III. Государство социальной справедливости Земледельцы. Ремесленники Местные чиновники (с XII по XX династию)
III. Государство социальной справедливости
Земледельцы. Ремесленники
Местные чиновники (с XII по XX династию)
Дарованные таким образом религиозные права принесли с собой то, что мы называем правами политическими, а именно участие в управлении страной, доступ к административным постам и секретам царской администрации.
Феодалы и жречество, которыми теперь руководили царские чиновники, все общество в целом – знать, жрецы и простолюдины стали помощниками царей. Каждый, невзирая на происхождение и материальное благополучие, играл определенную роль в государстве сообразно своему положению – как жрец, судья, воин, землепашец или ремесленник, так же как играл он определенную роль в религиозных церемониях, составлявших основу государственных институтов. Отец царя Мерикары признает это равенство: «Не проводи различий между сыном знатного и человеком незнатного рода. Принимай людей на службу по их способностям».
Следовательно, распространение заупокойных церемоний на все без исключения классы сопровождалось демократичной политикой. Получив религиозные права, простолюдины в Египте, как в Греции и Риме, получили возможность занимать административные должности, то есть участвовать в управлении государством, и до некоторой степени получили свою долю собственности[223]. Здесь снова встает земельный вопрос.
Каково было положение крестьян и ремесленников в эпоху Среднего царства? Как им удалось добиться права участвовать в управлении и даже получить в собственность землю и производство? Документальные источники, которые могли бы пролить свет на этот вопрос, весьма скудны и отрывочны. Мы вынуждены обрисовать общую картину и строить свои умозаключения, основываясь на нескольких частных фактах. По этой причине я должен предупредить читателей, что в такой работе, как эта, подобные обобщения могут быть крайне рискованными.
Сначала кратко рассмотрим социальное положение народа в эпоху Древнего царства. Крестьяне (mertu) по-прежнему были прикреплены к земле. Они оставались привязаны к ней, даже если менялся владелец земельного участка. Когда царь, владевший всей землей в Египте, передавал участок земли своим родственникам, фаворитам или сановникам, «люди и скот» отходили им вместе с землей. В таком же положении находились колоны в Римской империи и средневековые крепостные, неразрывно связанные с землей. Ремесленники в царских мастерских продолжали работать на храмы или знать, которым царь уступал мастерские. В сельском хозяйстве, промышленности и даже торговле работники были неотделимы от полей, мастерских или лавок.
Работники делились на «руки», то есть на бригады по пять человек под началом kherp (надсмотрщика)[224]. Kherpu собирал продукты работы землепашцев или ремесленников для наместников городов или деревень, которые затем отправляли их номархам или в царские закрома. Бригады из пяти человек группировались в партии из десяти и ста человек, находившиеся под руководством «декурионов» и «центурионов».
Возможно, вначале работники, составлявшие бригады из пяти и десяти человек, принадлежали к одной семье. По крайней мере, так обстояло дело в эпоху XII династии. В этом случае kherp был, по всей видимости, отец или старший брат. По такому же образцу строилась жизнь знати, когда члены рода занимали посты жрецов. Но могли ли низшие слои общества долгое время обрабатывать семьями один и тот же участок земли или трудиться в одной мастерской? Поскольку они были привязаны к земле и к своему ремеслу, каприз административных чиновников или продажа земельной собственности, которую царь разрешал привилегированным лицам, могли расколоть семью, разбросав ее членов по разным хозяевам и владениям.
Крестьяне выполняли всю работу по выращиванию зерна и скота, а также отвечали за инженерные работы, необходимые такой стране, как Египет, – строительство дамб, рытье каналов и прокладывание дорог на насыпях. Кроме того, 1) они подлежали «принудительному труду» (kat), не связанному с сельским хозяйством. Например, перевозка камней и строительство пирамид, храмов, дворцов и т. п.; 2) они облагались «налогами» (mezed), включавшими поставку зерна в виде снопов или хлеба, а также промышленных изделий (золота, серебра, бронзы, кожи, текстиля, канатов); 3) содержание царских гонцов, двора и царя, когда те проезжали через провинцию. Иногда родственники царя, чиновники или чернокожие союзники (наемные войска) могли реквизировать труд ремесленников и крестьян. Все эти обязанности выполнялись под надзором Дома Земледелия (per-shenв, буквально – Дома Житницы) военнопленными и наемными работниками. Каждый ремесленник (hemutiu) и служащий выполнял работу в мастерской или учреждении царя, жрецов или знати, подданным которых он был.
Мы не почерпнули эти сведения из документальных источников, описывающих обязанности каждого работника, а узнали о них из хартий вольностей Древнего царства, сравнив «простых людей» с теми, кто получил свободу. До тех пор эти «простые люди», судя по всему, не имели какогото определенного правового статуса. На практике они облагались налогами и могли направляться на принудительные работы без каких бы то ни было ограничений. Нам не известны ни пределы их обязанностей, ни размер платы, которую они получали за свой труд.
Как мы видели, еще в Древнем царстве существовало определенное количество крестьян и ремесленников, которым удалось уйти из-под деспотичной власти царя. Это были те, кто трудился на землях, отданных родственникам царя,
Привилегированным и жрецам. Царские указы говорят нам, что владения Привилегированных обладали хартией, определявшей статус крестьян и ремесленников. В реестры местных чиновников (Saru) были включены: 1) «список названий» (im ren-f) земель, зданий и т. д.; 2) «перечень людей» (upet remtu), принадлежащих им. В текстах Среднего царства эти люди сгруппированы по семьям (zam) или по группам родственников (smait), работавших вместе. Опись и перечень должны были заверяться свидетелями и скрепляться печатью у визиря. Неизвестно, для чего составлялись эти документы, можно лишь предположить, что на их основании определялись налоги и принудительный труд на благо царя, с одной стороны, и на владельца земли – с другой. Эти документы «обуславливали положение людей и земель» и являлись первым шагом на пути к получению простыми людьми правового статуса.
После VI династии подобные домены становились «вольными городами», получившими хартию, которая упраздняла труд на благо царя и ограничивала обязанности крестьян и ремесленников работой на их владельца. В тех же условиях находились простолюдины «новых городов», основанных феодальными правителями. Таким образом, положение простолюдинов значительно улучшилось. Mertu в этих городах были уравнены с Сару царского домена. Хартии свободных городов были зарегистрированы в архивах визиря, в них перечислялись все формы принудительного труда и налоги, которые упразднялись в этих городах. Мы видели, что в феодальном обществе Гераклеопольского периода эти хартии вольностей отмечали первый этап в освобождении крестьян и ремесленников. Предоставляя привилегированный статус немногим, они создавали прецедент, на котором остальные основывали свои требования.
Революция позволила народным массам в отдельных местах и на некоторое время разрушить социальную и политическую структуру Древнего царства. Бедняки врывались в административные помещения, выбрасывали на улицу указы, отчеты и прочие документы, похищали для своих нужд документы, подтверждающие право собственности и «перечни» товаров и людей. Они силой брали то, что принадлежало царю и знати.
Реорганизация египетского общества, в отличие от Греции и Рима, не достигла кульминации в виде полной, ничем не ограниченной демократии. Едва ли можно представить себе фараонов, царей-богов, властелинов по божественному праву, создающих выборные должности, советы старейшин или созывающих народные собрания. Тем не менее в рамках патриархальной системы им удалось улучшить социальное и политическое положение простолюдинов, наделив их правовым статусом и открыв им доступ к административным должностям.
Папирусы, найденные Флиндерсом Петри в Кахуне и Гуробе, маленьких городках Центрального Египта, дают нам некоторое представление о положении простолюдинов, живших в период с XII по XVIII династию. Мы видим столь значительные перемены в обществе, что объяснить их, кроме как результатом описанной выше смуты, невозможно. Привилегии и хартии вольностей уже не упоминаются. Не говорится и о царском домене, поскольку царю принадлежит вся Черная Земля.
Простой люд деревень и городов (nut) именуется «крестьянами» (sekhetiu) и «горожанами» (вnkh n nut). Они распределены по профессиям, определены их права и обязанности, каждый играет свою роль в жизни государства. Судя по текстам, работники были разделены следующим образом: папирусы из Кахуна сохранили «перечни лиц» (upet remtu), составленные от имени воина и от имени жреца (kheri-heb). Куда были включены мать, жена, дочь, сестры, слуги – лица находящиеся в зависимости от них и обязанные жить вместе с ними[225]. В других документах упоминаются «домашние описи» (imt-per)[226].
Контролер класса жрецов составляет опись своего имущества для сына, которому передает свой пост при условии, что тот позаботится об отце, когда он состарится. Хранитель печати начальника работ завещает принадлежащую ему собственность брату, жрецу, который впоследствии оставляет имущество его жене с четырьмя слугами. Жрец, глава жреческого класса, продает свою должность писцу. К одной из описей (imt-per) приложена расписка на сумму, уплаченную службе визиря в качестве пошлины за передачу имущества. Другие документы приводят списки людей, подлежащих принудительному труду в заупокойных храмах царя, а также содержат информацию о натуральных налогах, которыми облагались лица, занимавшие различные должности.
В этих записях небольшого египетского города есть много неясностей, которые необходимо прояснить, но поражает один факт – здесь мы встречаем те же административные формальности, которые при VI династии царь навязал тем, кому были дарованы царские хартии. Все выглядит так, будто система держателей хартий распространилась на все общество.
Каждый человек числится обладателем определенной профессии – жреца, воина, крестьянина или ремесленника, при этом указываются зависимые от него члены семьи или нанятые им слуги. Кроме того, так же, как в эпоху Древнего царства, Привилегированные могли продавать и завещать землю, подаренную им царем, при условии получения на это разрешения монарха и регистрации сделки в налоговом органе; в пору Среднего царства те, кто владел землей и государственными должностями, могли завещать их своим детям или продать родственникам (?) свою должность – гражданскую, военную или жреческую – при условии, что они должным образом оформят сделку в ведомстве визиря и уплатят пошлину.
Документы Фиванской Новой империи дают ясное представление о положении крестьянина при новом порядке.
Земля Египта, которая теперь называется «полями фараона», разделена визирем и его представителями на участки (shedu, peseshut), которые передаются обрабатывающим их крестьянским семьям. Управляет таким хозяйством глава или член семьи – мужчина или женщина, – носящий титул или занимающий должность «инспектора» (rudu) и отвечающий за обработку земли. Время от времени, по мере изменения в распределении работ внутри семьи в связи с болезнью или старением ее членов, составляются новые инвентарные описи (imt-per) и «перечни лиц», согласно которым новые члены семьи получают свои участки и выбирается новый rudu.
Названия земельных участков и имена возделывающих их людей вносятся в дубликаты реестров, хранящиеся в казначействе и Житнице фараона. В спорных случаях можно было обратиться к этим записям, даже спустя сотни лет, чтобы установить, имеет ли человек право обрабатывать конкретный участок[227]. Об этом со слов жрецов рассказал Геродот. Он приводит информацию о земле и положении крестьян в правление Сесостриса, то есть при Фиванской Новой империи. По словам Геродота, Сесострис разделил землю между египтянами, выделив каждому по равному квадратному участку, для чего египтяне должны были тянуть жребий[228]. Фиксируя налоги, которые каждый должен был выплачивать ежегодно, царь обеспечивал пополнение государственной казны. Если при разливе воды Нила уносили часть участка, царь направлял инспекторов, чтобы оценить ущерб и соответственно уменьшить налоговую ставку.
В общем, крестьянин платил налоги и выполнял принудительные работы в соответствии с установленными законом тарифами, которые нам неизвестны[229]. Несомненно, тарифы эти были суровыми, но устанавливались они не произвольно, а после того, как крестьянин выполнял свои обязанности, он мог работать на своем участке. Глава семьи передавал участок в дар своей жене и детям (примитивная форма завещания), земля также могла распределяться между членами семьи[230]. Но каждая переуступка земли регистрировалась в государственных органах и облагалась пошлиной. За счет этих пошлин фискальные органы довольно значительно увеличивали государственные доходы. Кроме того, они всегда знали, на ком лежит ответственность за обработку того или иного участка земли. Несомненно, революция пошла на пользу крестьянам: из рабов они превратились в свободных владельцев переходящей по наследству земли, обладающих правовым статусом.
Положение крестьянина улучшилось, но можем ли мы сказать, что он теперь был надежно защищен от нужды?
Свободный человек, подлежащий принудительному труду и облагаемый налогами, которые представляли собой величину постоянную, не зависящую от размера собранного урожая, имел больше обязанностей, чем раб. Можно ли верить мрачной картине, нарисованной неким писцом, весьма довольным своей должностью и противопоставляющим своему положению тяжкую долю крестьянина?
«Я слышал, ты оставил должность писца… что ты собираешься возделывать землю… Разве ты не помнишь, каково это – быть фермером, когда урожай облагается налогом? Черви уничтожили половину зерна, остальное доели гиппопотамы.
Поля кишат крысами, с неба спускаются тучи саранчи, скот и птицы губят урожай… Какое горе для фермера! То, что останется на току, заберут воры. Хомуты… истерлись, волы, что тащат плуг, умирают от истощения прямо на поле… и тут в паланкине прибывает писец и облагает налогом урожай… У носильщиков есть дубинки, а у чернокожих – пальмовые трости. «Отдавай зерно!» – говорят они. А зерна нет… Тогда они швыряют фермера на землю и принимаются бить его. Его заковывают в цепи и бросают в канал. Он погружается в воду, барахтается там. Рядом стоят его жена и дети – они тоже закованы в цепи, а соседи бегут прочь, унося свое зерно»[231].
Городские ремесла были службой, такой же, как крестьянская или чиновничья. Из стел, посвященных Осирису, на которых горожане писали свои имена и профессии, мы видим, что число ремесел постоянно растет.
Ремесленники, до смуты прикрепленные к мастерским царя, храмов или знати, теперь стали свободными и, что называется, секуляризованными. Карьера человека творческой профессии или ремесленника, выросшего из подмастерья в профессионала, знакомого со всеми «секретами» ремесла, теперь давала больше простора для инициативы.
Несомненно, ремесленник, как и крестьянин, должен был составлять «декларацию» и выплачивать регистрационные пошлины, но, уладив все вопросы с фискальными органами, он был свободен – по крайней мере, у нас нет свидетельств того, что его связывали какие-то ограничения. Интересную информацию можно почерпнуть из трактата XII династии – относящегося к жанру «Поучений», продолжавших пользоваться популярностью и в эпоху Нового царства. Человек ведет своего сына в школу, которую посещают мальчики из хороших семей, и пытается отговорить его от выбора профессии ремесленника, объясняя это нуждой, часто испытываемой этими людьми, а также указывая на неизбежный риск всех этих профессий, успех в которых зависит от личной инициативы. Следовательно, профессию можно было выбирать. А вот несколько фрагментов из «Сатиры на ремесла». Красочные описания рисуют живой образ народа, который можно проиллюстрировать многочисленными сценками, изображенными на стенах гробниц того периода (илл. 21, 22, 23).
«Я видел рабочего по металлу за работой, возле его печи. Пальцы у него словно крокодилья кожа, и смердит от него хуже, чем от тухлой рыбы. Тому, кто работает со стамеской, живется хуже, чем тому, кто обрабатывает землю. Его поле – дерево, стамеска – его мотыга. Ночью, когда дневной труд закончен, у него работы еще больше[232]. Всю ночь у него горит светильник, он продолжает работать. Для каменотеса в каждом камне – работа. Когда она выполнена, руки каменотеса болят, он измучен… Цирюльник трудится допоздна… он ходит по улицам, выискивая клиентов; он изнуряет свои руки, чтобы насытить живот. Лодочник, что везет товары в Дельту, чтобы там выгодно продать их, трудится, выбиваясь из сил; москиты убивают его…[233] У фермера груды счетов, по которым ему вовек не расплатиться; он стонет громче птицы abu… Ткачу в мастерской труднее, чем женщине; он сидит на корточках, прижав колени к животу, и не может дышать свежим воздухом… Посланник, отправляясь в чужие земли, оставляет свое имущество детям[234], страшась львов и азиатов. Сапожник имеет жалкий вид; он не вылезает из нищеты… и вынужден есть кожу[235].
Белильщик отбеливает полотно в канале; соседи его – крокодилы. Но хуже всех ремесел – ремесло рыбака. Разве не трудится он на реке, где его подстерегают крокодилы?»[236] Эта мрачная картина контрастирует с блаженным существованием писца, то есть государственного служащего. Автор «Сатиры на ремесла», судя по всему, является отцом подмастерья. Он берет сына ко двору, чтобы тот находился «в месте, где обучают по книгам» (то есть в школе), «с детьми Великих, занимающих должности при дворе». Мальчик научился там читать, писать, изучил арифметику, а также был посвящен в тайну священных иероглифов, «божественных слов» Тота, то есть изучил иероглифическое письмо во всех его аспектах. Затем он приступил к изучению законов, административных предписаний, языка деловой переписки, получил представление о том, как при написании документов следует обращаться к царю, визирю, придворному чиновнику или подчиненному. После многолетнего обучения писец занимал место среди местных чиновников (Saru) или знати, из числа которых избирались члены административных советов и судов. «Пиши своей рукой, читай вслух своими устами, спрашивай тех, кто мудрее тебя; так ты займешь должность Сару и получишь этот пост, когда состаришься. Счастлив писец, который способен к своей службе»; «Нет ни одной должности, где бы не было начальника, кроме должности писца; это он отдает приказания»; «Писец избавлен от физического труда; это он отдает приказания… Разве ты не держишь табличку писца? Вот что составляет разницу между тобой и человеком, сжимающим весло… Писец приходит и садится среди участников собраний [qenbet]… Писец получает пищу из царского дворца. Богиня Месхент дарует писцу процветание; он встает во главе Qenbetiu; его отец и мать благодарят Бога за это»[237].
Из этих отрывков мы видим, как простолюдин мог стать государственным чиновником.
Кем же были Qenbetiu, среди которых занял место писец? Начиная со Среднего царства под этим именем скрываются Сару, упоминаемые в текстах Древнего царства. Представляется, что они являлись преемниками Советов старейшин, которые играли такую важную роль в первобытных обществах. В эпоху Древнего царства Сару проводили собрания (seh); кроме того, они входили в административные советы или суды (zazat)[238].
На их рассмотрение представлялись договоры, касавшиеся имущества, движимого и недвижимого (продажа, обмен), распределения земельных участков, инвентарные описи, списки людей и скота. Они определяли статус крестьян и ремесленников, выдавали хартии освобожденным лицам, вели учет сбора налогов, издавали административные распоряжения (seru), требовавшиеся для исполнения царских указов (uzu) на местах.
Они же разбирались с нарушителями.
В эпоху Среднего царства собрание Сару уже называлось не seh, а qenbet, или совет, и, судя по всему, слилось с zazat, судом. Существовали Qenbets округов (uu) для крестьян, ремесленников, воинов, жрецов, в городах и деревнях. В юрисдикцию этих советов входили административные вопросы, а также гражданские и уголовные дела. В эпоху Древнего царства Qenbetiu существовали параллельно с царскими чиновниками из центральной администрации, но скорее как вспомогательные органы, нежели как конкуренты. Следовательно, можно предположить, что Сару или кенбеты образовывали местные органы управления, возможно, даже более древние, чем царская администрация, и сохранялись они царем даже в то время, когда политическая централизация достигла своей кульминации. Текст V династии предполагает, что эти органы управления представляли элиту сельского или городского населения; разбогатев, крестьяне (mertu) включались в сословие Сару. Человек, основывающий «город» или владение, направлял туда mertu и «Сару, чтобы вести счета». Положение их неясно и неопределенно, но Масперо, кажется, оценивает его правильно: «Некоторые из крестьян [mertu] по своему рождению, связям, благосостоянию, мудрости или же возрасту приобретали авторитет у людей, среди которых они жили; и это были те, кого называли Сару. Эти Сару были известными людьми преклонного возраста, в ярмарочные дни они собирались у ворот деревни и разбирали спорные вопросы, возникавшие в жизни общины. По своему положению они являлись посредниками между своими бедными собратьями и властями»[239].
Назначались ли они на эту должность путем голосования или кооптации?[240] Нам это неизвестно. Впрочем, прежде, чем кто-либо мог стать Сару, он должен был выполнить некоторые условия. Были ли эти условия социального порядка (например, положение свободного арендатора) или финансовыми (уплата определенной суммы в качестве налога)? Принималась ли в расчет лишь их мудрость? Ни на один из этих вопросов мы не знаем ответа. Однако начиная со Среднего царства образование стало необходимым и, возможно, достаточным условием для занятия должности Сару и включения в состав кенбета. Писцы принадлежали либо к царским учреждениям, либо к кенбетам.
Крестьяне, ремесленники и писцы – лучшие представители которых занимали административные посты и участвовали в собраниях Сару – все они были на службе у государства. Царь руководил ими при помощи многочисленных местных представителей – начальников, командиров, надзирателей, которые, в свою очередь, были подконтрольны визирю и центральной администрации. Время от времени царь «проводил перепись всей страны, желая знать имена воинов, жрецов, царских слуг и всех чиновников (iautiu) по всей стране, а также сколько в стране скота – крупного и мелкого»[241]. Папирус периода Рамессидов демонстрирует нам, как царский писец показывал в отчете деление города (denit) по профессиям его жителей. Семьи фермеров, ремесленников, обувщиков, плетельщиков, каменщиков, работников каменоломен, сторожей хранилищ, пекарей, мясников, поваров, виноделов, художников, скульпторов, зодчих, писателей, писцов, цирюльников – все они занесены в реестр, с указанием их начальников и надзирателей (Лейденский папирус). Государство забирало у фермеров часть урожая и часть продукции у ремесленников. Остаток представлял собой заработную плату, которой государство оплачивало труд работников, и являлся их собственностью.
Подобные условия были благоприятны для роста среднего класса, который наживал состояние своим трудом и не имел начальников, кроме фараона. «История крестьянина» рассказывает о бедности, в которой прозябал социальный класс «людей, не имеющих хозяев», освобожденных после революции. В течение длительного времени эти «одиночные», или «изолированные», вынуждены были бороться с притеснениями со стороны богатых и давлением чиновников, взыскивающих налоги. Им дали презрительное прозвище «народец», или «нищие» (nemhu). Но у этих людей было право напрямую обращаться к царю и богам. Гордость и радость от обладания домом, построенным собственными руками на своем собственном поле, поддерживали их и поднимали им дух. Послушаем начальника скульпторов периода Тутмоса I: «Я сам сделал себе гробницу. У меня есть собственный дом и лодка. У меня есть поля, которые я обрабатываю сам, с помощью моих волов». Таким путем nemhu улучшали свое социальное положение. Цари, стоявшие на страже закона, защищали этих людей от нападок со стороны сборщиков налогов, запрещая, в случае задержки с выплатой налогов, отнимать у них средства к существованию и возможность работать. Согласно повелению царя, людям оставляли дома и выдавали пищу. К концу Фиванского периода в долине было много полей nemhu. Впоследствии их презрительное прозвище изменило свой смысл; сохранившееся в коптском языке как remhe, слово nemhu приобрело значение «свободные люди»[242], что говорит о том, как высоко поднялись они по социальной лестнице.
Роль, отведенная семье после революции, лишь ускорила прогресс nemhu. В эпоху Древнего царства семья проявляет себя в заупокойных обрядах, исполняемых детьми в честь их родителей. В Среднем царстве сохранившиеся тексты говорят о зачислении на государственную службу семейных групп (abt), которые, как мы уже видели, должны воссоединиться в загробном мире. На царя работали семьи крестьян, ремесленников, чиновников. Дети сменяли родителей в полях, мастерских и учреждениях. Следует, однако, отметить, что подобная наследственность не была безусловной, она не даровала права собственности и никоим образом не ослабляла принцип абсолютной царской власти над землями и людьми. Вследствие этого в Древнем Египте не было социальных каст и человек всегда мог сменить занятие по своему желанию или по воле царя.
При таком положении вещей отец, как наставник своих детей в профессии, которую он в конце концов должен был завещать им, становится главным лицом в семье. Это ясно из «Поучений» Птаххотепа, а также из сохранившихся на папирусах административных документов. Жены, братья и сестры, родственники, друзья тоже входили в семейную группу и подчинялись ее главе. Государство признавало авторитет старейшин (эту роль иногда играли и женщины), относясь к нему как к rudu (надзирателю) группы и доверяя ему распределение земельных участков или работ среди членов семьи, а также поручая ему вести учет работ и налогов.
При этом мать или жена не утратили своего традиционного авторитета и привилегий. Дети основывают свои притязания на единоутробном происхождении гораздо чаще, чем на родстве по отцу. В некоторых случаях дядя со стороны матери остается попечителем детей, как при матриархате. Находясь на государственной службе, женщина порой руководит семейной группой, в случае если ее супруг скончался, а дети еще слишком малы. Кроме всего прочего, замужняя женщина пользуется преимуществом в отношении семейной собственности.
Когда мужчина женился, он «закладывал дом» (gerg per) (папирус Присса), поскольку государство позволяло ему строить дом на обрабатываемом им участке или в городе.
Супружеская пара «входила в дом» (?q r per).). Истинный смысл этой фразы становится ясен лишь в IV веке, когда она появляется в демотических папирусах в отношении тех, кто женился, заключая брачный контракт. Выражение это было в ходу при XIX династии. Можно предположить, что понятие брачного контракта существовало при Рамессидах, а может быть, и ранее. Уже при XII династии замужнюю женщину награждают эпитетом (не встречающимся в эпоху Древнего царства) nebt per, «хозяйка дома». Может быть, косвенный намек на «вход в дом», означающий брак с заключением контракта? Поскольку ни одного такого контракта не сохранилось, с полной уверенностью ничего утверждать нельзя. Однако нам известно, что nebt per – это не просто формула вежливости, в этом эпитете заключен истинный смысл. В фиванских любовных песнях «сестра» страстно желает заключить брачный союз и получить право распоряжаться «имуществом (ikhet) своего возлюбленного, как хозяйка дома» (папирус Харриса). Вряд ли жена могла получить право распоряжаться имуществом супруга без заключения контракта, определяющего необходимые условия. Следовательно, можно сделать вывод, что в фиванских текстах, как и в демотических папирусах, слова nebt per относятся к законной супруге высшей ступени[243]. Возможно, что значение титула определилось уже при XII династии.
В любом случае можно предположить, что этот «дом», жилище, в котором протекала личная (не социальная) жизнь египтянина, становился собственностью жены, производившей на свет наследников. Вследствие полигамии, распространенной, по крайней мере, в зажиточных слоях населения, необходимо было как можно точнее зафиксировать права законной супруги.
Таким образом, в то время, когда люди стали наделяться религиозными правами и получили доступ к административным должностям, семье простолюдина было предоставлено право заключать контракты (утверждаемые государством) на продажу, покупку, передачу должности, пользование земельным участком и, возможно, на заключение брака, что в эпоху Древнего царства разрешалось только приближенным царя. Семья получала частичное право собственности на «дом живущих», а также на «дом мертвых», «место погребения» (ist qers), «погребальное имущество» (ikhet qers) – неотъемлемую часть заупокойного культа, который, благодаря смуте, стал доступен и для простолюдинов. В гробнице предкам и потомкам следовало воссоединиться после смерти. Это был семейный дом, право собственности на который (земля и приношения) даровалось царем. Фиванские папирусы упоминают семью, требующую справедливого раздела гробницы и погребального имущества (папирус Весткар).
Каково же значение этих завоеваний – право на обработку царских земель, свободный выбор профессии, доступ к административным должностям (открытый для писцов), частичное право собственности на дома и гробницы? В них мы видим реальные результаты смуты, последствия доступа народных масс к государственным и религиозным «тайнам».
Помимо религиозного аспекта встают аграрный и политический вопросы. Люди еще в этой, земной жизни прикоснулись к тому, что, благодаря осирисовским обрядам, ожидало их после смерти, – они становились членами царской семьи, которая в эпоху Древнего царства правила Египтом единолично, после смуты же возможность участвовать в управлении страной появилась у всех. Каждый трудился на своем месте в соответствии с определенным правовым статусом. На смену абсолютной монархии, как признавали сами фараоны, пришла власть Закона. Сакральный деспотизм сменился государственным социализмом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.