Наступление под Барановичами

Наступление под Барановичами

Наступление русских началось 19 июня с артиллерийских ударов по укрепленным полосам противника. Здесь необходимо отметить, что раздавить оборону немцев артиллерией вследствие нехватки тяжелой артиллерии и боеприпасов для нее заведомо не удалось бы. И в русских штабах об этом превосходно знали по опыту Нарочской операции марта месяца. Именно на факт невозможности сломать германскую фортификацию огнем и металлом вследствие нехватки тяжелой артиллерии на первоапрельском совещании упирали главкосев ген. А. Н. Куропаткин и главкозап ген. А. Е. Эверт. Но наступать требовалось в любом случае: отставание в техническом отношении приходилось восполнять героизмом и избыточной кровью войск.

За пять дней до наступления под Барановичами, 15-го числа, Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев в докладе на имя императора Николая II указывал: «К сожалению, обеспечение тяжелой артиллерии снарядами до сих пор не стоит на должной высоте. На Северном фронте имеются лишь незначительные, самые необходимые запасы. На Западном фронте боевых припасов для тяжелых орудий хватит для ведения интенсивного боя с прорывом тщательно укрепленной полосы неприятельского расположения лишь на несколько дней, после чего может наступить полное отсутствие тяжелых выстрелов, заполнить которое невозможно сравнительно ничтожной ежемесячной подачей от Главного Артиллерийского Управления. Наконец, на Юго-Западном фронте израсходовано за текущие бои все, что там было…»

Таким образом, армии Западного фронта должны были штурмовать окопы врага не только без надлежащего числа тяжелых батареей, но даже и без надлежащего количества снарядов для имевшихся в войсках орудий. После последней, мощной артиллерийской подготовки, длившейся целый день, ночью русские заняли исходные позиции. Наступление проводилось на трех участках севернее и южнее железнодорожной станции Барановичи, так как атаковать городок и станцию в лоб ввиду совершенно открытой местности было невозможно. Русские корпуса сосредоточивались на Столовичском, Скробовском и Даревском участках.

На рассвете 20-го числа, после короткого огневого налета, части 9-го армейского корпуса ген. А. М. Драгомирова одним ударом заняли первую линию обороны противника (Скробовский участок севернее Барановичей). На ряде участков русские войска вклинились и в главную, вторую линию неприятельских окопов. Части 25-го армейского корпуса также ворвались на участки, занимаемые 12-м австрийским корпусом ген. И.-Г. фон Хенриквеца.

Именно на этом участке русские добились наибольшего успеха: ясно, что австрийцы дрались хуже, нежели немцы, а потому этот фактор следовало бы учесть заранее и сразу же наметить главный удар на участке наступления 25-го армейского корпуса. Как говорилось выше, высшие штабы не стали слушать предложений генерала Данилова, командовавшего 25-м корпусом. Но и сам комкор-25 ген. Ю. Н. Данилов из восьми своих полков наступал только двумя, из прочих же четыре находились на пассивном участке, а еще два – в резерве. Поэтому враг только подался назад, в ожидании подкреплений и артиллерийской поддержки из глубины расположения.

Именно здесь, на участке, обороняемом австрийскими частями, было самое слабое место обороны австро-германцев под Барановичами. Одна из бригад 46-й пехотной дивизии не только сумела прорвать оборону немцев и взять несколько батарей, но даже захватила и ряд тыловых учреждений австро-германских подразделений, оборонявших данный участок. Но даже и сам Ю. Н. Данилов, верно понявший это, оставил половину корпуса позади, в корпусном резерве, так что же тогда говорить о командарме-4 генерале Рагозе, уже разок успешно провалившем наступление в этом году, на озере Нарочь? В итоге 46-я дивизия не была подкреплена и, отбив ряд контратак противника, была вынуждена отойти в исходное положение. Но зато германское командование совершенно верно расценило ситуацию: в течение 21 – 22-го чисел немцы подтянули на помощь австрийскому 12-му корпусу германские 84-ю пехотную, 5-ю и 119-ю резервные, 18-ю ландверную дивизии.

Один из участников войны говорит, что немцы получили исчерпывающую информацию от перебежчиков. Н. Капустин пишет: «…в период Барановичской операции (4-я армия) была выдвинута в первую линию польская стрелковая дивизия, до того времени стоявшая в тылу и состав которой нельзя было признать надежным. Действительно, в первую же ночь на сторону неприятеля перебежало чуть ли не несколько десятков человек, которые, как и нужно было ожидать, дали успешные сведения о готовящемся с нашей стороны наступлении»[146]. Это была бригада польских стрелков генерала Славочиньского. Бригада в количестве четырех тысяч штыков входила в состав Гренадерского корпуса. В конце мая бригада участвовала в бесплодных попытках войск 3-й армии пробиться на Ковель, а затем, уже вместе с 25-м армейским корпусом ген. Ю. Н. Данилова должна была атаковать позиции германцев под Барановичами. В период пребывания на фронте польскую бригаду отличало массовое дезертирство, после чего главкозап ген. А. Е. Эверт приказал вывести бригаду в резерв, а также «…провести строжайшее расследование и ввести в бригаде круговую ответственность»[147].

Из атаковавших в лоб частей, у Скробова, войска 9-го армейского корпуса ген. А. М. Драгомирова, который одновременно принял командование группой из трех корпусов, с громадными потерями частично заняли вторую позицию противника, причем войска вводились в бой пакетами и без связи. Образование таких групп было официально запрещено на первоапрельском совещании в Ставке, но, очевидно, запрещения Верховного Главнокомандующего были не для генерала Эверта.

С учетом резервов 4-я армия разрослась до девяти корпусов. То есть была повторена та же ошибка, что и в Нарочской операции: бесцельное нагромождение войск в ударной армии, что предельно затрудняло управление ими, вынуждая создавать бесполезные, а потому вредные, промежуточные командные инстанции. В итоге усложнение структур управления только вредило общему делу.

Наверное, лучше было бы образовать две ударные армии по четыре корпуса каждая, включая сюда и резервные корпуса. Кажется, что при упоминании известного афоризма Наполеона о том, что один человек может управлять не более, чем пятью подчиненными единицами одновременно, русские штабы не учитывали резервных корпусов, находившихся в подчинении начальников, но не подсчитанных наряду с войсками первой линии атаки. А кто здесь обладал наполеоновским гением, чтобы руководить хотя бы этими самыми пятью войсковыми единицами?

Объединение группы корпусов под общим руководством одного из комкоров также было далеко не самым лучшим решением. Во-первых, этим все равно не обеспечивалось взаимодействие атаковавших дивизий различных корпусов, а во-вторых, местничество, столь характерное для русской армии начала XX столетия, ярко выражалось как раз в таких эпизодах, когда один начальник должен был подчиняться другому, равному с ним в чине и должности.

В итоге, например, 9-я пехотная дивизия ген. И. С. Лошунова (10-й армейский корпус), прорвав неприятельские позиции, не получила своевременных подкреплений. Во-первых, из четырех корпусов, дравшихся на острие главного удара, по сути, атаковал лишь 9-й армейский корпус, в то время как 25-й армейский и Гренадерский корпуса «обеспечивали» атаку, а 35-й армейский корпус должен был «развить достигнутый успех». Хорошо, когда есть что «развивать»! Несогласованность действий, обусловленная отсутствием старшего начальника непосредственно на фронте атаки, привела к тому, что 35-й корпус не смог вовремя выйти на ударные позиции, 25-й армейский корпус увлекся развитием собственного удара, а Гренадерский корпус вообще застрял на месте.

Вот и вышло, что удар наносила лишь одна-единственная дивизия (9-я пехотная), частично поддержанная второй дивизией своего же корпуса – 52-й пехотной (ген. Н. М. Иванов). Третья дивизия 10-го армейского корпуса – 31-я пехотная дивизия ген. Л. В. Федяя – атаковала на следующий день, 20 июня. Русские атаковали восемью волнами, имея два батальона на полк в линию. Несмотря на артиллерийскую подготовку, уцелевшие германские пулеметы, защищенные бетоном капониров, остановили русских и отбросили их с громадными потерями.

Немцам потребовался минимум. Например, только лишь два пулемета смогли отбить атаки русского 124-го пехотного Воронежского полка. Вторая бригада дивизии атаковала 21-го числа с тем же результатом. А. Г. Малов-Гра верно характеризует такие атаки как «страшную трагедию»[148].

Схожие итоги имели удары русских корпусов и на прочих атакуемых участках на барановичском направлении. Например, те же гренадеры сумели лишь занять передовые неприятельские окопы и закрепиться в них. Так, 19 июня 6-й гренадерский Таврический полк (командир полка – полковник А. Н. Суворов, впоследствии советский военный историк, неоднократно цитируемый в данной работе) из состава 2-й гренадерской дивизии ген. В. Е. Скляревского одним ударом взял деревню Якимовичи. На следующий день 7-й гренадерский Самогитский полк захватил важную высоту 88,1.

При поддержке прочих полков своей дивизии – 5-го Киевского и 8-го Московского – гренадеры сумели отразить контратаки немцев. Однако и сами дальше не продвинулись. Но даже и за это главкозап и командарм-4 благодарили гренадерские полки. Как говорилось в одном из приказов по Гренадерскому корпусу, солдаты и офицеры 2-й гренадерской дивизии, заняв важные объекты атаки, «при дружном и могучем содействии артиллерии всех калибров, доблестно и упорно отстаивают их, несмотря на громадные потери и в высшей степени тяжелые условия обороны»[149].

Однако наибольшего успеха добилась как раз та самая 46-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Н. А. Илькевича, что обеспечивала стык 9-го и 25-го армейских корпусов. Солдаты 46-й дивизии, ворвавшись в германские окопы, захватили в качестве трофеев два тяжелых артиллерийских дивизиона и более тысячи пленных. Захваченные полсотни офицеров и около полутора тысяч солдат противника принадлежали к германскому 34-му ландштурменному и австрийскому 2-му пехотному полкам.

Атаковавшими войсками были взяты оба рубежа неприятельской обороны. Но все резервы были сосредоточены за участком 9-го армейского корпуса, и пока высшие штабы решились приступить к перегруппировке и развить успех 46-й пехотной дивизии, немцы уже нанесли контрудар, и русские были отброшены в исходное положение. Тактика непрерывных контратак при поддержке неподавленной артиллерии второй линии обороны неизменно приносила успех германцам: «Хотя русские довели артиллерийскую подготовку до высшей степени мощности и не боялись никаких человеческих жертв, защитники непоколебимо выдерживали натиски массовых атак и постоянно выравнивали вновь небольшие колебания в обладании позиции путем контрударов»[150].

На Скробовский участок противник бросил все наличные резервы, так как немцы превосходно знали о той массе войск, что должна была развить успех русского прорыва. Поэтому прорыв немецкого оборонительного фронта вследствие нехватки войск для ведения маневренной обороны был бы равносилен катастрофе. Именно поэтому в бой были брошены отдельные части рекрутских полевых депо, где обучали пополнения, учебные команды, ландштурменные подразделения. Характерно, что бестолковщина длилась около суток: именно столько времени солдаты и офицеры 46-й пехотной дивизии дрались на немецких позициях, и именно столько времени высшие штабы не могли подать им помощи.

Таким образом, успех 25-го армейского корпуса также мог быть развит и должен был быть развит, однако резервов, как всегда, не оказалось именно там, где они были необходимы. Немцы же сразу подтянули резервные войска к месту обозначившегося прорыва и охватили 9-ю русскую дивизию, которая, понеся большие потери, была вынуждена откатиться назад. В этот же момент атака 25-го корпуса была блокирована противником, и развитие атаки собственными усилиями со стороны ген. Ю. Н. Данилова оказалось безрезультатным.

Свои контратаки немцы, как правило, подготавливали не только артиллерийским огнем, но и газовыми атаками. Это позволяло германцам выводить из строя часть занявших их окопы русских войск, ослабляя у остальных волю к обороне. Соответственно, русские пытались компенсировать принципы ведения военных действий врагом. Например, в наступлении под Барановичами в составе 64-й артиллерийской бригады участвовал будущий советский писатель В. П. Катаев. Он вспоминал об атаке 255-го пехотного Аккерманского полка из состава 64-й пехотной дивизии ген. А. Е. Жданко, проведенной 21 июня, следующим образом: «Бой продолжается всю ночь до утра. На рассвете все стихает. Мы ложимся отдыхать возле своих пушек прямо на земле, среди стреляных неубранных гильз и осколков. Сквозь сон слышу, что Аккерманский полк залег между второй и третьей линиями неприятеля. Слава Богу! В наказание за газы пленных не брали. Перекололи всех»[151].

Итак, левый фланг – 25-й, 9-й и правофланговые части 10-го армейских корпусов овладели двумя укрепленными линиями. Наибольшего успеха добился 25-й армейский корпус ген. Ю. Н. Данилова, который прорвал фронт противника на стыке между германскими и австрийскими частями, занял позиции неприятеля на всю глубину и удерживал их в течение сорока восьми часов. 20-го числа в плен попало 72 офицера и 2700 солдат противника.

Но на большей части прорыва германцам уже к вечеру 20 июня удалось контратаками восстановить положение, так как русские резервы вводились в бой несвоевременно и разрозненно. Бетонные пулеметные точки и тяжелые батареи противника, стоявшие в глубине обороны, остановили наступательный порыв русских. В отличие от австро-германцев, «русская армия не использовала железобетонных конструкций – вместо этого строили глубокое убежище, прикрытое сверху несколькими рядами бревен с расчетом, чтобы такой потолок мог выдержать 152-мм снаряд»[152].

Основной удар наступавших частей пришелся на ландверный Силезский корпус ген. Р. фон Войрша. Часть войск из корпуса генерала Войрша уже была переброшена под Ковель, к ген. А. фон Линзингену, так что под Барановичами дрался ослабленный корпус, который, тем не менее, смог выстоять перед яростной атакой русских, пока не подошли резервы. При этом генерал Войрш был уверен в своих войсках и стойкости оборонительных порядков, отдавая подразделения на наиболее опасное направление – под Ковель. Так, к Линзингену была отправлена 86-я пехотная дивизия, которую на позиции сменила 201-я дивизия ландштурма «Данциг».

К 1916 году, перейдя на Восточном фронте к обороне, немцы подразделяли свои соединения на те, что могут атаковать и контратаковать, и те, что способны лишь обороняться. Ко вторым и относились войска ландштурма, состоявшие из бойцов старших возрастов. Несмотря на начало русских атак под Барановичами, регулярная 86-я пехотная дивизия все-таки отправилась в Ковель, причем шесть батальонов этой дивизии (из девяти) ушли в эшелонах уже в ходе сражения.

Резервные войска в германских вооруженных силах к данному времени были образованы весьма своеобразно. В ближайшем тылу фронта были созданы полевые рекрутские депо, куда поступали пополнения из расположенных внутри страны запасных батальонов пехотных полков. Именно здесь пополнения получали львиную долю обучения, так как их пребывание в запасных батальонах, в отличие от России, носило недолговременный характер – по сути, лишь на время сколачивания подразделения. Соответственно, люди, сосредоточенные в полевых рекрутских депо, использовались в качестве ближайшего резерва войск, дравшихся на позиции: каждая дивизия имела не менее одного батальона запаса.

Вдобавок к тому в 1916 году германская тяжелая артиллерия уже не входила в состав армейских корпусов и отдельных пехотных дивизий, а группировалась по отдельным боевым участкам фронта. Такая система позволяла неприятелю, в случае тяжелого положения на фронте, бросать обучаемых в полевых рекрутских депо запасных на наименее опасные участки, поддерживаемые в любом случае тяжелой артиллерией. А полевые войска спешили на атакуемые сектора общей оборонительной линии[153].

Эта организация давала германцам возможность всегда иметь под рукой резервы, занимая пассивные участки новобранцами, а также маневрировать отдельными войсковыми единицами (от батальона до дивизии) между теми направлениями, что подвергались неприятельским ударам. Поэтому столь относительно легко германцам удалось отразить отчаянное русское наступление в районе Барановичей. Поэтому же в наиболее критический момент русского наступления на Ковель армиями Юго-Западного фронта ген. А. фон Линзинген получил в свое распоряжение собранные «с бору по сосенке» войска и сумел удержать за собой ковельский железнодорожный узел и рубежи реки Стоход.

Кроме прочего, чрезвычайно «хромала» и принятая в русской Действующей армии по французскому образцу тактика прорыва неприятельской обороны. Русскими командирами отмечалось, что перемешивание полков и дивизий между собою вследствие атаки «волнами» только способствовало потере управления. Также гибель или тяжелое ранение командиров всех степеней вплоть до полковников резко понижала и боевую деятельность полков.

Перманентное переподчинение одних подразделений другим устранило от руководства до половины командного состава атаковавших войск, что вообще дезорганизовало общее управление атаками со стороны штабов корпусов и армии до крайней степени. В итоге каждый командир старался заботиться в этом хаосе только о своих людях, что не позволяло организовывать новые удары и помогать соседу: следовательно, успехи германских контратак были обеспечены. Как говорилось в цитируемой нами «Сводке», «следовало бы отнюдь не ставить одну дивизию за другой, не отстранять от командования постоянных начальников, не создавать искусственных соединений, а каждой отдельной части давать свой участок и затем боевую часть питать из глубины, из резервов своей же дивизии. Тот же принцип необходимо проводить и в дивизиях, всеми мерами следует избегать перемешивания даже полков».

Но все это было обдумано уже после поражения. Пока же наступали так, как действовали французы, которым их отсталая тактика еще откликнется в провале весны 1917 года, известном как «бойня Нивеля». При таких методах атаки русское наступление никогда и не могло бы быть успешным. Главкозап ген. А. Е. Эверт мало того, что совершенно не подготовил местность для предстоящего наступления, но и не сумел организовать его. Причем последнее утверждение относится к организации как войск, предназначенных для прорыва, так и системы командного руководства. Кажется, что опыт двух лет войны пропал для генерала Эверта зря.

Как говорили немцы, на русское командование слишком влиял опыт борьбы на Западном фронте и применявшиеся там методы наступления на укрепленные позиции противника. При этом даже на Западе такие методы не выдерживали никакой критики (главнокомандующий ген. Ж. Жоффр в декабре 1916 года будет отстранен от командования, так как правительство будет недовольно его действиями под Верденом и на Сомме). На Востоке же французские принципы были вообще неприменимы. Сами же немцы пишут: «Русское командование рассчитывало при наступлениях на массу живой силы и беспощадно ее расходовало… В русской тактике в сильной степени господствовали взгляды Жоффра, только русской армии не удавалось достигнуть такого сильного артиллерийского действия, как на Западе, между тем, как оно именно и являлось залогом успеха французского способа наступления»[154].

21-го числа, после дневного артиллерийского удара, вечером, пять русских дивизий бросились опять-таки в лобовую атаку в районе деревень Скробов и Дробышев. Противник встретил наступление русских мощными контрударами, и встречные бои в районе первых двух полос немецкой обороны шли всю ночь и следующий день. Главкозап ген. А. Е. Эверт попытался переломить ход сражения вводом в дело 3-го Кавказского корпуса ген. В. А. Ирманова, однако немцы все же удержались на второй линии своих окопов. Германскому успеху способствовало то, что наступавший истек кровью.

Русские заняли уже весь пресловутый «Фердинандов нос», заняли сам Скробов, но потери частей, преодолевавших десятки рядов колючей и электрической проволоки, были просто ужасающими. Так, на ряде участков проволочные заграждения были поставлены на обратных скатах, что сделало невозможным их визуальное наблюдение, и, следовательно, их расположение осталось неизвестным. Потери за три дня достигли чуть ли не половины первоначального состава русских корпусов, вводимых в дело, и потому повторные атаки были отложены на сутки.

Что значит – отложить на сутки? А дело в том, что части 3-го Сибирского корпуса ген. В. О. Трофимова, заняв германские окопы, получили приказ остановить дальнейшее продвижение вперед. В этот момент командарм-4 ген. А. Ф. Рагоза вознамерился ввести в прорыв резерв – 3-й Кавказский корпус ген. В. А. Ирманова. Пока одни войска стояли, а другие пытались выдвинуться, немцы уже подтянули артиллерию. Итог – приказ на общий отход. Два дня русские стояли и смотрели, как германцы укрепляют свои старые позиции, только-только накануне взятые было сибиряками. Ничуть не странно, что новый удар (через двое суток бездействия) был легко отбит немцами.

22 июня командарм-4 ген. А. Ф. Рагоза произвел перегруппировку, выдвинув резервные корпуса в первую линию, а после очередной артиллерийской «долбежки», ночью 24-го числа уже сразу шесть пехотных дивизий бросились на штурм неприятельских позиций. За ними шли еще две дивизии в качестве ударного резерва. Тем не менее немцы отбились только одним пулеметным огнем, что было и неудивительно: приемы русской атаки не изменились ни на йоту, просто атаковали те войска, что находились в первые дни позади.

Соответственно, и новую атаку ждало то же самое, что и первый удар русских. 25 июня из-за тумана атака была перенесена на несколько дней. Правда, 3-й Сибирский корпус еще попытался атаковать, но неудача порыва и отваги частей одного-единственного корпуса была предрешена.

Фронтовая конюшня

В Ставке еще на что-то рассчитывали и потому по-прежнему подбрасывали на Западный фронт резервы, хотя на Юго-Западном фронте они были куда как нужнее. Директива ген. М. В. Алексеева от 26 июня 1916 года говорила: «…Принять решительные меры к быстрому пополнению и восстановлению боеспособности некоторых частей 4-й армии. Содержанию частей в возможно сильном численном составе вообще придать важное для данного периода значение». И только убедившись в том, что генерал Эверт не намерен возобновлять атаки, генерал Алексеев стал передавать войска генералу Брусилову. В свою очередь, Верховный Главнокомандующий император Николай II 27 июня записал в своем дневнике: «День простоял серый. В общем, известия пришли хорошие; только под Барановичами не клеится, все наши действия происходят неумело, разрозненно, и поэтому молодецкие войска несут тяжелые потери»[155].

Не сумев организовать прорыв, русские генералы не сумели и надлежащим образом использовать резервы. Резервные корпуса просто-напросто вводились в первую линию, сменяя обескровленные войска, и вновь продолжали бросаться в лобовые атаки. Сознавая свое бессилие, главкозап ген. А. Е. Эверт сделал все от него зависящее, чтобы остановить атаки, вылившиеся в бойню. А потом наступление Западного фронта было и вовсе отменено под предлогом недостатка снарядов. Как справедливо заметил современник, «Эверт под Барановичами счел операцию неудачной, а между тем у Войрша не оставалось ни одного штыка в резерве… мысль о поражении в первую очередь находит себе место в сознании высшего командования»[156].

Потери сторон в Барановичской операции[157]:

*По другим данным, противник потерял всего около 13 000 чел.

Что же стало осязаемым итогом операции, помимо восьмидесяти тысяч потерянных людей? Начальник штаба Юго-Западного фронта ген. В. Н. Клембовский лаконично сказал об этом: «Итак, за девять дней три артиллерийские подготовки, три перегруппировки, три штурма, четыре отсрочки штурмов, захват и удержание за собой небольшого участка неприятельской позиции у деревни Скробово (в пятидесяти верстах к северу от Барановичей. – Авт.), высоты севернее деревни Ораховщина (в пяти верстах прямо на восток от Барановичей. – Авт.), и восточной части деревни Лабузы (в сорока верстах к юго-востоку от Барановичей. – Авт.) – вот в какой форме вылилось наступление Западного фронта»[158]. Сравнение с ударом Юго-Западного фронта 22–30 мая не выдерживает ни малейшей критики.

На следующий день Ставка передала главный удар Юго-Западному фронту. Сами же современники – участники войны, не знавшие о тех сложных взаимоотношениях, что существовали между Верховным Главнокомандующим, его Начальником Штаба и фронтовыми главнокомандованиями, полагали, что продолжения наступления не последовало именно потому, что своего усиления требовал Юго-Западный фронт, уже добившийся крупных успехов. Так, будущий белогвардейский атаман А. Г. Шкуро вспоминал: «Ранней весной 3-й Кавказский корпус отправился походным порядком на север, в район Барановичей – Молодечно, где собирался большой кулак из двенадцати корпусов, долженствовавший совершить прорыв германского фронта. Удар этот не состоялся вследствие совершившегося в это время знаменитого Брусиловского прорыва южного австро-германского фронта. Собранные под Молодечно корпуса были постепенно переброшены на развитие достигнутых Брусиловым успехов»[159].

Впрочем, войска Западного фронта своими последующими частными атаками сумели удержать на своих участках противостоявших им немцев, позволив только самые минимальные переброски к Ковелю. Поэтому большая доля германских частей, дравшихся против Брусилова, была подвезена из Франции, где союзники, уже имевшие двухмиллионную английскую сухопутную армию и мощнейшую тяжелую артиллерию, в очередной раз не проявили должной жертвенности для помощи Восточному фронту. Хотя, например, уже в начале июля генерал Линзинген получил германские 86-ю и 121-ю пехотные дивизии. В отличие от русских, сковывавших врага, союзники позволяли неприятелю довольно свободно перебрасывать войска с Запада на Восток не только в 1915, но и в 1916 годах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.