидкий огонь». Такой «жидкий» огонь также можно было использовать в метательных снарядах катапульт.

После катастрофического провала второй осады Константинополя арабами в 717 – 718 годах военные позиции Восточной Римской империи стабилизировались на рубеже гор Тавр. Давление по-прежнему оказывали мусульмане на христиан, а не наоборот. В 806 и 838 годах арабы предприняли решительные усилия по завоеванию Малой Азии. Но с учетом ослабления их изначального фанатизма военная система восточных римлян, которая была лучше их системы, сумела справиться с превосходящими силами противника и его высокой мобильностью. Во время каждого из двух последних нашествий сарацины (так европейцы называли арабов, а позже турок и мусульман Северной Африки), взяв какой-нибудь крупный город, не могли его долго удерживать. Нападения сарацин – не важно, какова была численность нападавших – стали превращаться в простые набеги, и в эту игру можно было играть вдвоем. Тем не менее уменьшившаяся империя сохраняла армию численностью 120 тысяч человек, что было лишь на 30 тысяч человек меньше, чем в армии Юстиниана.

Тем временем империя лишилась значительных территорий на Балканском полуострове и большей части остававшихся владений в Италии. Этому, конечно, способствовали войны империи с арабами. На Балканах, таким образом, славянам было позволено занять всю территорию, кроме побережья, и находиться наполовину в вассальной зависи мости от империи и наполовину быть независимыми или периодически демонстрировать ей свою враждебность. (Болгарское, а затем Сербское царства были достаточно сильными и периодически наносили поражения империи (а в 718 г. болгары спасли Константинополь). – Ред.) Империя не сохранила за собой город Рим и вместе с ним большую часть империи, что произошло не в результате военного поражения, а из-за распрей по вопросам религии. Талантливый император Лев Исавр, который командовал увенчавшейся успехом обороной Константинополя, попытался убрать все статуи и иконы из церквей. Общественное мнение в Италии столь резко поднялось против любых нововведений такого рода (говорили, что «мусульмано-иудейских»), что императорские владения в Италии быстро сократились , сохранившись лишь на крайней южной оконечности полуострова плюс район Венеции. Когда последующие императоры вернулись к традиционному использованию изваяний и изображений, ущерб уже был нанесен. Папы почувствовали вкус независимости и не собирались отказываться от нее.

Как в случае с завоеваниями лангобардов в Италии в VI веке, была еще одна причина успехов, которых добились славяне на Балканах в VI – VII веках, – сокращение численности населения (прежде всего от эпидемии. Так называемая «Юстинианова чума» в 541 – 543 гг. унесла жизни половины населения империи (всего тогда, включая соседние страны, умерло более 100 млн). На Балканах, в Италии и др. кое-где вымерло до 90% прежнего населения. На их место приходили славяне, лангобарды и др. – Ред.) В провинциях империи число жителей на протяжении веков сокращалось. Ясно, что невозможно ожидать упорного сопротивления вторжению там, где, в конце концов, есть достаточно земли, которой хватит как захватчикам, так и коренным жителям в равной степени. Вновь прибывшие (славяне и др.) геноцидом не занимались.

Предшествующие абзацы должны примирить разум читателя с тем парадоксальным фактом, что Восточная Римская империя, территория которой была ограничена Малой Азией, побережьем Балканского полуострова и клочками земли в Далмации, Венеции и южной Италии, обладала самой лучшей военной организацией из существовавших тогда в мире.

Из этого утверждения естественным образом возникает вопрос: почему империя в VIII, IX и в начале X века не использовала свою, не имеющую себе равных военную машину в завоевательных целях. Ответ можно найти в общественных и экономических условиях в самой империи.

Уровень благосостояния Восточноримской, или, как сейчас ее называют, Византийской (название Византийская империя было придумано западноевропейцами уже после падения Константинополя в 1453 г. – Ред.), цивилизации был выше, чем в каком-либо другом уголке мира. Этого самого по себе было достаточно, чтобы вызвать давление извне на Византийское государство. Природа и источники этого благосостояния были таковы, что практически не оставляли разумного мотива для агрессии. Огромное богатство, которым владела империя в период раннего Средневековья, своим источником имело главным образом не сельское хозяйство, а торговлю и промышленность (ремесла). Оно возникло из превосходства империи в искусстве и ремеслах перед остальным миром, а также благодаря обладанию Константинополем, который был всемирным центром торгового обмена. Эти экономические факторы и определили военную политику, которую преследовали государственные деятели Восточной Римской империи. Так как такая большая часть их огромных богатств была по своему происхождению производственной и торговой, они были в гораздо меньшей степени, нежели другие современные им властители, озабочены попытками раздвинуть свои границы. Константинополь должен был быть безопасен стратегически, и нужно было иметь достаточное количество сельскохозяйственных земель, чтобы сделать империю независимой от зарубежных и поэтому сомнительных продуктов питания. Когда эти две цели были обеспечены, стало достаточно удерживать наиболее легко обороняемые естественные границы, и было глупо навлекать на себя проблемы, нападая на более бедных соседей. Понятая таким образом, осторожная и пассивная стратегия Византии, над которой вчерашние историки привыкли насмехаться, кажется достаточно разумной.

Армия, которая была проводником оборонительной политики Византии, осталась почти без изменений со времен Маврикия. Набор в армию варваров, значение которого к концу VI века уже уменьшилось, теперь почти совсем прекратился. Временные крупные армейские формирования, описанные Маврикием, теперь стали постоянными, размещенными в определенных местах в глубине материка войсками. За исключением этих двух моментов, никаких важных изменений отметить нельзя.

Армия по-прежнему представляла собой постоянные, профессиональные, хорошо обученные вооруженные силы, какими были римские армии со времен Августа где-то в начале христианской эры или еще во времена Мария веком раньше. Набор в нее по-прежнему проводился посредством все того же военного призыва, основанного на земельной собственности, который существовал по крайней мере с IV века. Богатые люди охотнее шли служить командирами, чем они это делали во все века существования старой власти. Это было вполне естественно, так как империя уменьшалась в размерах и становилась более однородной и старое ощущение «стабильности во всем мире», свойственное раньше ее населению, исчезло.

За исключением появления стремян (которые уже использовались во времена Маврикия), тяжелый кавалерист армии Восточной Римской империи не изменился по сравнению со своими предшественниками в императорской армии конца II века. Как и они, он носил полный комплект доспехов с кольчугой, и, подобно их лошадям, его коню доспехи защищали голову, грудь и переднюю часть тела. Только в случае крайней необходимости при серьезной нехватке экипировки чешую брони могли делать из рога вместо металла, или даже кавалерист мог надеть тяжелую кожаную рубаху.

Как и на его предшественников на службе у императора еще с IV века, на одетого в кольчугу византийского конника армия возлагала свои основные надежды. Его тактика была точно такой же, как, по крайней мере, еще во второй половине VI века при Маврикии. На самом деле, учитывая консерватизм службы в римской армии и высокий уровень разведки во всей империи, кажется вероятным, что тактические приемы Маврикия в его время уже устарели. Имея в своем арсенале нанесение последовательных ударов, комбинирование фронтальных и фланговых ударов, общую гибкость и способность адаптироваться к различным условиям, армия едва ли могла быть улучшена. Особенно совершенствовалось искусство устраивать засады и делать скрытые маневры. Существовала регулярная служба безопасности на стоянках, на марше и в бою. Административная и штабная службы со времен Маврикия не подвергались изменениям. Сигнальная служба, введенная или усовершенствованная при Юстиниане, теперь распространилась так далеко, что о набеге сарацин в горах Тавр, находящихся на расстоянии 600 км от Константинополя, можно было передать в столицу почти сразу же, используя цепочку сигнальных огней. У теплых источников Дорилея (современный Эскшиехир в Турции) была огромная военная купальня, способная вместить одновременно 7000 человек.

Высокая квалификация и пристальное внимание к деталям, наглядно представленные во всей армейской системе Византии, особенно заметны в изучении ее противников, проводимом разведкой. В «Тактике» императора Льва VI (р. ок. 866 г., правил в 886 – 912 гг.), написанной в начале X века, очень интересно читать о том, как оцениваются сильные и слабые стороны каждого противника и какие меры рекомендуется предпринимать, чтобы нейтрализовать одного и нанести удар по другому.

Чтобы узнать, каков на вкус пудинг, его надо съесть; непревзойденное искусство византийской армии демонстрирует ее успехи в обороне на протяжении веков самого богатого и поэтому подвергающегося наибольшему количеству нападений государства в мире. В частности, недостаточное признание получил успех восточных римлян, которые заставили повернуть назад фанатиков-мусульман и удержали не только Константинополь, но и всю Анатолию к западу от гор Тавр. Западные историки останавливались на временных неуспехах восточных римлян, а их победы игнорировали, как, например, победу в 863 году, когда огромная армия сарацин была окружена и полностью уничтожена благодаря своевременной концентрации сил десяти отдельных фем. (Фемы – военно-административные округа в Восточной Римской империи, вся полнота власти (и военной, и гражданской) была сосредоточена в руках экзарха – начальника стоявших там войсковых частей. К X веку на фемы была разделена вся территория империи – вынужденная мера – в связи с постоянной угрозой ее существованию.) Любой профессиональный военный может подтвердить, что для такой концентрации войск перед лицом врага требуется высокое мастерство. В Италии они удерживали Апулию и Калабрию, носок и пятку «итальянского сапога», от вторжений всех агрессоров до конца XI века.

То, что военная система восточных римлян превосходила своих соперников, дополнительно доказывает расширение империи, имевшее место в X и XI веках.

К концу IX века политическая дезинтеграция начала раскалывать Халифат – огромное государство арабов. Натиск арабов на протяжении двух с половиной веков был самой большой заботой армии восточных римлян. Как только арабское давление ослабело, войска и флот империи стали наступать на всех фронтах, их наступление началось приблизительно с начала X века, а закончилось после 1050 года.

На Средиземноморье восточные римляне возвратили себе Крит, Кипр, Родос, часть Сицилии. На восточной границе, не спеша продвигаясь в своей старой манере, войска империи сначала отвоевали Киликию, затем Антиохию (огромный город на севере Сирии). Эмиры Алеппо и Триполи стали вассалами империи. Продвигаясь дальше на восток, империя добавила к своим владениям Эдессу за Евфратом и всю территорию Армении. В Европе снова был завоеван весь Балканский полуостров до Дуная. (Болгарское царство было временно уничтожено в 972 (Восточно-Болгарское царство) – 1018 гг. (Западно-Болгарское царство), возродилось в 1185 г. Империя отразила вторжение киевского князя Святослава (с 968 по 971 г.), выдержала другие походы руссов (860, 907, 941, 944, 988 гг. и др. – Ред.)

Однако около 1000 года, несмотря на все еще продолжающуюся военную экспансию восточных римлян, экономическое положение империи стало меняться к худшему. Источником огромных богатств Константинополя было отчасти его превосходство в искусствах и ремеслах перед западным христианским миром, а отчасти ее морские торговые перевозки. Теперь Запад, где уровень цивилизации падал все ниже и ниже еще с начала раннего Средневековья, вдруг начал быстро восстанавливаться. Усовершенствованные местные ремесла и производства привели к тому, что спрос на византийские товары начал снижаться. Занимающиеся торговлей республики на итальянском побережье (Венеция, Генуя и др.) начали соперничать с византийским торговым флотом. Упадок происходил постепенно. Огромные накопленные богатства делали Константинополь по-прежнему самым богатым городом в мире. Тем не менее профессиональная армия всегда стоит больших затрат, и поэтому сокращение доходов Византии стало серьезной проблемой для имперской армии. И в то же самое время кажется, что гражданские лица в бюрократическом аппарате империи завидовали армейской касте и, соответственно, стремились сократить военные расходы. К тому же без поддержки воинственного населения любая профессиональная армия неизбежно становится непрочной.

При таком положении вещей одной большой военной катастрофы в сражении при Манцикерте в 1071 году, за которой последовали десять лет гражданской войны, было достаточно, чтобы потерять Малую Азию и тем самым нарушить давнюю традицию службы в римской армии.

Во второй половине XI века новый враг, турки-сельджуки, начал нападать на восточную границу империи. Они представляли собой грозную силу из-за своей численности, жестокости и фанатизма, так как они недавно приняли ислам. С другой стороны, они были просто конными лучниками, и тактические приемы, выработанные римлянами для отражения атак таких войск, всегда оказывались особенно успешными. Если коротко, то эти приемы состояли в следующем: во-первых, оказывать поддержку коннице со стороны пехоты и особенно пеших лучников, которые всегда могли добиться превосходства над конными лучниками; во-вторых, никогда не бросаться всеми силами на преследование ускользающей массы врага, если только впереди нет преграды, к которой его можно было прижать; и в-третьих, всегда помнить о безопасности, включая безопасность флангов и тыла во время сражения. Энергичный император Роман пренебрег первыми двумя правилами, и предательство одного из его главных подчиненных открыло тыл римлян и навлекло несчастье.

Бой произошел далеко на востоке у Манцикерта неподалеку от озера Ван. Роман собрал все имевшиеся у него конные войска в одну огромную боевую армию численностью свыше шестидесяти тысяч человек. По-видимому, у него почти не было пехоты, за исключением охраны стоянок. Войдя в соприкосновение с турками на открытой равнине, он погнал их перед собой, но не мог причинить им серьезного вреда ввиду их большей мобильности. Когда усталость и приближение ночи вынудили римлян повернуть к лагерю, римляне понесли меньшие потери, чем их противник. Во время отхода тактике турок, направленной на обход римлян, способствовало предательство командующего резервными войсками. Когда Роман приказал остановиться, чтобы отбить преследовавших их турок, войска резерва продолжали двигаться к лагерю. Вследствие этого части, все еще ведшие бой, оказались окруженными со всех сторон турецкими стрелками и все больше и больше отделялись друг от друга в сумерках, пока, в конце концов, боевые порядки не пришли в расстройство. Император попал в плен, а римская армия была фактически уничтожена.

Учитывая внутреннюю непрочность профессиональной армии, такой ужасный разгром, который случился под Манцикертом, подверг опасности военное положение империи в целом. Когда к такой угрозе добавились десять лет непрекращающейся гражданской войны, ничего удивительного нет в том, что в 1081 году турки закрепились на восточном побережье Мраморного моря. Антиохия держалась за своими мощными стенами до 1084 года, но в Малой Азии римляне не сохранили ничего, кроме нескольких клочков земли на побережье. Территории, которые раньше были сердцем империи, надолго превратились в пустыни благодаря жестоким варварам сельджукам.

Военная статистика показывает, насколько внезапен и страшен был крах. Численность регулярной армии, ранее набранной в основном из выходцев Малой Азии, оценивалась как 120 тысяч человек. В 1078 году, всего лишь спустя семь лет после Манцикерта, уцелевшие солдаты, которых можно было призвать на военную службу, составляли всего 10 тысяч человек.

Корпоративная традиция римской военной службы была нарушена. Императоры и их полководцы все еще могли демонстрировать вспышки тактического мастерства. В течение века после Манцикерта они могли даже добиваться блестящих побед. Но это делалось за счет численности личного состава армии, которая представляла собой немногим больше, чем неоднородную смесь подразделений иностранных наемников.

В 1071 году на службе в римской армии была главным образом кавалерия – так было со времен Феодосия, то есть на протяжении почти 700 лет. И это была профессиональная армия – со времен Августа, то есть на протяжении 1100 лет. Так как нет причины отвергать дату основания самого Рима в 753/754 году, мы можем сказать, что армия, которая дошла до Манцикерта, была наследницей непрерывной военной традиции, существовавшей на протяжении свыше восемнадцати веков.

Теперь от Восточной Европы я обращаюсь к Западной, от армий, которые получали приказы от императора, – к тем вооруженным силам (начиная с V века), которые сохранялись в провинциях на Западе. Читатель не должен считать, что появление на Западе местных властей, практически независимых от Константинополя, подразумевало прерывание традиций римской цивилизации, по которым жили эти провинции. Действительно, европейские традиции (частью которых являемся и мы в Америке) остаются римскими и по сей день. Новые правители на местах были, в своем большинстве, римлянами по воспитанию. Небольшие формирования наемников, которые последовали за ними, имели смешанный состав, несмотря на давние племенные названия, которые устарели, превратившись в своего рода ярлыки в списке частей римской армии.

Тем не менее то, что власть на местах на Западе оказалась в руках людей, которые были варварами по рождению и неизбежно страдали от ограниченности, свойственной варварам, было важной ступенью упадка ослабленного римского общества. В то время как Костантинополь оставался столицей высокоразвитого государства, на Западе уровень цивилизации падал все ниже и ниже.

Если рассматривать военный аспект, то признаком упадка западной цивилизации является то, что армии перестали быть профессиональными и стали феодальными. Другими словами, солдат, вместо того чтобы служить властям, которые ему платят, шел в бой за сюзереном, который имел свои гарантированные права на владение землей в обмен на свое обещание обеспечивать ее военную защиту. Это главное изменение, которое появилось в VIII – IV веках, определяло характер армий до XVI – VIII веков.

Однако прежде чем обсуждать феодализм, необходимо сначала оценить тот факт, насколько долго тяжелая пехота как главный род войск просуществовала в Галлии. В предыдущей главе мы видели, что еще в сражении при Мурсе в 351 году н. э. римские войска, расположенные в этой провинции, были лучшими пехотинцами, хотя и худшими кавалеристами по сравнению с войсками из восточной части империи. Даже после реорганизации Феодосием римской армии в 380 году пехота в Галлии, похоже, сохранила за собой большую значимость по отношению к кавалерии, нежели где-либо еще в Римской империи.

Британию можно не рассматривать, так как военная обстановка там в это время безнадежно неясна.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.