Глава 7 ЗА ВЕРУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7 ЗА ВЕРУ

Особенно религиозным я до ареста не был. В Бога, конечно, верил, но молился редко, а в церковь ходил только по большим праздникам 2–3 раза в год.

Родился я в глубоко верующей семье, но воспитание получил частично антирелигиозное в школе и пионерском отряде. Это воспитание, хотя и не уничтожило во мне веру в Бога, но все же, до некоторой степени, подавило: ее. Жизнью церкви и вопросами религии я не интересовался. Когда в городах, станицах и селах Северного Кавказа закрывали церкви и гнали в тюрьмы и концлагери священников, мне было жаль их. Однако, эта величайшая в истории Русской церкви трагедия не доходила до моей души и сердца; я не переживал от так болезненно, как другие, по-настоящему верующие люди. В детстве мне приходилось читать о мучениках за веру, позднее я слышал о таких же мучениках при советской власти. Они рисовались мне бледными тенями реальности, книжными схематическими фигурами. Представить их себе живыми, яркими, реальными я не мог.

Моя вера была неглубокой, не идущей из души, а привычной, унаследованной мною от родителей. В будущем я, вероятно, стал бы равнодушным к Богу, нерелигиозным человеком, каких немало было вокруг меня. Этому моему духовному падению помешала тюрьма. Ярчайшее выражение советской власти — тюрьма НКВД — увеличила и укрепила мою веру в Бога.

Из всех узников советских тюрем, с которыми мне пришлось встретиться, большинство в духовном отношении было таким же или почти таким, как и я. В детстве или юности они верили в Бога и молились Ему, но с течением времени, под влиянием советского бытия, их вера слабела. Живя и работая в условиях установленного властью безбожного режима, эти люди боялись по-сещать немногие сохранившиеся церкви и, постепенно перезабыв молитвы, церковные заповеди и обряды, редко вспоминали о Боге.

Вторая, меньшая по численности, категория заключенных состояла из, так называемых, "убежденных безбожников". В нее входили коммунисты, комсомольцы, арестованные энкаведисты и те, которые назывались на воле "беспартийным активом". Почти все они стали безбожниками, однако, не по убеждению, а ради своей дотюремной карьеры или по требованию партийного начальства. Среди них хотя и попадались люди со специальным антирелигиозным образованием, но довольно редко. Это были, главным образом, работники райкомов партии и комсомола, антирелигиозных музеев, краевых и районных советов безбожников и лекторы-антирелигиозники.

Наконец, третью категорию, самую малочисленную, но высокую по качествам духовным, составляли люди, веру которых ничто не могло поколебать, не скрывавшие своих убеждений и всегда готовые за них пойти на страдания и смерть. Это были современные мученики за веру в Бога.

Таких мучеников за время моего сидения в тюрьме я видел более тридцати. Были среди них дряхлые старцы и юноши, православные священники и сектантские проповедники, ксендзы, муллы и раввины, пожилые колхозники и молодые рабочие, студенты и красноармейцы. На остальных заключенных, иногда даже на коммунистов и комсомольцев, они оказывали благотворнейшее духовное влияние. Каждый из них словами и делами в тюремных камерах направлял к Богу наши опустошенные, исстрадавшиеся души, поддерживал в них угасающие огоньки веры, и часто они, эти огоньки, разгорались в пламя. По-разному говорили нам о Боге Его подвижники и проповедники в тюрьме. Некоторые простыми бесхитростными словами, а иные с научными доказательствами и красноречием талантливых ораторов. Но не только говорили они, а помогая ближним своим, наиболее страдавшим узникам, учили и нас этому. Подвижники Божьи были арестованы не за преступления. Никто из них никаких преступлений не свершил. Их бросили в тюрьму по обычным в годы ежовщины, — для этой категории граждан, — обвинениям; "как социально-опасные элементы", "как служители культа, причастные к контрреволюции" или "за антисоветскую религиозную агитацию".

Почти всех их, за исключением нескольких, расстреляли. Это неудивительно. Ведь советская власть, с первых же дней существования, злейшими врагами своими считала "религиозников". Они были опасными для нее даже в тюрьме; мешали энкаведистам "обезволивать" заключенных, превращать людей в человеческое тряпьё. Судьба избежавших расстрела мучеников за веру была не легче участи погибших от чекистской пули. Их отправили в различные концлагери строгой изоляции.

Заключенные одной из следственных камер ставропольской тюрьмы прозвали 70-летнего священника о. Александра "тюремным утешителем". Этот старенький сельский священник жертвенно и умело врачевал наши души и тела. Под влиянием его бесед да, же арестованные коммунисты и комсомольцы, а также несколько надзирателей стали верующими в Бога людьми. По его очень мягким и деликатным настояниям, в камере возникла взаимопомощь заключенных и был устроен "камерный лазарет", в котором лечили людей, возвращавшихся избитыми с допросов. Краевое управление НКВД признало о. Александра "социально-опасным в условиях пребывания в тюрьме" и отправило в концлагерь строгой изоляции, расположенный в чумной зоне калмыцких степей. Впоследствии наш "тюремный утешитель" там и погиб.

Другой православный священник, о. Василий (Звонарев), ради спасения душ ближних своих, поступил на работу в управление ГПУ, скрыв свое "социальное происхождение и положение". Сначала он там зарывал трупы казненных, тайно творя над ними молитвы. Затем его "выдвинули" в конвоиры. И вот, сопровождая смертников на казнь, конвоир-священник шопотом говорил им последние слова утешения и молился с ними. Так продолжалось целых десять лет, но, в конце концов кто-то из конвоиров подслушал общую молитву "тюремщика" и смертника и донес начальству. Коллегия НКВД приговорила о. Василия к расстрелу..

Ксендзу пятигорского костела следователь приказал отречься на суде от Бога и публично заявить, что он, будто бы являясь агентом Ватикана, по его заданиям "обрабатывал обманутых им верующих католиков в религиозно-антисоветском духе". Ксендз выступил на суде не с покаянной, а совсем иной речью. Он заявил, что никогда от Бога не отречется и призвал присутствующих на процессе людей, независимо от различия их вероисповеданий быть стойкими в вере. Растерявшемуся судье удалось прервать речь священника лишь в самом конце ее. Из судебного заседания ксендз был отведен прямо в камеру смертников…

В 1929 году закрыли пятигорскую синагогу и арестовали ее раввина Вилька. Поводом для этого послужило состряпанное работниками местного отдела ГПУ ложное обвинение Вилька в том, что он будто бы устроил в синагоге воровской притон. Стараясь освободить своего раввина и снять с него позорное обвинение, верующие евреи Пятигорска нажали на все доступные для них кнопки, использовали свои многочисленные знакомства, потратили много денег на подкуп "ответственных" коммунистов и даже ездили в Москву. Однако, их старания не увенчались успехом. Суд приговорил раввина к десяти годам лишения свободы. Перед отправкой его в концлагерь группе евреев удалось добиться свидания с ним.

— Что нам делать, рабби? — спросили они.

— Молитесь, евреи, — коротко ответил он… Восемь лет спустя, в разгар ежовщины, многие евреи Северного Кавказа были арестованы. Для обвинений их в шпионаже и связях с американскими сионистами, из концлагеря в Ставрополь вызвали Вилька. Не выдержав пыток, он дал нужные энкаведистам показания, но на суде отказался от них и призывал евреев молиться. Его присудили к смертной казни…

Из разных аулов Черкессии и Карачая в конце 1936 года было "изъято" шестеро мулл. Их держали в ставропольской тюрьме около двух лет, а затем попытались превратить в советских пропагандистов. Начальник северо-кавказского управления НКВД майор Булах предложил им:

— Отпущу вас на свободу, но с одним условием. Вы должны уговаривать горцев выполнять все, что от них требует советская власть. Поклянитесь Аллахом, что будете это делать.

— Не оскверняй имя Аллаха своим нечистым языком свиньи, — ответил за всех мулл старший из них.

Этого муллу телемеханики забили до смерти в кабинете Булаха, трое из них были расстреляны через несколько дней, а двоих освободили абреки, напавшие на транспорт заключенных, направлявшийся к побережью Каспийского моря для дальнейшей отправки в концлагери Караганды…

Закрыв к 1932 году почти все церкви Северного Кавказа, советская власть, в порядке очередности, начала наступление на существовавшие здесь религиозные секты. Прежде всего, в каждую из них заслали сексотов ГПУ. Были сделаны попытки вербовать сексотов также из числа членов сект, но эта вербовка не увенчалась успехом. В подавляющем большинстве случаев сектанты отказывались стать агентами ГПУ. С одним таким "отказчиком", адвентистом Васиным, я сидел в камере смертников. Его заключили туда только за то, что он не пожелал предать своих братьев и сестер по вере…

Конюх колхоза "Красный партизан" станицы Горячеводской, 74-летний Слободырев на заседании правления стал просить двухмесячный отпуск.

— Зачем он тебе? — спросил председатель колхоза, удивленный такой необычайной просьбой. Трудовых отпусков в колхозах тогда, как известно, не существовало.

— Человек я старый. Не сегодня, так завтра помереть могу. Хочу сходить в Киево-Печерскую лавру. Помолиться перед смертью, — объяснил старик.

— Да ты с ума спятил! — заорал предколхоза.

Отпуск старику не дали и он отправился из колхоза в лавру без разрешения. По возвращении в станицу Слободырев был исключен из колхоза и вскоре после этого арестован "за злостную антисоветскую религиозную пропаганду". Он рассказывал колхозникам о своем путешествии в лавру, где ему так и не удалось помолиться. Лавра тогда уже была закрыта большевиками…

Служивший в пятигорском полку НКВД Иван Хромонко раздавал красноармейцам переписанные им православные молитвы. На вопрос судившего его военного трибунала: "для чего вы это делали"? — он ответил смело и откровенно:

— Я исполнял свой долг православного христианина.

— Знаете, что вам грозит? — спросили его.

— Знаю, — последовал ответ. — Вы убьете мое тело, но душу и веру убить не сможете…

На квартире студента Кабардино-балкарского педагогического института, крещеного кабардинца Тамбиева часто устраивались вечеринки молодежи. Управление НКВД заинтересовалось ими и направило туда двух своих сексотов. Через несколько дней они донесли, что вместо обычных танцев и выпивки молодежь на вечеринках "занимается обсуждением религиозных вопросов, читает Библию и церковную литературу, изданную до революции". Из этой группы верующей молодежи энкаведисты создали на следствии контрреволюционную организацию. Тамбиев был расстрелян, а остальные приговорены к различным сроком лишения свободы.

Рабочий кирпичного завода в городе Георгиевске К. А. Яницкий вступил в спор с приславшим туда лектором-антирелигиозником и заявил ему:

— Члены вашего Союза воинствующих безбожников это слуги Антихриста и враги трудящихся…

Итогом спора была посадка Яницкого в тюрьму Сапожника кисловодской артели инвалидов Сухорукова, очень любившего во время работы вести беседы о Боге и вере, однажды вызвали в городской отдел НКВД.

— Давай прекрати свою церковную трепню. Иначе поставим к стенке, — потребовали там у него.

Требованию энкаведистов Сухоруков не подчинился и был ими без суда "поставлен к стенке" — под дуло нагана.

Изо всех сил старалась советская власть искоренить веру в Бога на Северном Кавказе. Это ей не удалось. На места замученных ею за веру становились другие, новые, молодые подвижники. Они погибали, но не сдавались. Вечная им память!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.