Глава 2 Красная и Черная земля

Глава 2

Красная и Черная земля

Символы Верхнего и Нижнего Египта

1. ДВЕ СТРАНЫ

Мир, в котором появился наш египетский малыш, быт довольно узок, особенно в физическом смысле – долина Нила имеет протяженность примерно шестьсот миль в длину и только десять миль в ширину. Во времена фараонов Египет состоял из долины Нила и треугольной дельты, где река разбивалась на несколько рукавов, впадающих в Средиземное море. Эти две части Египта отличались по своей физической географии, и потому египтяне всегда делили свою страну на два отличных друг от друга района. До Первой династии, когда Египет вступил на историческую сцену в качестве единого государства с единым царем, Дельта и Долина, по всей видимости, были отдельными царствами. Поскольку до нас не дошло письменных свидетельств той эпохи, о существовании додинастических царств мы можем догадываться лишь по косвенным источникам, причем эти сведения носят крайне отрывочный характер.

Цари Египта носили на голове две короны – в буквальном смысле слова. «Двойная корона» состояла из короны Верхнего Египта и короны Нижнего Египта. На двойственный характер этой монархии указывают и другие детали: две богини, Нехбет на юге и Буто на севере, охраняли царя; его титул включал слова «Царь Верхнего и Нижнего Египта» и «Владыка Двух Земель». Мы можем продолжать, но этих свидетельств вполне достаточно, чтобы с уверенностью утверждать, что когда-то наряду с топографическим существовало и политическое разделение между Верхним и Нижним Египтом.

Египтяне называли свою землю «Две страны». Государство делилось на Верхний Египет и Нижний Египет, что в грубом приближении соответствовало Долине и Дельте (Нил нес свои воды с юга на север, так что Верхний Египет на современной карте находится ниже Нижнего Египта). Иногда в книгах встречается выражение «Средний Египет» по отношению к району между Кипром и Ассиутом, но такое разделение на три части возникло лишь недавно. По всей видимости, древние египтяне любили контрасты, они резко отделяли Верхний Египет от Нижнего, а Красную землю от Черной земли.

«Черной землей» был собственно Египет, и любой, кто посещал долину Нила, легко поймет, почему египтяне выбрали именно такое название – по сравнению с Красной землей пустыни. По обоим берегам Нила тянется полоса плодородной черной почвы, ежегодно удобряемой разливами реки. Черная земля кончается внезапно, словно палец божества провел границу, повелевая: на этой стороне – жизнь, зелень растущих хлебов; на другой стороне – смерть и бесплодие безжизненных песков. Бесплодные земли окружают долину на западе, востоке и севере и переходят в две огромные пустыни – Ливийскую и Аравийскую.

Египтяне ненавидели пустыню. Там обитали только жалкие бедуины, не знающие богов кочевники; любой попавший в пустыню видел лишь нестерпимую жару, голод и жажду. Тем не менее без Красной земли Египет не был бы Египтом, каким мы его знаем. Именно на бесплодных плато Красной земли египтяне добывали золото, из которого изготавливали предметы, вызывавшие зависть у владык других держав Ближнего Востока, и которое давало власть, приносимую богатством. В пустыне и на Синайском полуострове египтяне добывали медь – сырье для инструментов, нужных при строительстве пирамид, и для оружия – при его помощи были завоеваны Нубия и восточные соседи Египта. В песках, раскинувшихся за окаймляющими Черную землю скалами, египтяне построили храмы и гробницы, сохранившиеся до наших дней, чтобы поведать нам о великолепии и величии Египта. Плодородная черная почва, столь любимая египтянами, давала вещи недолговременные, а пустыня сохранила даже такие недолговечные предметы, как ткани и папирусы – и даже человеческую плоть. Древний Египет был продуктом как Черной земли, так и Красной земли, хотя народ Египта называл себя «кемит», то есть «черные».

Район Дельты полностью относился к Черной земле – плоской, покрытой зеленью и часто болотистой. А это значит, что мы можем узнать об этом районе намного меньше, чем о районе Долины. Подавляющее большинство предметов, выставленных в музеях, было обнаружено в Верхнем Египте; Дельта же представляет собой «белое пятно» в наших знаниях о египетской культуре, и «пятно» это требует, чтобы его заполнили, особенно сейчас, когда новая плотина поднимает уровень воды над древними городами Дельты, делая их недоступными для раскопок.

Многие из этих городов во времена фараонов играли очень важную роль. В западной части Дельты находилась древняя столица Буто, «место трона». Столица располагалась среди топей, и ее богиня, кобра, позднее стала одной из двух защитных сил, охранявших царя. К югу от Буто находился Саис с его священным озером, обителью богини Нейт. Дальше на восток, почти в центре Дельты, располагался Бусирис, где Осирис жил до того, как перебрался в Абидос в Верхнем Египте. Расположенный на юго-востоке от Бусириса Бубастис должен представлять интерес для всех любителей кошек, поскольку именно здесь находилось место поклонения Баст – богине с головой кошки. К северо-востоку от Бубастиса лежал Мендес, где почитали священного барана, а прямо на востоке от этого города располагался Танис, на равнине южнее озера Мензала. Этот город не был столь древним, как Саис или Буто, зато имел довольно интересную историю. Ученые до сих пор спорят, быш ли Танис Аварисом, крепостью захватчиков-гиксосов, и Пи-Рамсесом, где подневольные древние евреи возводили для своих поработителей город-сокровищницу.

В поздний период египетской истории Танис стал столицей; именно в этом городе французская экспедиция под руководством Пьера Монте обнаружила весьма важные царские гробницы. В окрестностях города цари-рамессиды воздвигли дворцы и здания для разного рода удовольствий. Одним из источников этих удовольствий, без сомнения, были прекрасные вина с окружающих Танис виноградников, а также из Инета, расположенного к югу от Таниса.

Северо-восточная часть Дельты была в древние времена хорошо известна своими винами. Там были прекрасные пастбища для принадлежавших царю и храмам огромных стад. Однако большую часть этого района, по всей вероятности, занимали обычные болота, на которых росли высокие, более чем рост человека, папирус и тростник. Тростник служил хорошим укрытием для гусей и уток, а также для прочей дичи, включая ибисов и цапель. Возможно, в те времена в Дельте водились и гиппопотамы, хотя в наше время этих животных там уже нет. Города и села Дельты чаще всего возводились на возвышенностях – как на природных холмах, так и на созданных человеком. Сейчас Нил имеет в Дельте два главных русла – Дамиеттское и Розеттское. Во времена Геродота существовало не меньше семи устьев, между ними были протоки, каналы и озера.

Жаль, что мы не знаем о Дельте больше – о ее прекрасных дворцах и храмах, о ее прославленных многими виноградниках, о ее стадах, дичи и полях. Нам приходится довольствоваться взглядом с высоты птичьего полета. Попытаемся компенсировать скудость дошедших до нас сведений о Дельте более подробным изучением того, что дошло до нас о Верхнем Египте. Для того чтобы ближе узнать этот район, нам лучше всего подняться на борт корабля. Сейчас это самый приятный способ осмотреть Египет; в древние же времена это был способ единственный. Мы отплывем в свое воображаемое путешествие приятным летним утром, перед самым рассветом, на пятьдесят первом году правления Владыки Двух Земель Усермаатра Сетепенра Рамсеса Мериамона, которого последующие поколения будут называть более удобным именем Рамсес II. Мы получили разрешение царя на участие в поездке, а такое разрешение обязательно, поскольку корабль и его груз принадлежит царю, как почти все в Египте – зерно, храмы, животные и люди. Это путешествие не носит торговый характер и совершается не ради выгоды. Судно доставляет вино с королевских виноградников в Египте в храм бога Хнума в Элефантине жрецам, которые, возможно, будут рады вину больше самого бога. Во время пути корабль должен сделать несколько остановок, чтобы выгрузить кувшины с вином в особо любимых царем городах.

Когда мы, зевая, опираемся на поручень, чтобы бросить взгляд на очертания пирамид Гизы, небо уже приобрело светло-голубой цвет. Паруса над нашими головами натянулись и стали тугими; суда, идущие в Мемфис, могут воспользоваться течением – нам же приходится полагаться только на северный ветер. К счастью, ветер почти всегда дует именно в нужном направлении, и мы набираем скорость, быстро оставляя позади Мемфис – Белую стену, первую столицу объединенного Египта, которая стоит на границе Двух Земель еще со времен Менеса-объединителя. Вдали мы можем увидеть колонны входа в храм Птаха, возвышающиеся высоко над зелеными вершинами пальм и тамариска, делающих храм еще прекраснее.

Небо уже совсем просветлело, и вот наконец сияющий диск солнца, Ра-Харахте, поднимается на соколиных крыльях из-за линии горизонта. Его лучи заливают светом громаду ступенчатой пирамиды, расположенной у старого кладбища в Саккара. За рекой, слева от нас, видны на бледно-золотистых скалах черные провалы каменоломни в Масара, где добывают известняк. Именно отсюда прибыши камни, которыми были облицованы – чтобы сделать поверхность ровной – грани пирамиды в Гизе. С тех пор многие фараоны брали здесь известняковые плиты для своих гробниц и храмов.

Когда мы проплываем мимо пирамид в Дашуре, солнце уже поднялось высоко; склоны пирамид под прямыми лучами кажутся золотыми. Дальше по реке будет Лишт – как его назовут много позже – с большим числом пирамид, небольших по размерам, уже обвалившихся. В Медуме мы видим последнюю из больших пирамид-гробниц Древнего царства. Во время нашего путешествия она еще выглядит как пирамида, но это продлится не долго. Скоро с нее начнут заимствовать камень, и к 1960 году она будет выглядеть как высокая квадратная башня.

Около Медума нам придется остановиться и привязать корабль на ночь. Ничто на свете – кроме угрозы жизни монарха или собственной матери – не заставит капитана плыть во тьме. Во-первых, в водах реки слишком много песчаных отмелей. Во-вторых, в ночи бродят духи. Некоторые из них несут смерть – «те, чьи лица обращены назад». Возможно, во тьме бродит и еще кое-кто.

Капитан пригласил нас отужинать с ним на палубе. Здесь довольно приятно, прохладный ночной бриз слегка дует в лицо; высоко в небе мерцает звезда. Капитан просит извинения за угощение – незамысловатую пищу моряков, – однако мы находим ее более чем аппетитной. Жареная утка, лук, редиска, свежий печеный хлеб из деревни, где мы стали на якорь, финики, абрикосы и фиги. И – не может быть! – вино из Инета!

Капитан удивлен и слегка уязвлен, когда мы спрашиваем о вине, хотя мы и делаем это очень тактично. Да, это вино из Инета. Но никто не ждет, что капитан проделает 600 миль с самым настоящим нектаром на борту и не попробует его. Он пожимает плечами – жест, который, должно быть, появился на свет вместе с человеческим родом. Немного вина всегда можно взять, это знают все, это обычай. Он – честный человек; он не продаст ни кварты груза на сторону, чтобы поделить прибыль с писцом, который должен рассчитать расходы царя к концу путешествия. Такими вещами он не занимается! Да это и не обязательно, поскольку Усермаатра (да живет он и процветает и пребывает в полном здравии!) не спускает проделки такого рода. В прошлом, помнит капитан, такие вещи еще сходили с рук. Старые добрые времена… Но ради одного-двух кувшинов никто шума поднимать не станет. Это превосходное вино, не так ли?

Мы соглашаемся и опустошаем еще одну кружку, с чувством уверенности, что если кто-то и пострадает за исчезновение вина, то не мы.

На следующий день мы входим в Файюм. Если бы мы могли видеть дальше – а из-за пальм нам видно мало, – перед нами открылись бы широкие озера, окруженные зелеными полями, храмами, городами и дворцами. Самое удивительное сооружение Файюма – Лабиринт, как его назовет грек Страбон через тысячу лет после времени нашего путешествия. Капитану это сооружение известно как храм Аменемхета, древнего царя; он состоит из двух тысяч комнат, выбитых в каменном монолите. Файюм – это большой оазис, соединяющийся с Нилом каналом, который будет назван Бахр-Йусуф, или канал Иосифа, – в память о человеке и о событиях, оставивших след в Библии. Однако в египетских письменных источниках и то и другое не отмечено. Потому ли, что Иосифа никогда не было и он обязан своим появлением поэтическому воображению древних евреев, или потому, что египтяне предпочитали не замечать чужеземцев и варваров в своей среде? Если верно последнее, то вполне возможно, что потомки Иосифа до сих пор трудятся в топях Дельты, стараясь после работы набрать немного соломы для своих хижин. Может быть, пока мы плывем по реке, Моисей прокладывает путь идущим за ним людям, а жрецы царского двора в Танисе видят странное предзнаменование во время своих жертвоприношений. Но… все это наши фантазии. Если мы находимся на этом корабле, на пятьдесят первом году жизни Рамсеса, мы способны разузнать, как все происходило на самом деле. Если бы дьявол предложил какому-нибудь египтологу возможность совершить подобное путешествие в обмен на его душу, на такой обмен тот согласился бы наверняка.

Находясь уже в ста восьмидесяти милях к югу от Мемфиса, мы поворачиваем в доки Бени-Хасана, чтобы оставить здесь несколько кувшинов с вином. Это наша первая большая остановка. Местный принц любит вино из Дельты, к тому же он – близкий друг царя. Во время битвы при Кадеше он опустошил с царем не один кувшин. Город расположен на восточном берегу; выше города, в скалах, находятся гробницы, которые считаются древними уже в то время, о котором идет речь. Археологам будущих поколений эти гробницы подарят немало радостных открытий. Принца во дворце сейчас нет – он отправился на охоту в пустыню, так что нас не пригласят на обед. Капитан хочет побыстрее продолжить путь, а потому, как только носильщики принца завершают переноску кувшинов, он приказывает вновь поднять паруса. На следующий день, проходя по реке, мы видим, что скалы на восточном берегу уступили место плодородной долине. Команда собирается у борта, оглядывая берег; моряки негромко переговариваются и касаются пальцами амулетов, что висят на их шеях. Но смотреть здесь особо нечего – только разрушенные стены и груды камней. Когда-то здесь располагался большой город, владения самого большого еретика Древнего Египта, отвергавшего самого главного из богов. Он получил то, что заслужил, этот преступник Эхнатон. Сейчас запрещено даже произносить его имя.

Когда корабль миновал Ахетатон, который в наши дни известен под названием Телль-эль-Амарна, мы замечаем общее напряженное состояние. Капитан выходит из своего укрытия и становится на носу, внимательно обозревая реку. За весла садятся все моряки. Затем мы видим, что на восточном берегу вновь вырастают скалы. Они образуют наклонную каменную стену; из бесчисленных трещин в скале вылетают стаи птиц, с криками носящихся в воздухе. Это место – одно из самых опасных на реке, здесь порыв ветра, дующего со скал, вполне может бросить судно на песчаную отмель. Вот и сейчас весла под водой натыкаются на песок. Немедленно следуют энергичные команды, и гребцы проскакивают скалы, минуя отмель буквально в нескольких дюймах. Но предстоит пройти еще двадцать миль опасного участка, и, когда мы наконец минуем узкие места у Гебель-Абу-Феды (это название капитан, разумеется, никогда не слышал), мы думаем только об остановке. Капитан испытывал судьбу, проходя опасный участок так поздно – как только мы бросили якоря и приготовили вечернюю трапезу, опустились сумерки.

На следующий день мы уже в восьмидесяти милях от Бени-Хасана и в двустах пятидесяти от Мемфиса и медленно приближаемся к Ассиуту. Путешествие длится уже более десяти дней, а мы не прошли еще и половины пути до Элефантины. Ассиут – большой город, его правители некогда были близки к тому, чтобы стать царями Египта, а принц Ассиута и до сих пор один из влиятельных вельмож. Если до заката мы доберемся до города, нам следует найти время, чтобы посетить находящиеся в скалах гробницы предков этого вельможи.

Финиковые пальмы и сикоморы, гранаты и персики, поля пшеницы и льна – этот плодородный район мы минуем, оставляя за кормой Ассиут. Через две недели после отплытия из Ассиута мы достигаем священного города Абидос. Здесь был погребен сам Осирис. Пристани Абидоса забиты судами. Среди них – несколько барж с камнем для воздвигаемого в городе великого храма Рамсеса; однако большинство кораблей занято паломниками, направляющимися к месту поклонения Осирису. Погребальный корабль со стоящим на палубе позолоченным ящиком для мумии проходит прямо перед носом нашего корабля, и капитан, забыв обо всяком почтении к усопшим, обрушивает поток ругательств на потных матросов. Затем он отступает в сторону и произносит молитву или две, обращенные к Великому Храму. Однажды и ему придется отправиться в такое путешествие, на судне, похожем на то, на котором когда-то плыл Осирис – конечно, если к этому сроку удастся собрать достаточно денег на подобное путешествие.

Когда мы достигаем Ху (который греки назовут Диосполис Парва), матросы начинают переговариваться громче, чем обычно. Нас несет быстрая протока, и им приходится сидеть на веслах не только в местах сужения реки, но и на многочисленных поворотах. И здесь же начинается большой изгиб реки, уводящий Нил на протяжении тридцати миль почти строго на восток, после чего река снова меняет направление, чтобы еще тридцать миль течь на запад.

Последний город в нашем путешествии на восток – Дендера, в нем находится храм Хатор. В ХХ веке н. э. многие готовы проделать огромный путь, чтобы посетить храм в Дендере, но они увидят лишь некрасивую, более позднюю версию того чуда, что открывается взору плывущих на нашем корабле. Мы видим гробницу, воздвигнутую великим полководцем Восемнадцатой династии по плану, сохранившемуся еще со времен Хуфу.

Чтобы благополучно миновать города Коптос, Кус и Нагада, гребцам приходится изрядно потрудиться. Затем – поворот на запад, после которого перед носом корабля начали расти обелиски и пилоны Фив, алые в свете золотого солнца. Столица царя Египта в это время находилась в Танисе, но для погребения монархов по-прежнему привозят сюда, в бывшую столицу царей-богов – в «стовратные Фивы», с их огромными храмами – Карнаком и Луксором. Проплыв немного дальше, мы можем видеть оба храма; перед ярко раскрашенными пилонами трепещут под утренним бризом алые знамена, древки знамен венчают золотые верхушки. Когда мы приближаемся к докам на восточном берегу Нила, перед нами открывается панорама Западных Фив, «города мертвых». Мы видим каменные фигуры, сидящие перед красивым погребальным храмом Аменхотепа III. За этим храмом стоит храм правящего ныне Рамсеса, еще недостроенный и выглядящий удивительно новым на фоне изъеденных непогодой скал. Однако и недостроенный, он смотрится неплохо, даже по сравнению с другими богатыми храмами, что выстроились в ряд вдоль скал на западном берегу. Одно из этих чудес приковывает взгляд – храм с изгибающимся рядом колонн и с наклонными скатами; террасы этого храма зеленеют деревьями. Как говорит нам капитан, этот храм посвящен Амону, Хатор и царям-тутмосидам; и он должен это знать, он много путешествует и посетил немало храмов. Мы вежливо киваем – но мы, прибывшие из другого времени и другой страны, знаем все же больше, чем капитан, живущий во времена Рамсеса Усермаатра. Этот храм принадлежит Хатшепсут, той женщине, что дерзнула занять царский трон. Ее имя не упоминают в списках царей, ее картуши и ее изображения на стенах храма счищены или замазаны. В будущем археологам потребуется немало времени, чтобы вернуть память о ней.

До наступления сумерек еще несколько часов, но капитан принимает решение остановиться в Фивах до завтрашнего утра. Он снисходительно относится к своей команде и потому разрешает морякам отправиться на берег. Мы решаем тоже воспользоваться предоставившейся возможностью и отправляемся засвидетельствовать наше почтение Амону: баран, которого моряки ведут с собой, возможно, предназначается для вечерней службы в святилище Амона. После религиозной церемонии можно осмотреть достопримечательности. Мы просто обязаны увидеть ночную жизнь этого великого города далекого прошлого. У нас нет времени, чтобы осмотреть гробницы на западном берегу, – даже если бы нам позволили это сделать. Долина Царей охраняется, и потому все, что мы можем увидеть, – это каменная стена из покрытых трещинами скал. Посетителей здесь явно не жалуют – даже туристов.

К несчастью, матросы проявили не меньший интерес к ночной жизни, хотя и не с чисто исторической точки зрения. Наутро вид у них сонный, а двое матросов вообще не явились на борт. Капитан посылает проклятия их предкам, нанимает двух новых матросов, из тех, что слоняются без работы возле пристани, и мы снова отправляемся в путь, лишь на час отставая от нашего расписания.

Матросам приходится десять—пятнадцать миль работать веслами, но мы – отдыхающие туристы – можем облокотиться на поручни и полюбоваться на уходящие вдаль обелиски Карнака. Колоссы Аменхотепа III исчезают из виду последними. Скоро мы минуем Хермонтис, расположенный на той же равнине, что и Фивы. Здесь жил Монту, бог войны. Затем мы поворачиваем и двигаемся на юг, подгоняемые довольно сильным бризом. После тяжелой многодневной гребли кажется, что корабль летит. Всего через два дня после выхода из Фив мы минуем два города на противоположных сторонах реки – Эль-Каб с остатками древней стены и Иераконполис. Немного дальше располагается Идфу, одно из святилищ Гора. Как и в Дендере, мы видим с корабля совсем другой храм, чем стоящий ныне на этом месте храм Птолемеев, который каждый год привлекает к себе тучи туристов; перед нашими глазами – оригинал, спланированный самим великим Имхотепом, тем самым, что воздвиг Ступенчатую пирамиду. К его плану бережно относились все жившие после него цари.

Проходит еще два дня, и мы приближаемся к Сильсиле, городу, посвященному Собеку, богу-крокодилу. В этих местах есть серьезные основания относиться уважительно к крокодилам. Известняковое плато северной части Египта здесь меняется на плато из песчаника, а это значит, что в реке появляются песчаные отмели, подводные скалы и водовороты. Река становится опасной. Немало судов в этих местах разбилось или село на мель – и потому молитва Собеку не будет лишней. Но, вглядываясь в воду, мы не видим ни одного крокодила; их в последнее время стало совсем мало. Но, как угрюмо замечает капитан, обычно крокодила не замечают до тех пор, пока не становится слишком поздно.

Еще один небольшой поворот, и мы видим группу островов возле Ком-Омбо, который станет через несколько тысяч лет одним из любимейших туристами мест. После островов река двадцать пять миль идет прямо, пока не доходит до Элефантины. В конце нашего путешествия пейзаж особенно красив. Прямо впереди виден остров Элефантина; на нем высится окруженный несколькими домами храм. Холмы из известняка чередуются с гранитными скалами, обломки массивных глыб видны и над поверхностью речных вод.

На острове стоит дом принца – его земной дом. «Дворец Вечности» для него воздвигается на севере Египта, так что принц будет лежать неподалеку от своего царственного владыки. На острове есть и другие гробницы, высоко в скалах на дальней от нас западной его оконечности; при солнечном свете мы видим их черные прямоугольные входные отверстия, пробитые прямо в скале. Если мы пожелаем, то можем подняться по скалам и войти внутрь. «Дворцы Вечности» пусты. Возможно, принц Элефантины, который также является и везиром Куша, достаточно рассудителен, чтобы выбрать место для своей гробницы в столице, где кладбища охраняются от воров. Его предшественники, владельцы пустых гробниц, не заботились об охране, поскольку не привыкли думать о своей защите. Исследователи и искатели приключений, они отправлялись в загробный мир так же, как некогда в дикие джунгли внутренней Африки, – в одиночку, никем не изведанным путем. Если мы захотим, то сможем прочесть описание их подвигов – оно высечено на стенах их гробниц. Некоторые слова звучат немного странно, они устарели, но любой грамотный человек может их прочитать. На Элефантине многое стоит осмотреть: гранитные каменоломни и два туннеля, сквозь которые проходят воды Нила. К югу, на острове Сехел, находится «ниломер», который измеряет высоту уровня воды, что весьма важно для благосостояния всей страны.

2. НУБИЯ И ПУСТЫНЯ

Остров Элефантина находится на границе Египта и Нубии; эту границу отмечают пороги. Чтобы добраться до Нубии, нам приходится пройти несколько миль по берегу и лишь потом сесть на судно, которое волоком протащили через пороги. На борт мы поднимаемся напротив большого острова, который в свое время назовут Филае.

Последующая часть путешествия менее интересна; земля скудна, и растущие хлеба не столь зелены. Однако на берегах еще встречаются монументы. Примерно в полудюжине мест мы видим построенные в традиционном стиле храмы – по крайней мере половина из них воздвигнута Рамсесом. Самым величественным его сооружением стал Абу-Симбел, которого мы достигаем на восьмой день после отбытия из Асуана. Две огромные статуи Рамсеса в шестьдесят футов высотой уже завершены. Эти статуи стоят с одной стороны от входа в храм, и сейчас похожие на муравьев маленькие черные фигурки на лесах отделывают лица двух статуй по другую сторону входа. Сам храм вырублен в толще скалы. Один из пассажиров нашего корабля – писец, который должен высадиться в Абу-Симбеле, чтобы проследить за правильностью нанесения надписей в храме. У писца с собой целый мешок свитков с текстами, которые должны быть скопированы. Писец говорит нам, что царь желает запечатлеть еще раз свою великую победу над хеттами – живущим далеко на севере дерзким народом. Писец – человек средних лет, уже начавший набирать жирок, как, впрочем, многие писцы. Его лицо выражает холодную любезность опытного бюрократа всех эпох. Но мы все же замечаем нервное подергивание уголка его рта, когда он заводит речь о знаменитой победе фараона. Мы знаем кое-что о сражении при Кадеше, но мы тактичны, как и писец.

Статуи в Абу-Симбеле кажутся слишком большими и несколько приземистыми. В самом деле, фасад здания явно перегружен этими четырьмя колоссами, а также находящейся над дверями сложной скульптурной группой и рядом вырезанных из камня обезьян на самой вершине. Впрочем, красиво это или нет, но выглядят статуи весьма внушительно. Как сказал капитан, храм проживет не меньше, чем пирамиды Гизы.

Еще через два дня нашего путешествия мы доходим до второго порога, где река срывается вниз по черным блестящим валунам, мокрым от брызг. За этим препятствием и расположена конечная цель нашего маршрута, и ее уже видно: по обеим сторонам реки стоят на скалах массивные крепости с зубчатыми стенами и башнями. Мы везем с собой послание к начальнику крепости Семна, расположенной на западном берегу залива, – там нас встречает целая толпа, состоящая главным образом из жителей крепости. Жизнь гарнизона скучна, и потому здесь всегда рады видеть приезжих из родных мест.

На Семне нам стоит и завершить свое мысленное путешествие, поскольку этой крепостью заканчиваются южные земли, находившиеся во владении египетских царей так долго, что здесь приняты египетские обычаи и манеры. Хотя египетские храмы и крепости есть и много южнее, путь к ним преграждают пороги, а почти вся береговая линия до самого Судана представляет собой бесплодные скалы и каменные глыбы. К тому же мы путешествуем за пять столетий до появления пирамид в Напата и Мерое, которые будут воздвигнуты потомками «жалких нубийцев», как только что назвал их начальник гарнизона Семны. Это дружелюбный, гостеприимный человек; мы не будем говорить ему, что через несколько столетий «жалкие нубийцы» двинутся на север, чтобы завладеть египетским троном.

Итак, мы осмотрели большую часть «Черной земли», почти не покидая борта корабля. Путешествие по воде всегда приятно; но когда теперь мы отправимся в «Красную землю», нам останется только порадоваться, что наше путешествие лишь мысленное. Итак, мы направляемся в пустыню – и для этого нам понадобится вся сила духа.

Пустыни – Ливийская на западе и Аравийская на востоке – находятся немного выше уровня долины. В доисторические времена река прорезала себе путь через плато, состоящее из известняка на севере и песчаника на юге. Ко времени фараонов – то есть к рассматриваемому нами сейчас периоду – долина Нила уже лежит на дне ущелья, чьи края возвышаются над ней на несколько сот футов.

Если бы мы отправились в лежащую на востоке пустыню вместе с группой египтян, то, возможно, пришли бы обратно в долину Нила в районе Коптоса, который лежит на восточном изгибе реки, где Нил подходит к Красному морю ближе всего. Здесь могли бы снарядить караван из ослов – верблюдов в этих местах не будут знать еще долго, – чтобы отправиться по небольшому ущелью Вади Хаммамат, идущему строго на восток.

На восточном плато множество подобных каньонов и ущелий. На нашей тропе, существующей уже несколько столетий, есть несколько колодцев. Но даже при этом путешествие производит жуткое впечатление. Земля бесплодна и мертва, как поверхность Луны, параллельно берегу Нила идут высокие горы, а в одном месте нам приходится преодолевать перевал, возвышающийся над уровнем моря на 2500 футов. Солнце печет неимоверно, и появляющиеся после зимних дождей весенние цветы живут не долго. Утирая пот, мы вспоминаем раскинувшиеся вокруг дворца принца прохладные сады Коптоса и с удивлением думаем, что за сумасшедшие отправляются в это чистилище. Ответ на этот вопрос лежит, в частности, в древнем имени Коптоса. Этот город носил название Небет – «Золотое место».

Часть золота, что давало Египту возможность возвыситься среди других народов, прибывает из Нубии, но наибольшее его количество добывают в пустыне к востоку от Египта. Немного золота в этом месте осталось даже до ХХ века н. э. Тогда для разработок древних шахт была создана корпорация; от этой затеи пришлось отказаться, поскольку прибыль не покрывала затрат на извлечение золота из руды, эта проблема не беспокоила египтян: если они желали что-либо сделать, они прикладывали к этому все силы, чего мы позволить себе не можем. Блистательный пример тому пирамиды. Возможно, однако, что египтяне выработали богатую руду и бросили все остальное.

В музее в Турине есть один очень интересный папирус – самая древняя в мире карта сокровищ. Возможно, ее составили именно в те времена, в которые мы отправились в наше воображаемое путешествие по Древнему Египту. Карта показывает размещение некоторых золотых шахт восточной пустыни. Археологи не могут с уверенностью сказать, что за шахты имелись в виду – это вполне могли быть те, что лежали вдоль тропы Хашаманат. Эти шахты – шахты Фуахира – располагались почти у дверей Египта. У некоторых заброшенных шахт, находившихся далеко от троп, до сих пор сохранились остатки древних лагерей золотодобытчиков, представляющие собой загоны для скота и для того человеческого скота, что работал на шахтах, а также бараки для солдат, которые гнали рабов на тяжелейшую работу. По всей видимости, в эти богом забытые места посылали только преступников и военнопленных. Подобные наказания годились для любого, даже самого тяжкого преступления.

Древняя карта района добычи золота

В пустынях можно было найти не только золото, но и полудрагоценные, поделочные камни – гранат, агат, халцедон, яшму, горный хрусталь, карнелиан – полупрозрачный кварц темно-красного цвета. Все эти камни использовали для ювелирных украшений. По всей видимости, древние никогда не видели бериллов и изумрудов, они были найдены в Аравийской пустыне только в наши дни.

Из пустыни привозили также твердый камень. Известно, что все камни тверды, но некоторые тверже остальных. Известняк и песчаник окружающих долину гор были мягкими камнями, из них сооружена большая часть храмов. Но для особых строений, таких, как призванные защищать тела царей саркофаги и вечно хранить внешний вид фараонов статуи, требовались более долговечные материалы. В Асуане добывали гранит, в каменоломнях к северо-востоку от современного Каира – кварцит, а из шахт по маршруту Вади Хаммамат доставляли «прекрасный камень бехен», разновидность кварца, особо ценимая за то, что после полировки его поверхность становилась зеркальной. Камень также добывали в пустыне; в наши дни известно даже, где именно. Мрамор, порфир, сланец, базальт – список добываемых камней очень велик.

Под своей отталкивающей поверхностью пустыня просто ларец с драгоценностями. Но у египтян была еще одна причина, по которой они решались отправляться в пустыню. По Вади Хаммамат караваны могли дойти до Красного моря, и из портов египтяне отправляли торговые экспедиции на юг, вдоль побережья Африки. Там располагалась страна, которую египтяне поэтически именовали «землей богов». Из этих мест в Египет прибывали обезьяны и слоновая кость, золото и черное дерево, шкуры пантер, перья страусов, ладан и мирра. Мы не знаем точно, где находилась эта экзотическая страна, но существует предположение, что поблизости от современного Сомали.

Следом за нашим мысленным прыжком с острова Элефантина в город Коптос сделаем еще один – на север, к Дельте, в которой Нил словно разводит свои зеленые руки на запад и восток. На востоке от Дельты лежит пустыня, которая тянется вплоть до Синайского полуострова. Эти земли – один из источников процветания Египта и дорога в дальние страны.

Синайский полуостров богат медью. Все египтяне имели медные вещи. Вполне разумно предположить, что египтяне получали медь с Синая, но это только предположение; как ни странно, доказательств у нас нет. Шахты на Синае, в Магхаре и Серабит-эль-Хадиме, безусловно, принадлежали египтянам, поскольку именно египетские надписи нацарапаны на окружающих шахты скалах, но там добывали бирюзу, а не медь. На Синае есть древние медные копи, но ничто не свидетельствует о том, что они принадлежали египтянам. Медь, которая была так важна для Египта, могли доставлять из восточной пустыни – после долгих исследований там были найдены египетские надписи, о Синае же нам ничего не известно.

Дороги, проложенные через пески и скалы Синая, вели в Азию. С востока египтяне получали цинк и серебро, окаменевшую смолу, лазурит и жадеит, а также знаменитый ливанский кедр. Во времена империи, когда Египет вел завоевательные войны или отбивался от захватчиков, египтяне получали с востока рабов, наемных солдат, скот и разнообразную добычу. К несчастью, дороги ведут в двух направлениях – по ним могли пройти как египетские войска, так и войска из Азии. Пройти азиатам было нелегко, поскольку египтяне охраняли эти дороги; расставив военные гарнизоны у немногих колодцев, они довольно легко могли контролировать перемещение в Египет и из Египта «жалких азиатов». Однако временами небольшая струйка чужеземцев превращалась в бурный поток. Ненавистные гиксосы, придя из Азии, подвергли Египет национальному унижению, преодоленному только после того, как царь-полководец из Восемнадцатой династии вышвырнул иноземцев в пустыни, из которых они пришли. Даже от завоевателей египтяне перенимали новые и полезные идеи, и во все времена они поддерживали постоянные контакты с другими странами Ближнего Востока – Шумером, Вавилоном, Ассирией, Митанни, хеттской державой, что стимулировало развитие египетской культуры и отразилось на истории Египта. К другим великим цивилизованным державам, с которыми Египет поддерживал торговые отношения, относился остров в середине «Великой зелени» – Крит[1]. Позднее египтяне познакомились и с микенской культурой.

Пустыня к западу от Египта, Ливийская, заслужила меньше хвалебных слов. В ней было мало ценных минералов, в основном диорит и аметист. Самое лучшее, что в ней бышо, – это цепочка оазисов, протянувшихся почти параллельно Нилу. Всего бышо шесть крупных оазисов, пять из которых входили в египетские владения. Кардах, «южный оазис», был самым важным из них – он славился вином, как и Бахрийя, «северный оазис». Для хозяйственной деятельности, возможно, самым полезным был Вади Натрум, источник окиси калия – соли, которую египтяне использовали при бальзамировании. Далеко на северо-запад от Вади Натрум лежал Сива, единственный из оазисов, который не был под контролем египтян до сравнительно позднего времени истории Древнего Египта. Именно сюда прибыл Александр Македонский для того, чтобы стать признанным царем Египта, самим Амоном.

Вода, которая позволяет существовать оазису, сохраняется в озерах и прибывет из подземных источников, в том числе термальных. Как это ни странно звучит, воды здесь даже избыток, а многочисленные комары распространяют малярию. Наверное, поэтому во времена фараонов оазис служил местом ссылки для политических противников и преступников. Изолированность оазиса делала его надежной тюрьмой и без заграждений – попадавший туда мог выбраться обратно, только подкупив солдат патруля, чтобы они смотрели в другую сторону, пока беглец не нагрузит караван ослов водой и пищей. Ссылка сюда обрекала на медленную смерть каждого, от кого желал избавиться царь.

Египтяне называли оазис словом «wahe», это одно из немногих слов, которые перешли в английский язык (другим словом был «adobe» – «необожженный кирпич», от египетского «djebat» – «кирпич из грязи»). Поначалу оазисы, по всей видимости, заселяли племена кочевников, которых египтяне называли «тджемеху» и «тжехену». Этим людям нужно было где-то обитать, а других пригодных для жизни мест в этом районе не было; всего в нескольких днях кочевки на запад начинались бескрайние пески Сахары. Другие кочевники проживали дальше к северу, около западного края Дельты. Они были весьма примитивны по сравнению с египтянами, которым приходилось постоянно присылать сюда карательные экспедиции. Помня о том, в каких условиях жили кочевники, мы вряд ли имеем право осуждать племена Ливийской пустыни за нападения на деревни в Дельте или на какой-нибудь оазис. Кочевники никогда не представляли серьезной опасности, пока в XII столетии до нашей эры не получили поддержку других бродячих племен.

Совершив свое воображаемое путешествие не поднимаясь с кресла, мы ознакомились с большей частью Египта, чем это могло сделать большинство древних египтян. Даже если бы они были путешественниками, прошедшими всю дорогу от Коптоса до Мемфиса или от Амарны до Элефантины, они все равно могли увидеть лишь один и тот же, не меняющийся веками ландшафт – Нил и его долину, высокие утесы, пустыню и пашни. В лучшие дни империи египтяне могли своими глазами увидеть экзотичные заморские страны. Простолюдины обычно шли туда в качестве солдат, но если они не оставляли свои кости в нечистой земле Азии или Куша, то, вернувшись, не любили вспоминать время, проведенное вдали от родной земли. Для них мир был маленьким, хорошо предсказуемым; каждый египтянин хотел, чтобы таким его мир остался и впредь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.