Глава 5

Глава 5

21 сентября 1866 г. Идем на запад, пересекая у основания мыс Маклир. Два человека, нанятых в проводники и носильщики, всю дорогу ворчат, что их достоинство оскорблено выполняемой работой: «Подумать только! Вайяу несут груз, как рабы!» Пройдя с нами небольшой отрезок пути, они воспользовались тем, что я был впереди, и сложили грузы, один из которых состоял из постели сержанта и его кухонной посуды, затем развязали второй тюк и сами себе уплатили за работу. Храбрый сержант сидел рядом и смотрел. От сержанта никогда не было ни малейшего проку, а с недавнего времени он стал жаловаться на непонятные боли в ногах, этим жалобам не сопутствовало опухание или какие-либо другие симптомы.

Когда мы пришли в деревню Пима, сержант съел за ужином целую курицу и кусок рыбы и затем спал крепким сном до рассвета. Проснувшись, он начал отчаянно стонать: «Ох, как болят ноги!» Я сказал ему, что люди обычно стонут, когда отсутствует сознание. Он насупился и дулся весь день, хотя я отрядил человека нести его выкладку. Когда сержант догнал нас, то оказалось, что боли его переместились от ног в какое-то место на животе. Он отдал свой патронташ и сумку носильщику. Я осмотрел вещи и обнаружил, что он уже начал красть и распродавать свой боевой запас. Это была подготовка к возвращению на берег моря с каким-нибудь работорговцем. Сержант остался в деревне.

22 сентября. Горы, через которые мы перешли, возвышаются на 700 футов над уровнем озера Ньяса, они большей частью покрыты деревьями. Людей не видно. Ночевали у ручья Сикоче. Отвердевший песчаник подстилается слюдяным сланцем, на котором встречается налет квасцов. Над этим всем – доломит. Вершины гор часто покрыты доломитом и белым шпатом, что придает им вид снежных. С нами шла группа вайяу; шесть красиво наряженных женщин несли громадные горшки пива для своих мужей, которые очень щедро угощали нас. После трудного семичасового пути пришли в деревню. Там, вблизи водопада Усангази, около большой горы Намаси, провели воскресенье. Вождь, одноглазый, несколько робкий человек, пришел к нам инкогнито. Я спросил, не старая ли женщина их вождь, раз он боится взглянуть на гостя и приветствовать его. Все расхохотались и стали глядеть на вождя. Он почувствовал себя вынужденным присоединиться к общему смеху и спросил, какого рода еду мы предпочитаем. Чу?ма изложил наши желания достаточно ясно, сказав, что он «ест все, что едят вайяу». Это племя, или, точнее, часть его – мачинга, вытесняет прежнее население – манганджа. Мы проходили мимо деревни манганджа, расположенной недалеко отсюда. Там мы видели лишь жалкие разваливающиеся жилища, тогда как деревни вайяу очень чистые, с красивыми соломенными или тростниковыми оградами вокруг хижин.

24 сентября. Прошли всего две с половиной мили и вошли во владение вождя Маренги – очень большую деревню, расположенную на восточном краю южной части похожего на каблук выступа озера. Вождь болен отвратительной болезнью, полученной от арабов. Лицо, шея и другие места обезображены круглыми выпуклыми пятнами струпьев. Брат вождя просил осмотреть и его и дать лекарства от той же болезни. Он живет в деревне неподалеку отсюда, но, когда за ним послали, оказалось, что он слишком болен, чтобы самому прийти.

Это племя происходит от бабиса. Многие из этого народа ходили на морской берег торговать и, вернувшись с ружьями и боеприпасами, присоединились к вайяу в их набегах на манганджа; впоследствии они образовали независимое племя. Женщины не носят губного кольца, хотя большинство их из племени вайяу. Они возделывают большие участки, и еды у них вдоволь. Держат скот, но коров не доят.

Болота, или земляные «губки», этой страны играют очень важную роль в ее ландшафте: вероятно, ими объясняются ежегодные наводнения на большинстве рек. Там, где существуют равнины с уклоном в сторону узкого прохода между горами, налицо условия, необходимые для возникновения африканской «губки». Растительность, не принадлежащая к типу вересковой, т. е. к торфообразующим породам, умирая, сгнивает и превращается в жирную черную землю. Во многих случаях масса этой земли толщиной в два-три фута покоится на пласте чистого речного песка. Сейчас, в сухой период, черная земля растрескалась по всем направлениям, трещины часто достигают трех дюймов в ширину и очень глубоки. Весь поверхностный слой осел и покоится на песке.

Когда наступает период дождей, первая порция влаги почти целиком поглощается песком. Черная земля образует мягкую грязь, плавающую на песке. Узкий проход в горах не позволяет ей сдвинуться в виде оползня, но на этом месте возникает поток из просачивающейся воды. Все маленькие озера в нижней части течения таких потоков заполняются во время первых дождей, выпадающих к югу от экватора, тогда, когда солнце проходит вертикально над головой. Вторая полоса дождей, более сильных, наступает, когда солнце опять переходит к северу; тогда все болота и русла рек уже полны водой; поступающая вновь вода стекает и создает наводнения. Так именно, по нашим наблюдениям, обстоит дело на реках Шире и Замбези.

25 сентября. Селение вождя Маренги на западном берегу озера Ньяса очень велико, много народа собралось поглядеть на чужестранца. Сам Маренга вышел, одетый в шелковую шаль с красными фигурами на ней, сопровождаемый десятком придворных красавиц, которые разостлали для него циновку, а поверх циновки кусок ткани и уселись на нее как бы для того, чтобы поддерживать вождя. Он попросил меня осмотреть его внутри хижины. Маренга показал мне свою отвратительную кожную болезнь, он чернее своих жен, а покрывавшие его пятна делали его очень безобразным. Маренга полагает, что болезнь эта существовала в данной местности еще до прихода арабов. Другая, новая болезнь, занесенная ими, – оспа.

26 сентября. Вчера встретил араба; его рабы идут другой дорогой, пересекая основание мыса Маклира. Араб сказал Мусе, что вся страна впереди полна мазиту, которые в Касунгу убили сорок четыре араба с их спутниками, и только он один спасся. Муса и все джоханна заявили после этого, что они дальше не пойдут. Муса сказал: «Это нехорошая страна. Я хочу отправиться назад в Джоханну и увидеть отца, мать и сына». Я пошел с ним к Маренге и задал вождю вопрос относительно мазиту. Он объяснил, что волнения вызваны возмущением манганджа против Джумбе, который ежегодно приводит в страну арабов и закупает у них боеприпасы. Манганджа заявили, что больше этого не допустят, так как они страдающая сторона, а их народ подвергается уничтожению.

Я объяснил Мусе, что мы будем избегать встречи с мазиту. Маренга добавил: «Там, где вы будете идти, мазиту близко нет». Но глаза Мусы от страха выступили из орбит, он твердил: «Моя не верит этому человеку». Я спросил: «Почему же ты так легко поверил арабу?» Муса ответил: «Я просил его сказать мне правду, и он говорил все: правда, правда» и т. д.

Как только мы выступили, все джоханна оставили тюки на земле и ушли. Все они закоренелые воры, и я не жалею, что избавился от них.

Погрузив имущество на каноэ, мы поплыли вокруг южного берега «каблука» Ньясы, ночевали в камышах, а наутро (27-го) высадились в Мсангве, почти напротив деревни вождя Кимсусы, или, как его называют макололо, Катосы.

Вчера вечером крокодил утащил человека. Человек опьянел от пива и спустился к воде, чтобы освежиться. Здесь он прилег, и животное схватило его. Вода была очень мутная, взбудораженная восточным ветром, который гнал волны, захлестывавшие каноэ и промочившие наши вещи. Очень тяжело слушать громкий плач женщин: он звучит так скорбно.

28 сентября. Пришли в город Кимсусы под горой Мулундини из хребта Кэрка. Вождя не было дома, но за ним немедленно послали. Город за то время, что я его не видел, сильно вырос.

29 сентября. Вчера вечером пришел еще один араб, рассказавший, что мазиту отняли у него всех рабов. Считается более приличным быть ограбленным мазиту, чем племенами манганджа, которых презирают и ни во что не ставят. Намереваюсь отсюда идти на запад по землям марави, пока не зайду далеко от неспокойных мест, где бродят мазиту или манганджа.

30 сентября. С удовольствием проводим здесь воскресенье. От жены Кимсусы получили вдоволь еды. Вождь приглашал меня одного принять участие в выпивке, а потом вместе вернуться обратно, но мне это было не по вкусу.

1 октября 1866 г. Сегодня утром пришел Кимсуса, или Мчуса, и, видимо, был очень рад увидеть меня, своего старого друга. Тотчас же он послал людей привести огромного барана, который не то убил, не то сильно поранил человека. Барана притащили привязанным к длинному шесту, он был чудовищно жирен. Таков уж истинно африканский способ выказать свою любовь: много жира и пива. Вождь велел нести за собой громадную корзину местного пива помбе и другую корзину с нсима, т. е. кашей, кроме того, горшок вареного мяса. Ко всему этому добавили большую корзину кукурузы. В общем нам принесли очень много еды, и пришлось даже заявить, что мы не сможем унести ее всю.

Кимсуса говорит, что землетрясения они наблюдали в том месте, которое сейчас занято Мпондой, но не в тех местах, где он сейчас. Он подтверждает предание о приходе манганджа с запада или с запада-северо-запада. Он добавил, что деревня его сейчас в три раза больше, чем раньше, благодаря тому, что он последовал совету, который я дал ему в прошлое наше свидание, не продавать своих людей. Кроме этой у него есть еще другая деревня, и он хотел бы, чтобы я посмотрел ее тоже: именно поэтому он и приглашал меня прийти туда, но теперь жители той деревни сами придут ко мне.

2 октября. Рано утром появился Кимсуса с огромной корзиной пива высотой в 18 дюймов и диаметром в 15 дюймов. Некоторое время он наливал нам пиво да и сам потягивал его как следует, вследствие чего стал чрезвычайно разговорчивым. Он повел нас в густую рощу за городом, где росло много высоких деревьев; многие из этих пород я нигде в другом месте не видал. То дерево, под которым мы сидели, приносит съедобные плоды, растущие кистями. Эти фрукты называются мбедва. В роще была расчищенная лужайка, и на это тенистое место нас привели потому, что здесь решаются важные дела, требующие секретности.

Жены Кимсусы принесли сюда вторую огромную корзину пива, в котором, впрочем, не было большой нужды, так как Кимсуса уже говорил не переставая и никаких дел мы не обсуждали.

3 октября. Вождь пришел рано, трезвый. Я стал подшучивать над его вчерашней говорливостью и сказал, что если нужно поговорить о деле, то для этого лучшее время – утро; он принял все это благодушно, и одна из жен присоединилась к моему подтруниванию. Это была главная жена, мать сыновей, к которым он благоволит, его будущих наследников. Я попросил, чтобы он послал со мной в страну бабиса своих людей. Там я расплатился бы с ними, а они могли бы на эти заработки купить для него слоновой кости и принести ее сюда. Он мог бы тогда покупать одежду, не продавая своих людей. Вождь сказал, что его люди не принесут обратно ни заработанное, ни что-либо другое. Если ему нужна слоновая кость, то он поручает ее купить арабам или бабиса. Но его людям, манганджа, доверять нельзя. Такое недоверие поразительно.

Недавно партия людей араба Хамбуири ходила в страну марави к северу отсюда и сразу за хребтом Кэрка, на запад от него, чтобы купить рабов. Но марави напали на арабов, разбили отряд и многих убили. Поэтому люди Кимсусы опасаются ходить туда. Кроме того, они и сами поссорились из-за чего-то с марави и сейчас не поддерживают с ними сношений. Дальше к югу другим путем ходил Мпонда, причинивший много вреда населению, и, следовательно, идти по его следам было бы неразумно. Кимсуса сказал, что даст мне носильщиков для похода на север к марави, но хочет получить плату вперед. Я согласился, но, несмотря на это, он не смог никого уговорить пойти с нами. Тогда Кимсуса послал за стариком из племени мобиса, которому подчинена деревня; он признает власть Кимсусы. Вождь объяснил, что боится, как бы его манганджа, если он принудит их идти, не бросили нас по дороге и не убежали при первом появлении опасности. А этот человек мобиса будет идти по своей стране и нас не бросит. Пока что вождь заваливает нас всякой едой и заливает пивом.

4 октября. Старик мобиса, за которым послали, явился, но оказался настолько неосведомленным о нужной нам местности, что не знал названия главного города бабиса и названий рек. Я отказался от такого проводника. Он был бы нам только в тягость. А все то, что нужно знать о местах, по которым лежит наш путь, придется выяснить расспросами в деревнях, через которые будем проходить.

К нам пришла женщина, которая уверила Чу?му, что она его тетя. Он тут же хотел дать ей шесть футов коленкора и бусы и просил меня вычесть это из его жалованья. Я уговорил его удовольствоваться подарком в виде нескольких бус. Чу?ма дал ей свою ложку и другие ценные предметы, вполне убежденный, что она родственница, хотя она сперва спросила его, как зовут отца, какого он племени и т. д., а потом уж объявила себя теткой.

Эта история показывает полное отсутствие злопамятности у этих мальчиков, делающих подарки тем, кто продал их в рабство, если это действительно родственники. Те, кто попал в рабство в детстве, ничего не знают об этом зле и не верят в его дурные стороны. Чу?ма, например, думает сейчас, что его поймали и продали манганджа, а не свои – вайяу, хотя он стал рабом совсем иначе; он утверждает с полной уверенностью, что ни один вайяу никогда не продавал своих детей. Когда я напомнил ему, что Викатани был продан собственным отцом, он стал отрицать это, а когда я сказал, что отец другого мальчика, Чимвалы, продал и его, и мать, и сестру, он ответил: «Они из племени мачинга». Это другое племя, принадлежащее к вайяу. Из этого видно, что Чу?ма хотел оправдать своих соплеменников.

5 октября. Вождь явился рано – как всегда, с громадной корзиной пива. Мы были готовы к выходу. Я сказал, хотя ему это и было неприятно, что, очевидно, люди его очень мало считаются с властью вождя. Он заявил, что заставит их идти или пойдет сам и возьмет носильщиками своих жен.

Вождь просил меня задержаться на сегодня, обещал, что завтра он с женами пойдет со мной, я-де ему друг, он не допустит, чтобы я терпел затруднения, и сделает все, что может. Кимсуса говорит, что нечего опасаться трудностей с наймом людей для переноски тяжестей. Вероятно, люди Хамбуири занимались грабежом, а потому и пострадали.

6 октября. Прошли около семи миль на север и прибыли в деревню, расположенную против перевала Тапири, на речке Годедза. Было очень жарко. Кимсуса ведет себя по-королевски: рослые жены вождя вышли нести грузы и заставили устыдиться его людей. Пришло также много юношей и взяли грузы, но ясно было, что они боятся пройти к перевалу. Одна жена несла пиво, другая – муку. Как только мы пришли на место, началось приготовление еды. Каша и жареная козлятина составили приличный обед. Освежающий напиток из муки, называемый току, содержит в себе все сахаристые вещества зерна. Вождь угостил меня току и, заметив, что напиток мне понравился, распорядился приготовить для меня вечером полный тыквенный сосуд. Кимсусе очень нравится показывать меня народу как своего друга. Будь я в состоянии пить его пиво помбе, я мог бы прибавить жирку и закрыть свои кости, но для этого нужно крепкое пищеварение. Многие вожди и их жены живут почти исключительно на этом пиве. Чтобы понизить кислотность, вызываемую его потреблением, необходимо есть немного мяса. Все они поэтому тщательно берегут мясо, хотя бы оно и сильно пахло: от полного разложения мясо предохраняют, высушивая его на платформе над костром.

7 октября. В деревне слышен кашель больных коклюшем. Приходили посетители, и столь неприятные, что я был рад, когда мы двинулись дальше. Все это были вайяу, очень нахальные, требовавшие волшебных средств, обеспечивающих меткость стрельбы их ружья по дичи. В хижину они входили без приглашения, и их нельзя было выставить. Вероятно, арабы промышляют знахарскими средствами для повышения меткости: их вмазывают в надрезы повыше большого пальца или на предплечье. Манганджа полагаются на свои старые луки и стрелы, они гораздо вежливее аджава (другое имя вайяу).

Человек из племени манганджа, преподнесший нам раньше весь улов из своей сети, пришел и подарил мне четыре курицы; некоторым людям здесь просто доставляет радость проявлять доброе отношение к гостям. Когда мы подошли к началу подъема, ведущего к перевалу Тапири, стали громко раздаваться голоса людей Кимсусы против продолжения похода. Так как он успел уже достать нам людей, я счел за лучшее отпустить его.

За три с четвертью часа мы поднялись на высоту в 2200 футов над уровнем озера Ньяса. Первые встреченные нами люди были двое мужчин и мальчик, охотившиеся с собакой и корзиной-ловушкой. Ее ставят на тропке, по которой ходит какое-нибудь мелкое животное. Собака гонится за ним, и животное вбегает в корзину-ловушку, сделанную из расщепленного бамбука, острие которого направлено внутрь, препятствуя выходу животного; по этому же принципу изготовляются мышеловки. Мне показалось, что младший из этих людей имел в виду другую дичь и намеревался, если будет подходящий случай, всадить стрелу в вайяу, угнавшего его жену в рабство. Раньше чем мы достигли вершины подъема, молодой человек рассказал мне, что какой-то вайяу пришел в деревню по другую сторону долины от его деревни, затеял ссору с жителями, а потом забрал жену и ребенка одного бедняка в уплату за выдуманные обиды.

8 октября. В первой же горной деревне мы обнаружили, что жители, обитающие здесь, наверху, и живущие внизу, боятся друг друга. Кимсуса проводил нас до подошвы хребта; на прощание он предложил нам горшок пива и тыквенный сосуд току, которые мы приняли. Я уплатил его женам за то, что они несли наши вещи. Жены хорошо поработали, и, когда мы пришли в ту деревню, где ночевали, они пели и звонко хлопали в ладоши до часу ночи, пока я не посоветовал им идти спать. Люди, которых раздобыл для нас под конец Кимсуса, оказались очень усердными и нетребовательными. Вождь Мпалапалы Кава столь же гостеприимен, как и Кимсуса. Кроме того что нас накормили здесь ужином, нам перед выходом дали еще и завтрак; 8-го отдыхали вместо воскресенья, проведенного без отдыха. Вышли во вторник (9-го), но вскоре нас остановил Гомбва, деревня которого, Тамиала, расположена на другом хребте.

Гомбва, веселый, добродушный человек, сказал, что послал собрать всех своих людей, чтобы они посмотрели на меня; я должен теперь спать здесь, чтобы народ мог посмотреть на человека, подобного которому никогда здесь не бывало. Я собирался продолжать путь и объяснил Гомбве вкратце, с какой целью мы пошли через его владения; мы хотим подать совет его людям воздержаться от продажи своих в рабство, так как это приводит в конце концов к войнам и уничтожению населения. Гомбва хитер и сказал в ответ: «Вот ты и должен переночевать здесь, а мои люди придут и выслушают твои мирные речи». Я объяснил, что нанял носильщиков, которые будут ждать уплаты, хотя мы прошли лишь небольшую часть дневного перехода, но он возразил: «Что ж, они сейчас отправятся домой и вернутся завтра, будет считаться, что они работали один день». Я был вынужден остаться.

9 октября. Барометр и понижение температуры точки кипения показывают, что мы на высоте более 4000 футов над уровнем моря. Октябрь здесь самый жаркий месяц, но воздух восхитительно чист и приятен. Местность очень хороша: вокруг длинные, пологие склоны, над ними со всех сторон возвышаются на 2000–3000 футов горы. Они поднимаются большей частью резкими зубцами (а не округлые, как горы в стране Матаки); склоны почти лишены деревьев, а возделанные участки велики и почти прямоугольной формы. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе, что все это возделанные поля Англии. Нет только живых изгородей. Деревья растут группами на вершинах хребтов или около деревень и в местах погребений. Сейчас уже начали распускаться почки, но зеленых листьев еще нет. Иногда встречаются желто-зеленые молодые листья, попадаются коричневые, розовые и оранжевые. Почва богатая, но трава только местами очень густа и высока, обычно она низкая. Жители прибегают к своего рода обработке с переворачиванием пласта: они глубоко врезаются в почву мотыгами и отгребают ее на себя, таким образом для мотыги открывается второй слой почвы. Почву, кроме того, обжигают: складывают в плоские кучи траву и сорняки, поджигают и покрывают слоем почвы. Горение идет медленно, и большинство продуктов сгорания сохраняется в куче и служит удобрением. Это помогает жителям выращивать большие урожаи.

В полевой работе участвуют и мужчины, и женщины, и дети, но сейчас многие мужчины заняты изготовлением пряжи из хлопка и буазе (тонкое волокно, получаемое из молодых ветвей кустарника Securidaca longipeduncalata). Из буазе делают грубую, необычайно прочную материю, похожую на мешковину; носят ее, по-видимому, только женщины. Мужчины одеты в неудобные козьи шкуры. Видимо, в стране нет никаких диких животных; население настолько велико, что зверям трудно было бы здесь сохраниться. На каждом повороте дороги встречаем людей или видим их деревни. Все вооружены луками и стрелами. Длина луков необычно велика.

Я измерил бамбуковый лук, длина которого, считая по тетиве, оказалась равной шести футам четырем дюймам. У многих большие ножи из хорошего железа, которое здесь встречается в изобилии. Молодые мужчины и женщины носят длинные волосы, спускающиеся на плечи массой мелких колец, это придает им вид древних египтян. Прическу часто делают на одну сторону, и вся масса волос свисает с небрежным изяществом с одного бока. Изредка прическа образует сплошную шапку. Лишь немногие женщины носят губное кольцо, большинство, таким образом, следует примеру вайяу; однако у некоторых молодых женщин на руках вытатуированы перекрещивающиеся выпуклые линии, которые, должно быть, получены ценой сильной боли. Наносят также короткие черточки, в отдельных случаях покрывающие все тело. Марави, или манганджа, в этой области очень щедры при продаже пищи: мы даем вождю деревни, где ночуем, отрез ткани, а он дает нам козу или по меньшей мере жареных кур и кашу – вечером и на утро.

Гомбва пригласил нас во второй половине дня выступить перед его людьми с теми же речами, с которыми мы обратились к нему утром. В своих речах мы говорим о последствиях продажи людей, например о том, что это порождает войны, так как никто не любит продавать своих людей и ворует чужих из других деревень, а те отвечают им тем же. Арабы и вайяу, привлеченные в страну работорговлей, поддерживают раздоры, и вследствие этого возникают войны и уничтожение населения. Говорим также о Библии, советуем жить дружно, объединяться в единую семью, чтобы изгонять врагов, которые приходят в страну сперва как скупщики рабов, а потом, покидая ее, оставляют за собой пустыню. Мы отметили, что недостаток взаимной поддержки – проклятие манганджа. Если несчастье не затрагивает их лично, им нет дела до тех, кто пострадал. Гомбва подтвердил справедливость сказанного, отметив, что, в то время когда он разбил людей Хамбуири, жители деревень к западу от его владений разбежались, вместо того чтобы прийти к нему на помощь.

Нам сообщили, что многие манганджа, живущие в горах, бежали сюда с берегов озера Ньяса.

10 октября. Кава со своими людьми явился к нам рано утром, и мы вышли из Тамиалы вместе с ними. Погода отличная, а пейзаж, хотя сейчас в нем преобладает легкий желтый цвет из-за травы, можно сказать, великолепен. Яркое солнце и приятный воздух вызывают бодрое чувство. Прошли мимо речки Левизе, текущей в озеро Ньяса, и мимо множества небольших ручьев с вкусной холодной водой. Когда отдыхали около темной рощи вблизи места погребений, обратили внимание на невиданное раньше дерево, оно называется боконто и, как говорят, приносит съедобные плоды. Сейчас начинают расцветать во множестве красивые цветы. После четырехчасового перехода остановились в деревне вождя Каньгамбы, Читимбе. Нас представил Кава, специально для этого прошедший с нами весь путь.

11 октября. Очень холодное утро. На востоке, откуда дует ветер, большие черные тучи. Температура 59 °F (15 °С), в хижине 69 °F (20 °С). Хижины построены хорошо. Крыша, низ которой обмазан глиной, сооружена так, что не пропускает ни одного луча света; единственное место, через которое свет может проникнуть, – дверь. Такой тип постройки показывает, что зимы здесь холодные. Нам предложили пробыть еще день в другой деревне, близко отсюда, принадлежащей Кулу, который подчиняется вождю Кауме (мы теперь направляемся к Кауме), и мы задерживаемся еще на день. В моей хижине стоит табурет, изготовленный интересным образом неграми мквиса, живущими к юго-западу отсюда; он вырезан из одного куска дерева и внутри выдолблен. Размеры его: длина два с половиной фута, высота полтора фута.

12 октября. Идем на запад, довольно сильно уклоняясь к югу. Кулу дал нам козу и приготовил щедрый ужин. Он вышел вместе с нами, как будто собираясь идти с экспедицией к Кауме, но, пройдя две-три мили, потихоньку отстал и сбежал. Есть люди низкие по природе, есть благородные. Низкие не могут не проявить своего характера так же, как и благородные: но люди с благородной душой, должно быть, сильнее радуются жизни. Кулу получил отрез ткани и дал за него во всяком случае не меньше, чем следовало. Но ему казалось, что он получил больше, чем дал сам, и, сбежав от нас, тем самым наживется за наш счет, не утруждая себя проводами и представлением нас Кауме. Обычно я прошу вождя деревни пойти с нами. Они дают о нас хороший отзыв, хотя бы по той причине, что это выставляет их самих в выгодном свете: никому ведь не хочется, чтобы о нем думали, что он оказывает хороший прием людям, не заслуживающим уважения, а хороший отзыв стоит недорого.

Подошли вплотную к подошве нескольких угловатых гор с отвесными склонами. Одну из них, Улазо-па-Малунго, жители деревень, лепящихся у ее основания, используют как зернохранилище. На вершине этой горы стоят большие амбары с запасами зерна на случай войны. Там наверху держат большую корову, которая будто бы может предвидеть приближение войны и дать знать об этом хозяевам. (Несколько суеверий такого рода, видимо, указывают на остатки старых языческих обрядов, связанных с поклонением богам в горных рощах.) На вершину горы ведет тропинка, но мы ее не могли разглядеть. Жители все из племени кантунда («лазающие по горам»), а не марави. Кимсуса говорил мне, что он единственный вождь из племени марави, но я считал это проявлением пивного хвастовства, однако местные жители подтверждают его слова и уверяют меня, что они не марави. Марави, как известно, наносят татуировку на лицо сбоку.

Ночь провели в деревне кантунда на западном склоне горы Пунзе. Вокруг основания горы расположено много деревень; впереди, т. е. к западу от нее, лежит равнина, на которой тоже множество деревень. Как правило, они отстоят одна от другой меньше чем на полмили, лишь немногие удалены от других на милю. Вокруг каждой деревни группа деревьев, отчасти чтобы создать тень, отчасти для того, чтобы уединиться по соображениям пристойности. Жаркое солнце заставляет зловонные выделения быстро выдыхаться, и они поэтому редко ощущаются. Остальная местность, где она не возделана, покрыта травой, стебли которой поднимаются по колено. Вся местность слегка волниста, с низкими грядами, простирающимися на северо-восток и на юго-запад. Пространство меж грядами обычно занято заболоченным участком или пересыхающим руслом, иногда с маленькими озерками, между которыми текут небольшие ручейки.

Сейчас все жители занимаются сооружением куч длиной и шириной в шесть-восемь футов и высотой от двух до трех футов. В местах, не вскопанных ранее мотыгой, отделяют дернины от почвы и складывают их в плоские кучи травой книзу. Когда дерн подсохнет, его поджигают, и он медленно горит, причем продукты сгорания большей частью остаются в земле. Значительная часть почвы обращается в золу. Последняя операция заключается в том, что вокруг кучи вскапывают подпочву, причем каждый поднятый мотыгой ком перекладывают в левую руку, растирают в ней, а затем бросают на кучу. Таким образом, холмик состоит теперь из девственной почвы поверх золы и обожженной земли, ранее лежавшей в куче, и совсем не содержит сорняков. Сейчас на многих холмиках уже поднялись дюйма на четыре бобы и кукуруза. На поверхности холмика выкапывают в беспорядке ямки и в каждую кладут восемь-десять зерен. Их поливают вручную из тыквенных сосудов, и посаженное зерно растет до наступления дождей; таким образом собирается очень ранний урожай.

13 октября. Покинув Пунзе, мы пересекли речку Левиндже, текущую на север и впадающую в озеро Ньяса. Линии плавных складок поверхности имеют то же направление. На равнине стали появляться невысокие горы, но после оставшихся позади они кажутся просто холмами. Идем на высоте 3000 футов над уровнем моря, воздух великолепный. Все же часто проходим по участкам, покрытым растительностью, обычной для болотистых мест, и тяжелый запах этих растений всякий раз дает мне понять, что в другое время года здесь, вероятно, не так уж приятно жить. То, что здесь даже кукурузу сажают на холмиках, хотя земля сама по себе вполне сухая, говорит о значительной влажности климата.

Каума, высокий видный мужчина, с лысой головой и приятными манерами, сообщил нам, что несколько человек из его деревни недавно вернулись из страны чибиса, или бабиса, куда ходили покупать слоновую кость; они смогут дать мне сведения о дороге. Кауме понравилось одеяло одного из наших слуг. Вождь предложил в обмен отрез местной ткани, гораздо больших размеров, да еще в придачу овцу. Но владелец не хотел расстаться со своим одеялом, и Каума заявил мне, что не послал за своими людьми, ходившими к бабиса, из-за того, что мой слуга отказался от сделки с ним. Довольно детский поступок, но в остальном Каума был очень гостеприимен. Он дал мне хорошую козу, которую, к сожалению, мои люди уходя забыли.

Вождь сказал, что арабы сюда никогда не заходят, так же как и португальские торговцы. Когда я стал советовать Кауме даже не пытаться завести торговлю рабами, ибо она неизбежно приведет к войнам и уничтожению населения, он ответил, что вожди решили объединиться против Мпонды с его соплеменниками вайяу, если они опять совершат набег на горный район. Но, сказал он, вожди совершенно не надежны, между ними нет прочной связи: каждая деревня живет почти независимо от других, и вожди не доверяют друг другу.

14 октября. Воскресенье провели здесь, в деревне Каумы. Он говорит, что его народ состоит частично из кантунда, а частично из чипета. Первые – горцы, вторые – жители равнин. У чипета много различных отличительных знаков; все это подразделения большого племени манганджа, и диалекты их лишь слегка отличны от языка, на котором говорит народ на Шире. Население очень велико и очень церемонно. Когда мы кого-нибудь встречаем, тот сворачивает в сторону и садится. Мы хлопаем себя рукой по груди и говорим: «ре пета, ре пета», т. е. «мы проходим» или «позвольте пройти»; он немедленно отвечает на это хлопаньем в ладоши. Если кого-либо окликают издали, тот отзывается громким двукратным хлопаньем в ладоши; вставая со своего места около старшего по положению, полагается тоже хлопать в ладоши, это значит, что уходящий прощается.

Чтобы уточнить маршрут, расспрашиваем о виднейших вождях, владения которых лежат в том направлении, куда собираемся идти. Нам сказали, что на горном хребте на запад отсюда правит Зомба, а дальше, за его владениями, Ундимсенга. Пришлось избрать этот путь, так как мои люди очень боятся опасностей северного пути, близкого к мазиту. Приходится уклониться к югу больше, чем хотелось бы. В одном дне пути за владениями Зомбы в направлении на запад-северо-запад находится область Чиндандо, куда некогда ходили за золотом португальцы. По-видимому, они не сочли посещение горной области стоящим предприятием, так как здесь нельзя было бы достать ни золото, ни слоновую кость. Страна слишком населена, чтобы дикие животные могли здесь водиться; даже на мелких животных ведется охота с сетями и собаками.

Отдыхали в Печоме. Вождь предложил нам козу и пива, но я отказался от подарка и продолжал путь в Моломбу. Здесь носильщики, посланные с нами Каумой, повернули назад, так как утром, когда мы выходили из деревни, там умерла женщина. Они заявили, что если бы она умерла до того, как мы выступили, то ни один человек не пошел бы с нами: таково здесь уважение к смерти, женщина эта не была в родстве ни с кем из них. Вождь Моломбы очень беден, но очень щедр. Он приготовил и поднес нам козу. Вождь другой, соседней, деревни, веселый, добродушный старик по имени Чикала, принес утром пива и курицу. Я попросил его пойти с нами в деревню Миронги, так как очень важно, как я уже отмечал, чтобы кто-нибудь из того же племени сопровождал нас; он согласился. Видели вдалеке гору Нгала, вздымающуюся вверх, как сахарная голова. В прошлый раз на пути в Касунгу мы прошли к северу от Нгалы.

16 октября. Пересекли речку Чикуйо, текущую на север, в озеро Ньяса. До Миронги было всего полтора часа ходьбы, и мы продолжали идти в Чипангу – таково правильное название места, которое на Замбези называют искаженным именем Шупанга. Вождь – курильщик конопли банге – бежал при нашем приближении. Нам предложили жалкую хижину, мы отказались. Тем временем Чикала обошел всю деревню в поисках лучшего жилья и в конце концов нашел то, что искал. Здешнему вождю не свойственна щедрость.

Владения Зомбы находятся в горах на запад отсюда; название этого хребта – Заланьяма. Португальцы, направляясь в страну вождя Касембе, проходили еще дальше на запад.

Двигаясь дальше, дошли до кузницы, где видели плавильщика за работой: он спускал шлак с пода своей печи. Плавильщик пробивал застывший шлак ударами железного инструмента, насаженного на конец шеста; расплавленный металл вытекал из маленького отверстия, сделанного для этой цели в нижней части печи. Руда (вероятно, черная окись железа), похожая на песок, загружалась в печь сверху в смеси с древесным углем. Работал только один мех, изготовленный из козьей шкуры, и дутье было очень плохое. На холмах встречается много таких печей или их развалин. Над действующей печью строится особая высокая хижина.

На восточном краю долины, тянущейся с севера на юг, по которой течет река Диампве, расположены две деревни, обсаженные отличными деревьями Ficus indica. Западный край долины образуют горы Заланьяма. Одна из этих деревень принадлежит вождю Терезе. Здесь мы ночевали. Идем короткими переходами, так как солнце печет очень сильно; почва спеклась, стала твердой и растирает ноги. Впрочем, мы не чувствуем недостатка в воде, потому что источники расположены через одну-две мили один от другого.

Народ выглядит очень бедно, бус мало или совсем нет. Украшением служат линии и черточки татуировки на коже.

Население больше налегает на буазе, чем на хлопок. Я видел лишь два участка, засеянных хлопком. Женщины некрасивые, но одежда из буазе только у них. Тереза был чрезвычайно щедр. От него мы узнали, что Зомба живет довольно далеко вверху, в горах, и что не он главное лицо в этих местах. Поэтому, чтобы избежать подъема в горы, мы повернули на север и направились к верховному вождю Чисумпи, который, как оказалось, называется великим только по традиции.

20 октября. По пути к Чисумпи прошли через деревню, скрытую в роще больших деревьев. Вождь Кавета отличный представитель племени кантунда – рослый, хорошо сложенный мужчина с высоким лбом и ассирийским носом. Он предложил нам переночевать у него, но я, к сожалению, отказался.

Кавета проводил нас с милю, и мы расстались с этим джентльменом. Потом пришли в деревню кузнецов, где получили такое же приглашение, и тоже отказались. После долгого перехода по жаре мы дошли до великого Чисумпи – черной копии сэра Колина Кэмпбелла: нос, рот и многочисленные морщины на лице Чисумпи были точь-в-точь такие, как у великого генерала, но на этом всякое сходство кончалось. Два человека ушли от нас вперед, чтобы сообщить, что мы идем; когда мы подошли, я увидел, что деревня нищая и грязная. Единственно, что в ней было хорошо, – это высокие деревья, среди которых она стояла. Чисумпи попросил меня заночевать в деревне, находившейся в полумиле отсюда. Сын его грубо ссорился с ним из-за каких-то домашних дел, и старик умолял меня уйти. На следующее утро он явился рано в нашу деревню и организовал нашу отправку, ничего нам не предложив и, видимо, не желая нас видеть. Я подозреваю, что он хотя и верховный вождь, но слабоумный и потому потерял всякое влияние. Все же в глазах народа он еще великий вождь.

У некоторых из моих людей заметны признаки сильного утомления. Справлялся, нет ли деревни подальше от Чисумпи, где мы могли бы отдохнуть субботу и воскресенье. Один из старейшин вызвался проводить нас в деревню к западу отсюда. Проходя мимо погребальной рощи Чисумпи, наш проводник заметил: «Здесь спят предки Чисумпи». Впервые я услыхал в этих местах слово «спят» в приложении к смерти. Деревья в этих рощах и вокруг многих деревень очень высокие.

Перешли через Диампве, или Адиампве. Ширина ее от пяти до пятнадцати ярдов. Даже сейчас река полноводна. Она начинается около гор Ндомо, течет на север и впадает в Линтипе, которая в свою очередь впадает в озеро Ньяса. Пришли в Париталу, приятную деревню вождя Читиколы на восточной стороне долины Адиампве. В долине кормится много слонов и других животных; здесь мы увидели после многолетнего перерыва хопо племен бечуана. Это ограды в форме воронки, отгораживающие значительную площадь; негры устраивают охоту, загоняя в хопо всевозможных животных, пока они не окажутся зажатыми в узкой части ограды, где их закалывают копьями или убивают в специально устроенных там ямах-ловушках.

Растение амбарре, или ньюмбо, дает цветы с тонким ароматом, похожие по форме на гороховые или, скорее, на мотыльковые. Растение, видимо, дикое, цветы его желтые.

Марави пользуются для смазывания стрел ядом чаола. Говорят, он вызывает омертвение тканей. Здесь, в горах, рассказывают, как о чуде, что мы спим, не разводя костров. Ночью, когда температура понижается до 64–60 °F (18–15 °С), одеяла наших слуг греют недостаточно, но ни у кого из здешних нет достаточно теплых вещей, чтобы укрыться. Мы видели несколько строящихся хижин: перед тем как покрыть крышу травой, ее обмазывают снаружи толстым слоем глины, не оставляя ни единой щелки для прохода воздуха.

Когда мы пришли в Париталу, Читикола отсутствовал в связи с каким-то миландо. Эти миландо заполняют всю их жизнь. Миландо – нечто вроде мелкого судебного дела. Если кто-либо нарушает в чем-нибудь права соседа, возникает миландо, и вождей из всех деревень призывают для решения спора. Обильный источник миландо создают женщины. Кто-то похитил несколько початков кукурузы, и Читиколу вызвали в деревню, отстоящую на день пути, чтобы уладить это миландо. Он дал обвиняемому муаве (яд, применяемый при «Божьем суде»), и того вырвало – ясное доказательство невиновности! Вождь вернулся вечером 21-го со сбитыми ногами, усталый, но тотчас же угостил нас пивом. Мои постоянные упоминания о еде и питье естественны, так как эти трапезы образуют важнейшую часть наших отношений с африканцами. Пока вождя не было, нам не давали ничего: королева даже попросила у нас немного мяса для своего ребенка, поправлявшегося после оспы. Так как лавок здесь нет, нам пришлось сидеть без пищи.

Я сделал наблюдения для определения долготы и, чтобы убить время, занялся вычислениями лунных наблюдений. На следующий день вождь дал нам зажаренную целиком козу и вдоволь каши. Заметил, что у него тоже ассирийский тип лица.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.